Расколотый мир

Глава 3. Стебель и зерна

Еще нам далеко до цели,

Гроза ревет, гроза растет…

Ф. Тютчев

С первого взгляда, да и со второго тоже, город Редим производил удручающее впечатление. Клима, Гера и Тенька въехали в него ближе к середине дня, но даже тогда улицы были почти пустынны. Колдун объяснял это тем, что дни стоят не базарные, да погода ненастная. И впрямь, холодный дождь моросил уже третьи сутки, превращая лесные дороги в грязевое месиво. В городе, правда, были мостовые, но совершенно неприглядные на вид: черные, будто закопченные, кое-где поросшие мхом и плесенью. Стены, как и говорил прежде Тенька, совсем обветшали, каменная кладка кое-где обрушилась. На воротах никто не стоял, да и открыты они были лишь наполовину. Видимо, шире не позволяли насквозь проржавевшие петли. Редим пропах сыростью, плесенью и чем-то еще, неприятным. Гера вспомнил, что так пахла земля на кладбище рядом с его родным селом.

Пару раз через дорогу пробегали куры и гуси, такие же затрапезные, как и все вокруг. На окраине города дома строили по деревенскому обычаю: деревянные хибары, крытые плоской каменной черепицей, замшелой и заплесневелой, как мостовые; кругом были разбросаны небольшие огороды. В глубине одного какой-то мужик прилаживал к разваливающейся от старости телеге сырое трухлявое колесо. У колодца на улице худая женщина в черном платке осторожно поднимала журавель. На старом фонаре трепалась по ветру мокрая серая тряпка паутины. Ближе к центру здания громоздились в два-три этажа, улицы сужались. Город казался сонным и неповоротливым, как старый больной дед, обыкновенно лежащий на печи и высовывающий нос на белый свет с большой неохотой и только по нужде.

— Не нравится мне здешний градоначальник, — пробормотала Клима, когда они вышли на площадь перед зданием суда и управы.

В неоднократно упомянутые Тенькой базарные дни, которые сейчас казались не более реальными, чем малиновые лесные крокозябрики, эта площадь звалась торговой. В стороне, у линии примыкающих домов, даже были свалены остовы прилавков, перевернутые бочки из-под пива, кваса и вина, какие-то наполовину сгнившие ленточки, некогда яркие и цветные.

— Ты же его еще не видела, — возразил Гера. — Может, не такой уж и плохой тут градоначальник.

— Хороший человек город до такого состояния не доведет, — обда брезгливо обозрела площадь и остановила взгляд на пустующих флагштоках.

— Может, здесь просто люди неряшливые или ленивые? — Гера всегда был готов отстаивать доброе имя незнакомого ему человека.

— Не бывает столько ленивых и неряшливых людей, — отрезала Клима. — Бывают недостаточно организованные. Хоть бы флаги вывесил… Совсем распустились здесь. Тенька, в Редиме всегда так уныло?

— Ну… в базарные дни поживей, ленточки на фонарях висят. И летом плесенью не пахнет, если погода сухая.

— Ясно. Значит, всегда.

Гера и Тенька молча переглянулись за Климиной спиной. "Правая рука" — потерянно, он совершенно не понимал, какую поддержку общему делу можно найти в этом гиблом месте, если даже в Фирондо ничего не вышло, хотя там куда поживей, и сравнивать нельзя. А колдун — заговорщицки. Тенька чуял: обда сейчас тут что-то устроит. И не испытывал никаких опасений, тем более — сострадания к неведомому градоначальнику.

В здание управы, к слову, такое же темное и обшарпанное, как все вокруг, Клима пошла одна. Соратники остались ждать ее на площади, подпирая с разных сторон грязный фонарный столб. Гера отметил, что когда рядом не стояла излучающая обаяние Клима, город казался и вовсе вымершим.

— Странное тут здание управы, ты заметил? — завел Тенька светскую беседу. Молча ждать скучно, вдобавок вид у друга подавленный. Эх, вот же не умеет человек жить без лишних забот. То ли благородство мешает, то ли академическое образование.

— Нет, — Гера присмотрелся внимательней. — Вроде все привычно. Даже более привычно, чем дома в Фирондо.

Тенька почесал в затылке, а потом просветленно хлопнул в ладоши.

— Точно! Оно же — вылитый ваш Институт по стилю планировки! Интересненько получается…

— Да ну, не может быть…

— А ты присмотрись!

— Это невозможно, — упрямо возразил Гера. — Наш Институт проектировали люди совместно с сильфийскими зодчими, там идет смешение стилей архитектуры, а здесь просто древняя постройка, которую много раз ремонтировали и переделывали.

— Но похоже ведь, — прищурился Тенька. — Тоже смешение стилей. Герка, а что если ваш Институт "смешивали" специально, а тут все произошло естественным путем?

— Что ты хочешь этим сказать?

— А ты не понимаешь? Допустим, первоначально здание построили сильфы. А потом люди на протяжении нескольких столетий переделывали его под себя.

— Но откуда взяться сильфам в центральной части Принамкского края, да еще в столь давние времена?

Тенька пожал плечами, заявив, что современная наука покуда не нашла ответа на сей вопрос. Но все сходится. По-сильфийски большие прямоугольные окна, по-людски остроконечные башенки. Только цвет не белый, как в Институте, а черный. То есть грязный.

Тема светской беседы себя исчерпала, некоторое время друзья стояли молча, а потом Гера спросил:

— Как думаешь, Клима сумеет договориться с градоначальником?

— Скорее да, чем нет.

— Почему? Ведь в Фирондо, как ни крути, мы потерпели неудачу.

— Потому и думаю. Клима не дура поучиться на чужих ошибках, а уж на собственных и подавно. Я не я буду, если у нее после провала в Фирондо еще хоть раз так же сокрушительно не получится уболтать какую-нибудь важную шишку!

…Попасть в обиталище градоначальника города Редима было гораздо проще, чем пробиться к правителю в Фирондо. Достаточно только подняться по обшарпанной каменной лестнице на второй этаж, спросить дорогу у затрапезного вида поломойки и толкнуть массивную деревянную дверь с коваными полосами поперек.

Клима вошла в просторный квадратный зал. Высокий потолок был частично разобран: когда-то на него надстраивали башню. Теперь свод терялся в прогнивших балках и паутине. На каменном полу виднелись разводы от мокрой тряпки. Клима относилась к чистоте вокруг себя равнодушно, но царящая тут грязь ее покоробила.

Единственной точкой жизни и тепла в неприветливом холодном зале был камин. Он горел ровно и жарко, кругом на полу валялись пыльные медвежьи шкуры, а на скамеечке у самой решетки сидел темноволосый мужчина с кочергой в одной руке и бокалом вина в другой. У стены неподалеку выстроилась целая череда бутылок темного стекла. Пили здесь основательно и не один день.

Знакомо.

Мерзко.

Клима приблизилась, подступая сбоку. Градоначальник еще не стар — около тридцати пяти лет — имеет солидную щетину. Явно когда-то брился, но теперь не утруждает себя. Светло-карие глаза запали, кончик носа покраснел.

— По какому поводу пьешь?

Градоначальник вздрогнул и повернулся всем корпусом. Он только сейчас заметил вошедшую.

— Ты кто? — голос был хриплым, простуженным. Или — пропитым.

— Обда Принамкского края.

— Смешно. А я — Верховный сильф. Хочешь вина, девочка?

Клима села на шкуру. Она больше не хотела действовать с наскока. Тенька был прав: на чужих ошибках обда училась хорошо, уроки же от собственных и вовсе схватывала на лету.

— Увы, бокал всего один, — градоначальник протянул ей наполовину опустошенный свой, а сам взялся за бутылку, выпуская из рук кочергу. — С тебя тост, девочка!

— Обда Климэн. А тебя как зовут?

Он расхохотался.

— Дурацкий день, дурацкая встреча, дурацкий разговор… Ладно, пусть будет обда. Ты не знаешь моего имени? Мне казалось, его выучила каждая собака.

— Я — не "каждая собака".

— Фенрес Тамшакан. Главный в этой дыре, — он сделал широкий жест рукой, держащей бутылку, вино плеснуло через край. — Так каков твой тост?

— Выпей за меня. За обду и отечество, — внезапно Клима поняла, что никто прежде не пил в ее честь.

— Неплохо. В стиле горцев, знаешь ли, пить за то, чего нет… А почему ты так упорно называешь себя обдой? Набиваешь цену, а? — Фенрес жадно присосался к горлышку, выгибая синеватую шею.

Клима понаблюдала за этим и решила, что ей не нравится, когда за отечество пьет всякий сброд. Она достала маленький кинжал и поднесла к руке. Свою порцию вина даже не пригубила.

— Потому что я и есть обда.

Увидев светящиеся порезы, Фенрес Тамшакан подавился. Судорожно кашляя, отбросил бутылку в сторону (та упала на шкуры, но не пролилась: опустела больше, чем наполовину), пятерней откинул со лба темную сальную челку и пробормотал:

— Так, надо завязывать с выпивкой… Как, говоришь, тебя зовут?

— Климэн Ченара. Обда Принамкского края. А с выпивкой и впрямь завязывай, у меня к тебе дело, а я не терплю пьянчуг.

— Да разве это пьянство? Так, нервы успокоить… Постой, правда что ли обда?! Да это ж как? Я же…

Фенрес задрал рукав, открывая небольшой шрам чуть выше локтя: три вертикальные полосы перечеркивает горизонтальная. Клима впервые видела живое подтверждение Тенькиных рассказов о горцах, которые до сих пор проверяют своих детей на талант. По наитию она накрыла шрам ладонью. Жалкий, омерзительный — но это человек, отмеченный ее знаком. Ее человек, принадлежащий Принамкскому краю и высшим силам до последней капли крови. Значит, человека надо использовать.

Старая отметина растаяла, полыхнув зеленым.

— Вот так. А ты только что принес мне клятву служить.

— Погоди, — Фенрес поднялся и, чуть пошатываясь, вышел из зала.

Его не было довольно долго, но Клима по своему обыкновению не томилась ожиданием, а размышляла. Выводы ей пока не слишком нравились.

Градоначальник вернулся умытый, протрезвевший и даже более-менее причесанный. При виде Климы выражение его лица сделалось задумчивым. Должно быть, Фенрес Тамшакан до последнего надеялся, что обда ему примерещилась с похмелья, а на самом деле он разговаривал с обычной продажной девкой или вовсе с пустотой. Но шрам снова не появился, а Клима не исчезла. Напротив, пересела на скамеечку и демонстративно выплеснула вино из бокала в огонь. Пламя взвилось, загудело. Крепкий, видно, напиток был. Фенрес гибель вина воспринял стоически, поморщился только, но возмущаться не стал. Плюхнулся на шкуру и окинул гостью внимательным взглядом. На сей раз без лишнего ошеломления, трезво, расчетливо. И его глаза бегали. Честные люди так не смотрят. Достаточно умные и удачливые пройдохи — тоже.

— Так значит, это правда? Обда и впрямь вернулась, а не посходили с ума рыночные торговки вместе с половиной мелких купцов?

— Как видишь.

— И что же ты забыла в этой дыре? Или за годы войны обды настолько обмельчали, что и Редим за столицу сойдет?

— Ты, я гляжу, далеко не в восторге от этого места, — холодно отметила Клима.

— А чему мне восторгаться? — неожиданно озлобился градоначальник. — Да ты знаешь, кто я? Да ты знаешь, кем я был в Западногорске?! Какие поклоны мне бил весь этот сброд, какие пышные балы гуляли на мое золото! Вино лилось рекой — не эта кислятина, а настоящее, горское! Все, все пошло прахом…

— И что же произошло? — девушка заинтересовалась. Этот скользкий тип — выходец из высшего общества, что полезно. Если в политических фигурах Ордена Клима худо-бедно разбиралась, имена были на слуху, да и многие отпрыски благородных учились с ней бок о бок, то из ведских аристократов она знала лишь Артасия Сефинтопалу да Эдамора Карея. О последнем Тенька вообще всем уши прожужжал.

— Что? — с ненавистью повторил Фенрес. Но потом сменил тон и чуть смежил веки. — Трагическая история, меня оговорили, и я вынужден был согласиться на сей чудовищно оскорбительный для моего положения пост.

"История грязная, — подумала Клима, глядя на нехорошо бегающие глаза, в которых не было ни намека на трагичность. — Подрезали ему крылья и выслали. Или сам побыстрее сбежал, чтобы не прибили. Он не такой уж дурак, вдобавок изворотлив, как гадюка. Это усложняет дело. Проще было бы договориться с простодушным глупцом или сообразительным, но добрым и честным человеком вроде Геры. Но как же весело будет заставить его делать то, что хочу я!"

— Давно ли ты здесь?

— Третий год, — сквозь зубы процедил градоначальник. — Третий год в этой проклятой грязной дыре, а все из-за какой-то глупой крикливой девки… — тут он осекся, но Клима все прекрасно услышала и сделала выводы.

"Грязная дыра… Нет, не буду я давать ему много власти. Что стоит убраться на своей земле, убивать время не за бутылкой, а за делом, полезным народу? Может, поэтому я обда, а не он?"

Фенрес Тамшакан присматривался к собеседнице. Он видел перед собой неухоженную, но самоуверенную и хваткую девицу не старше двадцати лет. Мистическое ошеломление схлынуло и, рассудив трезво, Фенрес решил, что перед ним все-таки не обда. Потому что так просто не бывает. А шрам от колдовства растаял. Может, она маститая колдунья. И, кстати, чего это он сидит и все ей выбалтывает?!

— Ты не ответила на мой вопрос. Что делаешь в Редиме, других городов нет? И вообще, откуда ты взялась такая, обда?

— Пришла издалека, — насмешливо ответила та, давая понять, что ничего конкретного не скажет.

Пару минут спустя Клима приметила в интонациях собеседника насмешливую осторожную фальшь.

"Он где-то крутит со мной. Что это могло бы значить?"

— А хочешь, Фенрес, вернуться в Западногорск? Да так, чтобы тебе там снова поклоны все отбивали.

— Кто ж не хочет восстановить былое могущество, — он саркастично покривил губы.

"И правда, кто ж не хочет… Нет, дело не в его прошлом, тут он не солгал. Надо пощупать еще…"

— А веришь, что я могу подарить тебе его? Ты мне симпатичен.

— Обда любит и балует своих подданных, это всем известно. Как тут не поверить.

"Вот! Здесь! Не верит, что я дам ему большой куш? Или дело в ином?"

— Так пойдешь за обдой, Фенрес Тамшакан? Пойдешь за мной? Будешь служить верой и правдой?

— Почему бы и не пойти, не послужить? А каковы твои условия, обда?

"Ах, ты тварь ползучая, — Клима едва не сказала это вслух. Последнее, что могло ей прийти в голову — неверие градоначальника в ее предназначение. В точности, как в Фирондо. — И что я делаю не так? Почему верил Институт, почему в Ордене никто не усомнился, сильфида слушала с разинутым ртом, Тенькины односельчане уважают, а тут… Нет, об этом надо подумать позже. Сию минуту важно другое. Почему он не сказал и не рассмеялся мне в лицо, как Артасий Сефинтопала или Эдамор Карей? За кого меня принял?"

— Я возьму власть в Принамкском крае. А ты будешь подле меня и получишь все, что пожелаешь.

— Слишком расплывчато, сударыня Климэн.

— Обда.

— Хорошо: обда Климэн, — Фенрес не видел смысла в этом маскараде, но вслух не возражал, осторожничал. — Чего ты хочешь от меня сейчас? Чтобы я бросил этот город и ушел от теплого камина мотаться с тобой по лесам в компании лихих людей, теша себя отдаленными надеждами?

"Так он принял меня за разбойницу! Нет, пусть уж лучше я буду для него мятежницей".

— Почему же по лесам? — улыбка вышла легкой и немного зловещей. — У меня в повиновении уже восемь деревень, но тебя я туда не зову. Сиди у камина. Я создам свое государство, как встарь. Понимаешь теперь? Уступи мне этот город, Фенрес. Он все равно тебе не нужен. Я укреплю стены, и они защитят меня и моих подданных от солдат, которые вскоре явятся сюда, чтобы подавить мятеж.

— Восемь деревень, а уже успела объявить войну властям? Точно, обда! — в этих словах Клима явственно услышала иронию, но виду не подала. Пусть. Ей нужен Редим. А уязвленное самолюбие пока надо придавить каблуком. Она еще шкуру с градоначальника спустит и порежет на куски по числу недоверчивых мыслей.

— Ко мне некстати явились за рекрутами и налогами. Я и медной монетки Фирондо не заплачу. А ты, если дело сладится — получишь золото. Для начала.

— А не обманешь? — Фенрес заинтересовался. Обда или нет, но золото у всех одинаковое. А девчонке и впрямь позарез нужен город. И если она готова за него хорошенько заплатить…

Клима посмотрела ему прямо в глаза. Благо, этот уроженец гор, в отличие от Эдамора Карея, косым не был.

— Я пустых обещаний не даю. Запомни это.

Градоначальник сглотнул и нашарил позади лежащую на шкуре бутылку вина. Авантюриста была непроста.

…Когда Клима вышла из здания управы, Гера с Тенькой уже не стояли у столба, а сидели спина к спине и отчаянно скучали. При виде обды "правая рука" подскочил первым:

— Ну что? У тебя получилось?

— Ступай наверх, прими командование гарнизоном, — без предисловий велела Клима.

— Тут и гарнизон есть? — изумился Тенька, неспешно поднимаясь.

— Тридцать два солдата и выпивоха колдун. Работают в полную силу только по базарным дням — за порядком следят, а прочее время бездельничают в казарме. На воротах стоят через день, если дождика нет. Растормошишь и организуешь, чтобы собрали народ на площади. С градоначальником не болтай.

— Он тебе присягу не принес? — уточнил Гера.

— Принес, — Клима хмыкнула.

— Тогда в чем дело?

— Гера, я отдала тебе приказ!

— Обда гневается, — перевел Тенька, — на вопросы ответит нехотя и потом.

Гера вздохнул и пошел, куда было велено. Клима недовольно посмотрела на колдуна. Тот лишь плечами пожал, мол, сама "правую руку" распустила, так нечего теперь хмуриться, что он приказы беспрекословно не выполняет и лишние вопросы задает. Взаимоотношения Геры и Климы были сложными, зыбкими и непонятными толком даже им самим, поэтому Тенька предпочитал не влезать. Получалось, правда, редко: иногда лишь благодаря колдуну удавалось избегать ссор. При этом все трое смутно чувствовали, что когда-нибудь этой неопределенности настанет конец, и ничего хорошего не ждали.

Клима устало привалилась к грязному прохладному столбу фонаря разгоряченной щекой и досадливо буркнула:

— Градоначальник тот еще пройдоха. Не верит, что я обда, на клятвы плевал. Он предаст меня при первом же удобном случае.

— Но ты что-то задумала, — Тенька читал это в ее глазах.

— Верно, — Клима отпустила столб и выпрямилась. — Я рассчитываю ни во что его не посвящать, а со временем избавиться. Мне ни к чему люди, скверно выполняющие свою работу.

— Гере об этом и правда лучше не знать. Даже если мы сумеем его убедить, он будет вести себя так, что градоначальник обо всем догадается.

— Гера не дурак, и болтать не станет. Он даже сумеет с милой улыбкой заверять Фенреса в вечной дружбе, но потом закатит мне истерику, какой он, Гера, подлец. Так что пусть до поры будет в неведении.

— Бережешь ты его.

— Мне удобно, когда он считает себя моим другом.

К вечеру дождь поутих, а грязно-серую, словно заплесневелую, как мостовые, пелену туч прорезал янтарно-оранжевый закатный лучик, чтобы мелькнуть на пару мгновений, оставить воспоминание от своего блика в лужах, окрасить сонный город светом и пропасть за линией горизонта, скрытой домами. И снова все кругом стало уныло и пасмурно. Лениво капало с крыш, в щелях посвистывал холодный осенний ветер. В этих краях к середине осени уже все покрывалось инеем, а знаменитая на весь Принамкский край красная сирень и вовсе не росла, только синяя и белая.

Клима стояла в темном холле здания управы перед дверями, выходящими на площадь, и внимательно следила через щелочку за Герой, который гордо, пружинисто выхаживал перед неровным строем городских стражников и раздавал указания. Получалось у Геры хорошо. Каким-то образом уже с первых слов он мог внушить к себе уважение и доверие, сделаться своим для людей, видящих его впервые. Клима так не умела. Одно дело — поставить себя выше остальных, стать главной, а другое — добиться искренней любви в кратчайшие сроки. Может, оттого Геру так слушают, что он всегда свято верит во все, что говорит, безукоризненно честен и правдив, прямолинеен, преисполнен веры и в то же время не задирает нос?

— Ты завидуешь, — Тенька маячил за Климиным плечом и тоже норовил глянуть в щель.

— Я размышляю, — обда машинально прикрыла глаза, но потом спохватилась: колдун их не видит. Стало досадно. Тенька изучил ее вдоль и поперек, порой скажет так, что задумаешься. А и правда, не зависть ли? Климе хотелось думать, что нет. Было бы чему завидовать, подумаешь! — Тебе надо будет съездить в деревню за моим золотом.

Тенька поднял брови.

— Пришла пора тратиться на армию?

— Нет. Это мзда за управление Редимом. Ты же не думаешь, что пройдоха Фенрес уступил мне город за честное слово?

— Я бы не удивился, — фыркнул колдун. — А много ты ему отдаешь?

— Половину того, что у меня есть. И это мы еще изрядно поторговались. Надо искать связи с купцами и богатыми людьми, я и так самая нищая обда в истории, — Клима недовольно скривила губы. Она и не думала, что все будет настолько трудно. В Институте дела обстояли попроще. — Тенька, почему орденские руководители поверили, что я обда, даже не видев меня и не слышав моих речей, а ведские, сколько стараний я ни прикладывала — ни в какую? Правитель с Эдамором Кареем на смех подняли, — она говорила это почти с ненавистью, — градоначальник принял за разбойницу. Даже твои односельчане поначалу как-то странно присматривались.

Колдун ненадолго задумался.

— Может, дело именно в том, что орденские тебя не видели? Не хочу пополнить собой список будущих жертв твоей неотвратимой мести, но ты сейчас не похожа на легендарную личность.

— Они искали в Институте ребенка, а не легендарную личность! — Клима обернулась. Ее брови были сдвинуты. — И даже после того, как все раскрылось, не стали бояться меня меньше. А они боятся, Тенька, до сих пор.

Тенька внимательно оглядел подругу, даже обошел ее кругом. Парадоксально, но сейчас Клима внушала куда больший трепет, чем год назад. Обда сильно изменилась за время, прошедшее с их побега. Форма летчицы ей не шла, да и вообще какая бы то ни было форма. Платье же, пусть и старенькое, сидело как влитое, подчеркивая талию, грудь и властную осанку. Темный платок оттенял мокрые золотистые волосы, а огонь в глазах за два года лишь разгорелся ярче. Хотя, если перечитать легенды и посмотреть в архиве старинные портреты… Тенька помнил эти портреты, каждый житель ведской части Принамкского края видел их копии хоть раз, а юному колдуну посчастливилось глазеть в библиотеке Фирондо на подлинники.

Роскошная желтоглазая женщина на фоне покоренных ею гор. Белое платье, алый плащ с золотистым подбоем, в ногах — колосья, полные зерна. А глаза строго и остро глядят, кажется, сквозь века на потомков, и от такого взгляда аж сердце замирает.

Статный, сильный мужчина в сверкающей кольчуге, ладонь на рукояти меча, волосы перехвачены той самой диадемой, которая пылится сейчас у Климы в коробке. На картине хрупкий и легкий головной убор кажется тяжелым литым венцом — высшие силы разберут, как там было на самом деле, но выглядит внушительно.

Старинный рисунок, выжженный на деревянной дощечке: портрет совсем молодой девушки, не все черты прорисованы, что-то смазалось от времени, но как же выразителен каждый штрих! Видно, ясно: как неизвестный художник дерево, так и эта девушка своим лишь существованием выжигала новые страницы истории Принамкского края.

Более новая картина, явно чья-то фантазия уже времен войны: прекрасная и совершенная, обда идет по лугу. В тех местах, где она прошла, распускаются цветы, диадема из простой прихотью живописца сделалась филигранной, кулон больше раза в три и развернут письменами к зрителю, кругом мир, благодать и вечное лето.

И, непонятно как затесавшаяся в ведский архив, старая карикатура на обду, нарисованная в Ордене: растрепанная и слабоумная с виду девица, которая строит дом из песка, размываемый снизу водою. Мол, шатается твоя власть, обда…

— Я понял, — сказал Тенька. — Это все из-за разницы в воспитании. Веды идеализировали образ обды, они, то есть, мы, ждали ее слишком долго. Фирондо сейчас и великий Ритьяр Танава не устроил бы, они уверены, что обда — это такая бесконечно могучая легендарная личность, которая никогда не придет, потому что все уже утратили надежду. И когда являешься ты, они сначала недоумевают, а потом убеждаются: ты реальный человек, а все знамения можно списать на простое колдовство. Другое дело, если бы ты возникла посреди кабинета Сефинтопалы в клубах сизого дыма, и потусторонний гнусавый голос вещал с потолка что-нибудь философское. Вот это по-нашему, это интересненько бы получилось. А Орден наоборот. Они все годы войны сидели и тихо боялись, что обда вернется и устроит им яму с крокозябрами. Сначала орденские долго убеждали себя, мол, в обде нет ничего от высших сил, но со временем начали ждать того, кем ты, собственно, и являешься: обычного человека, у которого достаточно ума и везения захомутать себе всю имеющуюся власть. Словом, у страха глаза велики. Ха, интересненько узнать: сильфы боятся тебя, как Орден, или идеализируют, как веды? Может, и то, и другое?

— Не хочу гадать, — невесело отмахнулась Клима. — Меня больше занимают люди Редима. Я не могу сейчас их ни купить, ни запугать. Мне нужна вера этого города…

— У них нет надежды, — заметил Тенька. — Думаешь, почему от твоего "бунта" все так засуетились? В Ордене еще худо-бедно справляются с идеологией, здесь — нет. Тут народ вымотался и хочет пожить в покое. Они пойдут за любым, у кого хватит духу развернуть легендарные золотые знамена, указать цель и убедить, что ее можно достигнуть. Думаю, на орденской земле тебе пришлось бы повозиться с народом, а здесь достаточно позвать. Ну и одевайся более внушительно, когда на переговоры идешь. И кулон на виду носи, а то высшие силы его знают, есть он у тебя под платьем или нет.

— Знамена, говоришь? — прищурилась Клима, доставая нагретый телом кулон наружу. — А найди-ка мне золотистой материи. Много. И быстро, в эти пять минут. А еще фонари зажги и повтори тот свой фокус с частицами света…

Когда горожане собрались на площади, то едва узнали ее. Ярко горели фонари, по мостовой прыгали сотни солнечных зайчиков, а на флагштоках реяли золотисто-желтые лоскуты материи, в которых сейчас трудно было опознать куски полога кровати градоначальника, "одолженные" Тенькой быстро и без ведома хозяина.

Явилась большая часть Редима: об обде были наслышаны все, любопытство заставило горожан покинуть сухие теплые дома. Всякому хотелось увидеть воочию легендарное чудо. Пока что на обду пришли поглазеть, как ходят на дрессированного тигренка или труппу комедиантов. О последствиях же не задумывался никто.

Клима вышла на крыльцо здания управы. Умытая, причесанная, поверх платка через плечо небрежно, но изящно перекинут еще один лоскут желтого полога (неровный, с бахромистыми краями, материю рвали и резали впопыхах). Сейчас как никогда требовалась эффектность, и Тенька снабдил явление обды громким хлопком и снопом оранжевых искр. Клима была уверена в себе и своих силах. Она научилась не выматываться, выступая перед публикой, стала еще лучше чувствовать людей. Конечно, тут не воспитанники Института, знакомые с детства и почти родные, но страх обходил обду стороной, лишь азарт не оставлял ни на минуту.

— Мой народ!!! — звонкий, громкий, уверенный голос. — Я обда Климэн, и я вернулась к вам в трудный час разрухи и запустения! Я родилась бы раньше, но высшие силы Земли и Воды ниспослали нашей родине надежду именно теперь!..

В эту ночь в Редиме мало кто спал. Клима говорила такие слова, что даже ее ближайшие соратники диву давались. Впоследствии никто из очевидцев и участников событий не мог вспомнить, как это получилось, но когда речь подошла к концу, горожане ринулись убирать улицы. Таскали воду из колодцев, смывали с мостовых грязь и плесень, на столбах и деревьях вязали разноцветные ленточки. Повсюду зазвучали песни, горели огни трактиров, там пили за новую обду Принамкского края. Простая ночь в одночасье сделалась праздничной, в тусклый город словно вдохнули жизнь.

"Будет война!" — говорила Клима, и люди повторяли за ней. Без страха, с решительностью: будет война! Но теперь появилась надежда, теперь есть, за что воевать, после речей обды все вдруг стало просто и понятно: Принамкский край вскоре сделается един, а для этого надо не дать себя разобщить. Мы ведь одна страна, дети единой земли, и вот человек, который говорит это прямо, который машет рукой, как встарь, и зовет, зовет… Надо только взять и пойти следом. И будет война. А разве война уже не идет? Разве не уносит она каждый день множество жизней? Разве не загибается медленно, но верно, огромный народ, кровавой чертой разделенный на два лагеря? Так давайте той же кровью и смоем эту черту! Вот она, обда, она смоет все. Нужно только дать ей кровь, помочь, поддержать. Ради себя и будущего своих детей, ради мирной жизни повоевать еще совсем немножко, но под верными знаменами…

Да будет война!

— Ты чувствуешь это мистическое вдохновение, когда она говорит? — восхищенно спросил Гера у Теньки, когда столкнулся с ним на площади посреди всеобщего гуляния. Гера полночи носился по улицам и ухитрялся руководить всеми, кого видел, помогать словом и делом, и уже настолько сроднился с местными жителями, что ему готовы были бесплатно наливать в каждом трактире, любой горожанин счел бы за честь принять его в гостях, а юные сударыни провожали статного красивого юношу восхищенными взглядами.

— Я чувствую, что Клима тут всем задаст, — буднично предрек Тенька.

— Всем? Горожанам Редима?

— Принамкскому краю.

— А, ты об этом, — улыбнулся Гера. Глаза у него были счастливые и смотрели исключительно в светлое будущее, минуя более прозаичное настоящее. — Клима — великий человек! Мы отобьем атаки Фирондо, соберем большую армию и объединим Принамкский край!

— Я в курсе, — фыркнул Тенька.

— Ты что, сомневаешься?

— Не-а. Но колдун местный — неуч и дилетант. Я с ним пообщался… Он даже естественные свойства ста сорока пяти основных веществ через пень-колоду знает. То-то здесь в окнах ледяные ставни такие мутные.

— А колдун при чем? — взгляд Геры сделался недоумевающим, и потому — более осмысленным.

— При том, что нам как-то надо будет вскоре держать оборону. У Фирондо — целый Эдамор Карей. Да и помимо него мастеров хватает. А у нас колдуна нормального нет. Разве что из городских еще кто этим занимается, но вряд ли тоже есть большие успехи, иначе бы ставни были качественнее. Да и у нас в деревнях из колдунов только я и Миреня косая, но она вдобавок и дурища, каких поискать, даже ставни у нее текут.

— Как — нормального колдуна нет? А ты?

— Кто я против Эдамора Карея? Так, пушинка на ветру. Он меня на одну ладонь положит, другой прихлопнет… Вот не думал я, что придется с ним воевать! Интересненькая это штука — жизнь.

— Ты что, боишься его? — возмутился Гера. — У нас не только колдуны, у нас и армия будет не хуже, чем в Фирондо! Клима, вон, по всему городу мотается, чтобы ее в лицо знали. И меня теперь знают. Я подмечаю, договариваюсь. Все за нас! Люди, высшие силы, сама судьба! А ты панику развел.

— Я трезво оцениваю свои шансы, — пробурчал Тенька.

Светало, гасли фонари. Редкие блики света отражались от чистых мостовых. Небо наконец-то прояснилось, и вымытый послепраздничный Редим был подсвечен холодно-розовым, а на концах распустившихся за ночь прутиков инея проблескивала солнечная позолота.

Город спал. Сладко, безмятежно, так спят дети или усталые взрослые, только что скинувшие с плеч немалые тревоги. Не спали лишь в здании управы. В каминном зале тщательно вымыли пол, убрали шкуры и пустые бутылки, внесли массивный длинный стол, кресло и несколько скамеек. В настенных канделябрах догорали свечи. Новых не вставляли: окна выходили на восток, и в зале с каждой минутой становилось все светлее.

Два часа назад Клима отправила Теньку в деревни с поручением: привезти ее золото, известить всех, что Редим принял обду, и пригласить старост в ставку, но прежде чтоб отправили на тракт разведчиков, дабы ведские солдаты не застали никого врасплох. А сейчас обда, заняв кресло во главе стола, оглядывала свою "ставку". Народу было немного. Градоначальник еще с середины ночи отправился спать, заявив, что без денег и пальцем не пошевелит. Был велик соблазн не давать ему ничего вообще, и так уже пользу принес, но Клима понимала, что в этом случае Фенрес затребует город обратно. А свары, заговоры, интриги и закономерная смерть жадного градоначальника на пороге битвы — дело хлопотное. Непременно пойдут слухи, пересуды, а это ни к чему. Поэтому смерч с ним, пусть подавится. Клима еще свое возьмет. В итоге места за столом занимали: Гера (по правую руку), начальник местной стражи (по левую), его помощник (явно с жесточайшего похмелья), самый богатый городской купец (благодаря нему до сих пор не зачахла традиция устраивать ярмарки), и старая-престарая бабка в черной лохматой кацавейке. Местные жители эту особу уважали, величали сударыней колдуньей, хотя бабка на людской памяти ни разу не колдовала. Бабка пришла к зданию управы без приглашения, в сопровождении внучки: странноватой девочки лет десяти с круглым сонным личиком, и Клима жалела, что не может посоветоваться насчет этой парочки с Тенькой. Впрочем, интуиция говорила, что вреда от бабки не будет.

— Я приветствую всех присутствующих, — начала Клима. Она говорила проникновенно, с достоинством, и острый взгляд сияющих черных глаз, казалось, пронзал каждого из сидящих за столом. — Город на славу погулял в эту ночь, а теперь пришло время неотложных дел на благо Принамкского края. Вернее, той его части, над которой ныне властвую я. Все вы стали моими соратниками, кто-то раньше, — кивок на Геру, — кто-то совсем недавно. И теперь я рассчитываю на вас, вашу преданность родине и высшим силам, то есть — мне. Потому что моя воля — это воля высших сил.

— Слава новой обде, — вполголоса, но четко сказал Гера и поднял над столом скрещенные в знаке обды пальцы. Начальник стражи, его помощник, а затем и купец, помедлив, повторили жест. Бабка осталась сидеть неподвижно, девочка молча таращила светлые, ничего не выражающие глаза.

Теперь, когда вступительное слово было сказано, Клима перешла к главной теме заседания. Это не было новостью, город за ночь успел привыкнуть к слухам о грядущей войне, воодушевиться жаждой победы. Требовалось поставить конкретные цели и раздать указания.

— Над моими землями нет власти Фирондо и ничьей власти, кроме моей, — это прозвучало буднично, как само собой разумеющееся. — Но в Фирондо пока не поняли, что дешевле выйдет это признать и встать под мои знамена, которых все ждали столько лет. Войска Сефинтопалы со дня на день будут здесь. И мы отобьем их, — Клима торжествующе улыбнулась. — Слово обды: отобьем!

— Да будет так, — проскрипела бабка. — А от горожан-то тебе чего надо?

Климе вдруг подумалось, что истинный градоначальник здесь не тот, кто спит сейчас на кровати без желтого полога.

— Не так спрашиваешь, — теперь она говорила только с бабкой. — Что может быть нужно людям от своего правителя, стае от вожака, зернам от стебля колоса? Единство, руководство, слово. Мое слово — и город стал живым. Мое слово — и оживет весь Принамкский край. Скажешь, не надо это людям?

— Продолжай, — отозвалась бабка задумчиво. Клима поняла, что старуха все еще сомневается. Ну, "сударыня колдунья"!

— Рвут колос — ломают стебель. Стебель сохнет, и зерна падают в грязь. Стебель зелен — и отдает зернам те соки, что берет от земли. Не это ли главный закон мироздания? Но без зерен не ценен стебель. Чем крупнее зерна вырастают, тем стебель делается прочнее. Вы — мои зерна. Я соберу вас вместе, и мы переживем бурю. Так спросишь ли ты еще раз, что мне надо от горожан?

Клима умолкла, глядя бабке в глаза. За столом было тихо-тихо, все напряженно ждали, чем закончится разговор. Каждый, даже похмельный помощник начальника стражи, понимал: речь идет явно не о сельском хозяйстве. А Клима подумала, что по-настоящему ей вручат Редим только теперь.

— Да будет так, — повторила бабка. Но совершенно иначе. — Властвуй над нами, обда.

"Высшие силы! — пронеслось у Климы в голове. — Так вот оно какое: второе условие формулы… Я снова удержала! И удержу еще не раз".

— К делу! — отрывисто велела она. Если уж открыто разрешили властвовать, то самое время быть собой. — Когда город проснется, часть людей надо отрядить на укрепление стен. Есть в городе каменщики? Их следует поставить там во главе. О ходе работ докладывать Гернесу Таизону, — жест в сторону Геры. — Начальник стражи займется сбором ополчения. Главнокомандующим будет Гернес Таизон, начальника стражи ставлю его первым помощником.

Возражений не было. Геру все успели полюбить и зауважать.

— Как в городе с продовольствием? — продолжила Клима. — Есть ли оружейные лавки? Сколько народу можно накормить и вооружить?

— Я договорюсь об этом, сударыня обда, — подал голос купец. — Мои капиталы отныне будут работать на твои нужды. Мне отчего-то кажется, что я в итоге не прогадаю.

Клима мысленно возликовала.

Заседание ставки длилось до позднего утра. Обсудили все: и укрепление, и ополчение, и проблему недостачи хороших колдунов, денежные дела и дела духовные. Поговорили и о стратегии. Редим находился в стороне от тракта, и для того, чтобы войска Фирондо пришли под стены, миновав деревни, их требовалось заманить. Решено было уговорить селян оставить дома и временно перебраться в город, где обда может дать защиту. Тогда войскам не останется ничего, кроме как миновать опустевшие деревни и прийти к Редиму.

В середине дня вернулся Тенька с золотом. А немного погодя приехали старосты. К тому времени уже вовсю шли работы по укреплению стен, на площади маршировали ополченцы, а получивший плату градоначальник если и появлялся на людях, то говорил про обду только хорошее. Поэтому Климе не составило труда уговорить деревенских спрятаться в городе, где к их приему уже начинали готовиться.

Спустя еще четыре дня город было не узнать. Куда пропал сонный заплесневелый Редим! Теперь тут было шумно, по чистым улицам сновали люди, на почти укрепленных стенах несли посты зоркие часовые, дымили трубы походных кухонь, развевались цветные флажки на фонарях и остриях флюгеров. И звуки, звуки. Топот копыт, ржание, стук каблуков о брусчатку, разговоры, звон монет: повсюду торговали и покупали. Лязг оружия, удары лопаты о камень. Там и тут крики, славящие обду, призывы к войне и труду на благо родины, оклики, пение. А та, у которой достало сил заварить всю эту кашу, столкнуть с горы литое колесо, сидела в здании управы и принимала донесения изо всех частей города и даже от границ своих владений. Пока все шло как надо. Редим готовился, войска Фирондо на горизонте не маячили. Но Клима не сомневалась, что битвы избежать не получится.

Прошел еще день, потом второй, третий. С того времени, как Клима бросила вызов сборщикам налогов, минуло уже больше двух недель, а разведчики все молчали.

— Почему они так долго не идут? — беспокоился Гера, нервно расхаживая вдоль стола. Такое юноша позволял себе, когда в зале были только он и Клима. Или еще Тенька, но колдуну сейчас было не до совещаний: он обосновался в одной из башен и смешивал компоненты для усовершенствования своего взрывчатого порошка, от чего здание управы иногда с грохотом потряхивало, а из окон башни валил дым.

— А тебе неймется? — Клима почти не спала в эту ночь. На стене поймали вора, таскавшего цемент, и она, как обда, вершила суд. После прочувственной речи велела облить цементом загребущие руки воришки, да и отпустить на первый раз. У провинившегося горожанина были такие умоляющие глаза… Климе понравилось это ощущение — решать чью-то судьбу. Обда жалела, что воровство карается иначе, и она не может вынести смертный приговор. В этих мыслях Клима не призналась даже Теньке.

— Это странно, — Гера хмурился. — У нас уже почти все готово, а воевать не с кем.

— Они придут.

— Откуда ты знаешь? Может, нас просто припугнули, а мы панику развели.

— Панику разводишь только ты. Я делаю то, что нужно.

— Но ты только подумай, — Гера замер напротив нее и перешел на шепот: — Если войска Фирондо не придут и через неделю, месяц, год? На что мы тогда воодушевили людей?

Наверху бабахнуло, с потолка упал кусочек штукатурки. Клима облокотилась на стол, ладонями оглаживая юбку теплого темно-алого платья из дорогой плотной ткани с золотым шитьем. Не деревнями уже правит — городом. И облачение должно быть соответствующее. Особенно, если есть знакомая бабка, у которой, помимо лохматой кацавейки, в доме на чердаке целый сундук добротных нарядов: выбирай, ушивай да носи. А квелая внучка замечательно умеет штопать, да и вообще вполне сметлива, если чего-нибудь ей поручить.

— Вот закончит Тенька эксперименты, и жди гостей. Гера, тебе заняться нечем? Я найду.

— Почему градоначальник не участвует во всех заседаниях ставки? — у "правой руки" накопилось слишком много вопросов. — И правильно ли я понял: ты дала ему денег?..

Но ответить или, что вернее, уйти от ответа Клима не успела. В зал почти вприпрыжку влетел сияющий Тенька.

— Восемь ведер с бидона получилось! — сообщил он. — Сейчас добуду помощников и доставим на стену. Взорвать там много ума не надо, я местному колдуну покажу, он в случае осады справится. Да, к Лерке кто-нибудь заходил? Как она?

— Все в порядке, — улыбнулся Гера. Он всегда улыбался, когда говорил о Лернэ. — Им с Ристинкой у бабки нравится.

— Что, даже Ристинке? — изумился Тенька.

— По крайней мере, там ее никто не заставляет помогать по хозяйству, — пожал плечами Гера.

— Сударыня обда! — донеслось от дверей. Там стояла круглолицая девочка с сонными глазами. — Бабушка передает, что в город разведчики из деревень пришли: по тракту солдаты идут, не меньше сотни.

Гера разинул рот, Клима вся подобралась, выпрямилась.

— Разведчиков ко мне на доклад. Закрыть ворота, собрать ставку, отдать предписанные приказы. Быстро! Гера, не зевай! Кто пять минут назад хотел воевать?

— Но как ты это предвидела? — вырвалось у Геры. — Едва Тенька доложил, что закончил…

Клима и сама не знала, с чего ей взбрело в голову сказать именно так. Она смерила Геру суровым взглядом, и тот, поняв, что объяснений не дождется, поспешил извещать ставку. Обда повернулась к колдуну.

— Порошок вышел такой, как я велела?

— Ага. Пониженная концентрация. Оглушать, но сильно не калечить. Ух, и намаялся я с дозировками!..

— Ничего, — Клима сняла ленту с растрепавшегося хвостика, перетянула волосы заново. — Мне нужны солдаты Фирондо. Пленные, а потом верные.

— Наши преимущества? — вполголоса поинтересовалась Клима у Геры, не сводя взгляда с приближающегося к стенам войска.

— Мы хорошо организовали оборону. Вдобавок, почти у всех столичных солдат нет опыта ведения настоящих боевых действий, ведь все они не с границы, а из Фирондо и окрестностей. У нас полно продовольствия, вооружение неплохое, все действуют слаженно, верят в тебя и скорую победу. Приказы командирам на участках стены отданы.

Стояло ненастное и промозглое осеннее утро. В грязных заиндевевших лужах полоскалась золотая, как знамена обды, листва. К городским стенам вела широкая дорога, в сухое время года утоптанная, а нынче размытая дождями. Стены за эти дни подросли, обзавелись зубцами и бойницами, укрепленные железом ворота стали выглядеть внушительно, хотя две глубокие колеи по разным сторонам дороги еще напоминали, что прежде ворота в землю едва ли не вросли и полностью не закрывались. Гера сокрушался, что нет времени и рабочих рук на рытье глубокого рва вдоль стен, как это описывается в учебниках по теории обороны. Любопытный и глазастый Тенька обнаружил, что когда-то ров вокруг Редима и впрямь был, довольно глубокий, но город разросся, и теперь остатки рва находятся в кольце нынешних стен и используются как сточные канавы. Еще Гера хотел срубить часть полудиких садов, раскинувшихся за воротами города, но люди воспротивились, а Клима решила, что в этом нет необходимости.

И теперь со стороны Редим выглядел как воинственно настроенная кумушка: ощетинившиеся зубцами стены, наглухо запертые ворота и множество плодовых деревьев кругом, разодетых в золотую листву. Было видно: город отвык от войны и осад, но сдаваться не собирается.

— Наши недостатки? — продолжила расспросы Клима. В Институте Гера был лучшим во всем, что касалось стратегии и управления войсками. В тех областях, где обда полагалась на интуицию, Гера имел блестящие книжные знания, и все вместе давало неплохой результат. Летчиц тоже учили стратегии, но больше воздушных боев, юношам же предстояло воевать и на земле.

— Опыта у нас тоже нет, — вздохнул Гера. — Конечно, и я, и ты бывали на границе, видели все своими глазами, я много читал и слушал рассказы очевидцев, но этого недостаточно. И горожане никогда не брались за оружие, разве что для охоты или защиты от волков. Рва нет, деревья мешают обзору. Все-таки надо было их срубить или хотя бы отпилить ветви.

— Не так уж они и мешают, — отмахнулась Клима. — Если в будущем придется — спилим. Фрукты с этого сада кормят многих горожан, если бы я отдала приказ, мог возникнуть бунт. Тихо, они подошли.

Столичных солдат было около сотни, вел их не давешний чиновник, а хмурый суровый вояка на вороном коне.

— Тридцать четыре смерча! — выругался Гера на сильфийский манер. — Этот явно на границе не просто смотрел.

Вояка остановился перед закрытыми воротами, задрал голову и громогласно потребовал прекращать маяться дурью, не устраивать напрасного кровопролития и выдать преступницу, называющую себя обдой, подобру-поздорову. Ответом ему стало глумливое улюлюканье.

Клима залезла на перевернутую бочку и высунулась из-за зубца почти в полный рост.

— Кто посмел усомниться в подлинности моего дара?! — крикнула она и достала кинжал. Изрядно натренировавшись, теперь Клима чертила знак на руке с небрежным изяществом. Ветер трепал полы платья, а лицо за счет длинного носа и широко распахнутых глаз издалека выглядело довольно необычно.

Когда порезы засверкали и начали таять, среди выстроившихся под стенами солдат раздались ошеломленные возгласы.

— Я ли не обда? — продолжила Клима грозно. Ветер дунул особенно сильно, юбка взметнулась языком пламени, словно повинуясь гневу избранницы высших сил. — А кто тогда? Уж не ты ли? Принамкский край ждал меня столько лет, и я здесь! За мною — мой народ! — на стенах заорали, поддерживая. — Я тоже не хочу напрасного кровопролития. Каждый, кому дорого будущее Принамкского края, может присягнуть мне и встать под золотые знамена!..

Клима говорила бы еще, но кто-то из солдат по неосторожности или умыслу спустил слишком туго натянутую тетиву. Стрела гулко ударилась в зубец у Климиной головы, Гера, сообразив, что к чему, схватил обду в охапку и стащил вниз, одновременно командуя начало битвы.

— Не смей!.. — попыталась остановить его Клима, но было поздно.

Со стен клубами заструился сизый туман взрывчатого порошка. Соприкасаясь с землей, он вспыхивал, раздавались оглушительные хлопки, разлетались в разные стороны люди и комья земли. Воин тоже отдал приказ, и на горожан обрушилась целая лавина стрел. Несколько человек срубили толстое дерево и потащили к воротам, но стоило им приблизиться, как со стен полетели камни.

Следующие несколько часов плохо сохранились в памяти Климы. Сначала она едва не растерялась: в мгновение ока тщательно просчитанный порядок битвы смешался, скомкался, канул в небытие. Обда поняла, что не в состоянии управлять ревущей толпой людей, яростно и азартно отбивающейся от другой такой же толпы, в которую превратились четкие ряды солдат. Словно все происходило вообще без Климиного участия, хотя она явственно слышала, как кто-то вопил "За обду!", и как ему вторили десятки голосов.

В творящейся на стене суматохе трудно было что-то понять. Все бегали, орали, передавали камни и кипяток, бранились, падали раненые и убитые, но на их место приходили другие, и все повторялось снова. Климу оттеснили от переднего края, Гера почему-то велел ей никуда не лезть и тоже убежал, непонятно что крича.

Потом девушка взяла себя в руки, немного приноровилась к обстановке, повинуясь всеобщему порыву, схватила какой-то камень и потащила к краю стены. Почему-то запомнилось, что камень был очень тяжелый, неудобный, мокрый и грязный, все рукава перепачкались. Над ухом свистнула стрела.

"Сейчас я могла умереть, но высшие силы меня берегут…"

Клима не глядя бросила свою ношу со стены и только потом посмотрела вниз. В ворота колотят мощным бревном, его держат сразу пара десятков человек. Плохо, ворота долго не выдержат. Много солдат лежат, оглушенные взрывами, но многие уже начинают шевелиться. Тоже плохо, не надо было Теньке настолько разбавлять свой порошок. Солдатам с луками постоянно кто-то отдает команды, на стенах же лучников толком нет… Еще одно "плохо", при планировании осады никто даже не упоминал о необходимости стрелков…

Интуиция действовала быстрее разума.

— Ты! Бегом к колдуну, пусть целит в тех, кто высаживает ворота. Ни один человек не должен подойти к бревну. Ты, ты, и ты, да, с колчаном! Собрать всех, кто может стрелять, пли по лучникам внизу! Вы двое — в разные стороны, обойти все и ко мне с докладом. Быстро!

Прошла минутная растерянность, Клима снова была уверена в себе. Она вроде бы тоже всего лишь бегала и орала, но благодаря ее крикам оборона как-то сама собой стала более слаженной, многие "плохо" превратились в "хорошо", а встретившийся на пути Гера изумленно присвистнул и по всей форме доложил обстановку.

Несколько часов… но Климе показалось, что прошли недели, прежде чем солдаты отступили, утащив раненых и убитых. Потери с обеих сторон были не слишком велики — в основном ранения стрелами среди горожан и контузии у солдат. Войско Фирондо расположилось лагерем в отдалении.

Члены ставки собрались на совет прямо у стены, возле большого, жарко горящего костра, на котором грели воду. Сейчас тут не было никого лишнего, люди разошлись. Часовые сидели на стене, прочие отправились к походной кухне или в лазарет, под который отвели один из ближайших домов. На земле у костра сиротливо валялся позабытый кем-то закопченный котелок. Гера лишь тронул его ногой. Тенька хозяйственно подобрал.

Ставка заметно разрослась со времени первого заседания. У костра грелись не только обда, ее "правая рука", колдун, стражники и купец. Пришли деревенские старосты (один — с повязкой поперек лба и забинтованной рукой), несколько особо отличившихся в бою горожан, на которых Клима уже имела виды, местный колдун, постоянно косившийся на Теньку с уважением, и белая псина с черными пятнами на сметливой морде. Собаку никто на совет не звал, но сидела она с таким уверенным видом, что Клима усмехнулась и не стала ее гнать. Бабки в этот раз не было, она не участвовала в бою, не ходила строить и следить, успокоившись насчет обды и полностью доверив ей управление городом.

— Вы все молодцы, — сказала Клима без лишней патетики. За несколько часов обда словно повзрослела. — С нами высшие силы и вера в правоту нашего дела. Редим чудесно вспомнил свое боевое прошлое! А теперь я слушаю. Гера, доложи общую обстановку.

— Значит так, — "правая рука" выглядел встрепанным и сосредоточенным, вытягивал к огню озябшие перепачканные руки. Мокрая грязь высыхала и отваливалась коркой. — Потери равны, но нас больше, чем солдат. Вероятность подкрепления пока невелика. Первый штурм показал, что стены укреплены грамотно, но бойницы следовало сделать более узкими, а ворота — двойными. Предлагаю укрепить ворота хотя бы дополнительными засовами, а бойницы частично заткнуть.

— Чем? — деловито спросила Клима.

— Не знаю… Может, камнями. Хотя, камни и так на счету.

— Еще следует выставить караулы не только близ ворот, но и дальше, — Тенька не стоял у костра, а сидел на корточках и чего-то мудрил с найденным котелком, щуря глаза. Сейчас он поднял голову и глянул на остальных. — Представляете, как интересненько получится, если солдаты зайдут к нам в тыл? Счастье, что в Редиме ворота одни, а дальние стены неплохо сохранились и их не пришлось восстанавливать. А еще счастье, что пара колдунов из солдат не Эдаморы Кареи, а навроде дуры Мирени. И тоже толком свойств не знают. Я бы на их месте заставил камни стены потечь.

— Это хорошо, что ты за обду, а не за Фирондо, — с чувством проговорил местный колдун, постоянно косясь на манипуляции юноши с котелком.

— Я распоряжусь, — кивнул помощник начальника стражи и тут же пошел на стену извещать часовых. А то вдруг у людей по ту сторону тоже имеется такой вот Тенька, которому проще не ломиться напрямик в запертые ворота, а поискать в ограде малозаметные щели. В таком случае, некоторые солдаты уже могут подбираться к городу.

Клима подумала, что ей давно не было так весело и хорошо. Казалось бы: промозглый осенний день, языки пламени столь же рыжи, как мокнущая в лужах листва, платье в грязи, на носу царапина, сама уставшая, голодная, смерч знает где… Но — кругом проверенные боем соратники, которые смотрят на нее с благоговением. Заслужила. Впереди неизвестность, но сейчас одержана победа, и есть силы продолжать борьбу. Ей докладываются, ее называют обдой Климэн, и на сердце торжество. Все идет как надо. Блестит медный кулон поверх платья (конечно, его лучше на теле носить, но символ власти должен быть на виду), а совсем скоро к нему добавится диадема.

"И тогда ни одна тварь не усомнится, что я — обда, истинная властительница этого края!"

Когда поток докладов и обсуждений иссяк, Клима объявила совет законченным и предложила членам ставки пойти перекусить. А заодно отдать нужные распоряжения, согласовать действия с прочими защитниками города и вообще не сидеть во время еды без дела. Идея пришлась по вкусу далеко не всем, но перечить обде никто не осмелился: Клима умела приказывать так, чтобы ее слушались. Расходились от костра поспешно, а собака вовсе умчалась, поджимая хвост. А все потому, что Тенька в последний момент перемудрил с котелком, тот превратился в пенистую грязно-сиреневую жижу и утек сквозь пальцы в костер. От огня жижа начала искрить и остро завоняла тухлыми яйцами. Горе-экспериментатор сокрушенно огляделся в поисках второго бесхозного котелка.

…Дожевывая на ходу кусок хлеба со сметаной, Клима поднялась на стену. Приветственно махнула часовым и удовлетворенно отметила, как ей поклонились. Все эти почести были обде в новинку и слегка кружили голову. Но не настолько, чтобы ее потерять.

Погода была тихая, а голос у Климы — громкий. Звуки эхом отзывались в стенах и разносились по округе. Обда продолжала прерванную боем речь, призывала сложить оружие и вставать под ее знамена. Говорила много и вдохновенно, размахивала руками, иногда — повышала голос. Речам внимали по обе стороны стены. И ни одна стрела больше в обду не полетела.

По ночной темноте пришли первые перебежчики, и благодаря им удалось предотвратить вылазку противника к дальним участкам стены.

Вторые подтянулись ближе к утру.

Следующий штурм был более вялым, а единственные шесть человек, сумевшие залезть на стену, изъявили желание служить обде. Потом Клима снова говорила, а во время третьего и последнего штурма часть солдат обратила оружие против своих. Обда удовлетворенно полюбовалась сварой внизу, а потом велела открыть ворота и помочь ее новым подданным.

Вечером Редим хоронил погибших, праздновал победу. Снова зарядил дождь, но холодная вода не могла остудить пылающих сердец, не могла погасить огонь в глазах обды, говорящей речь за речью. Клима не скупилась на благодарности и громкие слова, щедро дарила их всем и каждому, многих отметила персонально, и живых, и мертвых, чем заслужила еще больше уважения.

Уже глубокой ночью Клима потихоньку покинула праздник и забралась на одну из башен здания управы. Сидела на охапке сыроватой соломы, застеленной плащом, и смотрела, все не могла наглядеться на круговерть огней внизу, на разноцветные фигурки людей и на золотые знамена, свисающие с крыш многих центральных домов. Желтая материя нынче была в почете, фиолетовой настало время пылиться по чуланам и кладовкам.

На лестнице, ведущей в башню, послышались топот и голоса, а вскоре показались Гера с корзинкой и Тенька, несущий на вытянутых руках какой-то небольшой круглый предмет на палочке.

— Я же говорил, что наша злокозненная обда устала от этого балагана и отправилась строить коварные планы в тишину и куда повыше! — радостно изрек колдун и протянул Климе палочку. — Держи!

— Это что?

— Яблоко в меду! Гера тебя потерял и хотел бить тревогу, а я решил, что лучше потихоньку разыскать нашу любимую обду и накормить.

— Вернуть товарный вид? — усмехнулась Клима, но яблоко взяла и даже рассеянно откусила. Сладко…

— И это тоже! Обда — лицо государства! А у Принамкского края нынче физиономия, уж извини, усталая, осунувшаяся и не жравшая два дня.

— Тенька, да брось ты уже чепуху молоть! — не выдержал Гера. Тоже сел рядом с Климой, теребя в руках корзинку, и срывающимся голосом произнес: — Моя обда… ты невероятный человек! Из сотни присланных за тобой солдат твою сторону приняло больше половины! Я считаю вместе с пленными, почти все они уже хотят тебе служить. Ни в одном учебнике… Когда я шел за тобой, то даже не думал, что ты настолько… — юноша восхищенно замолчал.

— Ага, интересненько у тебя получается, — безо всякого благоговения подтвердил Тенька, отбирая у Геры корзинку и выкладывая на плащ четверть каравая хлеба, кувшинчик молока, пару холодных котлет из походной кухни и еще пару яблок, только без меда. — Прямо как в сказках. Э, куда! Я тоже буду! — это Клима молча взяла молоко, запить чересчур приторное лакомство.

"Правая рука" только глаза закатил. Тенька в его понимании был неисправим.

— Мы же для Климы это собирали!

— А кувшин я брал себе! И вообще, может, это древний колдовской ритуал.

— С переменным успехом таскать у обды молоко? — фыркнула Клима.

— Ну да, — с серьезной миной кивнул Тенька. — Все колдуны древности так делали!