— Девчонка из Ущелья! — услышала Ана сквозь густую пелену забытья, из которого не хотелось возвращаться. Все было больно. Слышать голоса, ловить сквозь прикрытые глаза слишком яркий свет, почувствовать спиной мягкое покрывало чужой кровати.
Зачем просыпаться, если Тван — чей-то муж! Но тот ли это Тван?
Узнать, что, ТОТ, станет колющим ударом в сердце с одной стороны, узнать, что это совсем чужой человек, тоже ударом — но с другой. В любом случае будет больно.
— Медом карским у нас здесь что-ли намазано? — посмеивался тот же мужской голос. — Зачем она пожаловала?
— Со старостой хотела поговорить. Про Кима спрашивала. А как про Волка услышала, так в обморок и свалилась.
— Не для слабых лэд наш Карьерный, — засмеялся мужчина. — Ну где там знахарка? Что мне с этой Тенями не Поцелованной делать?
Кто-то весело смеялся за ее счет. Пора было очнуться. Ана тихо вздохнула и открыла глаза. Свет был не таким ярким, как показалось сначала, она лежала на кровати в чужом доме, и недалеко от нее стояли двое мужчин. Один из них встречал гостью на окраине поселка, лицо второго казалось смутно знакомым, может, с той ночи, когда Ана оказалась в Карьере?
— Смотри, Шен, она сама в себя пришла, — обрадовался охранник.
Дверь с улицы открылась, пропуская внутрь знахарку.
— Не нужно, — проговорила Ана в сторону вошедшей. — Я бы с Синдой поговорила.
— У которой ты девчонкой жила? — уточнил Шен и замолчал на минуту, принимая решение. — А что, поговори. Думаю, зла от этого не будет.
…
— В ту же ночь, что тебя в Карьере видели, и его нашли.
Колющий удар был нанесен справа или слева?
Ана попыталась вспомнить подробности своего внезапного переноса в Ущелье. На нее почти сразу налетели Тени и по неизвестной причине исчезли в том же направлении, откуда появились. Словно она их испугала. Звезда с двумя мужчинами появились позже, с другой стороны. О чем они говорили?
— Там же был мертвый старатель?
Повариха колдовала над большим чаном с кашей, приправляя свое варево мелко нарезанной зеленью.
— Так он и был, считай, мертвый. Тара его у Смерти оскребла, отпоила по капельке, по ложечке, на одном ее упрямстве он и выжил. Был бы кто другой, мужики бы вытащили Поцелованного обратно в Карьер, но Звезде перечить никто не решился. Всем поселком следили, как она с трупом возится, да глазами злобно сверкает, если кто по этому поводу сказать что хочет. Даже от помощи отказывалась. Ну да ты ее знаешь. Звезду.
Представить, что описывала повариха, не составляло труда.
— Отпоила, отходила, на ноги поставила. А потом вздумала всему учить. Где это видано, чтобы выпитого Тенями к нормальной жизни вернуть? А у нее получилось. Всему его Тара заново учила — говорить, нож в руках держать. Потом уже и наши мужики подключились. А Поцелованный, похоже, вспоминать начал, что раньше умел. Непростым человеком оказался он. Умеет много чего. Так что потом сам со старателями всякими военными премудростями делился. А красивый какой оказался! Тогда все и рассмотрели, почему Звезда в него так вцепилась. Сильный он. И телом, и сердцем. Ой, деточка, тебе плохо?
Темнота уже забирала Ану в мягкие объятия, да повариха плеснула холодной воды в лицо своей гостьи.
— Болезной ты никогда не была… Беременная, что- ли?
Ана замотала головой.
— Ну, как знаешь, — Синда вернулась к котлу.
Что спросить? Какой задать вопрос? Какой? Сердце металось в груди испуганным зайцем — туда — сюда, туда — сюда. Мешало сосредоточиться.
— А глаза, какие у него глаза?
— Глаза? — задумчиво протянула повариха, застыв над варевом со щепоткой соли в руке. — А что глаза? Хорошие. Солнечные.
Угол стола оказался острым и, когда Ана пришла в себя, полулежа на двух стульях, у нее на лбу лежало мокрое полотенце, а выше правого виска саднило и было холодно от спрятанного в тряпицу льда.
Синда показывала толстой рукой в сторону Аны той же самой женщине, что приходила в дом к Шену. Отказаться от осмотра на этот раз не получилось.
Знахарка пощупала Ане лоб, потрогала виски, проверив шишку на лбу, наложила прозрачную мазь. Послушала пульс на руке. Потом повернулась к поварихе и покачала головой.
— А ты лучше смотри, — настаивала Синда.
На плите уже стояла другая кастрюля, и в кухне пахло жареным мясом. — Говорю, она ребенка ждет. Оттого в обмороки и валиться.
— Твоя гостья не беременная, а блажная, — сердито заявила знахарка, поднимаясь. — На одежду ее посмотри. Прям лэда из дворца, а они там все на поясе нюхательные соли в мешочках носят и в обмороки падают, чтобы благородность свою показывать.
Сказала и ушла, хлопнув дверью.
— Вот дурная женщина, хоть и знахарка хорошая, — пожаловалась повариха, подливая воды в кастрюлю. — Разве ты когда блажной была? Или вас там с Гаей совсем не кормят? Ох, не кормят!
С проворностью, не соответствующей грузной комплекции, Синда отлетела от плиты, и вот уже перед Аной дымилась полная тарелка каши, а в руках оказалась большая ложка.
— Ешь, коли не беременная, — приказала повариха и добавила: — Была бы беременной, тоже бы есть заставила. О чем мы говорили?
— О глазах, солнечных, — прошептала Ана, зажмуриваясь от страха — что если она откроет глаза и окажется во дворце в компании Магды и фрейлин, а грузная повариха и хрупкая надежда окажутся игрой воображения?
— Нормальным человеком стал наш Поцелованный, только ничего не вспомнил, что в Ущелье произошло, и что до этого с ним было.
Эти слова были тоже ударом, только сзади. Все… забыл?
— Рассказывай дальше, — нетерпеливо попросила Ана.
— А ты ешь, — Синда не открыла рта, пока гостья, не чувствуя вкуса, не проглотила две ложки каши.
— Разрывающим пространство он оказался. О-о-очень сильным, по заверениям Звезды. Они вдвоем в связке работают.
И каша показалась кислой, и надежда прокисала застоявшимся молоком. Ана кругами водила ложкой в тарелке, не в силах заставить себя есть, и слушала о камнях, что доставали Тара и Поцелованный.
Одаренный. Значит, Тван из Карьера — это старатель из мира Долины.
Ана размешивала остатки хрупкой надежды в остывшей каше. Пора было оставить и тарелку, и болтливую повариху, и деревню…
— Ой, а что я вспомнила-то, — застыла Синда, разворачивая к Ане свое грузное тело: — Про тебя он спрашивал. Налетел на меня как-то на дороге и…
— Смотри ее лучше, нюхай! — Синда ревела не хуже Мирна, когда тот был в ярости.
Ана снова лежала на двух стульях, и над ней суетилась знахарка, сердито тыкая в бока и живот.
— Не беременная! — невысокая худая женщина выпрямилась, застывая напротив поварихи, — Кашу твою не переварила.
— Кашу?! — взвыла Синда.
Знахарка попятилась к двери и быстро выскользнула на улицу. А тяжелый взгляд поварихи уставился на Ану, которая начала оправдываться, с трудом подбирая слова.
— Спала плохо. Наверное. Не завтракала. О чем… он спрашивал?
— Поцелованный, что ли? Услышал, что не один в ту ночь в Карьере оказался и захотел узнать, куда ты делась, тронули тебя Тени или нет.
— В Карьере? — эхом отозвалась Ана. — Не тронули. И до него не дошли, потому что с другой стороны были.
— Ну вот и Шен так подумал, что второй раз они до Поцелованного не добрались. Не бывает такого. И так чудес с нашим Волком случилось достаточно.
Ана сидела на качелях, и слова поварихи раскачивали их — то вверх, то вниз. От призрачной Надежды, возносившей под небеса, до холодной пустоты, ронявшей в бездну. Вверх — вниз. Или даже не на качелях — а в вагончике американских горок, который не только взлетал и срывался вниз, но и переворачивался, не позволяя Ане опомниться и прийти в себя.
— А потом? — едва слышно спросила Ана. — Что было потом?
— А потом Поцелованный со Звездой ушли на праздники Дождей и вернулись уже мужем и женой.
Не у-па-ла!
Не отдалась на волю темноты, не позволила себе скользнуть от переизбытка чувств в теплые покрывала короткого забытья. Хватит вести себя, как болванчик, отбивая лбом углы стола.
Не она это. Не Ана!
Вместо этого, девушка заставила себя спокойно дышать и слушать дальше, а вагончик опускался вместе с ней все ближе к земле… Ближе… Пока не взлетел снова ввысь.
— Вот тогда он себе и имя необычное взял: Тван. Никто не мог понять, откуда такое придумал.
Разве могут быть ТАКИЕ совпадения?
Удариться бы лбом об угол стола, чтобы симметричные удары получились. Чтобы короткая боль помогла справиться с эмоциями, потому что ни сердце, ни голова не знали больше, что со всем этим делать: верить или снова впадать в неверие? И отчаяние имело вкус каши Синды.
Ана заставила себя выпрямиться на стуле и расправить плечи. Своим страхам нужно смотреть в глаза. Даже таким, которые играют в жестокие игры, превращая надежду в пытку. Не стоит прятаться за непроизнесенными словами. Она в поселке, чтобы узнать, кто такой Тван. Его нет и не будет несколько дней. Но можно разложить по- полочкам рассказы Синды и попытаться решить — Карьерный Волк — это чудом выживший Бэй или совсем другой человек, необъяснимой игрой случайностей, составивший из отдельных букв слово: «Тван».
Впервые за месяцы после возвращения с Земли Ана позволила себе вспомнить. Не боролась с преследовавшим еёе образом, защищаясь от боли, а встретила его всей душой. Вдохнула воспоминаний, разглядывая открытое лицо, мягкую улыбку и солнечные глаза. Скользила внутренним взором по широким плечам, представляя Бэя в одежде старателя. Надела на него высокие кожаные сапоги. Повесила на плечо моток веревки. Ее Тван хорошо бы смотрелся. Не хуже, чем в белой футболке и кожанке.
Так и надо сделать. Поставить Бэя в примерочной невидимого магазина и надевать на него то, о чем рассказывала повариха.
Имя Тван — мог бы он так пошутить? Или найти это слово из тумана, закрывшего память? Очень даже мог!
Что было в рассказе поварихи дальше? Поцелованный убил Карьерного волка, предъявив в доказательство клыки зверя и рассказ Звезды. Какой бы колючей та ни была, во вранье Тару никто не мог уличить. Когда-то встреча с волком превратила Варна в карту Карьера, испещрив лицо и руки старателя шрамами, и он считался счастливчиком, что ушел от зверя живым.
Но Ана еще никогда не слышала, чтобы кто-то убил опасного хищника.
На широкую мужскую грудь лег кожаный шнурок с изогнутым клыком. Смотрелось завораживающе. Будило воспоминания о том, как Бэй выхватил Ану из воздуха в Дубае, влетел за ней в женский туалет, чтобы смять в своих сильных, горячих руках. Он мог быть диким и необузданным, заслуживающим трофея на груди.
Но волк был карьерным. А Бэй — человеком из другого мира. Пусть невероятно сильным и ловким — (Ана видела, как он расправился с пьяными ребятами на пляже, как танцевал на улице Пальмы капуэру, бежал за Мирном к дрожащему полотну перехода). Но Бэй не мог защитить себя от ударов Ларса. Как обычному человеку, ему не хватало против Скользящего скорости реакции и плавности движений. Что тогда говорить об опасном хищнике Долины?
Ана оставила клык висеть на груди своего воспоминания, и стала слушать дальше.
О том, как Тван стал большим человеком. Легендой, как и положено лидеру, сильному телом, сердцем и умом. О том, как Поцелованный спас людей от страшной бури, почувствовав ее приближение, даже когда странствующие жрецы ничего не заметили. И что заботами Волка беда стала не такой большой.
Бэй стоял перед Аной, улыбаясь, смотрел на нее лучистым взглядом, и покорно ждал, пока она примеряла к нему то, что услышала: сильный проводник с даром предвидения. Не прикреплялось. Стекало на пол бесформенной блестящей тряпкой.
Жесткий, но справедливый лидер, заставивший старателей и преступников, понаехавших в Ущелье, слушать его волю. Вот это подходило, и удобно ложилось на широкие плечи, даже сочеталось с теплой улыбкой, потому что Ана знала, что Бэй мог смотреть иначе. Ей хватило мгновения, чтобы на залитом кровью лице увидеть холодную ярость, полыхнувшую на Ларса.
Стоявший перед ней образ легко превращался в человека — легенду.
Но вот другие одежды примерять стало трудно. Мягкие, густые волосы, отросшие до плеч, не желали сбриваться, оставляя лысый, блестящий череп. Не желали.
Не лепилась на затылок татуировка оскалившегося волка. Это был бы не Бэй.
И совсем не залезал на него последний костюм, с четкими линиями отворотов и острыми стрелками на брюках — Карьерный Волк уже больше месяца — муж Пепельной Звезды, и супруги неразлучны, как полагается счастливым молодоженам.
Разве можно ревновать призрака из собственных воспоминаний? Но Ана ревновала, жгуче и испепеляюще… Пыталась представить Тару рядом с Бэем — с ее колючей прической, высокими скулами строгого лица и полыхающим взглядом. Если бы Бэй очнулся в Долине без памяти и без прошлого, он не смог бы быть со Звездой. Не смог! И не понес бы в Долину ведьмины камни. Они слишком черные для света его глаз.
Так что пришлось снимать неудобные одежды, оставив Бэя в белой футболке, потертых джинсах и кожанке, каким Ана видела его в последний раз.
Девушка покачала головой, борясь с головокружением.
— Опять падать в обморок собралась? — заревела над ее ухом Синда и поставила под нос чашку с травяным чаем. — Сбор для беременных. Тебе не помешает. И рассказывай давай про себя, да про Гаю. Как вам обеим живется в столице?
Через час Ана покидала деревню раздавленным тараканом — все конечности оторваны, тело почти расплющено, а он живой.
Живучая… какая же она все-таки живучая…
Позади оставалось селение, в котором главой был Карьерный Волк, самый сильный Разрывающий пространство этой части Ущелья, муж Пепельной Звезды и новая легенда Великой Реки. Случайно придуманное им имя — Тван — прокатило Ану на американской горке из Надежды и Отчаяния.
В какой дальний угол души теперь засовывать этот новый экземпляр для коллекции совпадения миров?!
Как и в первый раз, Бэй ушел из поселка не прощаясь. Никто, кроме Звезды, не знал, что он не собирался возвращаться.
— Мое время здесь закончилось, Тара. Как ты и желала, мы навели порядок в Карьере, ваша задача теперь его поддерживать.
Супруги стояли перед входом в темную пещеру на краю большой деревни, в одном скольжении от места, где жила Рокса. Чем дальше от Карьера и вглубь Рассветного королевства передвигались Тара и Бэй, тем меньше было вокруг следов разрушений. Буря вылила всю ярость на Закатное королевство и Карьер, пощадив остальные части Долины, лишь коснулась их мягкими полами своего плаща из тяжелых ливней или сильных ветров. Тара предполагала, что в Рассветной нашлись хорошие ясновидящие, и жрецы успели отвести беду. Истинные помогали не всем, а только тем, кто хорошо и во-время заплатил.
Стоя в небольшой очереди перед увитым плющом входом в пещеру, Кобейн испытывал небольшое волнение. Все-таки, неожиданно женившись, разводился он тоже впервые, и встреча с жрецом в месте непонятного для него, землянина, культа беспокоила. Тара тоже нервничала. Это было заметно по ее торопливому взгляду, иногда касавшемуся Бэя, по тому, как Звезда цеплялась пальцами рук в ремень на брюках.
За время, проведенное в Долине, Бэй многократно слышал благоговейное упоминание Храма, в котором жили жрецы, но не видел, ни церквей, ни изображений богов. Зато он смог по-настоящему оценить слова Аны, что только смелые способны нарисовать свой страх и заглянуть ему в глаза. Тайна говорила о людях песчаного мира, которые чувствовали себя неуютно в собственном доме и, опасаясь лишний раз прогневить высшие силы, не желали их изображать.
Места, связанные с верой или культами, чаще всего были простыми каменными алтарями, украшенными нарисованными или вырезанными иероглифами.
Многочисленные духи помогали задобрившим их людям и наделяли камни чудесной силой. Безымянные боги скрывались в непроходимых горах Ташида. И превратив Долину в печку, они все время повышали температуру, грозя поджарить ее жителей. Подобного развлечения богам было мало, так что время от времени они влезали в духовку жесткими веничками песчаных бурь, чтобы поворочать сажу. Защитниками от горных кулинаров служили Истинные, те самые жрецы с ассиметричными прическами. Они могли отвести метелки бурь от больших городов и плодородной Арханы, слышали волю духов и умели с ними договариваться. Творили магию с помощью собственного дара и камней. В некотором смысле Истинные сами были богами Долины. Даже жили в таинственном Храме, лишь иногда появляясь среди обычных смертных.
Наконец, грузная женщина, стоявшая в очереди перед Тарой и Бэем вышла из пещеры. Пару минут назад она скрылась внутри с курицей под мышкой, вскоре из темноты донесся короткий писк, и вот уже женщина без птицы, но с довольной улыбкой на луноликом лице направлялась прочь. Бэй и Тара ступили в сырую пещеру, освещенную несколькими крупными свечами, стоявшими на полу, и неизвестными Кобейну кристаллами. Алтарем служил гладкий камень, перетянутый черной вязью знаков, и рядом с ним стоял жрец. Постоянных служителей в подобных пещерах — часовнях не было. Желающие поговорить с духами приносили подношения к алтарям и просили милости, кто как умел. Но если в округе объявлялся странствующий жрец, он всегда задерживался около мест культа на пару дней, чтобы принять желающих, и сразу же собиралась очередь из местных жителей. Люди верили в успех переговоров с духами, когда их вел тот, кто знал их голоса.
— Мы хотим снять брачную татуировку, — проговорил Бэй, удивляясь молодости бритоголового жреца.
Пытливый взгляд светлых глаз служителя торопливо осмотрел просителей, задержавшись на Таре.
«Совсем еще юнец, — усмехнулся про себя Кобейн, — и улыбка ребяческая, лукавая. Взгляд слишком любопытный и торопливый. Зачем подался в жрецы?»
— Мы? Или ты? — прозвенел в сыром пространстве мальчишеский голос.
Кобейн развернулся к Таре, ожидая подтверждения того, что они оба желают снять метки, но Звезла молчала, не пряча глаз.
— Значит, только ты, — продолжал улыбаться жрец. — Я ничем не могу помочь.
— Тара? — проговорил Бэй и протянул вперед руку.
Звезда поджала губы, повторяя его жест.
Веселый взгляд жреца скользнул по запястьям, вернулся на лица супругов, снова задержался на Таре. Парень покачал головой, глуша непослушную улыбку, и тщетно пытаясь казаться серьезным.
— Я не могу вам помочь, уходите, — он отвернулся к следующему посетителю, ожидавшему у входа.
— Как не можешь помочь? — бросив быстрый взгляд на Звезду, Бэй встал перед жрецом, закрывая собой невысокого мужчину, с еще живой курицей подмышкой. Кобейн не собирался покидать пещеру с брачной меткой на руке. Пусть в мире, куда он намеревался вернуться, набор кругов на запястье ничего не значит, Бэй не хотел брать с собой обязательства перед духами Долины.
— Уходите, — нетерпеливо повторил жрец, и повернулся к Таре, напряженно покусывавшей губы. — Сама все расскажешь. Чужое — отпусти. С тебя подарков и так хватит.
Звезда побледнела, и, схватив Бэя за руку, решительно повела к выходу.
— Что все это значит? — Кобейн застыл недалеко от пещеры, ожидая объяснений.
Впервые ему едва хватало уважения и чувства благодарности, чтобы оставаться спокойным и не повышать на Тару голос. Бэй терял время и терпение. Ему пора было идти дальше, и на дороге рядом с ним не было места женщине, прокусившей свою губу до крови, и нервно поправлявшей волосы — лучи.
— Говори, о чем молчала, — потребовал он со сталью в голосе, с которой обращался к врагам Карьерного Волка, но никогда раньше к спасшей ему жизнь Звезде.
— Союз, заключенный во время Шахди, закрепляется духами, только если он подтвержден в течение двух месяцев, — Звезда четко проговаривала каждое слово, глядя прямо на Бэя.
— Значит… — он сделал жест рукой, на которой была татуировка, — через месяц метка пропадет сама? — и, сразу же А если бы связь подтвердилась? — Как же ему хотелось рычать! Как карьерному волку…
— Союз закрепился бы навсегда, — сказала Звезда и выпрямилась, гордо подняв подбородок, готовая к любому наказанию.
Бэй был зол! Он едва сдерживался, чтобы не схватить женщину за плечи и не начать трясти, как тряпичную куклу. Ее молчание о Шахди не было предательством, но им казалось. После безумного праздника с неожиданным результатом Кобейн выпутывался из клубка вины, боли и злости на самого себя и играл роль карьерного дона… И получается — снова попал в хорошо расставленный силок из шелковых нитей. Звезда успела хорошо изучить своего Поцелованного и была уверена, что он не бросится расспрашивать в селении о подробностях брачных обрядов Долины. Еще в палатке, насмотревшись на новую татуировку на своем теле, Бэй поставил Таре условие пойти к жрецу сразу после того, как решатся проблемы Рукава, и Звезда согласилась. Кобейну было достаточно ее слова, так что Тара благоразумно молчала, но делала все, чтобы закрепить их брак перед духами. И ведь у Бэя ни разу не появилось подозрения, что ее попытки повторить ночь Шахди были чем-то большим, чем интересом к нему, как к мужчине, который Звезда никогда не скрывала. Глупец! Решил, что все миры и законы в них похожи. Гордец! Или вернее, самолюбивый идиот.
Как всегда, Звезда шагала к своей цели и брала, что ей нужно. И была так близка к успеху! Накинула на Бэя обманку и почти заполучила его в свои руки.
Сжать бы ей до боли плечи…
Вместо этого, Кобейн обхватил ее лицо ладонями и, глядя в вызывающе прищуренные женские глаза, дотронулся большим пальцем до нижней губы, потянул вниз, стирая капельку крови и приоткрывая Таре рот. В этой грубой ласке выливалась его злость.
— Я верил тебе, Тара.
— Ты слишком благороден, Тван, — горячий язык коснулся его пальца.
— Это не имя, а ругательство. — Большим пальцем второй руки Бэй провел по верхней губе Звезды.
— Мне нравится твое чувство юмора.
Они стояли недалеко от входа в пещеру, прожигая друг друга взглядами, забыв о людях, оборачивавшихся в их сторону из очереди на разговор с духами.
— Разве ложью можно удержать того, кто хочет уйти?
— Я не обманула тебя ни словом, ни действием. Даже сюда пришла. — Язык Тары скользнул между зубов и снова коснулся пальцев Бэя, путешествующих по ее губам. — И да, Поцелованный, ложью и хитростью можно многого добиться. Разве ты сам не пользовался ими, чтобы, заполучить Рукав?
— Заполучить, да. Чтобы удержать — этого недостаточно, — Бэй оставил губы Тары в покое, но еще не убрал ладоней, запоминая лицо Звезды и прощаясь с ней навсегда.
Не смотря на клокотавшую внутри злость, он не мог не восхищаться стоявшей перед ним женщиной. Обжигающая, колючая, без сомнений оставляющая после себя пепел.
— Это буря. Помогла тебе слишком быстро разобраться с Рукавом, и мне не хватило времени, убедить, что в этом мире твое место рядом со мной.
Бэй не удивился последним словам. После разделенного на двоих времени, Тара догадывалась о его тайнах.
— Как давно ты знаешь?
Звезда усмехнулась,
— Иногда мне кажется, что с самого первого момента. А там, в столице Рассветных, все стало на свои места.
— И ты все- равно хотела меня удержать? — Бэй опустил свои руки на плечи Тары.
— У меня почти получилось. В Долине очень сложно снять брачные узы, а ты никогда бы не опустился до убийства.
— Зато в моем существуют разводы.
Снова захотелось сдавить пальцы, причинить боль за обман, но Бэй сдержался и вместо этого погладил плечи Тары.
— Всем Скользящим поставили ограничитель на перемещение между мирами на пять лет. Ты не сможешь найти Проводника.
— Я найду путь, — упрямо проговорил он сквозь сжатые зубы.
Оттолкнуть бы Звезду от себя, бросить «прощай» и уйти прочь, но Бэй не мог так расстаться с Тарой. Их связывало гораздо большее, чем метки на руках, которые скоро исчезнут. Чем-то эти черные круги, уместившиеся в размер фасолины, отражали их короткую, но яркую историю. Не известно, боги какого из двух миров играли их судьбами, но Бэй и Тара не могли не встретиться. И не могли не расстаться.
— Прощай, Звезда. — преодолевая легкое сопротивление, Бэй притянул женщину к себе, и крепко прижал, приминая ладонями ее прическу, растирая острые лучи по своей груди. Тара замерла на несколько мгновений. Потом первой отстранилась и пошла в сторону дороги.
Сделав несколько шагов, она развернулась. Колючими были не примятые руками Бэя волосы, а блестящие глаза.
— Я всегда ее ненавидела, Поцелованный. Только раньше не знала — за что, — с вызовом бросила Звезда и пошла прочь, больше не оборачиваясь. Оставляя Кобейна наедине с его судьбой.
Ана неслась по коридору дворца, словно от боли можно убежать, и молилась всем богам, чтобы ей никто не встретился на пути. Ведь не просто так говорят, что те, кому больно — жестоки. Что, если она не справится с раздирающими тело на части иглами? Что, если увидев прохожего, потянется ногтями к его счастливому лицу? Пусть у того, кто случайно выйдет ей навстречу, о духи, пусть у него будет печальный вид!
Избранница спешила в кабинет Ларса, надеясь, что застанет в нем самого Наследника или советника Брана, получив возможность зайтись в неправедном крике, спуская адреналин, переполнивший ее после американских горок эмоций. Кто знает, если она понесет наказание за кражу амулетов, может, ей станет легче?
Но в кабинете никого не было. Швырнув на место связку камней, Ана влетела в соседнюю комнату, направляясь к личному сейфу Ларса, в котором лежало янтарное сердце. Наследник открывал тайник рано утром, значит, был шанс узнать код. Ограничение не позволяло скользить между мирами, но оно не должно сдержать от скольжения во времени. Пусть Ане придется использовать много сил, пусть ей будет больно или тошно потом, но зато она не разорвется от злости, как разлетелась на тысячи осколков ее надежда.
Удивительно, сколько оказалось сил в Избраннице! Потому что несколько минут спустя она спешила по коридорам дворца, прижимая к боку дорожную сумку с янтарным сердцем. Не неслась, мечтая вцепиться в осмелившегося быть счастливым, когда ей настолько больно, но быстро шла.
И оказалась вовсе не такой кровожадной, как думала, потому что, встретив лэду Акселу со списком аудиенций на следующий день, не завопила от ярости, а вежливо попросила отменить все встречи и распорядиться на счет ужина, отослав приглашение Ларсу. Компаньонка отправилась в имение Мелины. Ана — искать душный покой. У нее даже появилась мысль залезть в очищающий фонтан вместе с камнем, болтавшимся в сумке на плече.
Она бы так и сделала, если бы не увидела «своего» Истинного, идущего навстречу.
Ана подлетела к жрецу, схватила за руки, не обращая внимания на то, как передернулся от ее дерзости непривыкший к прикасаниям женских рук мужчина.
— Если хочешь, чтобы я дожила до того, как пропадет печать на моей памяти, помоги мне сейчас, — прошептала она.
Истинный посмотрел в лицо девушки, потом на руки, вцепившиеся в его ладони и не желавшие их отпускать, и в его потемневших глазах заклубились непонятные эмоции.
— Идем, — тихо уронил жрец. Высвободившись из захвата, он не оглядываясь, пошел вдоль коридора. Ана — за ним.
Они вышли на одну из плоских крыши, туда, где был высокий парапет, и где в менее жаркое время года выставляли столики и скамеечки, чтобы наслаждаться закатом на фоне далеких горы. Столица гудела муравейником с другой стороны, за высокой стеной следующего уровня.
Ана застыла, теряясь взором вдали, и с трепетом ждала того, что должно случиться. Руки сами собой нашли сумку с янтарем и перетащили вперед, Ана обхватила камень ладонями, чувствуя его тепло даже через ткань. Пусть она не слышала ни зова, ни пульса, но ей хотелось тепла…
Истинный застыл сзади нее. Густой, как терпкое вино, мужской голос коснулся сознания одним словом:
— Лети…
Шершавые ладони легли у основания шеи, и Ана сорвалась с высокой крыши дворца.
Пронзительно закричала, оглушая раскинувшийся внизу сад и величественный королевский дворец, саму себя, долину, волной убегавшую к далеким горам, весь красный мир, жестоко поигравшей с ней, подарив надежду и безжалостно отобрав. С воплем громадной птицы уходила из тела боль, она стекала по мощным крыльям и проливалась на сухой песок бесцветным дождем. Аны коснулась прохлада непокорного ветра, захватило уже знакомое чувство ни с чем не сравнимой свободы. Птица ныряла в воздушных потоках, наслаждаясь их ударами по груди и крыльям. Они подбрасывали ее вверх, или позволяли падать к земле.
Не понятно было, кто управлял полетом и выбирал направления — степной орел или человек, но птица безошибочно находила места Долины, которые хотела видеть Ана.
Чудо случилось, когда, не боясь больше разделения на несколько сущностей, девушка увидела со стороны и птицу, наслаждавшуюся высотой, и себя, застывшую у парапета на крыше, и вдруг почувствовала, что камень в руках стал горячим.
А потом солнечный луч коснулся широких крыльев, наполняя душу особым теплом. Тем самым, что Ана испытывала, устроившись на груди Бэя и слушая ровное биение его сердца.
Не пытаясь понять происходящее, она утонула в этом новом чувстве и взяла его с собой, чтобы разделить с ним полет.
Пронеслась над Пестрой лентой. Недавняя буря, как ребенок, намазала вдоль русла реки оранжевым маркером, широкими мазками выравнивая острые углы. Сад Великанов казался не тронутым стихией, все так же торчали на плоской равнине аккуратные темные горки. В Ущелье камней валялся мусор из причудливой формы слитков: малых и больших, плоских и круглых, похожих на хворост или черную золу давно потухших костров.
Птица пролетела вдоль узкого каньона, едва не касаясь крыльями стен, вырвалась на бескрайнюю красную тарелку и застыла над утопленным в земле крестом Мадигве. Закричала, давая почувствовать мощь вырывающегося из легких звука. Она кувыркалась в воздушных потоках, пока не нашла под собой светлые пески ревущих дюн. Ана не видела их сверху, но не сомневалась, что застывшая гладь с ровными запятыми, похожими на взбитые яичные белки, и есть поющие пески. Птица показывала Долину, которую узнала Ана, и Ана делилась ее красотой, наслаждаясь теплом и прощаясь с ним, словно оно было чем-то особым — искрой души дорогого ей человека, скользнувшей из неведомых далей, чтобы на мгновения согреть ее…
Пока даже до сознания не дотянулся хриплый голос: «Пор-а-а-а».
Избранница поняла, насколько истощила сильного хищника, когда птица начала тяжело переваливаться с потока на поток, позволяя ветру и воздуху нести изнеможенное тело ко дворцу. Последние взмахи крыльев и вовсе были очень тяжелыми.
Ударом вернулась Ана на балкон, и упала бы, потеряв равновесие, если бы ее не подхватили руки жреца. Истинный развернул девушку к себе, и она увидела его искаженное яростью лицо.
— Я едва вернул тебя обратно! Говори, что произошло!
Ана чувствовала взволнованный четкий ритм, исходящий от камня, и на ее лице блуждала рассеянная улыбка.
Сердитый взгляд жреца нашел сумку.
— Этот камень еще с тобой? Он едва не забрал тебя за черту, Ана!
— Спасибо, — прошептала она, все еще переполненная впечатлениями от необычного полета. Вместо боли внутри плескался золотистый бальзам, замазывая раны. Сердитые слова Истинного стекали с Аны, как вода с птичьих перьев.
— Я скажу Наследнику, — услышала она в догонку, потому что уже спешила с крыши вниз, желая поскорее вернуться в имение Мелины.
Бэй окончательно и бесповоротно сходил с ума.
Вернее, слетал с него.
Громадными коричневыми крыльями.
Выплевывая остатки разума с пронзительным птичьим криком.
После расставания с Тарой он почувствовал облегчение и опустошение. Уже знакомая смесь чувств, которую не хотелось испытывать вновь, но пришлось. Ощущения были похожими на расставание с Кариной и в тоже время — иными. Неизменным было то, что как бы ни стучалось чувство вины или жалости, сколько бы уважения он не испытывал к обеим женщинам, подарившим ему свое тепло и разделившим с ним небольшую часть своих жизней, решение идти дальше в одиночестве было верным.
Пришло время вспомнить, что один не означает — одинок, что появляется возможность разобраться в себе и вести свой собственный диалог с Вселенной.
Как говорила Зося — уходят с дорогой, остаются с пустым домом. Дорога уже приняла его, а Тара справится с пустотой. Она сильная женщина и достойна своего собственного, а не ворованного счастья.
С такими мыслями и вполне довольный собой, Бэй переместился к деревне, где жила Рокса.
Он ожидал, что половину домов и стен заборов смыло потоками воды из затопленных вади, но почти все крыши оказались целыми. Кузнец, встретивший Бэя, как старого знакомого, рассказал, что ветер поломал деревья, а по одному из русел прокатился грязевой поток, залив поля на близлежащей ферме, но деревня почти не пострадала.
— Рокса! Сильные ведьмы защищают свои жилища, потому и цены на дома поблизости к ним в деревне выше. Посмотри сам — у нее самой и близких к ней соседей даже крыши не разметало.
— Посмотрю, — обещал собеседнику Бэй.
Кузнец оказался прав, в деревне было мало следов от бури, и чем ближе Кобейн подходил к дому Роксы, тем сильнее становилось ощущение, будто невидимый купол закрывал эту часть поселения от немилости небес.
Бэй отметил волнение ведьмы, когда она увидела шерл, плотно сидевший в изготовленной ею самой оправе. Рокса смотрела на кристалл, как на лягушку, которая может стать принцем или отравить ядовитой слизью — со страхом и надеждой. Похоже, шерл не являлся капризом ведьмы, а был важен для нее, как для Кобейна — снять со спины гроздь смертельных приговоров, нарисованных беспечной художницей, воровавшей не только камни и сердца, но и святая — святых — краску Истинных.
— Я отправлю сообщение человеку, который может помочь тебе, а дальше сам его уговаривай, — Рокса спрятала шерл в пестрой юбке, напомнившей одежду слепой девочки на площади.
— Завтра к обеду приходи, раньше он все равно не появится, — выпроваживала гостя ведьма.
Тогда Кобейн еще не замечал ничего подозрительного.
Странности начались, когда он решил посмотреть, не отправится ли Рокса на свидание с ясновидящей. Он сидел в тени дерева, растущего на углу улицы, где поджидал ведьму в прошлый раз.
Было жарко, и Бэй пожевывал травинку, радуясь легкому ветерку, когда его накрыл приступ боли. Сердце вздулось, как переполненный водой вади, по телу потекли ручьи раздражения и злости. Только это были не его эмоции. Снова возвращалось навязчивое ощущение то ли раздвоения сознания, то ли непонятной связи с Аной. Или Кобейн просто бредил? Подобные моменты пугали его, потому что ничем хорошим не заканчивались. В последний раз спасла подготовка к буре. За что хвататься сейчас?
Бэй стал копаться в мусорном ведре знаний в поисках объяснений и спасительной структуры…
Чужая боль стекла с него, как вода, вернулось к нормальным размерам сердце, только забилось, как сумасшедшее, мешая дышать. Сначала закружилась голова, потом начались галлюцинации: что он стоит на высоком балконе и смотрит на долину, убегающую к неприступным горам.
Синдром Стендаля, поставил себе диагноз Бэй, поднимаясь с земли — видения возникают у чувствительных особ, (к которым он себя раньше не относил), под глубоким впечатлением от произведений искусств в музеях или на лоне природы.
Перед глазами Кобейна убегала вдаль узкая улица глиняной деревни, пузатые стены домов гнулись под тяжестью крыш. Балкона больше не было.
Оставив идею следить за Роксой, Бэй направился к дороге, чтобы купить себе еды. Наверное, он просто проголодался.
На короткое время восприятие мира вернулось в норму.
Кобейн успел дойти до продавщиц. Взять себе лепешку с сыром и травами, а потом добраться до окраины деревни, где он присел на бревно, что бы поесть. Впереди расстилалась сухая степь. Бэй скользил по ней взглядом и, тщательно пережевывая лепешку, следил за дыханием, когда с небес донесся пронзительный птичий крик. Он поднял голову, чтобы посмотреть на орла…
И началось!
Собственное тело показалось вдруг огромным и неуклюжим. Память тут же подсунула возможное объяснение — восприятие размеров тела нарушалось у больных Синдромом Алисы в Стране чудес. Но что, если влез в тело птицы, и даже в нем поместился? А потом еще и полетел, глядя на Долину свысока? При этом полет сопровождается совершенно реалистичным ощущением высоты, прохладного ветра и, черт возьми — крыльев?!
Кобейну захотелось расхохотаться от страха и признать самого себя сумасшедшим. Мозг лихорадочно искал объяснений, ворошил термины, которых нахватался детектив Ван Дорн, пока читал истории болезни Кики и Аны, и подбирал названия психических расстройств, пока Бэй катался на воздушных горках.
Ведь это Помрачение сознания с нарушением моторики движений, если расправил крылья и летишь? А что, если орешь при этом птичьим криком, такой силы, что от него кружится голова?
Зато пронзительный визг выпустил напряжение, и сердце Кобейна вспомнило о нормальном ритме.
Даже парить над барханами, сидя в то же самое время на бревне, сжимая в руках лепешку с зеленью, уже показалось не слишком странным — всего лишь Расстройство множественной личности с орнитологическим уклоном.
Птица явно показывала Бэю Долину, хвалясь ее яркой, завораживающей красотой: разноцветными руслами сухих и блестящих рек, ущельями из странных камней. Кобейн видел мягкое безе ровных дюн и огромную скалу в форме креста, утонувшую в песке. Это было так здорово, что он распрощался с землей и собственным разумом и решил насладиться свободой полета.
К тому же птица оказалась любительницей адреналина, залетая в узкие каньоны и едва не ломая крылья об острые стены. Кобейн вдруг вспомнил себя, — сидящем на мотоцикле за спиной Аны на узком серпантине севера Майорки…
Даже в его бред нашла дорогу Сероглазая…
Хотя почему — нашла? Она была в нем полноправной хозяйкой.
И дереализация или искажение восприятия мира у Бэя началось с того самого момента, как он встретил Тайну.
Полет закончился так же внезапно, как и начался, оставив Кобейна на окраине деревни. Прийти в себя помогла остывшая лепешка с сыром и зеленью — застыла комом в желудке, притягивая к земле.
Осталось только внутреннее беспокойство, которое Кобейн связал с вынужденным ожиданием важной встречи. Чтобы отвлечься, стоило занять чем-то голову, а хотелось бежать — километры. Память тут же подсунула подходящее название — акатазия. Психическое нарушение, связанное с идущей изнутри потребностью в постоянном движении.
Бэй встал, отряхнул одежду, поправил платок на голове.
«Ставить самому себе диагнозы, между прочим, называется Синдромом студента медика», усмехнулся он и покинул глиняную деревеньку, решив навестить старика — пастуха.
В другой жизни, в другом мире, Кир мог бы стать неплохим детективом. В этой же он научился не лезть открыто в чужие дела, а потребность подслушивать спрятал в работе. Пастух водил стадо овец вдоль границ Закатных и Рассветных, переходя из королевства в королевство в труднодоступных местах. Он переносил, как почтальон, весточки, собирал интересную информацию, смотрел, а когда была возможность — подсматривал.
Интерес Бэя к Роксе упал в благодатную почву, превратив Кира в добровольного информатора. Только чтобы обнаружить столетнего детектива со стадом овец из семидесяти голов, Кобейну пришлось потратить пару часов и несколько камней для облегчения скольжения (— ему не хотелось расходовать собственную силу перед важной встречей).
— Во время пожаловал, — обрадовался Кир и усадил Бэя пить айран — кислый алкогольный напиток из овечьего молока.
— Из Закатного она пришла. Я нашел деревню, где ведьма появилась едва живой, с воспаленными ожогами по всему телу. С ней была девочка, лет трех- четырех, тоже пострадавшая в огне. Назвались они погорельцами, но откуда, никто не знал. Колдовать совсем не могла, все силы ведьмины на лечение себя и ребенка использовала. Уверяла, что девчонка ей не внучка, а сиротка соседская, всех в огне потерявшая. За постой расплачивалась камнями. Когда закончились камни — ушла. Так вот я по ее следам своих овец поводил. Года два она из места в место перебиралась. И в деревню, где сейчас живет, уже одна пришла. Про девочку в тех местах никто не слышал, да и не видел рядом с Роксой детей. Похоже, не выжил ребенок после ожогов. В селении, где погорельцы впервые объявились, многие вспоминали, как девочка кричала по ночам от боли.
Бэй расплатился с Киром крупным опалом и направился в соседний городок, на постоялый двор, хозяева которого, по- словам пастуха, были не слишком разборчивыми в выборе постояльцев.
— Ана, — сердитый голос Ларса догнал ее уже в саду.
До кареты, способной отвести в имение Мелины, оставалось всего десяток метров. Значит, Истинный не поленился сразу отправиться к Наследнику, а Наследник оставил все дела, и бросился искать ее! Ане пришлось застыть и развернуться к преследователю. Ларс пылал холодным огнем хорошо контролируемого гнева.
— Ты вскрыла личный сейф члена Совета и будущего Короля!
— Ты говоришь о себе в третьем числе, что бы мое преступление звучало страшнее?
— Правильное слово в твоем ответе — преступление! — Ларс сжимал губы в упрямую полоску, щурил глаза. Контроль давался Железному Псу не так легко.
— В сейфе хранятся секретные документы. Ты представляешь, чем рисковала? Что, если бы один из них пропал?!
— Пропал? — Ана явно перестаралась, изумленно округлив глаза, потому что Ларс заскрипел зубами…
— Ана!
— Может… нужно хранить секретные документы в более надежном месте?
Ой, это тоже была неверная фраза.
Рука Наследника вцепилась в плечо и больно сжала.
— Скользить во времени могут только единицы. Пока о твоем даре никто, кроме меня и Мирна, не знает.
— Истинный, — поправила Ана. — И Дэш.
— Повторю, зачем ты полезла в сейф? Прошлый раз ты получила этот ведьмин камень, как только попросила меня его достать.
— Тебя не было рядом. — Это было не слишком хорошим оправданием, но другого не было. — Я спешила…
— Куда? — не ослабляя зажима руки, Ларс потянул Избранницу за собой. — Жрец рассказал мне, что камень снова едва не погубил тебя.
— Ничего подобного, — огрызнулась Ана, — Я просто увлеклась. А Истинный запаниковал раньше времени. Ничего же не случилось?
— Запаниковал? — Ларс шел обратно ко дворцу и тащил девушку за собой. — Камень имеет слишком большое влияние на тебя. Он подчиняет твое сознание и волю. Даже то, как ты сейчас говоришь со мной — ненормально! Ана, ты можешь это понять? Янтарь, который для всех — пустышка, ведет себя с тобой, как ведьмин камень, настроившийся на ауру Искателя. Он выпивает тебя, лишая способности здраво смотреть на вещи.
— Куда мы идем? — Ана попыталась остановиться, но не тут-то было. Ларс был сильнее, и выглядел слишком решительно, направляясь к хозяйственному крылу дворца.
— Избавляться от камня.
— А если я не хочу?
— Ты сама попросила меня убрать янтарь, едва не погибнув в Карьере.
— Но не погибла же! — крикнула Ана, пытаясь вырваться. — Ничего плохого со мной не случилось. Похоже, я даже спасла старателя, до которого добрались бы Тени, не окажись я в Ущелье.
Ларс остановился и развернул Ану к себе.
— И каким образом ты спасла старателя? — усмехнулся он.
— Тени не тронули меня и исчезли туда, откуда появились.
— Ана! — почти прорычал Ларс. — Такого не бывает. Камень заставляет тебя в это верить. Он старается сохранить вашу связь, лишая тебя возможности защититься!
Наследник снова взял Избранницу за плечо и повел за собой, пока они не застыли у незнакомой двери.
В коридоре было пусто, так что Ларс привлек Ану к себе, стал касаться губами ее лба, висков, глаз, — мягко, легко, приятно, так что она постепенно перестала сопротивляться, невольно расслабившись и потянувшись к нему в ответ.
Наследник не желал ей зла, и в его словах звучало достаточно аргументов, чтобы начать сомневаться в камне, который Ана решила забрать в имение Мелины. Расставаться с янтарем становилось все сложнее. Она помнила рваные вздохи измученной птицы и тяжелые взмахи ее крыльев. Истинный не преувеличил, сказав, что Ана слишком увлеклась полетом и едва не погибла. Но она верила, что делит полет с искоркой души Бэя, скользнувшей в этот мир, чтобы согреть ее.
Тогда чем был камень, тепло которого чувствовалось через грубую ткань сумки? Добром или злом? Напоминая о Бэе, он бросал Ану в омут боли и уже не раз подталкивал к опасной черте.
Значит, Ларс и Истинный правы? Янтарь выпивал ее волю, словно ведьмин камень? Стоило дотронуться до него в кабинете Наследника, как Ана снова начала совершать бездумные поступки — без позволения воспользовалась амулетами связи, отправилась одна в поселок контрабандистов, вскрыла сейф с важными документами! А если бы она при этом попалась?! Даже трудно представить, чем это могло закончиться!
Послышались шаги по коридору, возвращая Ану из размышлений в объятия Ларса.
— Мы зайдем в комнату вместе, и ты сама положишь камень под пресс.
За дверью был склад, полный коробок и корзин с разными минералами и камнями, и в нем стояли тяжелые прессы и точильные установки для грубой шлифовки. Ана увидела коробочки с мелкими осколками, из которых делали бисер.
— Ана?
Она качнула головой, осматриваясь по сторонам, и потянула с плеча дорожную сумку, в которой, кроме янтаря, лежали еще камни, отобранные для работы.
— Ваше Высочество…
В комнату заглянул посланник короля, Ларс развернулся к нему. Ана решительно шагнула к прессу, и через минуту, когда Наследник застыл за ее спиной, уже раздавался безжалостный скрежет, от которого хотелось закрыть уши и бежать прочь.
Ана метнулась к двери, Ларс поймал ее за плечо и вместе с девушкой вышел в коридор.
Поцеловал невесту в уголок глаза, откуда скатилась одинокая слеза,
— Ты молодец, Найденыш.
Он не называл ее так, казалось, уже целую вечность, и старое прозвище наполнило душу воспоминаниями, в которых Ларс был для Аны Вселенной.
— Так было нужно.
— Я понимаю. До вечера?
Иногда вещи, которые мы ищем, находят нас сами. Или люди. Или тайны.
Хотя Бэй предпочел бы не говорить о тайнах.
Оплатив номер на втором этаже, с бадьей теплой воды, которую хозяйка обещала согреть к ночи, Кобейн остался в трактире, чтобы поужинать и понаблюдать за людьми. Неопределенность его положения выводила из себя, а обрывки подслушанных в трактире и на улицах городка разговоров подтверждали слова Тары. На фоне растущих в Долине проблем, особенно в Закатном королевстве, среди населения усиливалась ксенофобия и страх перед неизведанным. Люди говорили, что беды и болезни, просачиваются сквозь швы соприкосновения миров или их приносят с собой Скользящие. Храм и Совет Закатных готовили отделение миров. Не просто ограничение дара тех, кто может переходить по швам, а отделение. Значит, тянуть с возвращением на Землю нельзя, но Бэю было совершенно непонятно, как это сделать и где искать помощь.
Он послушал и поспрашивал про Ану. Скрежетал зубами, сжимал до боли кулаки, но слушал, и даже задавал вопросы! Невеста Наследника Закатного королевства готовилась стать Спасительницей целого мира! Похвальное стремление. Через три месяца, если Кайра Рассветная не выберет себе пару, Ана вместе со своим женихом отправится к священной горе Аль Ташид, чтобы найти ключ на свободу из песчаной ловушки.
«Предложить ей самого себя в виде брелка? Спасительница!»
Но почему, кроме злости и разъедающей кислотой ревности, Кобейн испытывал едва ли не гордость, когда слышал, что Тайна понемногу завоевывает сердца людей, сначала плохо встретивших никому не известную девушку, к тому же, еще и связанную с чужим миром?
Только Бэю хотелось поправить говоривших, что сердца невеста Наследника не завоевывает, а крадет. У будущей Королевы не та специальность. Не Воительница она, а Воровка.
Наслушавшись всякого, Кобейн уже хотел справиться у хозяйки о бадье с водой, когда к его столу подошел незнакомый мужчина и без приглашения сел напротив.
Он был высок, одет в дорожный плащ. Глубокий капюшон упал с головы на плечи, и Бэй увидел перед собой овальное лицо с правильными чертами и длинным, прямым носом. Темные волосы незнакомца были собраны в низкий хвост, белки темных глаз неприятно выделялись на фоне смуглой кожи. Узкие, ровные губы напоминали две полосы. Бэй уже знал, что определить настоящий возраст жителей Долины непросто, но выглядел мужчина лет на пятьдесят. Если бы не цвет лица, Кобейн причислил бы его к земным стандартам «голубых» кровей.
— Чем обязан? — спросил он, удивленно приподнимая бровь, и давая понять, что не оценил бесцеремонное начало знакомства.
— Заставил ты себя поискать, — вместо представления или приветствия проговорил незнакомец, обрушив на Бэя предчувствие опасности.
— Не знал, что меня кто-то ищет.
— Не кто-то, а я, — ответил мужчина, разглядывая Кобейна взглядом секретного агента Нормана Келли. — Вот уже много лун с тех пор, как ты переместился из другого мира.
Иногда нас находит то, что мы желаем найти.
Разговор продолжился в комнате, которую снял Бэй. В углу пыхтела кипятком полная бадья. Еще не представившийся гость, предложивший уйти в более уединенное место, сбросил на спинку единственного стула плащ и отошел к окну. Развернулся, облокотившись о подоконник, и с высоты своего роста, посмотрел на Кобейна. Чтобы не оказаться ниже уровня его глаз, Бэю пришлось вспомнить об американской непосредственности и усесться на угол стола.
Гость оценил его маневр короткой усмешкой.
— Чтобы избежать лишних вопросов, — проговорил он и потянул со своей шеи скрытый в одежде тонкий шнурок с обманкой.
Бэй следил за руками, снимавшими кулон, наблюдая, как преображается мужчина перед ним. Многое осталось неизменным — рост, фигура, одежда, возраст. Даже черты лица. Зато цвет кожи оказался ровным и светлым, как топленое молоко. Глаза — синими, с примесью серого, как пасмурное небо. Волосы побелели, сохранив длину с одной стороны головы, но исчезнув с другой. Не смотря на необычный цвет, а, может, благодаря ему, густые, белоснежные брови притягивали взгляд, как и полосы татуировок, спускавшихся от висков на шею. С обритой стороны они проступали тонким рельефом, как если бы были не наколоты, а сложены из вживленных под кожу нитей.
Перед Бэем стоял Истинный. А так как между этими любителями асимметричных причесок существовала разница в чинах, Кобейн был уверен, что его гость относится к высшим эшелонам власти таинственного Храма. Слишком много уверенности в себе и спокойствия, свойственных людям, привыкшим решать и повелевать, исходило от жреца.
— Теперь мне ясно, почему вы не представились, — усмехнулся Бэй.
— Как мне ясно то, что ты переместился из Карьера, в нем сбиваются все следы, — ответил Истинный. — И неплохо освоился в чужом мире за короткий срок. Что собираешься делать дальше?
— Вернуться обратно. Как вы узнали обо мне?
— Каждый Скользящий оставляет свой уникальный след. Как почерк. Или отпечаток пальцев, которыми пользуются в вашем мире. Просто мало кто способен их читать. К тому же это слишком трудоемкое занятие, и прибегать к нему приходится лишь в исключительных случаях.
— Значит, слух о том, что все, кто может перемещаться между мирами, получили печать, означает…
— Что ты единственный на данный момент известный нам человек, способный пройти по шву соприкосновения миров.
Сердце пыталось сорваться в бездну. Неужели жрец искал Кобейна, чтобы припечатать к Долине, как и остальных? Взгляд Бэя уже скользил по комнате, проверяя пути к бегству.
— Не советую даже пытаться, — проговорил Истинный. — У меня очень много способностей. Что дает нам возможность договориться.
Слова жреца дарили надежду… Вот только мысль, что белобровый воин Храма уже сейчас отправит Бэя обратно на Землю, не обрадовала, а испугала. Неужели Кобейн еще не готов проститься с миром, в котором останется Тайна? И какое название подобрать этому синдрому? Навязчивая привязанность?
— Переместиться самостоятельно у тебя не получится, не хватит опыта и умения создавать настройки. Помощника тебе не найти, потому что у всех способных скользить между мирами есть ограничитель на ближайшие пять лет. Ждать случайного перехода можно всю жизнь, — продолжал Истинный. — Для меня ты — интересный парадокс, ошибка. Но, поверь, мне не будет жаль, если тебя казнят. — Истинный сделал паузу и усмехнулся. — Что бы тебе стало понятно, о чем я говорю — поясню. Жрецы используют специальные амулеты, чтобы проверить подлинность меток рода. Мне они не нужны. От тебя разит знаками, на которые ты не имеешь прав. Кто-то слишком увлекся, пытаясь сделать тебя частью этого мира.
Бэй не услышал пока ничего нового. Но с интересом слушал дальше.
— Я могу «узаконить» твои знаки так, что только самые высшие жрецы будут способны распознать подлог. А поверь мне, таких очень мало, и шансов встретиться с ними у тебя почти нет.
— Я очень заинтересован, — признался Бэй. — Из услышанного получается, что вы готовы помочь мне вернуться домой, но какое-то время я должен оставаться в Долине?
(И Тени! Он был не против еще немного задержаться! — Мазохист).
Истинный улыбнулся:
— На неопределенное время.
— Не хотелось бы состариться в вашем мире. Дома меня ждет семья и незаконченные дела.
— Думаю, что неопределенное время означает чуть дольше, чем слияние Трех Лун.
Бэя это не устраивало. Но предъявлять претензии было не к месту.
— Что я должен сделать?
— Стать моей гарантией, что одна вещь не попадет в ненадежные руки.
Истинный оттолкнулся от подоконника и стал медленно мерить шагами комнату.
— Не знаю, что ты успел понять о нашем мире, но думаю, что среди контрабандистов был занят несколько иными вопросами, чем спасение Долины и разногласия веры, — Не дожидаясь ответа, жрец продолжил: — Приближается день Аль Ташида, с которым люди связывают свои надежды на будущее. Но им пока не известно, что Долине грозит серьезная опасность. Атомная бомба. Я правильно использую это название? — Истинный явно старался произвести впечатление на Кобейна своими познаниями.
— Если вам нужен сравнение для возможного большого разрушения, то правильно.
Истинный довольно кивнул головой и повернулся к Бэю бритой стороной. Знаки на лице спускались зигзагом, и среди них было много выпуклых, неприятных взгляду.
— Она есть в Долине, как и те, кто по незнанию могут ее взорвать.
— А вы хотите спасти мир, — не удержался от сарказма Кобейн.
— Я хочу, — Истинный прервал хождение по комнате, — чтобы у одержимых ложной идеей людей не появилось возможности действовать, не разобравшись с последствиями.
— Что вы ожидаете от меня?
— Почти два столетия назад такой же Истинный, как и я, пытаясь остановить беду, спрятал в вашем мире опасную вещь. Он хотел защитить таким образом Долину. Но это был неверный путь, и это привело к тому, что Храм потерял контроль. Нужно было не прятать, а разобраться с древним артефактом, и потом принимать решение, что с ним делать.
— И как я его найду?
— Никак. Ты — не Искатель, а Проводник, который может помочь Искателю выполнить свою работу и вернуться обратно. Возможно, нам уже удалось предотвратить беду с помощью пятилетнего ограничения всех Скользящих между мирами. Но в Долине может скрываться неизвестный нам. Я привяжу тебя к переходу. Если этот неизвестный скользнет на Землю, ты окажешься рядом с ним.
— Как я пойму, кто он и почему этот человек должен довериться мне?
Истинный усмехнулся, растягивая тонкие губы в сдержанной улыбке.
— Вы окажетесь с Искателем недалеко друг от друга. Узнать ты его сможешь. Этот Скользящий окажется в вашем мире впервые, подготовленный только по рассказам. Так что он очень обрадуется помощи. Придется, правда, убедить его в случайности твоего скольжения или в счастливой случайности вашей встречи. И сделать так, чтобы он не смог отказаться от твоей помощи. Но если ты выжил в Долине, у тебя хватит ума и хитрости и на это.
Бэй мял кулаки, облокотившись локтями на колени и рассматривал знаки на лице Истинного. На той стороне головы, где спускались на плечи длинные прямые волосы, вязь татуировки тянулась на шею прямой линией…
— А если я просто исчезну, как только вернусь на Землю? Брошу вашего Искателя или еще лучше, сдам его своим властям?
Истинный рассмеялся.
— В последнее — не поверю, и тебе придется вернуться, причем как можно скорее, иначе ты умрешь. С меньшим условием я тебя на Землю не отпущу.
— Я должен во все поверить на слово? В то, что услышал от вас правдивый рассказ. В то, что останусь в живых после того, как приведу вам Искателя. Что смогу попасть после этого на Землю и не умереть там через пару месяцев?
Истинный достал из кармана прозрачный белый камень, отшлифованный в плоский диск.
Бэй знал о таких камнях. Сам пользовался ими, когда принимал клятвы бывших соперников за Рукав. Кристаллы правды. Жрец положил его на стол и накрыл ладонью.
— Все, что я сказал — правда. Если ты не нарушишь своей части договора, я не нарушу данных мною обещаний. А именно — помогу вернуться тебе домой и не причиню вреда., — сказал жрец и призвал в свидетельницы Удачу.
Когда он отошел от стола, кристалл остался прозрачным, подтверждая истинность намерений дававшего клятву.
Не-е-ет. Даже после красочного шоу праведных намерений Бэй не доверял жрецу, но если он откажется, то уже на рассвете будет на плахе.
— Тебя казнят завтра, — усмехнулся Истинный, словно прочитав мысли Кобейна, — а я снизошел до использования камня правды.
И правда. Снизошел. Оставив Бэя без выбора.
На этот раз это была не татуировка. Истинный не стал смотреть на знаки на спине Кобейна, обронив угрозу, что рисовальщик не сможет долго прятаться среди контрабандистов. Бэй промолчал, оголяя левое плечо.
Взяв в руки тонкую шелковую нить, по крайней мере, такой она казалась, жрец стал вязать из нее узлы и прикладывать их к телу Кобейна. Стоило нити коснуться кожи, она тонула в ней, не оставляя даже следов затейливого узора. Бэй не чувствовал боли, но ненавидел каждое мгновение непонятного ритуала. Он смотрел на сосредоточенное мужское лицо с густыми белыми бровями и неприветливыми серыми глазами и пытался представить жреца в роли Шляпника из Алисы.
— Вы даже не попытались узнать, кто я и почему прошел через шов, — высказал свои сомнения живой холст. Именно так Кобейн себя и чувствовал, наблюдая за движениями рук жреца — холстом для долинных импрессионистов.
— Это не имеет значения. Ты не первый и не последний случайно скользнувший из вашего мира, — огорошил признанием Истинный и лишил Бэя чувства эксклюзивности.
— За все времена наши одаренные изредка оставались на Земле или оставляли после себя потомков. В условиях вашего мира дар не развивается, но не пропадает бесследно. Людей с подобным наследием может утянуть во временной шов. Обычно они погибают при переходе. Единицы, пережившие скольжение, теряются в Долине, не оставив от себя и следа. — Истинный говорил и плел, плел и говорил, монотонно- успокаивающе. — Ты остался жив, значит, можешь скользить еще. Устроился среди контрабандистов, значит, хитер и находчив. Счастливая аномалия.
Еще одно имя в быстро растущую коллекцию имен Кобейна.
А ведь клятва Истинного была не снисхождением, вдруг понял он. Жрецу важно убедить его в своей искренности, чтобы Бэй не искал путей выхода из ситуации, в которую попал. И у жреца та же болезнь, что и у Старка — он слишком привык к власти, чтобы сомневаться в собственных предположениях. То, как он наполнял судьбу Кобейна собственными версиями, не пытаясь их проверить, говорило об этом. Чувство превосходства может сделать человека близоруким, застилая глаза уверенностью, что ему известно все.
Значит, Истинный может допустить ошибку. Дышать стало легче. Клетка, в которую вплетали Бэя, показалась просторнее.
Ларс был прав.
Янтарное сердце имело слишком сильное влияние на Ану. Оно привязывало к прошлому. Играло на ее чувствах, каждый раз отбрасывая назад, к тому дню, когда она сжимала в руках окровавленную куртку, И путь расставания и принятия того, что Бэя больше нет, начинался заново. Камень отталкивал ее от Ларса, лишая возможности научиться быть счастливой с ним. Настоящим и будущим Аны был Наследник, а не объятия воспоминаний и полет с призраком.
Человек или дух, настроивший таким образом янтарь, хотел сделать ее слабой, значит, с камнем нужно расставаться, пока он не причинил вреда.
Вот только сделать это Ана хотела сама, а не когда Наследник насильно втащил ее в комнату с прессом для дробления. В этакий морг для забракованных камней. Янтарное сердце не заслужило подобной участи.
По-этому камень вышел из комнаты вместе с Избранницей. В складках платья. Вернее под ним. И едва не вывалился из-под юбки по дороге к карете.
Ана сама придумает способ, как обезопасить себя от влияния янтаря. Уже завтра. А сегодня предложит Ларсу остаться с ней ночью. Пора переступить непройденную черту, чтобы идти дальше вместе.
Оставить прошлое прошлому.
С таким решительным настроем Ана вернулась в имение Мелины.
Она успела побывать в парке аттракционов, оплата в котором производилась ударами в сердце и душу. Но после катания на горках, скайдайвинга и виртуальных полетов была вынуждена играть в поддавки с лэдой Акселой, которая вздумала проверять знания символики важных родов. Ана едва сдержалась, чтобы не начать сражение словесными рапирами.
Наследник пришел, задержавшись на два часа. Уставший, но с улыбкой ожидания на лице, словно о чем-то догадывался. Узнать бы причины протянувшейся между его бровями морщинки… Но Ларс бросал на Ану такие взгляды, что она забывала о вопросах. И напоминала себе, что решение провести с ним ночь — своевременное.
Лэда, кажется, тоже что-то заподозрила, потому что блюла. Не спешила уходить от стола. Присоединилась после ужина к чаепитию в библиотеке — сидела далеко, чтобы не мешать и не подглядывать, но оставалась рядом.
Конечно, Ларс все понял! В относительном уединении он и Ана касались друг друга руками, сцепляя пальцы, создавая электричество, которым пропитался воздух вокруг. Хватило малейшего намека во взгляде, и в глазах Наследник зажегся огонь. Его жара хватит на двоих, решила Ана. Вот только лэда не уходила с поста. Аксела самолично проводила свою подопечную до комнат и, похоже, решила заночевать в коридоре.
Волнуясь, как девчонка, которая мечтала о поцелуе Наследника, не решаясь даже смотреть в его сторону, Ана готовилась, словно к первой брачной ночи. Распустила волосы, тронув их цветочным маслом, выбрала не слишком открытый, и не слишком прозрачный пеньюар, но не оставила под ним белья. И ждала — то сидя на краю широкой кровати, то вскакивала и начинала нервно ходить по комнате, прислушиваясь к звукам в коридоре.
Два раза за дверью раздавались осторожные шаги, прерываемые тихим голосом Акселы:
— Вам тоже не спится, Ваше Высочество?
Потом установилась тишина. Густая, настоящая, обещающая спокойный сон. Она коснулась измученной ожиданием девушки, наливая тяжестью ее уставшее тело. Кровать была широкой, шелковые покрывала — прохладными.
Ана уже качалась на волнах сна, когда до ее слуха донесся тихий скрежет, шелест, тяжелое дыхание и, прежде чем она успела испугаться, в окне показалась белобрысая голова, и Ларс бесшумно запрыгнул в комнату.
— К Теням все эти защиты. До тебя не доберешься ни ногами, ни по воздуху.
Взъерошенный, лохматый, в сбившейся одежде. Такой!…. не Ларс…. Но именно таким он лишил Ану всех сомнений. Она подскочила на кровати и, прикрыв ладонью рот, смотрела, как Наследник отряхивает с брюк куски листьев и пыль, поправляет волосы. Беззвучно рассмеялась — откинув назад голову, а когда снова посмотрела на мужчину, то захлебнулась жаром, исходившем из его глаз, от его фигуры, вдруг напомнившей хищного зверя. Ларс скинул с себя рубашку, оставаясь в светлых брюках, и Ана поняла, что забыла, настолько хорошо он сложен. Скорее изящен, чем худ, с развитыми мышцами и плоским животом. Отросшие локоны упали на плечи, и Наследник торопливо пошел к кровати. Ана чувствовала его взгляд на своих плечах, на просвечивающей сквозь тонкую ткань груди. Настойчивый взгляд — почти прикосновение, он спускался по ее животу туда, где уже было жарко и пульсировало, гладил дрожавшие ноги. Ана больше не понимала ни себя, ни реакций собственного тела, которому хотелось ласки мужских рук. Тело было менее разборчивым, чем сердце и разум. Гая уже устала читать лекции на тему, что глупо хранить верность призраку. Подруга права. Ана сама потянулась за первым поцелуем и застонала, почувствовав ладони Ларса на своих плечах.
Он касался ее!
Этот куцехвостый, белогривый Пес касался Аны!
Как делал Бэй — уверенно и умело, вызывая стоны наслаждения и разжигая костер желания.
Руки Пса были на груди Тайны. И тванские Тени! Ей это нравилось!
Бэй схватил в руки что-то тяжелое и холодное, швырнул со всей силы об стену. И проснулся от звука разбитого кувшина. Вскочил на кровати. Вокруг была ночная темнота. Через щели ставень, закрывавших окно, сочился свет Лупоглазой. Бэй был один, в той же комнате, где разговаривал с Истинным пару часов назад, и не мог успокоить рваное дыхание. Видение было настолько ярким, словно Кобейн находился рядом с накрытой светлыми простынями кроватью и видел на ней двоих людей. Он слышал тванские стоны! Наследник целовал и вовсе не целомудренно трогал свою невесту. Свою невесту, но… Его, Бэя! Ану! Что за порядки в этом мире!? Кто-то же должен блюсти честь благородных невест?!
Кобейн зарычал от бессильной злобы, сгорая заживо от ревности, и рванул ворот рубашки — он свалился одетым на кровать после того, как ушел жрец, думал прилечь на минуту, но похоже заснул на часы.
Что с ним происходит? Очередное видение? Сумеречное помрачение, охватившее сознание? С аффектами ярости и тоски?
Сердце и вовсе запуталось, что делать. То ли спотыкаться, пропуская удары, едва проталкивая кровь по сосудам, то ли качать ее так, чтобы дрожали готовые лопнуть от напряжения стенки артерий. Бэй вскочил на ноги, пару раз присел, подпрыгнул, присел еще раз. Через стену послышались недовольные крики. Он подскочил к окну и распахнул его, едва не выломав рамы. Требовался свежий воздух, чтобы жадно глотать его ртом.
Что с ним происходит?
Бэй повернулся в темноту комнаты и снова увидел их.
Было жарко. Дрожь нетерпения прокатывалась по всему телу, но изнутри, от сердца, разливался холод. Ей нравились прикосновения Ларса. Он нашел чувствительное место на шее, рядом с ухом, понял, как трогать ее грудь, чтобы Ана выгнулась дугой от блаженства. Только разум не позволял ей раствориться в эйфории от пылких ласк. Ана напоминала себе инструмент, который настраивали умелые руки музыканта.
Всему виной был грохот. Что-то упало в соседней комнате во время первого глубокого поцелуя — такого, что от него кружилась голова, и невысомым становилось тело. Резкий звук заставил остановиться и отстраниться на мгновение от Ларса. И теперь Ана не могла отключить сознание, как ни старалась.
Тело испытывало наслаждение и жаждало большего, но на душе было беспокойно. И сердце беспокойно стучало, только, кажется, не от страсти, а от страха. Зачем нужны воспоминания в такой момент?
Это опять он? Ведьмин булыжник? Янтарное сердце, которое Ана спрятала в шкатулке на столе, чтобы завтра передать с Гаей ювелиру? Избранница решила заработать на коварном камне, но, кажется, он снова издевался над ней.
Легкая ткань уже давно соскользнула с плеч. Ана потянулась за рукой Ларса, скользнувшей ей на живот, приподнимаясь на локтях, и увидела темный, мужской силуэт на фоне окна, там, где в комнате находился стол.
Стонет и выгибается?!
Кобейн зарычал, завыл, как подстреленный волк. Ударил по створке окна, которая хрустнула и, отлетев на пол, прокатилась от удара в темноту. Ему никогда не было так больно, как в этом реалистичном, навязчивом бреду. Смотреть и не иметь возможности учавствовать в нем называлось онейроид. Потому что эти двое на кровати не отреагировали на его крик. И на шум от выдранной створки — тоже!
Руки Пса! Бэй сломает их в нескольких местах, когда доберется до Наследника!
Ана?! Кошкой потянулась, приподнялась, открывая шею и голую — голую! — грудь.
Бэй не подписывался на такое сумасшествие.
Прежде, чем понял, что делает, он стащил с ноги сапог и бросил в видение, выключая его, как экран телевизора. Но перед тем, как картинка стала темной, Ана закричала, и на ее лице было узнавание.
Значит, все-таки делирий, решил Кобейн, — у него получилось поучаствовать в собственном бреду!
В дверь стучали, из коридора раздавались злые, мужские голоса — кажется, ночь на постоялом дворе закончилась. Бэй подобрал с пола сапог, надел его. Огляделся, переводя дух, видя только залитый светом луны номер, с беспорядком на пару камней и десяток монет, и пошел открывать дверь, все еще рыча от злобы и ревности. Но последний взгляд Аны был настолько красноречив, что Кобейн смог снова нормально дышать. Жаркая ночь осталась без продолжения, потому что у него получилось привести в чувство одно бесстыжее, сероглазое видение.
Ана закричала еще до того, как черный силуэт, который она не могла бы спутать ни с чьим иным на свете и даже в двух мирах, склонился, стащил со своей ноги сапог и запустил им ей в лицо. Привидение было в ярости.
Ана села на кровати, собираясь в комок, прижимая к себе колени, обхватив их руками, и неотрывно смотрела на стол, вместо которого ей только что привиделось окно и черная тень. Тень? Тень! Пусть иной формы, чем Тени из Карьера, но…
Сердце замерло от страха и беспокойно застучало. Она сходила с ума. И виной тому ведьмин камень, который терзал ее видениями.
Ларс все понял. Он оставил девушку на кровати, стремительно подошел к столу, и безошибочно потянулся к шкатулке.
— Ана? — гневный шепот полуголого растрепанного Наследника был громче погребальных труб, объявлявших народный траур по почившим королевским особам.
Девушка спрятала голову в коленях.
— Я знаю, что была не права, знаю… извини, извини, извини, — быстро- быстро зашептала она в ответ.
Лишившись всех денег и части камней, Бэй покинул постоялый двор и направился в единственное место, где рассчитывал получить помощь.
Неожиданная встреча с жрецом отменила необходимость возвращаться к Роксе, и Кобейн даже думал направиться наутро в сторону Закатной столицы. Ноги сами несли его туда, где была Тайна.
Но после бредового видения, он шагал по темной улице, как ходячий вулкан, извергая во все стороны искры ярости, распуская лавы ревности, и вполне мог еще раз разорваться, попадись под руки что-то достаточно большое и тяжелое.
Большим и тяжелым оказались ворота во двор к ведьме, они отлетели в стороны, словно не были закрыты на ночь.
Бэй пришел к Роксе за спасением — отваром забвения, порошком освобождения, обманкой на весь его опухший Аной мозг. С него достаточно. Он был готов на любое лечение.
Толкнув незапертую дверь в дом, Кобейн спохватился, что нормальные люди в это время спят, и запоздало постучал по косяку, но не получил ответа. Включилась профессиональная интуиция детектива, подсказывая, что это нехорошая тишина.
Достав из-за пояса нож, Бэй преодолел короткий коридор и осторожно вошел в комнату с длинным узким окном и плитками — светильниками на стенах.
В ней царила неестественная пустота. Ночной гость скользнул взглядом по сторонам, отметив, сбившуюся скатерть на столе. А потом увидел на полу цветастую юбку. Рокса лежала на спине, глядя в потолок широко распахнутыми застывшими глазами. Почему-то не верилось в естественную смерть от старости или сердечного приступа. Бэй подошел поближе и склонился к лицу ведьмы, когда застывшая женская рука скользнула с живота вдоль тела и тяжелой палкой упала на пол. Кобейн вздрогнул от глухого звука и увидел зажатый в пальцах Роксы турмалин, который ведьма взяла за изготовление обманки. На камне появилась глубокая трещина, которой раньше не было.
— Он защиту ей обещал…
Бэй не понял, откуда доносится голос — от камня или из приоткрытого рта ведьмы.
— Кто?
— Ро..… — камень выкатился из скрюченных пальцев, развалившись на три части, и когда Бэй перевел взгляд на лицо Роксы, ее глаза были закрыты.
— Ана? — тихий, заботливый голос звучал над самым ухом.
Она покачала головой.
— Я — сама.
— Уверена?
Вместо ответа Ана протянула вперед руки, в которых сжимала янтарное сердце. Она стояла с Наследником у раскрытого окна, глядя на освещенный яркой Второй луной парапет.
Разжались пальцы, камень полетел вниз.
Ве-е-чность… падал он. Вечность.
Звон был как от падения хрусталя, а не камня. На короткое мгновение на земле вспыхнула яркая оранжевая звезда и рассыпалась на тысячи ослепительных искр. Совсем некстати Ана вспомнила сказку о Снежной королеве и подумала, что бы это значило, — получить янтарный осколок в сердце?
Руки Ларса были теплыми и очень правильно ощущались на ее плечах. Избранница прислонилась к груди Наследника.
После казни ведьминого камня, они оба оделись. Ларс накинул рубашку, Ана сменила пеньюар на закрытое ночное платье. Настроения на страстную ночь больше не было.
Ана чувствовала внутри себя пустоту… ей было холодно. Это же не осколки ведьминого сердца? Конечно, нет. Все искры разлетелись далеко у земли, ни одна не поднялась в воздух.
— О чем ты промолчал за ужином? — спросила она. — Почему задержался?
Ларс помедлил, принимая решение. Прижал девушку к себе, словно хотел укрыть.
— Прибыли наблюдатели, а с ними посланник от Магистров. Каменный крест проявился.
— Мадигве, — прошептала Ана, и потянулась к Наследнику, желая спрятаться.
— Не уходи, — попросила она, понимая, что не хочет остаться одна.
Ларс взял ее на руки и отнес к кровати. Лег, привлекая к себе. Ана положила голову ему на плечо и думала, что долго не заснет, но почти сразу провалилась в сон без сновидений.