Расколотый мир

Глава 14. Лучики на досках

А твои дожди говорили мне, что соленые,

Мне твои не лгали луга, что глаза зеленые,

И твоя шелестела листва, не жалея тепла.

Лишь теперь понял я: всей вселенною ты была…

А. Макарский

Весна в этом году наступала рано, словно природа изжила весь холод в зимние заморозки и теперь сама стремилась согреться, раздвигая тучи навстречу солнцу.

И чем громче барабанили по стрехам капели, тем оживленнее становилось на землях обды. Клима готовилась к войне.

Дела обстояли скверно. Ивьяр Напасентала сдержал слово и в последние дни зимы прислал весточку, что горцы отказались давать столице войска для кампании против обды. По-хорошему, Климе сейчас следовало возблагодарить высшие силы и тихо сидеть до совершеннолетия, строя крепость. Но уже заключен договор с сильфами, по которому обда обязана этим летом атаковать Орден. А делать это без поддержки Фирондо такое же самоубийство, как не делать вообще ничего. Поэтому ведскую столицу нужно захватить до конца весны, при этом не рассчитывая, что с Сефинтопалой выйдет договориться так же полюбовно, как с Фенресом Тамшаканом. Сефинтопала сейчас чувствует ослабление своей власти, и за остатки будет держаться обеими руками. Под Фирондо Климу ждет тяжелая сеча: ведские войска преданы своему правителю, а не самозваной обде, о которой ходят настолько противоречивые слухи, что проще поберечь рассудок и не верить ничему. При этом силы Климы еще малы, чтобы на равных биться с хорошо обученной регулярной армией, а о помощи горцев можно забыть на долгие три года.

Но, несмотря на заботы, в эти предвесенние дни Клима поймала себя на мысли, что больше не мечтает по вечерам упасть на кровать и уснуть от изнеможения на недельку-другую, а пяти часов для сна хватает с лихвой. Она научилась делить обязанности на очень важные и те, которые можно спихнуть на Геру. Правда, у полезного умения был один недостаток: теперь изможденным и невыспавшимся выглядел «правая рука», но Клима судила по своему опыту, что рано или поздно Гера тоже привыкнет. Теперь именно он разрывался между стройкой, где теперь почти не строили, а обучались военному делу, и штабом в доме старосты, вместе с командирами из числа толковых строителей и поселян корпя над картами и рассказывая все, чему успел научиться в Институте. Геру слушали. Как выразился Тенька, будущему полководцу прощали молодость за блестящее академическое образование. Взамен с Герой делились опытом, и постепенно содержимое голов в Климином штабе приходило в некоторое равновесие.

Сама Клима теперь являлась к старосте ненадолго. Выслушивала отчеты, иногда вносила поправки и уходила по своим загадочным делам. Надо сказать, никто в округе толком не знал, чем занимается обда, но все сходились во мнении, что без Климы все непременно развалилось бы.

Сейчас девушка почти ничего не делала сама, лишь отдавала распоряжения — лично или через гонцов. А большую часть времени почему-то занимал пересчет денег. Кроме обды никто в точности не мог назвать соотношение прибылей и расходов, суммы содержания армии, штаба и разведки, запланированный перечень непредвиденных трат и тому подобные вещи. У Климы все было записано и учтено. Она не знала, заключается ли в этом прямая обязанность обды, но пока казну доверить было некому. Впрочем, в скором будущем Клима надеялась завести пару толковых помощников, ведь, несмотря на все невзгоды, казна росла. Купцы Локита, Редима и Вириорты ухитрялись торговать на стороне и поставлять часть выручки обде. Расходы к весне тоже увеличились — приходилось закупать вооружение и амуницию, но, по Климиным подсчетам, бить тревогу и клянчить у сильфов второй мешок жемчуга не было нужды.

Деревня гудела и бурлила, а дома у Теньки все было по-прежнему. Красавица Лернэ тщательно оберегала уют, и даже нагловатый Хавес всегда беспрекословно разувался, переступая порог. Хотя, возможно, он опасался Геры, которому Лернэ безо всякой задней мысли могла пожаловаться на невежливых гостей. Хавес и Зарин теперь ходили за Климой повсюду и безмолвно боролись между собой за право подать обде руку на гололедице. Клима принимала это как должное, а Тенька над ней подшучивал, советуя когда-нибудь напиться в обществе обоих и на утро посмотреть, что будет.

Сам колдун с наступлением оттепели окончательно переселился на чердак, спускаясь вниз лишь за пищей и запасами воды для отвара ромашки.

Ристинка, едва вернувшись с Холмов, уехала в Локит, знакомиться с высшим обществом, и не у дел остались только сильфы. Даша разгоняла скуку, помогая Лернэ по хозяйству, а вот Юрген маялся. Теперь, когда сильф знал, что Даша его любит, он постоянно подмечал за ней какие-то взгляды, движения, вздохи и прочую чушь, на которую прежде и не думал обращать внимания. Нельзя сказать, что прежде в него не влюблялись девушки — молодой смазливый агент никогда не оставался в одиночестве на балах и дружеских вечеринках. Но чтобы вот так, молча, безответно… да еще и собственная жена! Юра не хотел Дашиной любви, не знал, как теперь себя вести, и страдал от этого.

Кроме того, не давали покоя мысли о готовящейся военной кампании. Вместе с ответным письмом Верховному Юрген уже давным-давно отвез на Холмы сведения, что атаковать будут не Орден, как все там опасались, а Фирондо. Но тут появлялись другие трудности. Если Клима пойдет на ведскую столицу в конце весны, Сефинтопала успеет стянуть к себе войска, что ослабит границы с Орденом. Значит, Орден может успешно начать наступление по фронтам, и его влияние усилится. В этом случае Холмам надо заключать новые договора на поставку техники и повышать цены, потому что завоеванные земли Орден будет держать любыми средствами.

Зная Климу, Юрген полагал, что такого подарка от нее ни сильфы, ни Орден не дождутся. Значит, она будет атаковать как можно скорее. Если узнать дату заранее и сообщить Ордену, те смогут начать наступление на ведов в дни штурма Фирондо, что увеличит шансы на прорыв. Тогда сильфы тоже останутся в выигрыше. Рассуждая так, Юра чувствовал себя бесчестным интриганом, но понимал, что политика родины требует от него этих жертв. И лучше самую малость подрезать крылья симпатичной ему обде, чем стать предателем своей страны.

В доме было тепло, для сильфа — душно. Юра сидел на лавке у приоткрытого окна и жадно вдыхал частицы свежего воздуха, пропахшего талым снегом.

— Сегодня мы будем готовить капусту, — сказала Лернэ таким тоном, будто речь шла о чем-то романтическом.

— Вчера капуста, позавчера капуста, — проворчала Дарьянэ. — Мы так сами скоро в капусту превратимся. Давай лучше я потихоньку на охоту слетаю!

— Это опасно, — отозвался Юра. — Тем более, днем.

Даша заметно вздрогнула от звука его голоса и с вызовом выпалила:

— Подумаешь! Все лучше, чем в четырех стенах сидеть.

— У нас еще восемь кочанов в сарае лежит, — вмешалась Лернэ. — Если до оттепели их не съесть, то сгниют.

— Ты одна этот кочан все равно не дотащишь. Нам с Юрой выходить нельзя. А Гера слишком поздно вернется, с утра надо было его за капустой посылать.

— Я Тенечку попрошу.

Тут скептический смешок вырвался и у Юры. Легче было дождаться Геру с другого конца деревни, чем Теньку с его чердака.

— Он как раз скоро спуститься должен, — как ни в чем не бывало закончила Лернэ.

— Откуда ты знаешь? — удивилась Даша.

— Ему ведра воды хватает на день. Позавчера утром Тенечка наполнил два ведра. Значит, сегодня у него должна кончиться вода.

Сильфы невольно переглянулись. Иногда наивная Лернэ выдавала логичные умозаключения.

И правда, вскоре наверху скрипнула дверь, по всему дому поплыл запах чего-то паленого и алхимического, а на лестнице объявился Тенька. Юра подумал, что дорого бы отдал за знание, чем колдун так увлеченно занимается сутки напролет.

Обычно Тенька не снисходил до разговоров, только кивал и отмахивался, разумом пребывая в неведомых изобретательских далях, но сегодня в ответ на просьбу сестры сказал:

— Ай, да какая там капуста! Гляди лучше сюда, Лерка, фокус покажу.

Жестом заправского комедианта он поднял левую ладонь, повернул тыльной стороной к зрителям и картинно открутил большой палец.

— Подумаешь, — пожал плечами Юрген. — Я тоже так могу.

— Не можешь, — уверенно возразил Тенька. И положил на стол маленький продолговатый предмет, который держал в правой руке.

Первой неведомую штуковину рассмотрела Лернэ и взвизгнула. Потом пригляделась Даша и тут же помянула смерчи. Заинтригованный, Юра поднялся, подошел ближе — и едва не высказался покрепче.

На столешнице лежал палец.

— Правда, интересненько получилось? — довольно уточнил колдун.

— А… а как обратно? — спросила Даша.

Тенька взял палец, преспокойно прикрутил на место и даже пошевелил им.

— Я разгадал секрет Эдамора Карея! И немного усовершенствовал. Это так просто, удивительно, что раньше никто не додумался. Если под определенным углом изменить мельчайшие частицы плоти, то происходит расслоение без отмирания, что при обратимости процессов дает возможность…

— Лучше бы ты крюк починил, — тихо всхлипнула Лернэ и обняла брата за руку.

— Ты чего? — изумился Тенька. — Вот он палец, живой и невредимый. Что же ты такая трусиха?

— Нам тоже немного не по себе на это смотреть, — признался Юра.

— Неучи! — привычно заклеймил колдун. — Лерка, успокойся. Что ты там про капусту говорила? Сейчас принесу…

Он сделал несколько шагов к двери. Его рука, которую по-прежнему обнимала Лернэ, отделилась от туловища и осталась у сестры. Лернэ, ощутив неладное, подняла голову…

На этот раз визг вырвался даже у Дарьянэ.

Сам экспериментатор, обернувшийся на вопли, только сокрушенно взмахнул другой рукой.

— Ну вот, все-таки отвалилась! Так и знал, что со связующими напутал. Дай сюда, — он с неприятным чмоканьем приладил руку на место.

— Теперь ты все время будешь… на части разваливаться? — осведомился Юрген, который сам удержал крик лишь чудом.

— Вот еще! — Тенька придирчиво подвигал плечом. — Я в этом деле уже почти профессионал! Кстати, Лерка, у тебя зеркальце есть? Хочу трофейный глаз на затылок приспособить…

Лернэ побледнела и едва не села мимо лавки.

— Иди ты… за капустой! — в сердцах посоветовала Даша.

Вечером Юрген долго не мог уснуть. Мешало все: шуршание паучка в углу, тихое посвистывание ветра за окном, назойливая ритмичная капель тающих под стрехой сосулек, лунный свет, влажные прелые запахи соломы и досок. А больше всего мешало присутствие Дарьянэ. Юра слышал, что она не спит, притихла на том краю кровати, даже не вздохнет лишний раз. Чего ей нужно? Тоже не может заснуть или хочет о чем-то заговорить? Так и говорила бы, лучше уж очередной скандал, честное слово, чем это напряженное молчание почти каждую ночь. Может, хочет, чтобы он заговорил первым? Так Юрген ни смерча не знает, о чем тут говорить. И вообще, спать хочется. Но луна вызверилась, хуже солнца слепит глаза. И шуршит чего-то. И скрипит. И топает…

Юра приподнялся на локте и прислушался. Снаружи действительно ходили, тихонько, крадучись, едва скрипя половицами. Но явно больше, чем один человек.

Сильф напряг слух.

— Там Тенька, Клима и Гера, — неожиданно прошептала Даша, не поднимая головы. — Я их через сквозняк слышу.

«Какая же она умница, когда не мается дурью!» — порывисто подумалось Юргену.

— Что еще ты слышишь?

— У них есть что-то большое… Оно замотано в ткань, ветер путается в складках. Идут от чердака к лестнице. Гера споткнулся…

Тут уже и Юра услышал отчетливое Тенькино «Не урони!».

— Наверное, опасное что-то, — заключила Дарьянэ и села, беззвучно откидывая одеяло. — Давай за ними проследим!

Юра, который едва раскрыл рот, чтобы предложить то же самое, проглотил не начатую фразу и кивнул.

Даша уже шла на цыпочках к окну, где стояли их доски — после гибели первой Юрген зарекся оставлять такую ценность без присмотра.

— Стой, — спохватился юноша. — Должен пойти кто-то один.

— Хорошо, жди меня здесь.

— Нет. Пойду я.

Даша обернулась, сердито уперев руки в бока.

— Почему это? Я летаю лучше. И с ветрами говорю.

— У тебя нет опыта ночной разведки, — Юра встал, поспешно натягивая штаны, рубашку и куртку на «змейке». — Я старше, опытнее, быстрее разберусь, что к чему.

— Ха, старик нашелся! Четыре года разницы! Даже не надейся меня переубедить! В кои-то веки что-то интересное, а я дома сидеть должна?!

— Не ори! — шепот получился таким яростным, что от поднявшегося ветра закачался многострадальный крюк под потолком. — Я здесь главный и решаю, кто пойдет в разведку, а кто…

— Это все потому, что ты меня не любишь! — заявила Дарьянэ, на взгляд Юры, без малейшей связи с происходящим. — Ты специально никуда меня не пускаешь, все запрещаешь…

— Давай оставим скандал до моего возвращения, — раздраженно процедил Юра, шнуруя ботинки. — Если мы полночи будем выяснять, кто пойдет на разведку, она потеряет всякий смысл.

— Поэтому хватит меня притеснять, я иду с тобой!

Сильф подавил желание ее придушить.

Луна стояла высоко. Круглая, огромная. Летать под такой луной — одно удовольствие. Можно разогнать доску, насколько возможно, чтобы ветер гудел в ушах, а щеки щипало холодом, и лететь, лететь на бледно-янтарный диск, не боясь потерять ориентацию и врезаться в землю.

Только сейчас сильфам было не до полетов к луне. На земле нашлись дела поинтересней.

Вопреки опасениям Юргена, обузы из Даши не вышло: девушка неотрывно скользила рядом, ловко управляясь с более тяжелой двухместной доской, не чихала, не кашляла и даже не задавала дурацкие вопросы.

Они не стали спускаться вслед за людьми по лестнице, а просто вынули из окон ставни сухого льда и вылетели со второго этажа, сразу увидев отходящих от дома Климу с Хавесом и Зарином и Теньку с Герой, которые вдвоем тащили какой-то объемистый продолговатый сверток. Лететь приходилось медленно, прячась за крышами домов и кружа позади идущих. Клима несколько раз оборачивалась, чувствуя на себе чужой взгляд, но смотрела на дорогу и в кусты у обочины, поэтому никого не заметила.

Люди вышли на незасеянное поле за деревней, пересекли его почти полностью и остановились, о чем-то переговариваясь. Сильфы обосновались в зарослях у кромки поля.

— Можешь услышать, что они говорят? — спросил Юра.

— Ветер в другую сторону, — сокрушенно ответила Даша. — Сейчас попробую уговорить его перемениться…

Счастье, что на фоне луны были прекрасно видны силуэты. Вот Тенька и Гера осторожно кладут на землю свою ношу. Потом колдун (эту мелкую встрепанную фигурку ни с кем не спутаешь) наклоняется и начинает разматывать ткань.

— Поймала! — радостно воскликнула Даша и тут же зажала себе рот рукой. — Ой, прости… Я их слышу… Гера говорит, что конницу нельзя ставить так далеко от города, потому что тогда она не успеет в урочный час. А Клима возражает… «Нам негде прятать конницу рядом со стенами. Ее перебьют еще до начала». Гера говорит, можно насыпи сделать и поставить прикрытие. «Кто будет в прикрытии?» Это уже Клима сказала. У нас, говорит, и так людей мало, еще на прикрытие тратиться. «Моя обда, что у тебя было в Институте по стратегии? Я бы даже «удовлетворительно» не поставил…» Кстати, Юра, ты не знаешь, почему Гера перестал называть Климу по имени и держится с ней, как подданный?

— Не знаю. Пробовал выяснить, все молчат. Только Лернэ проговорилась, что они куда-то ездили, пока нас не было, а вернулись домой порознь. Ты слушай, что еще говорят?

— Да ничего. Все конницу эту обсуждают. А Зарин, слышу, ворчит, мол, там той конницы… Вроде так мало, что и спорить не о чем.

— Важный факт.

— Который?

— В общем-то, все. Первое: у обды есть конница. Второе: конницы мало. Третье: Клима все равно хочет пустить ее в дело. И, судя по спору, в ближайшее время. Гляди, вон, Тенька что-то достает. Они не говорят об этом?

Даша мотнула головой.

Некоторое время сильфы молча смотрели, как люди что-то делают, стучат, суетятся, передают друг другу инструмент. Потом Гера взял у Теньки нечто вроде треугольника, надетого на палку. Встал, расставив ноги на ширину плеч, вытянул штуковину перед собой…

— Да это же арбалет! — дошло до Юргена.

— Чего? — удивилась Даша.

— Арбалет. Малоизвестное оружие в наших краях. Он стреляет, как ортона, только снаряды поменьше и лезвия на другом конце нет.

— Интересно, зачем им испытывать арбалет? — задумалась Даша.

— Может, хотят сравнить его с ортоной? — предположил Юра. — Хотя, глупо. Они должны знать, что ортона удобнее, и колоть ею можно, а не только стрелять. И маленькие ортоны бывают, не больше того арбалета… тридцать четыре смерча!!!

Пока сильф рассуждал, Гера примерился и выстрелил. Почти в то же мгновение поле содрогнулось, а на дальнем конце вспыхнул высокий столп огня и дыма. Даша в испуге прижалась к спутнику, но они оба сейчас этого даже не заметили.

— Так вот, почему не ортона, — внезапно охрипшим голосом резюмировал Юра. — У ортоны стрелы могут возвращаться, а здесь… ясно теперь, что Тенька у себя изобретал.

— Оружие, — подхватила Даша. — А теперь они его испытывают.

— Это должны знать на Холмах. И немедленно.

— Да… Летим скорее!

— Я полечу один.

— Ты опять?!

— Послушай же! — Юра схватил ее за руку. — Кто-то должен остаться здесь, знать, что будет дальше. Мы по-прежнему не знаем даты Климиного наступления. Может, Тенька не только взрывающиеся стрелы изобретал? Кто сообщит на Холмы, если сейчас мы оба улетим?

— Тогда почему бы не остаться тебе? Ты и правда старше, опытнее, сможешь узнать больше, чем я!

— Потому что я не отпущу тебя одну, в ночь, через полстраны.

— Ах, ты опять за свое?!

— Да не считаю я тебя дурой! — взорвался Юрген не хуже той стрелы. — Я твоему отцу обещал, что с тобой ничего не случится! Если сейчас ты улетишь неведомо куда, это будет значить, что я нарушил слово.

Он думал, что Даша снова устроит ураган, но девушка молчала, о чем-то задумавшись. Потом тихо спросила:

— Только поэтому?

— Да, только поэтому. Ни я, ни твой отец…

— Значит, ты тоже не хочешь, чтобы со мной случилось плохое?

— Тридцать четыре смерча, конечно, не хочу!

— Я дорога тебе?

— Очень, — Юра мало задумывался, что говорит, и готов был согласиться на все. — А теперь бери доску и лети, ради Небес, домой. Сиди тихо, сделай вид, что всю ночь спала. Куда я делся — ты не знаешь.

Даша кивнула.

— Ты только тоже себя… береги. Я никому про тебя не обещала, но не хочу, чтобы… ты понял?..

— Да, — Юра с удивлением отметил, что действительно понял. Дарьянэ смотрела на него странно, словно чего-то ждала, и он поспешил вставить ноги в крепления доски. — Увидимся!

— Попутного ветра, — сдавленно шепнула Даша.

Утром Дарьянэ ждала допроса, наподобие того, который устроили им с Юрой после вылазки на Тенькин чердак, и где единственным убедительным аргументом было невысказанное «вы ничего не докажете». До позднего утра Даша провалялась в постели, придумывая разные варианты ответов, а когда спустилась на первый этаж, то застала там только Лернэ, возившуюся с прялкой.

— Доброе утро, — улыбнулась девушка, увидев Дашу. — А где Юра? Он тоже пошел с остальными?

— Э… — растерялась сильфида. — Да. А куда?

— Не знаю, — Лернэ с безмятежным видом расправила на прялке мягкий прошлогодний лен. — У них всегда очень важные дела, даже к ужину не обещали быть.

— Но хоть что-то тебе сказали?

— Чтобы я не волновалась. Но я все равно каждый раз немного тревожусь, — Лернэ вздохнула. — Ведь страшно представить, что они задумали.

— Что? — эхом переспросила Даша.

— Все это, — красавица устроилась на лавке и взяла в тонкие пальчики веретено. — Возвращение обды, конец войны. Очень хорошо, что война кончится, но я совсем не представляю, как Клима этого добьется. Она ведь даже посуду не моет.

Даша, не удержавшись, фыркнула.

— По-твоему, чтобы управлять государством, надо непременно мыть посуду?

— Я не знаю, — от пряжи потянулась ровная ниточка, веретено закрутилось. — Порой мне кажется, что Клима больше похожа на мужчину. Она ничего не делает по хозяйству, зато вечно чем-то занята, командует, все ее слушаются… По-моему, так она никогда не выйдет замуж.

С подобной точки зрения Дарьянэ поведение обды еще не рассматривала.

— Ты думаешь, Климе это надо?

— Каждой девушке надо, — убежденно произнесла Лернэ. — Вот ты, например, уже замужем. И я тоже непременно когда-нибудь выйду за того, кого люблю.

— Толку от моего замужества, — погрустнела Даша. — Юрка только и делает, что издевается надо мной.

— Как — издевается? — Лернэ подняла на нее свои огромные синие глаза, полные искреннего сопереживания.

— Известно, как! В разведку с собой не берет, за дуру постоянно держит, вечно думает, что я сейчас какую-нибудь глупость ляпну. Делает вид, будто вот-вот поцелует — и, что бы ты думала? — не целует!

— Может, он просто стесняется?

— Да ни смерча он не стесняется!

— Но это правильно, когда он тебя бережет, — заметила Лернэ. — Наш удел — ждать, а не ходить в разведку. Жены создают домашний уют, они любят, терпят и прощают. А мужья совершают подвиги и носят жен на руках.

— Откуда ты этого набралась? — изумилась Даша.

— Так ведь все знают, — красавица пожала плечами.

День в непривычно пустом доме прошел тихо. Лернэ не нужно было суетиться у печи, поэтому девушка сидела за прялкой, тихонько и мелодично что-то напевая. Даша еще плохо воспринимала на слух принамкские песни, особенно старинные, поэтому разобрала только про «соловушек», «милого» и «рябиновый цвет».

Старые Ристины книги стали в доме чем-то вроде безотказного способа убить время, поэтому Даша взяла одну и до самого вечера вникала в тонкости любви одной прекрасной сильфиды к человеку выдающихся моральных качеств. Якобы отец девушки был против и повелел новоявленному зятю идти в логово жрецов культа крокозябры и добыть ему священный жертвенный камень. Это наводило Дашу на мысль, что папаша был малость стукнутый об тучу, иначе зачем ему дома обагренный кровью валун, который и вдесятером не поднимешь. Палисадник украшать, что ли? Наверное, прекрасная сильфида была того же мнения, поскольку сбежала из дома вместе с женихом. На протяжении всей книги герои преодолевали многочисленные испытания, сражались с недружелюбно настроенными горцами, плавали по кислотному морю (у Даши закралось подозрение, что автор никогда не бывал на таком море), благодаря помощи знакомого колдуна пересекали Принамку по дну (а вот в это, при наличии собственного знакомого колдуна, верилось легко), слонялись по темным лесам и шумным городам. В конце концов, влюбленные каким-то манером исхитрились добыть злосчастный камень и, потрепанные, но счастливые, возвратились в отчий дом невесты. Вернее, жены, потому что их сыну в то время было уже шесть лет, а дочерям-близняшкам — по двенадцать…

Когда Дарьянэ кончила занимательное чтение, за окном было уже совсем темно. Даже луна в эту ночь не светила: набежали тучи, в стекло то и дело постукивали дробные дождевые капли.

Вот он, этот дом. Стоит почти на краю деревни, словно дразнится — приходи, кто хочешь. Что ж, можно и прийти. Хорошо, ночь темная, и перестук дождя заглушит любые ненужные звуки. Дорога была долгой, но теперь путь окончен и пришло время сделать то, что велит долг.

— Даша, ты не спишь?

Лернэ стояла в дверях немного смущенная, поверх белой сорочки накинут вышитый платок.

— Собираюсь. А в чем дело?

— Неспокойно мне, — пожаловалась Лернэ. — Дом почти пустой, Теньки нет на чердаке, Гера не похрапывает, Зарин не топчется в коридоре, Клима не скрипит пером за стенкой. Как они там, без нас? В самом деле, ты, наверное, немножко права — иногда ждать очень трудно, легче быть рядом, пусть и не берут с собой.

— Ах, Лера, ну что же ты? — Даша встала с кровати, на ходу прихватывая подушку. — Все будет хорошо. Конечно, пойдем, незачем в одиночестве ночевать.

— А вместе и теплее, правда? — Лернэ улыбнулась.

Даша кивнула, хотя для сильфиды в любом случае тепла хватало. Наоборот, его можно и убавить, очень жарко в домах людей, даже северных.

Девушки пришли в комнату, которую Лернэ прежде делила с Ристинкой. Теперь кровать бывшей благородной госпожи стояла пустая и холодная. Даша торжественно бросила на нее подушку.

Калитка, считай, не заперта. Удивительная беспечность у этих деревенских — повесят с той стороны ржавый крючок да петельку и думают, будто ничего не случится. Оно и к лучшему, не надо маяться с запорами. Просто просунуть руку сквозь жердины забора, подцепить крючок и без скрипа отворить.

— Даша…

— Чего?

— Знаешь, я его очень люблю!

— Кого?

— Известно кого… Геру.

— Так он ведь тебя тоже любит.

— Да, я догадываюсь. Только он думает, что Тенька будет против.

— Ха, да не факт, что Тенька со своей наукой вообще что-нибудь заметит!

— Нет, Тенечка все замечает. У него глаза самые зоркие на свете, сквозь человеческую натуру видят. Наверное, он тоже знает, но ждет, когда Гера сам скажет. И я жду. А Гера все не говорит и не говорит. А теперь мне страшно, что мы никогда друг другу не признаемся. Если с ним чего…

— Ничего! — решительно сказала Даша. — Вот вернется Гера, и скажи ему. Сама. Нечего от этих мужчин благоволения ждать.

— Нет, это будет неправильно, — вздохнула Лернэ.

— А вот я Юрке сказала.

— И как? — она даже приподнялась на кровати.

Даша немного подумала.

— Пожалуй, ты права. Ничего путного из моего признания не вышло. Юрка теперь меня избегает, как может. А я все равно его люблю, и ничего не могу с этим поделать. Наверное, я теперь всю жизнь мучиться буду, потому что не представляю, кого еще смогу так сильно полюбить. Я за него что угодно сделать готова, пусть он и не оценит.

— Ах, Дашенька, — Лернэ прижала ладони к груди. — Я бы так хотела тебе помочь! Если бы я только могла!

Даша села к ней на кровать, и они молча обнялись, думая каждая о своем.

А вот в дом проникнуть не так легко. Замок новый, а изнутри, судя по всему, засов. Хитрые деревенские! Или это обда предусмотрела? Разумно с ее стороны. Но не безнадежно. Кроме дверей есть и окна. Так, что у нас здесь? Выдвижные ставни то ли из стекла, то ли из чего-то гладкого и прозрачного. Очень уж странное оно для стекла наощупь. Вдобавок по краям заложены ветошью, чтобы тепло не уходило. Значит, сдвинуть снаружи не получится. Ничего, нельзя сдвинуть — можно пропилить, благо, инструмент припасен заранее. Ну-ка, берет он это странное «не-стекло»? Как миленький. Теперь осторожно вынуть и ужом пролезть внутрь. Как удобно — лавка прямо под окном. Комната, большая печь, погасшая свеча у прялки.

— Лера, ты слышала?

— Что?

— Как будто внизу ходит кто-то.

— Может, тебе показалось? Просто доски от ветра скрипят.

— Нет, там именно шаги. Осторожные такие… Надо пойти проверить!

— Так, может, это наши вернулись?

— Нет, тогда бы и ты услышала. Они бы не таились — топали, разговаривали. А здесь — один кто-то.

Лернэ крепко ухватила Дашу за руку.

— Не ходи вниз! Надо спрятаться у Теньки на чердаке, там нас никто не достанет!

— Вот еще! Я не трусиха какая-нибудь, а агент тайной канцелярии! Иди сама прячься, а я узнаю, кто посмел сюда вломиться.

— Нет, нет, я с тобой, — Лернэ вся дрожала. — Может, это просто соседи… за солью…

— Посреди ночи и через окно?

— Почему — через окно?

— А как бы он еще сюда вошел? На двери-то два засова.

— Ох, Дашенька, спрячемся, не пойдем!

— Прекрати истерику, — велела Дарьянэ. — Либо иди хныкай на чердак, либо спускайся со мной, но молча.

Сильфида чувствовала себя старшей и очень умной. Именно от нее зависело, что они будут делать и как разбираться с непрошеным гостем. Наверное, если бы Даша так отчаянно не желала доказать улетевшему на Холмы Юргену, что тоже чего-то стоит, она согласилась бы с Лернэ: спрятаться на Тенькином чердаке — самое умное в их положении. Но темная ночь уже расцвела в глазах сильфиды красками захватывающего приключения, и сама мысль о чердаке казалась недопустимой.

«Вот вернется Юрка, а я ему все расскажу! Как он тогда на меня смотреть будет! А может, проникнется и поцелует! Эх, и чего я вчера первой его на прощание не чмокнула?..»

— Держись за мной.

— Дашенька, не на-адо…

— Тихо! А то услышит.

Вот и лестница наверх. Грубо сколоченные деревянные ступеньки, кривоватые доски перилл. Чьи-то шаги по второму этажу, сопение и попискивание.

Замереть. Привычно и беззвучно вскинуть ортону на плечо. Ждать. В полумраке он почти не виден — черное на черном, неясный силуэт среди теней.

На лестнице показались две девушки. Идут на цыпочках, друг за дружкой — смешно! Та, темненькая, горянка, даже отсюда слышно, как дрожит. А вот эта…

Да, пожалуй, теперь он действительно прибыл на место.

Тихий сухой щелчок спускового механизма ортоны почти не слышен в кромешной темноте.

Это неправда, что звезды нельзя потрогать.

Каждый сильф касается звезд.

Единственный раз.

Перелет на Холмы и обратно занял не больше четырех дней. Юрген спешил, выжимая из доски все, на что она была способна. Сперва — доложить Липке, предупредить о новом людском оружии, которое по огневой мощи наверняка не уступает сильфийским тяжеловикам. Потом, прямо в маленьком домике на самой границе, составить несколько отчетов, получить новые инструкции и мчаться назад, чтобы обда, упасите Небеса, не улизнула в его отсутствие на свою войну. Конечно, там осталась Даша, но ее слишком легко обвести вокруг пальца, а Клима умеет это слишком хорошо.

Именно в часы, когда он летел между небом и землей, встречный ветер раздувал волосы, а мысли были особенно ясными, Юрген поймал себя на том, что думает о жене без привычного раздражения. Да, она часто делает глупости, скандалит по пустякам, никогда не слушается умных советов, но… в то же время понимает его с полуслова. Как Липка. Нет, даже лучше. Никогда не было такого, чтобы Липка высказывал вслух Юрины мысли. А вот с Дарьянэ такое случалось частенько. Может, у них просто мысли сходятся? Вспомнить хотя бы тот случай после свадьбы, когда они, не сговариваясь, угостили друг друга снотворным, потому что оба опасались первой брачной ночи. Теперь Юрген вспоминал об этом с улыбкой.

Пожалуй, думал он, с Дашей и правда можно ладить. С ней всегда можно поделиться, порассуждать вслух, и она не будет зубоскалить, как Рафуша, выслушает все до единого слова, а потом еще и что-нибудь предложит. И чем дальше, тем более разумными становятся ее советы. Пусть Даша умеет далеко не все, но наверняка прикроет спину, не обманет, не предаст и, если попросить, приготовит для уставшего мужа свою фирменную горелую яичницу. Еще ни одна девушка прежде не готовила для Юргена яичницы. И ни с одной он порою не чувствовал себя так же хорошо и спокойно, как в родном доме. Если бы она вдобавок скандалила поменьше…

Потихоньку всходило солнце, и прямые линии лучиков пронзали редкие бесформенные облака. Доска уже неслась над Сильфукой, полной острых тающих льдин, впереди маячил лес, предшествующий тракту и деревне, а Юрген представлял, как сейчас приземлится перед дверью дома, войдет, а навстречу выбежит Дашка, заспанная и встрепанная, как самый настоящий воробушек, и, естественно, пристанет с расспросами. Начнет допытываться, давал ли Липка указания лично для нее, а потом возмутится из-за того, что нет. И непременно вообразит, будто Юра нарочно их утаил. Смешная она еще. Но растет. Одно то, как сумела выжить после пленения Орденом, многое говорит.

Утро занималось яркое, свежее, душистое и уже по-весеннему теплое. Юрген обгонял щебечущие стайки птиц и видел, как по зеленеющим кронам деревьев ползет тень его доски.

Вот и тракт, и деревня, и Тенькин дом. Юра постарался приземлиться быстро, чтобы никто из местных не успел заметить пикирующего сильфа, озаренного солнцем. Потом — почти вприпрыжку по тропинке, мимо пустующих клумб и зацветающих яблонь.

Дверь открыл Гера, и вид у него был странный. Лицо бледное, губы плотно сжаты, в руках — кинжал, при виде Юргена опустившийся.

— Что случилось? — тут же спросил сильф. — Что-то с Климой?

Гера посторонился, пропуская его внутрь.

— Где ты был?

— Мне потребовалось срочно вылететь на Холмы, — выдал Юра заготовленную фразу.

За пустым столом сидели Клима и Зарин — с виду невредимые. На лавочке у окна плакала Лернэ, ее неловко обнимал Тенька. На щеке колдуна красовалось пятно сомнительного происхождения, но конечности были на месте.

— Почему ты нас не предупредил об этом? — Гера продолжил расспросы так же сдавленно и отрывисто.

— А я обязан отчитываться?

— Как посол другой страны — нет, — холодно ответила Клима. — Но как единственный мужчина, на которого мы, уходя, заочно оставили двух беззащитных девушек — мог бы.

Лернэ всхлипнула, Гера тут же подбежал к ней, садясь на лавку и обнимая с другой стороны. Юрген внезапно понял, кого он здесь не видит.

— Что случилось? — повторил он. — Где Дарьянэ?

Лернэ выпросталась из объятий, поднимая красное от слез лицо. Видно было, что девушка плачет уже очень давно. Она открыла рот, попыталась что-то сказать, но не смогла и опять затряслась в рыданиях.

— Когда мы вернулись, то насилу добились от Лерки, что произошло, — заметил Тенька. Его голос звучал серьезно, даже не было смешинок в глазах.

Юрген ощутил потребность присесть. Почему они говорят намеками? Что могло случиться с Дашей за эти несчастные четыре дня? Неужели ее опять сцапала орденская разведка?

— Следующую ночь после твоего отлета девочки оставались дома одни, — заговорил Гера, бесконечно долго подбирая слова. — Если бы мы знали… Если бы ты хоть намекнул… Кто-нибудь мог с ними остаться, время военное, неспокойное…

Почему-то сильно сдавило горло, и вспомнилось состояние перед злосчастной свадьбой.

— Когда они легли спать, — Гера рассказывал, а его глаза смотрели куда-то в сторону, — на кухню через окно залез какой-то человек… предположительно человек с ортоной… предположительно с ортоной, Лернэ плохо разбирается в оружии. Предположительно в первом часу ночи…

Юрген подумал, что оторвет Гере язык, если тот еще хоть раз произнесет это смерчево слово. Но «правая рука» и вовсе замолчал, будто внезапно разучился говорить. Тенька покосился на друга и продолжил:

— Они услышали, как внизу топают, и спустились посмотреть.

— Я говорила ей, — неожиданно подала голос Лернэ. — Я просила ее… не ходить… она хотела… она такая смелая… ох, Тенечка…

Тенька умолк, крепче обнимая сестру.

— Они спустились и увидели, — с видимым трудом произнес Гера. — Он был весь в черном… Высшие силы, я не могу!

— Мне скажет кто-нибудь, тридцать четыре смерча вас всех закрути, что здесь произошло? — Юра не повышал голос, но занавески раздуло сквозняком. Сильф и сам не понял, как у него получилось.

— Моя обда, — моляще произнес Гера.

— Убийца выстрелил в Дашу, и она умерла, — сухо, деловито и без малейших усилий сказала Клима. Передернула плечами. — Ну и зачем было десять раз просить меня не раскрывать рот, мол, я такая черствая и не сумею его подготовить?

Но этой язвительной фразы Юрген уже не слышал.

…Он обратил внимание, что на досках пола лежит серая пыль, а льющееся из окон солнце золотит ее. Доски слишком близко. Сильф понял, что сидит на полу, хотя не помнил, как там оказался.

Кто-то тряс его за плечо, уговаривал встать и пересесть на лавку.

Внезапная надежда ударила в голову. Люди, они ведь могли не знать…

— Где тело?

— Даша развеялась, — последнее слово Клима произнесла по-сильфийски. — Нет тела. Только кучка одежды осталась. Лернэ это видела.

— И до сих пор успокоиться не может, — вздохнул Тенька. — С тех пор, как мы ее у меня на чердаке нашли, плачет.

Кухня перед глазами окончательно поплыла, утратив форму. Юра почувствовал, как внутри него все превращается в колючий огонь, выжигая непролитые слезы. Весь огромный мир свелся к одной непостижимой мысли: «Ее больше нет».

Как же это так? Почему?

Не уберег…

В глазах странно поплыло, не от слез, а словно воздух утратил прозрачность.

«Если бы я взял ее с собой, она бы осталась жива. Если бы я предупредил людей, а не заигрался в свои тайноканцелярские игры с конспирацией… Я обещал, что с ней все будет хорошо, но не сдержал слово. Я впервые за все время полюбил ее, но никогда уже не скажу ей этого. Я попрощался с ней второпях, я не спросил, чего она тогда хотела, почему смотрела так. И никогда не спрошу. Будь проклята война. Будьте прокляты все, кто убивает. Будь проклято небо в огне».

Когда Юргена немного привели в чувство и общими усилиями отправили отсыпаться, Клима сунула руку под скатерть и взяла с лавки свернутую в трубочку карту, которую спрятала за миг до того, как сильф вошел в дом. Деловито расправила и положила на стол, всем своим видом говоря, что совещание не окончено, и никакие смерти с горестями не могут ему помешать.

Гера сел поближе и постарался сосредоточиться — о деле думалось с трудом, внутри было пусто и горько, мысли возвращались к утешению плачущей Лернэ. Но никто, кроме Геры, не имеет высшего балла по стратегии и тактике, а готовый вариант плана кампании надо представить на общем собрании в штабе уже сегодня вечером.

Фирондо и окрестности на карте были многократно разлинованы, исписаны стрелками пополам с примечаниями, а Клима опять заносила над бумагой кусочек угля.

— Лучников ставим здесь, левее и тут, на возвышенности. Резерв… Тенька, сколько наконечников ты еще успеешь изготовить?

— Если сегодня придумаю, как скрепить многоразовую форму, то получится по полсотни в день, — прикинул колдун.

— Маловато. Может, тебе подмастерье нанять?

— Сейчас это все только затормозит. Я так интересненько там придумал, что пока растолкую принцип, не меньше недели уйдет.

— Резерв будет здесь, — Гера взял у обды уголек и провел им черту. — А конница за резервом, сама ведь видела позавчера на учениях, что дальше нельзя.

Клима кивнула.

— Главное, чтобы погода не подкачала, иначе все наши учения пойдут крокозябре под хвост, — вздохнул Зарин.

— Если совсем туго будет, локитские колдуны обещали помочь с тучами, — напомнил Гера.

— Главное, чтобы колдуны из Фирондо им не мешали, — заметил Тенька. — Иначе интересненько получится: туда-сюда, а толку никакого.

— Будут тучи, — сказала Клима таким тоном, словно высшие силы лично ей отчитывались о прогнозе погоды. — Так, с расстановкой войск закончили, теперь перейдем к плану снабжения…

И в этот момент наверху раздался отчетливый глухой стук, какой бывает, когда на пол падает что-то тяжелое.

Например, тело.

Первой вскочила Лернэ и опрометью бросилась к лестнице, таща за собой брата. Следом помчались Гера и Зарин. Клима тщательно свернула карту, спрятала ее на лавке под скатертью и поспешила за остальными.

В последний момент Лернэ испугалась и замедлила шаг, поэтому в комнату сильфов они все ввалились почти одновременно и остановились на пороге.

Судя по всему, срочно спасать уже никого не требовалось.

Кровать была аккуратно застелена, на одеяле белела сложенная вчетверо бумажка. Рядом с кроватью стояла перевернутая табуретка. У табуретки на полу сидел Юрген, вид у него был потерянный, ошалелый и немного удивленный. На шее сильфа висела петля. Видимо — из запасной бельевой веревки, которую Лернэ «на всякий случай» отдала гостям еще осенью. Длинный конец веревки был привязан к потолочному крюку, который Тенька за прошедшие полгода так и не удосужился починить. Злосчастный крюк тоже валялся на полу, выдранный из потолка вместе с деревянной щепой и кусками штукатурки.

Клима растолкала остальных и вошла первой. Взяла бумажку, развернула и с чувством зачитала вслух:

— «В моей смерти прошу никого не винить. Я не сдержал слово и не вижу смысла жить дальше. Прошу сообщить обо всем Костэну Лэю, передать ему мои вещи и доску…» — она оторвалась от чтения и смерила неудачливого самоубийцу саркастичным взглядом. — М-да. Это ты хорошо придумал. И место, и время выбрал замечательно. Впрочем, я склонна верить, что ты просто стукнулся об тучу, поскольку нельзя решить в здравом уме, будто на этом качающемся крюку можно нормально повеситься.

— А я тебе говорила, что надо крюк починить, — всхлипнула Лернэ, пихая Теньку и от избытка потрясений мало понимая, что несет.

— Да моя лень ему жизнь спасла! — тут же парировал колдун.

Юрген уже сидел весь красный и мечтал провалиться сквозь землю. О чем бы он ни думал, становясь на табуретку и засовывая шею в петлю, но явно не о том, каким идиотом будет себя чувствовать, если самоубийство не получится. Впрочем, как показала дальнейшая Климина речь, последствия удачного самоубийства он тоже себе не представлял.

— «В моей смерти прошу никого не винить»! — язвительно процитировала обда, бросая записку обратно на одеяло и нервно переплетая пальцы. — Так и поверили мне сильфы, что обоих послов на моей территории развеяли без моего участия! Значит, по твоей милости я должна была не исполнять свое великое предназначение перед принамкским народом, а бесчисленное количество раз доказывать сильфам недоказуемое! Зачем ты летал на Холмы? — вопрос был задан резко и безапелляционно.

— Доложить об испытаниях вашего оружия, — быстро ответил Юрген. Врать он сейчас был не в состоянии, и Клима это видела.

— Замечательно! Сперва ты докладываешь секретные сведения, а потом вы с Дарьянэ совершенно случайно развеиваетесь! Большей любезности мне и своей родине ты оказать не мог!

Клима прошлась до окна и обратно, о чем-то сосредоточенно думая. Юрген неловко снял петлю с шеи. Его пальцы заметно дрожали.

— Я уже молчу, как испугалась бы несчастная Лернэ, у которой на глазах творится второе убийство за неделю! Или тебе не жаль Лернэ?

Не пожалеть девушку сейчас не смогло бы даже самое черствое на свете существо: на прекрасном личике смятение и ужас раненой птицы, синие глаза блестят от слез, темные локоны ниспадают на бледный лоб, ладони прижаты к груди.

Юрген посмотрел на Лернэ и пуще прежнего залился краской. Клима села рядом с ним и взяла за руку.

— Зачем тебе нужно было знать точную дату моего наступления на Фирондо?

— Мы… я… чтобы Орден смог этим воспользоваться… выгода для нас… — Юрген говорил почти бессвязно, но Клима его поняла. Она задумалась еще на несколько секунд, прикусывая губу.

— Тогда запоминай: атака на Фирондо состоится десятого апреля.

В глазах сильфа промелькнуло что-то живое. То ли интерес, то ли любопытство. Он моргнул, пошевелился.

— Зачем ты говоришь это?

— Мне жаль, — выдохнула Клима, крепко сжимая его ладонь. — Я вне себя от смерти Дарьянэ. Ты мой друг, Юра, слышишь? Я хочу, чтобы ты жил. Тебе нужно лететь на Холмы и передать сведения. Это очень важно.

— И ради меня ты готова открыть такой секрет? Ведь если я передам, это будет во вред тебе.

— Я уже открыла, — Клима тряхнула его. — С некоторых пор я поняла, что нет ничего ценнее жизни. Особенно жизни близких. Вылетай сейчас же, Юра, и расскажи на Холмах то, что я тебе сказала. Помни, я не желаю видеть послом никого, кроме тебя.

Она помогла Юргену встать, потом взяла с подоконника письменный прибор, перевернула предсмертную записку чистой стороной и что-то торопливо написала.

— Передашь это своему начальству от меня. А теперь поспеши. Холмы ждут тебя и твои сведения.

Взлетать среди белого дня из деревни было небезопасно, поэтому Зарин проводил сильфа до леса. А вернувшись, застал на кухне спор в полном разгаре.

— Я сначала ушам своим не поверил, — говорил Гера. — Эти рассуждения о ценности жизни… Слишком похоже на тебя прежнюю! А потом понял — какое, к смерчам, десятое, да еще апреля? Моя обда, почему ты назвала ему неверную дату? Лучше бы и дальше держала в неведении!

Клима, как обычно, пристыженной не выглядела.

— Наступление Ордена выгодно не только Холмам, но и мне. Но сильфы хотят победы Ордена, а я приготовлю поражение.

— Но как можно лгать живому существу в такой момент?!

— А разве я солгала? Во-первых, я действительно вне себя от того, что произошло с Дарьянэ, поскольку в ее гибели могут обвинить меня. Вдобавок, убийцы точно знают, где я живу, а я сама даже не уверена, что и на этот раз виноват Орден. Сефинтопала тоже мечтает избавиться от меня любыми средствами, и вед скорее, чем орденец, без колебаний убьет сильфиду. Во-вторых, мне хочется, чтобы Юрген жил. Он мне симпатичен.

— С трудом верю, что на свете остались существа, вызывающие у тебя какие-то чувства, особенно, симпатию!

— Вот и неправда, — вступился за обду Тенька. — Климе много кто симпатичен! И не такая уж наша обда бесчувственная, какой мечтает казаться.

Гера скривился, хотел сказать что-то колкое, но покосился на Зарина и промолчал.

— В-третьих, — продолжила Клима, глядя «правой руке» в глаза, — история с Фенресом научила меня относиться к чужим жизням бережней.

— Неужели! А кто собрался отдать на растерзание Ордену ведские пограничные войска?

— А вот этого, — прищурилась Клима, — я не говорила.

— Наша хитроумная обда измыслила очередной коварный план? — предположил Тенька.

Клима кивнула и опять развернула карту.

— Глядите, здесь указаны ведские очаги пограничной обороны. Мы не знаем, где именно станет атаковать Орден. Но до десятого апреля у нас есть время взять Фирондо и сообщить по всей границе, что ожидается наступление. Веды бескровно пропустят орденцев вглубь своей обороны, а потом окружат и возьмут в плен.

Некоторое время все (даже заплаканная Лернэ) изучали карту.

— У меня только один вопрос, — подал голос Тенька. — Ты все это придумала в те несколько секунд, когда услышала от Юргена, зачем ему точная дата?

— Почти, — Клима чуть улыбнулась. — Некоторые задумки были у меня прежде.

— А у меня много вопросов, — нахмурился Гера. — Ты уверена, что мы успеем взять Фирондо до десятого апреля?

— А кто меня при всем штабе убеждал, что на осаду уйдет не больше двух недель?

— Так ведь если погода не подведет!

— Весной грозы часто бывают, — заметил Тенька.

— Далее, — Гера провел пальцем по линии границы. — Как ты намерена за короткий срок, да еще из Фирондо, известить все очаги обороны? Только на это уйдет не меньше месяца.

— Тут было слабое место в плане, — признала Клима. — Но Юрген не создал мне неприятностей и улетел на одной доске, забыв про вторую, двухместную. Теперь у нас есть замечательная сильфийская доска, благодаря которой все извещение займет около трех дней.

— А если бы он вспомнил?

— Я постаралась бы его отговорить, — пожала плечами Клима.

— А что потом? — вдруг тихо спросил Зарин. — Если у нас все получится, Орден понесет потери, и станет ясно, что ты дала сильфам ложные сведения. А принес их Юрген. Я не хочу обидеть тебя, Клима, но иначе не скажешь: сегодня Юрген был слаб, и ты воспользовалась этим. Не запихнула ли ты его в петлю «завтра» надежнее, чем сегодня?

Клима посмотрела на него своими черными бездонными глазами, и этот взгляд в который раз пронизывал насквозь. Но обда не злилась. Она словно впервые за долгое время по-настоящему заметила Зарина.

— Я предусмотрела это, — она отвечала только ему. — Юра когда-то спас мне жизнь и, несмотря на то, что я вернула долг, убивать его моими же руками неправильно. Холмам не будет убытка от поражения Ордена, а легкую взбучку от начальства Юра переживет.

— Почему ты считаешь, что легкую? — буркнул Гера.

— Потому что я так решила, — отрезала Клима. — Довольно разговоров. Собирай штаб до срока, нам многое надо обсудить. Завтра, пятого марта, выступаем на Фирондо.

Юра себя переоценил. К полудню он почувствовал, что засыпает прямо на доске. Все-таки надо было не маяться дурью с крюками и петлями, а отдохнуть хотя бы до вечера. Умирать не то чтобы уже не тянуло, просто стало ясно, почему сейчас нельзя. И в ближайшие лет двадцать тоже. Умеет же Клима парой слов привести в чувство!

Юноша приземлился в середину чащи, у звонкого родничка. Здесь было тихо, нет тропок, люди не захаживали. А дикие звери сильфов не трогают. Наверное, чуют, что мяса с такой добычи не будет.

Можно завернуться в одеяло (хорошо, вещи захватить додумался, а не улетел, в чем был!) и лечь прямо на доску — она широкая, еще теплая от полета.

Над головой смыкались деревья. Было тихо и очень красиво. Птицы перелетали с ветки на ветку. По стволу поползла юркая белочка, и солнце вызолотило ее рыжую шерсть. Здесь, в чащобе, еще кое-где лежал снег, но и он таял, а сквозь бурую подстилку уже прорастали нежные белые цветы.

«Весна. Такой воздушный день. А она развеялась».

— Да-а-аша!!!

Эхо крика заплутало между замшелыми стволами.

Лучи в глазах дробились на радугу. Ветер шевелил молодые веточки деревьев.

«Ветер. А не она ли сейчас — ветер?»

Глаза резануло так, словно в них воткнули раскаленные иглы.

«Как нелепо. Наивысшие Небеса, как же нелепо все происходит! Зачем она улетела, она так хотела жить! Любила меня… и яичницу готовила…»

Зеленоватая радужка неба, пепельные кудряшки облаков.

«Прости, прощай».

А слезы все текли и текли, растворяя в соленой лужице горя те, похожие на Рафушины, зеленые глаза с длинными ресницами, улыбку, голос, яичницу, а с ними заодно — весь белый свет…