Протокол: Новый Архимаг 4.0

Глава 22 Мы могли бы заключить сделку

Небо над ночным городом взорвалось.

Три золотые кометы и одна иссиня-черная тень пронзили затянутое тучами небо. Они не летели — они рвали само пространство, превращаясь в размытые, пульсирующие сгустки чистой мощи.

Внизу, под ними, неоновые огни реклам и потоки аэрокаров превратились в смазанный, абстрактный узор. Они неслись сквозь хрустальные каньоны небоскребов с такой скоростью, что звук не успевал за ними, догоняя лишь оглушительным, запоздалым ревом.

— Поймать его! Окружить! — ледяной голос Сокола прозвучал не в воздухе, а прямо в головах у его союзников. — Лиса, слева! Волк, дави массой! Не дайте ему уйти в нижние уровни!

Три золотых хищника работали как единый, безупречный механизм. Сокол вел атаку, выпуская тонкие, как иглы, лучи концентрированной энергии. Те прошивали пространство, пытаясь запереть черную тень в золотую клетку. Серебряная Лиса двигалась с немыслимой грацией, заходя с фланга. Ее тело оставляло за собой мерцающий серебряный росчерк. Она была скальпелем, ищущим брешь в обороне. А Волк… Волк был тараном. Рычащим метеором, который просто пер напролом, разгоняясь до сверхзвуковой скорости. Его целью было сбить, смять, уничтожить.

А Ярослав? Ярослав играл.

— Скучно, — прозвучал его ленивый, насмешливый голос в сознании каждого из троицы. — Детишки, научившиеся зажигать спички, решили, что могут управлять огнем. Какие же они милые в своем высокомерии.

Черная тень, в которую он превратился, танцевала между золотыми лучами. Она словно не уворачивалась, а просто игнорировала их. Он нырнул вниз, в плотный поток левитирующих аэрокаров. Сокол и Лиса пронеслись в миллиметре от крыши пассажирского лайнера, вызвав панический визг сирен.

— Он играет с нами! — прорычал Волк, меняя траекторию и устремляясь наперерез.

— Не поддавайся на провокации! — приказал Сокол. — Держи строй!

Слишком поздно. Ярослав резко взмыл вверх, прямо навстречу гигантской голографической рекламе лапши быстрого приготовления. Огромный анимешный кот с аппетитом поглощал из миски светящиеся макароны. Ярослав пролетел сквозь кота, но не насквозь. Он схватил из голограммы одну из виртуальных лапшичек. Огромную, метров пять в длину, светящуюся. И по логике совершенно нематериальную.

И швырнул ее прямо в Волка.

Голографическая лапша, конечно, не причинила ему вреда. Но… она с оглушительным цифровым «ЧПОК!» облепила его лицо, на мгновение полностью закрыв обзор.

— Ах ты, мразь! — взревел Волк, в ярости разрывая виртуальную еду.

Этой секунды хватило. Ярослав, сделав изящный пируэт, ушел от атаки Лисы и оказался прямо за спиной у Сокола. И несильно, почти по-дружески, толкнул его. Прямо на траекторию несущегося Волка.

Раздался оглушительный удар. Два аристократа S-класса, два полубога этого мира, столкнулись в воздухе, как два грузовика. Сноп золотых искр, ругань, потеря высоты.

Ярослав завис в воздухе, глядя на эту кучу-малу.

И тут… опять заиграла музыка.

Пульсирующий, идиотский, синтетический бит, в который были вплетены семплы кошачьего мяуканья и мурлыканья. Кошачье техно. Оно возникло ниоткуда, заполнив собой эфир, головы аристократов и ближайший радиодиапазон.

— Опять? Что это за мерзость⁈ — взвизгнула Лиса, ее идеальная концентрация дала сбой. — Откуда этот звук⁈

— Нравится, детишки? — усмехнулся Ярослав. — Специально для вас подобрал из плейлиста одной синенькой девицы… Саундтрек для вашей жалкой попытки поиграть со взрослыми. Я назвал его «Котенок Апокалипсиса». Очень в тему, не находите?

Унижение было страшнее любого удара. Их эпическая битва, их охота на величайшего преступника в истории… теперь проходила под аккомпанемент, достойный пьяной вечеринки интернет-фриков.

Волк пришел в ярость. Он больше не слушал приказов. Его тело окуталось плотной, ревущей аурой. Он превратился в живой снаряд, в бронированный таран, несущийся сквозь пространство. Бетон на крышах зданий, над которыми он пролетал, трескался от звукового удара.

— УМРИ-И-И-И! — его рев был почти физически ощутим.

Он несся прямо на Ярослава. Это была атака, от которой невозможно было увернуться. Чистая, концентрированная мощь, способная пробить любой щит.

Ярослав не стал уворачиваться. Он не выставил щит. Он просто спокойно, почти лениво, вытянул руку вперед, раскрыв ладонь.

— Ну же, мальчик, — прошептал он. — Покажи, на что ты способен.

В тот миг, когда бронированный кулак Волка должен был столкнуться с его ладонью, Ярослав не отбил удар. Он его… поймал. Его пальцы мягко коснулись ревущей ауры Волка. Иссиня-черные наноботы, невидимые глазу, хлынули по его руке, проникая в саму структуру его Дара.

Ярослав не встретил силу силой. Он ее перенаправил.

Вместо того чтобы остановиться, Волк, с тем же ревом и с той же скоростью, пронесся мимо. Но его траектория изменилась. Вектор его собственной, невероятной силы был развернут. Его кулак, который целился в Ярослава, с оглушительным грохотом врезался в боковую стену ближайшего небоскреба.

Битва замерла. Музыка стихла.

Бетон, сталь и армированное стекло взорвались изнутри. Удар был такой чудовищной силы, что в стене здания образовалась десятиметровая дымящаяся воронка. Волк, издав дикий, полный боли и удивления вой, отлетел от стены, как тряпичная кукла. Его правая рука была вывернута под неестественным углом. Кости, пробив плоть, торчали наружу.

Он рухнул на крышу соседнего здания, подняв фонтан дождевой воды, и застыл, тяжело дыша и глядя на свою изуродованную конечность.

Ярослав медленно опустил руку. Он подлетел к поверженному Волку, зависнув над ним.

— Бедный, бедный волчонок, — он покачал головой с фальшивым сочувствием. — Ты думаешь, сила — это когда ты можешь сломать стену? Нет. Сила — это когда стена ломает себя сама по твоему желанию. Ты — молот. А я — рука, которая его держит. Урок окончен. Можешь идти плакать.

Он обернулся к застывшим в шоке Соколу и Лисе.

— Кто следующий на урок?

Музыка «Котенка Апокалипсиса» стихла, оставив после себя лишь свист ветра в ущельях небоскребов. И унизительную тишину.

Сокол, зависший в воздухе, с ледяным спокойствием смотрел на поверженного Волка. Его первоначальный шок сменился холодной, аналитической яростью. Он видел ошибку Волка — тот пытался пробить стену лбом. Сокол был умнее. Он был стратегом.

— Грубая сила — удел дикарей, — его голос, лишенный эмоций, пронесся по ментальному каналу. — Посмотрим, как ты справишься с истинным мастерством, реликт.

Он не стал атаковать сам. Он поднял руки, и город под ним, казалось, вздохнул, повинуясь его воле. С крыш небоскребов, с недостроенных конструкций, с рекламных щитов сорвались тысячи мелких объектов: куски арматуры, осколки армированного стекла, стальные балки, сорванные ветром.

Они не просто полетели вверх. Они начали меняться. Под действием его кинетической воли металл скручивался, стекло заострялось. За несколько секунд вокруг Сокола сформировался вихрь из тысячи импровизированных, вращающихся клинков. Это была не просто атака — это была симфония разрушения, идеальный шторм из стали и стекла, где каждый осколок был управляемым, смертоносным снарядом.

— Конец, — констатировал Сокол и взмахом руки направил этот смерч на Ярослава.

Вой тысячи серебряных скальпелей, режущих воздух, заполнил пространство. Это была атака, от которой невозможно было уклониться. Это был ковер из смерти, накрывающий все вокруг.

Ярослав, облаченный в свою иссиня-черную броню, даже не шелохнулся. Он со скучающим видом наблюдал, как стена из вращающихся лезвий несется на него. Он позволил ей приблизиться. На метр. На полметра. На расстояние пальца…

И когда первый осколок был уже в миллиметре от его шлема… мир замер.

Тысяча смертоносных клинков, летевших со сверхзвуковой скоростью, остановились, словно врезались в невидимую стену. Они застыли в воздухе, подрагивая от сдержанной инерции, сверкая в неоновом свете города. Идеальная, смертоносная инсталляция.

Сокол ошеломленно смотрел на это. Его связь с клинками, его безупречный контроль… он был разорван. Словно кто-то просто выдернул вилку из розетки.

— Контроль над материей? Мило, — лениво протянул Ярослав, медленно поднимая руку. — Ты научился двигать мусор. А я могу переписать его структуру. Почувствуй разницу, птичка.

Он легко коснулся ближайшего осколка. И тот начал меняться. Он перестал быть куском металла. Он потек, изгибаясь, словно жидкая ртуть. За ним начали меняться и остальные. Тысяча клинков, созданных волей Сокола, теперь подчинялись новому хозяину.

Они не полетели обратно. Это было бы слишком просто. Слишком предсказуемо.

Под управлением Ярослава они начали сплетаться друг с другом, образуя нечто новое. Металл сливался со стеклом, арматура изгибалась, формируя кости. Это было жуткое, завораживающее зрелище.

За несколько секунд на месте смертельного вихря в воздухе парила гигантская, изящная скульптура. Скульптура сокола. Идеально выполненная, каждая деталь, каждое перышко было выточено из тех самых обломков, что должны были разорвать Ярослава на части.

Только вот одно крыло у этого металлического сокола было неестественно, уродливо сломано.

Ярослав легким щелчком пальцев отправил скульптуру в полет. Она пронеслась мимо ошеломленного аристократа и с оглушительным грохотом врезалась в крышу здания. И разлетелась на тысячи бесполезных осколков.

Сокол молчал, его мозг отказывался принять реальность. Его лучшее оружие, его гордость, его искусство, Дар — все это было обращено в прах, превращено в насмешку.

Ярослав подлетел к нему вплотную, заглядывая в прорези его золотой маски.

— Ты научился превосходно бросать камни, птичка, — его голос был тихим, почти отеческим, и от этого еще более унизительным. — А я строю из них соборы. Или могилы. Зависит от настроения.

Унижение, холодное и абсолютное, ударило по Соколу сильнее любого физического удара. Его гордость, его статус, его самоощущение как высшего хищника — все это было растоптано и превращено в насмешку. Ярость, чистая и первобытная, вытеснила шок. Он не мог этого стерпеть.

— Ты… заплатишь… — прошипел он, и его тело вспыхнуло с новой, отчаянной силой. Золотой покров, его Дар, его суть, сгустился вокруг его кулака, превращаясь в сияющий, вибрирующий таран. Это был его последний, самый мощный удар, в который он вложил все, что у него было.

Ярослав не стал уворачиваться. Он даже не поднял руку для блока. Он просто шагнул навстречу, прямо в эпицентр атаки.

В тот миг, когда сияющий кулак Сокола коснулся его груди, не произошло ничего. А затем раздался звук. Не глухой удар, а протяжный, хрустальный звон, будто разбилась гигантская люстра из венецианского стекла.

Золотой покров Сокола, его несокрушимая броня S-класса, рассыпался на тысячи мерцающих осколков. Он не был пробит — он был аннигилирован, его структура просто перестала существовать.

А в следующую секунду рука Ярослава, облаченная в иссиня-черную броню, без всякого усилия вошла в грудь Сокола. Прошла сквозь плоть и кости так, словно их и не было. Она прошла тело насквозь, и кончики его пальцев показались из спины аристократа.

Сокол замер. Он опустил голову и с немым, животным ужасом уставился на черную руку, торчащую из его груди. Он не чувствовал боли. Он чувствовал… пустоту. Нарушение всех мыслимых законов бытия.

Ярослав медленно, почти лениво, вытащил руку обратно. На ней не было ни капли крови. Он со скучающим видом посмотрел на свои пальцы, словно стряхивая с них невидимую пыль. Сокол покачнулся, его глаза под маской были широко раскрыты от шока. Он захрипел, пытаясь что-то сказать, но из его рта вырвался лишь тихий, булькающий вздох.

Ярослав наклонился к его уху, и его голос был тихим, почти интимным шепотом.

— Красивая скорлупа. Но внутри, как видишь, пустота.

Он потерял к нему всякий интерес. Даже не взглянул на то, как тело поверженного стратега начинает безвольно падать. Он повернулся к последней фигуре на этой шахматной доске. К Серебряной Лисе.

Она осталась одна. Золотой Сокол безвольно падал в пропасть между небоскребами, а Волк корчился на крыше, пытаясь прижать к себе обрубок руки.

Но Лиса не дрогнула. Она видела, что произошло. И поняла. Грубая сила, как и изощренная стратегия, против этого существа были бесполезны. Он играл в другую игру. И единственный способ выжить — это попытаться стать в этой игре не врагом, а партнером.

С изящным, отточенным движением она сняла свою серебряную маску. Под ней оказалось лицо невероятной, холодной красоты: высокие скулы, тонкие, чуть презрительно изогнутые губы, и глаза — глаза старого, умного хищника, в которых не было и тени страха. Только расчет.

— Впечатляюще, — ее голос, уже не искаженный модулятором, был низким и бархатным. — Я всегда говорила мужчинам, что они — вымирающий вид. Громкие, сильные и до смешного предсказуемые. А ты… ты — нечто иное. Или, скорее, очень хорошо забытое старое.

Она подплыла ему навстречу, ее дорогое, хоть и подпаленное платье, развевалось на ветру.

— Такой игрок, как ты, не должен быть привязан к этому жалкому носителю. Мы могли бы заключить сделку. Ты и я. Я дам тебе ресурсы, влияние, доступ ко всему, что есть у нашего рода. А ты… ты получишь достойную союзницу. Не глупую гору мышц и не напыщенного стратега. А королеву.