Протокол: Новый Архимаг

Глава 7 Социальное самоубийство

Лекционный зал быстро заполнялся студентами. Я заметил несколько знакомых лиц, в том числе Костю с моего курса, который приветливо помахал мне. Стараясь не привлекать лишнего внимания, я пробрался к нему и сел рядом.

— Привет, Костя, — я кивнул парню, доставая планшет с записями.

— Здорово, Сень, — отозвался он. — Говорят, ты вчера устроил шоу в восточном крыле? Что-то про акробатику и летающие бутылки…

Я вздохнул. Новости в академии распространялись со скоростью света. Что ночью видели двое — на утро знали все.

— Не верь слухам, — отмахнулся я. — Просто спасал пиво от злодейки-гравитации.

«О да, как мило ты преуменьшил свои нечеловеческие рефлексы и презрение к законам физики, — хихикнула Алиса, присаживаясь на стол перед нами. — Кстати, твой друг Костя сейчас пытается списать домашнее задание у девушки справа. Прямо как ниндзя — с честью и беззвучно.»

Я быстро глянул направо и действительно заметил, как Костя ненавязчиво пытается подсмотреть в планшет соседки. Да еще и выгибал шею под таким углом, что хиропрактик бы упал в обморок.

«Да уж, человечество могло измениться, технологии превратиться в магию, но некоторые вещи остаются неизменными, — философски заметила Алиса. — Например, списывающие студенты… За тысячелетия эволюции они просто научились делать это с более несчастным видом.»

В этот момент двери аудитории распахнулись с драматическим скрипом. Вошёл профессор Соколов Савелий Аркадьевич — высокий худощавый мужчина с аккуратно подстриженной седой бородой. У него не было бровей, на макушке блестела небольшая лысина. За его круглыми очками блестели проницательные тёмные глаза. Они, казалось, могли заглянуть прямо в душу нерадивого студента и обнаружить там хвосты за весь семестр…

Студенты мгновенно притихли, как мыши при виде кота.

— Доброе утро, юные умы, — его голос, на удивление глубокий и мощный для такого тщедушного тела, эхом разнёсся по залу. Он швырнул на кафедру толстую папку с бумагами, из которой тут же вылетело несколько листов. — Ох, простите мой энтузиазм. Слишком много кофе с экстрактом бодрящего корня. Кстати, никогда не смешивайте их без буферной основы — я однажды не спал три дня и разговаривал с портретом основателя академии. И что самое удивительное — он мне отвечал!

В аудитории послышались смешки. Я открыл чистую страницу и приготовился делать записи. Несмотря на репутацию сурового преподавателя, Соколов был блестящим специалистом. Его лекции всегда содержали информацию, которую невозможно было найти в учебниках.

— Так, сегодня продолжаем изучать нестабильные реактивы, — он нахмурился, глядя в свои записи. — Они мне напоминают студентов на первом курсе — никогда не знаешь, что выкинут в следующий момент. Вот вы, сударь Романов, например, напоминаете мне нитрат аммония — такой же взрывоопасный после пятой кружки пива в «Синем алхимике». Да-да, я видел вас там в пятницу!

Студенты дружно рассмеялись, а красный как рак Романов сполз под парту, бормоча что-то о «случайно проходил мимо».

— Итак, — Соколов поправил очки, балансирующие на кончике его длинного носа, — сегодня мы поговорим о взаимодействии металлических солей с органическими катализаторами. Звучит скучно? Поверьте, когда вы случайно смешаете не те реактивы и ваши брови исчезнут на месяц — буря эмоций гарантирована! Так что не зевайте, господа студенты! Потому что именно эта тема будет ключевой на следующей лабораторной работе.

«Ого, а он совсем не такой, как я ожидала, — заметила Алиса, с интересом разглядывая профессора. — Думала, будет скучный старикан, а тут… человек, который явно обожает то, чем занимается».

«Соколов — лучший препод на факультете, — мысленно ответил я. — Строгий, когда надо, но обожает свой предмет и умеет это передать. А ещё он реально крутой учёный — у него куча патентов на реактивы».

«Он говорит прямо как Ярослав,» — задумчиво произнесла Алиса. В её голосе слышалась странная ностальгия. — «Только Ярослав был менее… эксцентричным. И у него были все брови на месте.»

Я искоса взглянул на неё. Ярослав… Тот самый архимаг из моего сна?

— Ну, а теперь, — Соколов хлопнул в ладоши с такой силой, что в первом ряду подпрыгнула дремавшая студентка, — кто из вас может предсказать, что произойдет, если мы добавим к реакции каплю эссенции полуночного боярышника? Сударь Ветров, вы выглядите задумчивым, как философ на горшке. Может, поделитесь своими мыслями с аудиторией?

Я вздрогнул, выныривая из размышлений. Соколов смотрел прямо на меня с легкой улыбкой, словно кот, обнаруживший непристроенную сметану.

— Э-э… полуночный боярышник содержит алкалоиды, которые катализируют распад нитридов, — начал я, лихорадочно соображая. — В сочетании с магнитным полем это может привести к… эм… инверсии потока?

Профессор изобразил удивление, прижав руку к сердцу:

— Господа! Запомните этот день! Ветров присутствует на моей лекции не только физически, но и ментально!

По аудитории снова прокатился смех. Соколов подмигнул мне:

— Совершенно верно, молодой человек. Хотя я бы выразился чуть иначе, но суть вы уловили. И сейчас мы это наглядно проверим…

«Ничего себе ты гигачад, — присвистнула Алиса. — И морды бить умеешь, и с профессурой на одном языке разговариваешь. Что дальше? Окажется, что ты еще и на арфе играешь?»

«Я родился в Нижних кварталах, — ответил я. — Там по-другому не выжить. Либо быстро соображаешь и быстро бегаешь… либо быстро умираешь.»

«Жуткое место, — ужаснулась Алиса. — Там по улицам одни каратисты-интеллектуалы разгуливают? Что-то типа района боевых философов-отморозков?»

«Типа того».

Профессор Соколов увлеченно расписывал формулы нестабильных соединений на голографической доске. Его пальцы двигались с артистичной точностью, вырисовывая сложные химические связи с такой скоростью, будто от этого зависела его жизнь. Я делал заметки в планшете, стараясь не пропустить важные детали.

— Обратите внимание на эту связь… — Соколов коснулся пальцем одной из формул так нежно, словно гладил любимую кошку. — Именно здесь происходит ключевая трансформация…

Я сосредоточенно смотрел на доску, пока не заметил что-то странное. Рядом с формулами, которые писал профессор, начали появляться… другие формулы? Полупрозрачные, словно написанные светящимися чернилами. Я моргнул. Видение не исчезло.

«Ты это видишь?» — мысленно спросил я Алису.

«Что именно?» — она парила рядом с доской, с интересом наблюдая за лекцией.

«Дополнительные формулы. Вот тут, справа от основной схемы.»

Алиса наклонилась, изучая указанное место так пристально, будто пыталась увидеть микробов невооруженным глазом.

«Там ничего нет, Сеня. Обычная часть голограммы. Может, в этом твоем пиве состав какой-то не такой был?»

Я сощурился. Нет, эти формулы определенно не были частью лекции. Они словно накладывались поверх обычного изображения, дополняя и расширяя то, что объяснял Соколов. Будто кто-то невидимый вносил правки в учебник красными чернилами.

— В следующем разделе мы рассмотрим влияние температуры на скорость реакции, — продолжал профессор, поигрывая указкой, как дирижер палочкой. — Кто может предположить, как изменится выход при повышении на десять градусов? Только не все сразу, я не переживу такого наплыва энтузиазма.

У меня в голове вдруг возникла полная формула расчета, включая поправочные коэффициенты, которые мы еще не проходили. Словно кто-то просто положил ее мне в сознание, как файл на рабочий стол.

— Лес рук, — вздохнул профессор, оглядывая притихшую аудиторию. — Я вижу столько будущих нобелевских лауреатов, что просто захлебываюсь от гордости. Вы хоть открывали учебник? Или используете его исключительно как подставку для пива?

— Выход увеличится на тринадцать целых и четыре десятых процента с поправкой на давление, если мы находимся на уровне моря, — мой голос прозвучал как-то сам собой. — В горах коэффициент придется увеличить пропорционально высоте.

Соколов застыл с поднятой указкой, словно его внезапно заморозили. Его голые надбровные дуги медленно поползли вверх…

— Верно, сударь Ветров, — произнес он после долгой паузы. — Хотя мы еще не обсуждали поправочные коэффициенты и их зависимость от высоты… Браво. Вы, видимо, забегаете вперед в учебнике?

— Да, профессор, — солгал я, ощущая странную уверенность. — Просто интересно было. Скучными вечерами читаю дополнительную литературу…

— Вместо того, чтобы ходить по барам, как обычные студенты? — хмыкнул Соколов.

— Я совмещаю, — я ухмыльнулся.

— Ага, конечно, — пробормотал Костя рядом со мной. — А я по ночам решаю интегралы и пишу сонеты.

Что за черт? Откуда я это взял? И почему вдруг помещение начало казаться… ярче? Цвета вокруг стали насыщеннее, звуки чётче. Я чувствовал себя как после тройного эспрессо, смешанного с энергетиком и щепоткой запрещенных стимуляторов.

«Алиса, со мной что-то происходит,» — мысленно спросил я.

«Что именно?» — она подлетела ближе, внимательно вглядываясь в мое лицо, как доктор, изучающий особо интересную сыпь.

«Не знаю… Голова будто прояснилась. И я вижу эти странные дополнения к формулам. Как будто кто-то показывает мне шпаргалку из будущего.»

«Хмм, с тобой все хорошо. Незначительное повышение сердцебиения и мозговой активности, но ничего критичного».

Профессор тем временем перешел к следующей части лекции. Он стал записывать более сложные формулы взаимодействия.

«Неточно,» — внезапно подумал я, глядя на одну из формул — она содержала ошибку. Маленькую, незаметную, но критически важную. Хуже того — я знал правильный вариант. Знал с абсолютной уверенностью, хотя никогда раньше не изучал эту тему углубленно.

Мое сердце забилось быстрее. По коже пробежали мурашки размером с тараканов. В позвоночнике, прямо там, где находился кристалл Алисы, начало разливаться тепло. Приятное, бодрящее, как первый глоток горячего кофе холодным утром.

«Сеня, у тебя глаза светятся,» — встревоженно сообщила Алиса. — «Не слишком заметно, но… они голубые. Ярко-голубые. И мой кристалл активировался. Я не понимаю, что происходит!»

— Профессор, — мой голос прозвучал на удивление спокойно, будто я констатировал, что на улице дождь, — в вашей формуле есть неточность.

Соколов замер с указкой в руке. В аудитории воцарилась тишина. Такая глубокая, что можно было услышать, как в соседней аудитории профессор философии задает вопрос о смысле жизни.

— Вот как? — Соколов поправил очки, глядя на меня с интересом хищной птицы, заметившей особо наглую мышь. — И где же, по-вашему, моя ошибка? Надеюсь, не в выборе профессии?

— В коэффициенте взаимодействия, — я указал на конкретное место в формуле. — Там должен быть не квадрат, а корень четвертой степени.

Профессор сверился со своими записями, потом внимательно посмотрел на доску. При этом он начал чесать бороду так быстро, словно искал там ответы на все вопросы мироздания.

— Хм, интересное замечание. Но классический подход предполагает именно квадратичную зависимость… И это подтверждено экспериментально.

— Классический подход не учитывает квантовые флуктуации на микроуровне, — слова вылетали из меня сами, будто кто-то другой говорил моим голосом. Более умный Семен. — При таких концентрациях реактивов возникает эффект туннелирования, который меняет всю картину взаимодействия. Это как пытаться играть в шахматы по правилам шашек, только фигуры периодически телепортируются.

Я почувствовал, как все взгляды в аудитории обратились ко мне. Костян рядом со мной тихо присвистнул и прошептал:

— Чувак, ты что? Притормози, а то Соколов щас вообще озвереет…

— Во бота-а-а-ан, — послышался чей-то негромкий голос.

— Нет, он просто шлем виртуалки не снял, думает, что все еще в игре, — ответил другой.

Но меня это не беспокоило. В голове было кристально ясно. Словно туман, в котором я жил вечность, внезапно рассеялся, и я увидел истинную природу вещей.

«Сеня, что с тобой?» — паника в голосе Алисы нарастала. — «Твоя мозговая активность зашкаливает! Это ненормально!»

«Всё в порядке,» — мысленно ответил я, чувствуя эйфорию. — «Я просто… знаю. Понимаешь? Я вижу, как всё работает.»

Профессор Соколов задумчиво потер подбородок, его глаза сузились, изучая меня с интересом энтомолога, обнаружившего неизвестное науке насекомое.

— Неожиданный подход, сударь Ветров. И весьма неординарный. Право, я сейчас не знаю, что вам ответить… Давайте вернемся к теме лекции.

Но я уже не мог остановиться. Тепло в позвоночнике превратилось в пульсацию, отдающую в виски, как будто там играл рок-концерт. Я видел — действительно видел — как частицы связываются друг с другом, как энергия течет между ними, как формируются и рвутся связи.

Моя рука потянулась к планшету. Пальцы начали быстро скользить по экрану, набирая формулы, о существовании которых я даже не подозревал час назад. Я чувствовал, как внутри меня бурлит энергия, требуя выхода.

«Сеня, остановись! Твои жизненные показатели зашкаливают! Это похоже на… на… черт, у меня даже нет подходящей метафоры!»

Но я не мог остановиться. Не хотел. В этом состоянии было что-то невероятно притягательное, опьяняющее. Я словно… словно видел… видел ВСЁ.

Рядом Костя пыхтел над домашним заданием по вчерашней теме, словно пытался расшифровать египетские иероглифы без знания языка. Я мельком глянул на его расчеты и увидел минимум пять ошибок.

— Дай сюда, — я выхватил его тетрадь с такой скоростью, что Костя даже моргнуть не успел.

— Эй! — возмутился он. — Я еще не дописал оправдание, почему не сделал вторую часть!

Мои руки двигались с невероятной скоростью, как у пианиста на финальных аккордах сложнейшей сонаты. Я исправлял формулы, перечеркивал неверные расчеты, дописывал правильные решения, добавлял пояснения. И даже нарисовал пару схем для наглядности. Всё это заняло меньше десяти секунд.

— Держи, — я вернул ему тетрадь. — Всё исправил. И дописал вторую часть. И третью. И четвертую, о существовании которой ты не подозревал.

Костя уставился на страницу, полную новых записей, как на инопланетное послание.

— Ты что… решил все задачи? — прошептал он. — Но как… так быстро? И почему твой почерк вдруг стал таким… каллиграфическим? Обычно же как курица лапой…

— Муза алхимии посетила, — отмахнулся я. — Передавала тебе привет, кстати.

Моё внимание снова переключилось на доску, где Соколов заканчивал описывать очередной процесс. Но теперь я видел не только формулы — я видел возможности, вариации, альтернативные пути развития реакций. Это было как смотреть не на плоскую картинку, а на многомерную фигуру.

«Сеня! — Алиса металась вокруг меня, как встревоженная колибри. — Что-то очень странное происходит с кристаллом! Он… активирует какие-то протоколы, которых я не знаю! Если бы у меня были реальные волосы, они бы уже стояли дыбом! Давай я всё вырублю, пока не поздно?»

Я едва слышал её. Мой разум уносился всё дальше, расширяясь, поглощая информацию, как черная дыра поглощает звезды…

Соколов тем временем закончил основную часть лекции, отряхнул руки и довольно оглядел аудиторию.

— На сегодня всё. Теперь домашнее задание, — с явным садистским удовольствием он начал выписывать на доске условия задач. — Кто решит корректно все семь, получит зачёт автоматом. А кто не сдаст вовремя… ну, тому я не завидую…

Я просканировал задачи жадным взглядом. Первые шесть были элементарными, почти скучными. Мусор… Скука… Задачки для первоклашек…

Это меня не насытит… Мой разум жаждал большего.

А вот седьмая… Седьмая задача была интересной. Не такой как предыдущие. Сложной. Вызывающей. Как изысканное блюдо в дорогом ресторане.

И в ней была ошибка. Фундаментальная ошибка в самой постановке.

— Профессор, — я резко поднял руку, словно меня подбросило пружиной. — У меня есть замечание к седьмой задаче.

Соколов повернулся ко мне с легкой полуулыбкой, как будто ожидал этого.

— Неужели? Что же не так? Она слишком проста для вашего великого ума, Ветров? — снисходительно произнес он.

— Дело в самой формулировке. Она некорректна, — я встал с места, чувствуя, как энергия буквально переполняет меня, грозя вырваться наружу фейерверком формул и уравнений. — Можно я покажу?

Не дожидаясь ответа, я направился к доске. Каждый шаг отдавался пульсацией в позвоночнике.

«Сеня, что ты делаешь⁈ — Алиса следовала за мной, её голос звенел от паники. — Остановись! Это зашло слишком далеко! Ты сейчас превратишься в ботаника прямо на глазах у всей аудитории! Это социальное самоубийство!»

Но на моих губах играла маниакальная улыбка.