Ревизор: возвращение в СССР 33

Глава 10

Москва.

В четверг с утра поехал на радио. С удовлетворением увидел, выезжая, что центральная часть детской площадки уже полностью смонтирована. Но времени не было детально все разглядывать…

В этот раз застал Александру в редакторской, она показала мне мешок писем и отвела меня в студию. Николаев уже был там. Поздоровались с ведущим, подождали, пока настроят аппаратуру. И пошла запись…

Расписал во всех красках то, что узнал когда-то сам с ужасом про Африку. Как первоначально белые работорговцы ловили африканцев на побережье, чтобы поработить, но они вскоре стали просто уходить в глубь континента, едва завидев на горизонте белый парус. Пришлось менять тактику. Работорговцы стали налаживать контакты с прибрежными племенами, предлагая ценные бусы, зеркальца и рубашки в обмен на рабов. И вдохновленные возможностью разжиться ценнейшими артефактами европейской цивилизации, негры с побережья стали отправлять отряды охотиться на людей вглубь континента. Несчастных рабов запихивали в тесные трюмы по несколько сотен, и они неделями там находились без доступа на палубу. Потому как экипаж корабля состоял обычно всего из нескольких десятков человек, так что держать в трюме рабов было надежнее. Несколько недель в трюме, с малыми пайками еды и воды, и в цепях, без свежего воздуха, часто приводили к тому, что из двух сотен человек доезжали до рынка живыми тридцать-сорок, прикованные к мертвецам. И это тоже считалось удачным рейдом, потому что за каждого живого раба платили золотом немалую сумму. А когда появились на карте США, гордясь своими правами человека в Конституции, то тоже тут же подключились к этому бизнесу. Конституция, гласящая, что все в США свободны, была принята в 1787 году, а рабы в США были вплоть до 1865 года…

Параллельно с работорговлей Африку стали нарезать на колонии. Почти всю колонизировали. Ну а не так и давно европейцы стали давать своим колониям независимость, и вовсе не потому, что подобрели, а потому, что разрыв по уровню жизни оказался у колоний с Европой таким, что стало слишком дорого держать в колонии администрацию и оккупационную армию. Дешевле стало освободить, и посредством подкупа новых властей по-прежнему эксплуатировать ту же территорию… И начались масштабные войны между новыми африканскими странами, потому что колонии нарезались европейцами при оккупации Африки как попало, и многие народы оказались разделены между собой в новых государствах. Сыграло свою роль и то, что столетиями подкупленные народы побережья охотились за рабами во внутренних районах Африки, и у тех накопилось с тех пор много ненависти к ним…

Даже Николаева пробрало, ну а кто глубоко такими вопросами интересуется? В перерыве он все сокрушенно качал головой…

Затем начали запись второй передачи, про порабощение испанцами и португальцами жителей Латинской Америки. Там все еще хуже было… Многие местные народы, в особенности на островах, полностью вымерли из-за прихода оккупантов. Серебряные шахты по всей Латинской Америке эксплуатировались просвещенными европейцами таким путем: устраивали налет на индейскую деревню, и всех, кто мог работать, загоняли в шахту. Из нее уже никого не выпускали — опускали внутрь скудные пайки еды и воду в обмен на корзины с рудой. Когда через несколько недель в шахте никто к еде и воде не подходил, европейцы делали вывод, что все работники умерли, и устраивали облавы на следующую деревню, чтобы обновить персонал… Описал в щадящих фразах практику мясных лавок, где для породистых собак испанских и португальских сеньоров продавали мясо индейцев… Их разделывали, как свиней или коров, ничуть этого не стесняясь. И привезенные в Латинскую Америку католические священники никакого влияния на такие виды бизнеса не оказывали…

По лицу Николаева было видно, что он думал, что все было жестко в первой передаче, но во время второй у него глаза стали совсем круглые. Ну а что? Кое-что читал еще в прежней жизни, когда Уго Чавес стал очень популярен в Венесуэле, стало интересно, почему его местные так поддержали и полюбили. Экономике-то на пользу его реформы явно не пошли. А он, оказывается, все это честно рассказывал, и отбирал у потомков белых колонизаторов предприятия к восторгу небелого большинства населения… Такая вот месть спустя века. Ну и сейчас знания обновил и расширил, не зря в спецхране столько иностранной литературы читаю…

— А про разделку индейцев на мясо откуда эта информация? — осторожно спросил меня Николаев после передачи. С таким видом, что стало ясно — не совсем мне верит…

— Так есть даже испанские гравюры XVI-го века, на которых испанцы скармливают детей индейцев своим собакам. Они не стеснялись рисовать то, что видят, искренне не считая жизнь язычника с цветной кожей равной жизни белого христианина. Не люди, а корм для собак, рабы — не более того…

— Не знаю, не вырежут ли про мясные лавки, все-таки для детей работаем, но я буду биться за то, чтобы оставили, — сказал он мне. — Правда жизни про капитализм сурова, но наши дети должны знать, на каком фундаменте из страданий и крови базируется процветание западных стран.

После записи заглянул в редакторскую и забрал мешок с письмами. До лекции от общества «Знание» ещё оставалось время, решил отвезти письма в МГУ.

Сумская область. Село «Смелое».

— Чёрт в милицейской форме? Господи, мама! Да какой же это чёрт⁈ Это друг Пашкин, он негр, но у него мать русская, он в милиции работает! Его Вася зовут…

Последние слова она произнесла, уже давясь от смеха. Её накрыла такая истерика от облегчения! Значит, мать не сумасшедшая и не в маразме. Просто эти паршивцы напугали ее до чёртиков. Она смеялась и смеялась. И не замечала, как мрачнеет мать. А той стало очень обидно, что над ней так насмеялись. Она полгода штудировала церковную литературу, читала молитвы, считала себя виноватой во всех смертных грехах… А тут вон оно что! Какой-то Вася… Обычный человек, только что негр…

Оксана пришла в чувство только, когда мать со всей злости ударила по столу здоровенным талмудом. Лицо её было перекошено от ярости и гнева.

— Ну, Пашка поганец! Ну, я ему устрою! — прошипела она.

— Ну, слава богу! — воскликнула Оксана, увидев свою обычную, родную до боли маму.

— И бог ему не поможет! Потому как его нет!

Москва.

— Вы обратили на себя наше внимание своей неуёмной энергией, — начал капитан КГБ, внимательно глядя на Регину. — Вы умеете нравиться мужчинам, но… Наверное, вы заметили, что, когда действуете самостоятельно, заканчивается всё плохо, и не только для вас. Достаточно ли этого опыта для вас, чтобы понять, что вам нужен кто-то, кто будет вам говорить, что делать и как делать?

— И кто будет говорить, что делать? Вы? — дерзко спросила она.

— Да, и я, в том числе. Конечно, если мы договоримся. — ничуть не смутился ее собеседник. — Работа в Комитете Государственной Безопасности Советского Союза — мечта многих парней и девушек. Но такое предложение мы делаем отнюдь не всем.

Значит, я переспала с парой женатых состоявшихся мужиков, попала в пару скандалов — и я уже им подхожу? Что же тогда делать для них придется? — подумала Регина. — Хотя чего тут думать, есть догадки… Вряд ли скандалы устраивать… Значит, им интересно то, как я умею мужиков соблазнять…

— А что мне даст сотрудничество с вами? — спросила Регина.

— Устроим вас в институт, будете спокойно учиться…

— В МГУ меня вернёте?

— После того, что вы там учудили, никак не получится, — покачал головой капитан. — Это невозможно будет объяснить никакими правдоподобными причинами. А за вами все будут так пристально следить, что сотрудничать с нами будет очень сложно. Нет, если договоримся, то мы в МГИМО вас пристроим на первый курс. Хоть прямо сейчас. Подумайте о всех перспективах, что вам это даст. Год этот не потеряете, предметы мы поможем пересдать, которых у вас в МГУ не было. В будущем языки иностранные изучите в совершенстве. Потом пройдёте дополнительное обучение уже в нашей структуре. Будут шансы на выезд за рубеж… Но задания будут ещё во время учёбы в МГИМО. Вам нужно будет доказать, что вы достойны нашего доверия. Нужно будет соблазнить того или иного человека, иногда и иностранца… Это не будет проблемой?

— Не будет, — зыркнула на него Регина, оценив возможности, которые перед ней открывает это сотрудничество.

— Но учтите, годы учёбы будут критически важны для наших будущих отношений. Никакой самостоятельной инициативы проявлять нельзя. Вы уже видели, чем это для вас заканчивается. Комитет будет давать задания, вы будете их выполнять. Начнете делать прежние глупости — отчислим из МГИМО совершенно безжалостно. И поступить ни в один ВУЗ вам больше не удастся… Сами должны понимать, какие у нас возможности.

— Ладно. Я согласна. А хотите, я сразу вам такое расскажу про гагаринский райком КПСС! Закачаетесь!

Внимательно посмотрев на нее, капитан сказал:

– Мы еще не начали сотрудничество, и не начнем его, если вы не сделаете выводов из своего прежнего печального опыта. Все ваши прежние скандалы с вашими любовниками и их коллегами, какие бы они места не занимали в партии, нам глубоко неинтересны. Вы еще не поняли, куда они вас завели, не сделали выводы из своего нынешнего печального положения? Тем более, что КГБ является правой рукой КПСС… И мы не можем проводить никакие расследования в отношении райкома КПСС. Итак, у вас есть что мне рассказать?

— Нет, ничего у меня нет, — сразу усвоила смысл сказанного Регина.

— Вот и молодец. Нам будет интересно все, вплоть до мелочей, когда мы будем вам давать задания. Эти задания могут касаться и ваших однокурсников, в том числе. Вот тогда мы внимательнейшим образом будем вас выслушивать.

Чертов Володин! — подумала она. — Так хорошо устроился, что до него даже через КГБ не подкопаться. Но этот офицер тоже хорош… Даже не знает, от чего отказывается… Или я сама виновата, что сразу упомянула про райком КПСС? Но теперь по новой уже и не начнешь этот разговор, вдруг решит, что я тупая, приказов не понимаю, развернется и уйдет. Есть что терять. МГИМО — не МГУ, но тоже совсем неплохо… И год учебы я не потеряю. Да, это стоит того, чтобы побыть несколько лет послушной девочкой…

Москва. Союз советских обществ дружбы и культурной связи с зарубежными странами.

— Расскажите, Антон Григорьевич, а что там была за история с чемоданом нашей Галии? Мне Валерия Николаевна уже все уши прожужжала! А у самой Галии такие вещи неудобно спрашивать… Может, хоть вы мне объясните, что там такого было особенного, ну, кроме колёс? — спросила его Морозова, едва они уселись пить чай.

— Чемодан, как чемодан, — пожал плечами Андриянов. — Только что, на колёсиках и с ручкой необычной.

— Но как же? Он какой-то красоты необыкновенный, говорят.

— Да нет, обычный чемодан, просто, яркого цвета. За границей полно таких, особенно в капстранах. Там чего только не увидишь… Видимо, ваша Белоусова просто редко за рубеж выезжает.

— А внутри что? — недоумённо посмотрела на него Морозова. — Там, говорят, что-то очень дорогое было.

— Я вас умоляю, Ольга Вениаминовна!.. Что было дорогое? Печенье с конфетами? Ну, были вещи ещё какие-то по рассказам соседки Галии… Обувь детская… Уверяю вас, ничего такого, чего мы с вами ещё не видели. Иначе бы таможня не пропустила бы этот чемодан. Это тому, кто первый раз за границу выезжает, всё в диковинку, обёртки яркие, блестящие, глаза разбегаются… Мы же и сами привозим из каждой командировки такие же чемоданы, полные подарков. Верно?

— Верно, — согласилась она. — Вот же, Валерия Николаевна… Болтушка!

Морозова сидела, качая головой и недоумённо усмехалась. То ли над Белоусовой, то ли над собой, что поддалась её напору и убеждённости…

Андриянов же с сожалением подумал, что зря проездил, ничего не узнал, только время зря потратил на сплетни, а уже пора возвращаться на работу. Ехал расспрашивать, а сам был вынужден рта не закрывать, рассказывая про совершенно рядовую поездку. Прощаясь с Морозовой, он думал, неужели все женщины такие? Только бы им чемоданы и покупки обсуждать?

Москва. Партком завода «Серп и молот».

— Да что там может случиться? — возразил Лосев. — Даже если машина сломается или в аварию попадёт, документы на груз у них надёжные, так или иначе окажется это всё на стройбазе!

— Хорошо бы… А что с деньгами, Вадим Матвеевич? — поинтересовался Ваганович.

— Вот ваша часть, даю вам сразу авансом, — вытащил Лосев из кармана сложенную пополам пачку купюр.

Вот, болван! — подумал он, убирая деньги в стол. — С этого же надо было начинать!

— Ну, что? — спросил он, доставая начатую бутылку коньяка. — С почином?

— С почином, Аркадий Павлович!

Москва. Политическое управление МВД СССР.

— Лев Борисович, УВД Пролетарского района представление подало на своих после операции по Загорскому музею, взгляните, пожалуйста, — докладывал генералу Брагину подполковник Кочетков из политотдела ГУВД Мосгорисполкома. — Они тут студента одного из МГУ отметить просят. А я его знаю, как-то награждал его уже грамотой и ценным подарком за спасение человека.

— Правда? — удивился Брагин, увидев фамилию Ивлева. — И кого же он спас?

— Конструктора КБ Туполева, — ответил Кочетков. — Машина сбила, тот помирал в сугробе. Вызвал скорую помощь ему.

— Надо же… И чем его за конструктора наградили? — поинтересовался генерал.

— Часами «Полёт» экспортной серии.

— Угу… Ну, хорошо. Оставляй, подумаем, — ответил генерал Брагин, а сам усмехнулся, покачав озадаченно головой.

Прямо, хоть на постоянную работу Ивлева к нам приглашай после окончания МГУ, — подумал он. — Но что же ему подарить? Он сам про часы как раз и думал до этого…

Москва. МГУ.

Группа разбора, судя по времени, работать ещё не начала, и я притащился с мешком писем с радио в кабинет к Гусеву. Он их принял у меня, подписал, сказал, что попозже сам к девчонкам отнесёт. Он выразил свою радость, что удалось отделаться от навязанной ему сверху Регины. Я ему сказал, что тоже разделяю эту радость, уж больно беспринципной была эта девица.

Вид у него был какой-то замученный.

— С выборами работы столько прибавилось, — объяснил он, видимо, заметив немой вопрос у меня во взгляде. — Кстати! Выступи-ка перед студентами на эту тему!

— Почему бы и нет. Когда? — согласился я. Всё равно, по линии общества «Знания» об этом буду рассказывать, материал есть.

— На следующей неделе, где-нибудь после пар, — оживился он. — Я тебе позвоню!

— Хорошо, Анатолий Степанович. Если меня не будет дома, оставьте информацию, где и во сколько выступать, под запись.

Попрощавшись с Гусевым, отправился читать лекцию от общества «Знание» в Сокольники. Да, как раз сегодня предстояло поговорить с людьми про выборы в местные советы депутатов трудящихся, которые состоятся уже через девять дней, 17 июня. Коллектив Ремонтно-строительного треста Главного управления здравоохранения Мосгорисполкома, понятное дело, отнёсся к этой теме прохладно.

Рассказывал по методичке о местном управлении, что это одна из самых важных ветвей советской власти. Говорил, что нельзя допускать формального отношения к этому процессу. Ну и, естественно, закончил свою лекцию лозунгом «Все на выборы!» Трудно было не улыбаться при этом, я-то видел в будущем ту комедию про выборы, где этот лозунг озвучивали… «День выборов», вот, как она называлась…

Вопросов после лекции не было. А какие тут могут быть вопросы? Ясно, что явка будет на выборах стопроцентная. Получил от местного парторга что-то булькающее, завёрнутое в газету, и уехал восвояси.

Вернулся с лекции домой, а у нас во дворе вокруг новой песочницы уже с десяток детишек тусуется и мамочки новые лавочки обживают. Увидел и Родьку с Мишкой на площадке, и Женю Брагину с Ларочкой. Подошёл к ней, поздоровались.

— Что одни сегодня? Где ваш папаша? — спросил я.

— Работает, — ответила Ларочка.

— Шли домой с работы, она увидела Мишу с Родионом, вот пришлось тоже остановиться, — поделилась Женя, печально глядя на полную сумку с продуктами в руках.

— А кто же папе будет ужин-то готовить? — с деланным удивлением спросил я ребенка.

— Мама! — рассмеялась Лара.

— А кто ей будет помогать? — продолжал намекать я ей, что пора домой идти.

— Я! — радостно ответила Ларочка. Женька с благодарностью посмотрела на меня и потащила её домой, пока та не передумала.

А я переключился на мальчишек. Родион был в шлемофоне, с планшетом через плечо, а на руке часы какие-то странные. А на Мишке была пилотка со звездочкой.

— В кого играете? — спросил я.

— В военных лётчиков-полярников, — с серьёзным видом ответил Родька.

— А что это за часы у тебя такие интересные? — все приглядывался я, пытаясь оценить новую Родькину игрушку.

— Папа подарил, — с гордостью ответил малый.

— Молодец папа, — проговорил я задумчиво.

Не знаю, как сейчас, а в будущим подобные штуковины, снятые с самолётов, вертолётов и прочей техники, частенько сильно фонили. Интересно, а Гриша догадался проверить свой подарок дозиметром, прежде чем надеть его на руку собственному ребёнку?