Храм встретил меня привычным запахом жженых трав, мерно текущей благословенной энергией и пурпурными мантиями жрецов, которые вопреки обычному порядку не спешили склониться в поклонах. Лишь оказавшись внутри, я смогла вдохнуть полной грудью и, прикрыв глаза, ощутить, как болезненная вибрация «пустоты», наконец, затихает.
— Светлейшая Айрэн, можно вас на пару слов? — услышала я голос главного жреца этого храма и с улыбкой поклонилась.
— Светлейший Энон, — почтительно произнесла я.
Невысокий худой мужчина оглядел меня с ног до головы, внимательным взглядом, а потом качнул подбородком в сторону, предлагая отойти.
Я молча последовала за ним, и когда мы скрылись от чужих взглядов за нишей, жрец проговорил:
— Я хотел поговорить о вашей инициации в качестве верховной жрицы.
— Да? — приподняла я брови, ожидая продолжения.
— Святой престол еще раз рассмотрел вашу кандидатуру и пришел к выводу, что вы… Не в полной мере соответствуете всем ожидаемым качествам, — ровно произнес Энон.
«Пустота» внутри тут же зазвенела, а ребра обжег огонек раздражения.
— Прошу прощения? — свела я брови. — Какие именно мои качества не соответствуют сану верховной жрицы?
— По столице поползли слухи о вашем недостойном поведении. Высвобождать энергию во время ритуала — это одно, но становиться причиной размолвки царственных персон — это уже совершенно другой разговор.
Я скрестила руки на груди и уточнила:
— Все из-за поведения нора Цевернеша во время ритуала Плодородия?
— Нор известен своей рассудительностью. И если он поступил так, значит подвергся… Крайнему искушению с вашей стороны. Народ усомнится в храме, если женщина с неоднозначными моральными принципами займет столь высокий сан.
Теперь уже не просто огонечек раздражения щекотал мои ребра, в груди разверзся самый настоящий пожар, когда смысл сказанных жрецом слов дошел до меня в полной мере.
— То есть вы обвиняете меня, хотя нарушил все возможные и невозможные порядки нор Цевернеш?! — повысила я голос.
— Я не обвиняю вас, — спокойно ответил мужчина. — Недоволен народ.
Ха… Ну, конечно!
И кто же интересно подогревает недовольство народа?! Драйлам можно было скормить любую новость, если подать ее под правильным соусом. Так кто же постарался над тем, чтобы создать у толпы «правильное» мнение обо мне?
Хотя, кажется, я прекрасно знала ответ на этот вопрос.
И разумеется, верховный жрец, что б ему икалось, тут же подсуетился и воспользовался этой возможностью, чтобы отложить мое назначение.
Молча поджав губы, я развернулась и отправилась к алтарю, где уже собирались другие жрецы для вечернего песнопения. Встретившись со мной взглядом, никто из них не склонял головы, а значит, новость о том, что я больше не будущая верховная жрица уже распространилась. Хорошо, что хоть поставили в известность!
Я заняла свое место и уставилась в одну точку на каменном полу.
Недостойное поведение! Уму не постижимо! Верховный жрец утаил факт рождения веллерии, сговорился с серебряным драконом и поспособствовал нарушению порядка, и по мнению духовенства вел себя достойно. Не говоря уже о том, что все последние три года он ни разу не появлялся даже на крупных службах, хотя это было его прямой обязанностью. Да, по одному взгляду на него было понятно, что Прародитель давно уже перестал слышать и слушать его молитвы. Но это видимо в порядке вещей.
А меня обвинили в том, что я, видите ли, искусила нора Цевернеша! Ах, какой бедный несчастный мальчик, не смог сопротивляться злой и коварной жрице!
С каждым мгновением я хмурилась все сильнее, «пустота» внутри вибрировала, а тем временем зал стал наполняться прихожанами. Однако если раньше при взгляде на меня на их лицах расцветало глубокое уважение и благоговение, то сейчас драйлы смотрели хмуро.
Я узнала среди толпы ту женщину, которая просила меня помочь ей с болеющей дочерью, но даже на ее лице застыло выражение крайнего негодования и разочарования.
Да… А нойра Тасар видимо постаралась, чтобы о моем «ужасном» поведении трубили буквально на каждом углу. И недавняя любовь народа тут же обратилась жгучей ненавистью.
Я только не понимала одного. Все они считали меня бесчестной разлучницей, но при этом все равно пришли на песнопение, надеясь на мою помощь? Вибрации «пустоты» усилились, и я отчетливо ощутила заполоняющую сердце тьму. Нет… В таком состоянии я не была способна на песнопение. А иначе не одарю благодатью, а вновь призову монстров.
И я уже хотела было отступить в тень и незаметно уйти с алтаря, но вдруг в самых первых рядах заметила маленькую девочку. На ней была ветхая одежонка, грязные волосы были убраны под платок, она опиралась на костыль, но при всем этом… Огромные серые глаза на ее болезненно худом лице горели надеждой. Эта малышка, наверное, даже и не знала, кто такая эта светлейшая Айрэн, и конечно же ей не было дела до сплетен, а быть может она была еще слишком мала, чтобы понять их смысл.
Она просто искренне пришла в храм в надежде на то, что кто-то помолится за нее, и Прародитель увидит, что где-то там, на Четвертом Плане, живет маленькая хромая девочка, которая искренне любит его и надеется на счастье.
В груди затянуло, а гнев и раздражение тут же смылись чувством вины.
Верно… Мнение драйлов, сан верховной жрицы — это все пустое. Неважно, кто и насколько сильно ненавидит меня, я все равно буду продолжать петь, пока хоть один человек или дракон искренне верит в Прародителя и желает получить помощь.
На моих губах показалась улыбка, а все до единой негативные мысли покинули голову. И тогда я закрыла глаза и запела, удерживая перед глазами образ той девочки.
Не волнуйся, малышка. Я обязательно попрошу Прародителя о помощи.
— Шлюха! Лицемерка! Разлучница! Никакая она не «светлейшая»! Она слишком молода, чтобы быть жрицей! — доносились до меня выкрики из толпы.
Но мне было все равно.
Остальные жрецы не присоединились к моему пению, будто считая ниже своего достоинства молиться рядом с опороченной женщиной. Еще вчера послушник зазывал меня на службу, но уже сегодня все они были бы рады, если бы я не пришла.
И пусть. Плевать. Я улыбнулась шире, открывая все свое сердце молитве, и запела громче, взывая к Прародителю, отдавая в этой молитве всю себя.
Ни одно оскорбление не могло меня коснуться. Моя совесть была чиста, мне нечего было скрывать перед Ним.
Как обычно, Его лик возник перед моими глазами, но вместо того, чтобы ласково мне улыбнуться, как делал это обычно, Прародитель почему-то смотрел на меня печально.
— J’e knoo we lo’o ka heos’e, j’em asa, — произнесли три его головы одновременно.
«Я одарил тебя слишком большим сердцем, моя дитя».
И еще до того, как я успела осознать смысл сказанных им слов, меня накрыла оглушающая боль. Она пришла из ниоткуда и прорезала голову также внезапно, как и все предыдущие разы. Вот только сейчас она была куда более сильной и разрушительной.
Все звуки внешнего мира исчезли, остался только сводящей с ума звон, который смешался с болью и заставил меня потерять равновесие. Я взмахнула руками, попытавшись найти опору, но с трудом поняла, что не видела абсолютно ничего. Перед глазами была кромешная тьма.
Я задыхалась, цеплялась за холодный каменный пол, сдирала до крови пальцы, в надежде на облегчение, которое не приходило. Меня скрутило и вырвало, и ноздрей коснулся металлический запах крови. Боль была невыносимой, и в ней исчезал весь мир, я не могла вспомнить, где нахожусь, что я делала, до того как она пришла, и был ли вообще момент, когда её не было.
И в этой агонии я вдруг почувствовала, как моё сочащиеся болью тело, подхватывают на руки, лишь усиливая мои страдания, и куда-то несут. Я попыталась открыть рот, чтобы велеть отпустить меня, но даже не услышала собственного голоса.
Но вскоре и это ощущение пропало, и я с головой погрузилась в, казалось бы, бесконечную череду непрекращающихся мук. Не знаю сколько прошло времени, по ощущениям — вечность. Но, наконец, наступил тот момент, когда боль стала очень медленно и неохотно отступать. Постепенно ко мне стало возвращаться ощущение собственного тела. Сначала я почувствовала прикосновение шелковистых простыней к своей коже. Затем ощутила странный и непонятный запах незнакомых мне трав вперемешку с ароматом мускуса и табака. А потом услышала хриплый и напряженный голос:
— То есть — вы не знаете, что с ней такое?! Она не приходит в себя уже второй день, а вы разводите передо мной руками? Вам жить надоело?
Алерис.
Он был последним, кого я хотела увидеть сразу после пробуждения, когда весь мой привычный мир вновь пошатнулся и рассыпался в прах прямо на моих глазах.
Народ меня презирал.
Жрецы не хотели иметь со мной ничего общего.
И все бы это было сущим пустяком, но…
Но даже Прародитель… Даже Он отверг меня. Я вспомнила Его печальный взгляд перед тем, как наступила боль, и почувствовала, как в моем горле набухает ком.
Только не Ты. О, прошу, не оставляй меня.
Я зажмурилась и тяжело сглотнула, не представляя, что делать дальше. Куда мне было идти? Что я должна была теперь делать?
Почувствовала, как под чужим весом прогнулась кровать, а затем ощутила осторожное прикосновение к своему лицу. С непонятно откуда взявшейся силой, я отбросила от себя руку мужчины и открыла глаза, встречаясь взглядом с встревоженными серебряными глазами.
— Не трогайте, — процедила я и, с трудом приподнявшись, откинулась на спинку кровати.
— Что с тобой происходит? — спросил меня Алерис, всматриваясь в мое лицо.
Поджав губы, я качнула подбородком и отвернулась, потому что он ударил не в бровь, а в глаз.
Я понятия не имела! Понятия не имела, чем прогневала Прародителя настолько, что он впервые за пять лет не ответил на мой зов, а обратил его болью. Мне хотелось то ли истерично рассмеяться, то ли закричать, но я не сделала ни того, ни другого. Ком в горле разросся до огромных размеров и сдерживать его стало почти невозможным, а в носу против моей воли закололо.
О, нет… Только не сейчас.
Как бы не было больно и плохо, я не плакала пять лет. И начинать не собиралась. Не сейчас. Не перед ним.
— Айрэн… — его голос прозвучал неожиданно бархатисто и мягко.
Не с той притворной искренностью, которой он говорил со мной во время нашего печального брака. Не так.
И… Я знала, как реагировать на его холодность и безразличие, на его гнев и недовольство, но что делать с сквозящей в моем имени заботе я не имела не малейшего гребаного понятия. Не тогда, когда я вдруг потеряла почву под ногами.
Мне нужно было время уйти и зализать раны, собраться с мыслями и восстановить душевное равновесие, разобраться, где же я ошиблась.
— Уйдите… — попросила я его, глядя в стену перед собой. — Пожалуйста, уходите.
Нужно ли мне было пойти к верховному жрецу? Мог ли он лишить меня даже сана жрицы, видя во мне угрозу? Расползлись ли сплетни обо мне за пределы столицы и насколько ужасно они искажены? Могла ли я уехать назад в Дрейг или Альгулат и забыть обо всем произошедшем, как о страшном сне?
Я стиснула зубы и зажмурилась.
Почему опять так?! Почему каждый гребаный раз, когда я сталкивалась с Алерисом моя жизнь превращалась в хаос?!
— Айрэн… — вновь позвал меня он.
Я не выдержала, резко повернулась к нему и зло прокричала:
— Вы не слышали?! Выметайтесь от сюда, гаольфы вас подери! Все это из-за вас! Вы снова все разрушили!
Что-то внутри дало трещину, и старая обида и боль накрыли меня с головой.
Я смотрела в его потемневшие серебрянные глаза, всматривалась в его напряженное лицо, и ощущала, как меня сносит лавина эмоций, с которыми я была не в состоянии справиться.
Гнев, ярость, боль, страх, обида, унижение.
Гремучий коктейль, который растекся по венам, отравляя мое сознание. Я сорвалась с места, набросилась на него, повалив на кровать, и, оседлав, принялась бить его всюду, куда могла достать руками: по груди, по лицу, по плечам.
А он, что странно, просто лежал и со странным выражением на лице наблюдал за мной, словно позволяя мне выместить на нем весь гнев. Однако это злило меня лишь сильнее. Эмоции бурлили во мне, глаза жгло.
— Эгоистичный ублюдок! Это вы обманули нойру Тасар! Это вы притворялись, что любите ее! Так, почему я виновата?! Это вы нарушили порядок и посмели коснуться жрицы! Это вас стоит наказать! Это от вас народ должен был отречься! Так почему…
Перед моим замутненным слезами взором встало лицо той женщины… Той самой, которая просила меня спеть для ее ребенка. Я вспомнила разочарование и недовольство, исказившее ее черты. Как будто я предала ее доверие, обманула ее, оскорбила лично.
— Почему?!
Я со всей силы ударила его в грудь и всхлипнула, внезапно ощущая полнейшее бессилие. Скользнув по его лицу, я увидела кровоподтеки на его коже, разбитую губы, ссадины от ногтей на щеке. А на глубине серебряных глаз по-прежнему тлели нечитаемые эмоции.
О, Прародитель… Что я вообще делала…
Покачав головой, я попыталась вернуться на кровать, но вдруг почувствовала, как рука Алериса сжалась на моем запястье, не пуская меня. И в следующее мгновение, я уже оказалась прижатой к его груди, а он крепко обхватывал меня руками, зарываясь в мои волосы.
— Я разберусь, Айрэн. Все они получат по заслугам. Я заткну все грязные рты тех, кто посмел о тебе говорить, — угрожающе тихо произнес мужчина, стискивая меня крепче.
Я мрачно усмехнулась.
Принимать помощь от мужчины, который уже один раз разрушил мою жизнь? Нет уж, увольте. И если бы не он, этого всего вообще не было бы! Никто не посмел бы усомниться в веллерии, обладающей силой «света». Никто не оспорил бы мое право на сан верховной жрицы. И никто не бросил бы мне прямо в лицо, когда я стояла на алтаре: «Шлюха».
Мне не нужна была ни его помощь, ни его утешение. Ничто из этого.
Но против моей воли ком в горле почему-то лишь нарастал, и с каждым мгновением делать вдохи становилось все тяжелее. Я не хотела этого признавать, но в объятьях этого подлого дракона я чувствовала себя безопасно. А запах табака и мускуса проникал в легкие и заставлял меня с дрожью и ужасом признать — я устала.
Все последние пять лет были непрекращающейся борьбой.
Борьба с голодом и бедностью.
Борьба со своим незнанием и непониманием порядков Прародителя.
Борьба со тьмой «пустоты», которая стремилась прорваться на Четвертый План и призвать за собой новых монстров.
Мои губы задрожали, и я стиснула рубашку Алериса с такой силой, что пальцам стало больно.
— Я не нуждаюсь в вашей помощи, — выдавила я из себя, но вместе со словами с губ сошел прерывистый всхлип, из глаз брызнули слезы, и я разрыдалась, содрогаясь всем телом.
Из меня выходило отчаяние в перемешку со страхом, беспомощность и усталость, боль и гнев, обида и ярость. А Алерис крепко держал меня, словно не давая распасться на сотню эмоций и исчезнуть в них без остатка.
И когда я затихла, не ощущая внутри ничего, исчерпав себя без остатка, дракон уложил меня на кровать, и лег рядом. Его рука нашла мою и крепко сжала. А я закрыла глаза, проваливаясь в сон без сновидений рядом с мужчиной, которого ненавидела.