Помнят польские паны. Прорыв

Фрагмент 21

Старший лейтенант Арсений Ворожейкин, 3 июля 1941 года

Ранен. Снова ранен. Там, на Халхин-Голе, всё было намного серьёзнее: компрессионный перелом позвоночника после неудачной посадки сбитого «Ишачка». Здесь же — мелочь, посекло правое плечо и предплечье осколками малокалиберного зенитного снаряда, но очень болезненно. Так, что с трудом сумел дотянуть до «родного» аэродрома и посадить машину. В общем, как заявили эскулапы, на ближайший месяц в воздух я подняться не смогу: раны отдают болью на каждое движение.

Да и не на чем подниматься в воздух. Полк, несмотря на постоянные пополнения, «сточился» за месяц с лишним воздушных боёв. Так что его остатки передали материальную часть сменщикам, а сами улетели транспортными самолётами, доставлявшими по воздуху боеприпасы в город, под Саратов. Да, из-за того, что железная дорога на Ереван теперь перерезана, снабжение защитников города теперь идёт либо автомобильным транспортом, либо транспортной авиацией. Улетели пополнять личный состав, получать новые самолёты. Ну, и отдыхать после фронта.

Тяжело нам дался этот месяц, очень тяжело. Главное было — выдержать первый, самый мощный натиск противника. И не кого-нибудь, а англичан, поддерживающих с воздуха турецкое наступление на столицу Советской Армении. Но наши По-1 позволили с честью выполнить эту задачу. Наша авиационная дивизия добилась того, что у британцев в Ираке закончились самолёты, и они были вынуждены перебрасывать авиацию из района Средиземного моря.

Наши потери, конечно, тоже весьма и весьма значительные. От полка осталось едва полторы эскадрильи, а эскадрильями в последние дни называлось то, что раньше именовалось бы звеньями. Зачастую — неполными.

Это ослабление натиска послужило и сменой нашего рода занятий. В последнюю неделю моего пребывания на фронте мы занимались, в основном, поддержкой сухопутных войск. Бомбили, обстреливали реактивными снарядами, поливали огнём пушек и пулемётов.

Очень сложная задача! Особенно — когда дело касается поддержки наших воинов, сражающихся в городских кварталах Еревана. Главное же — не перепутать наших с турками, поскольку, зачастую, их разделяют какие-нибудь пятьдесят метров. Куда легче сделать за день три-четыре вылета на перехват бомбардировщиков, пытающихся прорваться к «дороге жизни», вьющейся по горам от станций Ванадзор и Спитак до фронта, проходящего по городским улицам, чем один раз отштурмовать городские кварталы. Зато, как шутят ребята, после войны мы будем знать в Ереване каждый дом лучше, чем коренные жители: всё свободное время приходится сидеть над картой и аэрофотоснимками, чтобы не перепутать, куда положить бомбы.

Коренные ереванцы… Сколько их осталось в городе? Основная часть мужчин, что не задействованы в работе предприятий, занимающихся ремонтом боевой техники и производящих оружие и боеприпасы (представьте себе, в городе, находящемся под непрерывными обстрелами, до сих пор выпускают военную продукцию!), воюют в составе дивизий, защищающих их дома. Женщины и дети — преимущественно уже эвакуированы: грузовики, возвращающиеся к Ванадзору, помимо раненых, всегда забиты эвакуируемыми. Да и погибло мирных жителей при беспорядочных артобстрелах и бомбёжках (ну, невозможно успеть перехватить каждый самолёт, летящий бомбить город!) много. Если первое время всего лишь создавалось впечатление, что турки просто хотят убить побольше армян, вне зависимости, военные это или гражданские, то после допросов пленных чекистами стало ясно: так оно и есть на самом деле. Захватив тот или иной дом, в котором каким-то образом оказались мирные жители, турецкие башибузуки, первым делом, перерезают им горло. Вне зависимости от того, кто это был: старики, не способные передвигаться без посторонней помощи, женщины, дети… Ими движет ненависть к армянам и русским, животная ненависть.

Ответная реакция — та же самая. Красноармейцы-армяне турок в плен не берут, и выживать удаётся лишь тем из них, кого сумели выдрать из рук бойцов чекисты. Выдрать не из побуждений милосердия, а для того, чтобы получить какие-то сведения.

Обстановка на фронте, насколько мне известно, очень сложная. Автомобильная дорога, работающая круглые сутки, едва справляется с доставкой бронетехники, боеприпасов, оружия, медикаментов. Сверху хорошо видно, как по её обеим обочинам непрерывным потоком круглые сутки тянется вереница красноармейцев, вынужденных добираться на фронт своим ходом, чтобы машины могли привезти необходимые грузы. Как и там, в Монголии, любая поломка в пути, чтобы не задерживать движения, ведёт к тому, что грузовик, бронеавтомобиль или танк просто сбрасывается под откос силами красноармейцев, оказавшихся поблизости. Фронт ежедневно «пережёвывает» многие сотни жизней, тысячи тонн боеприпасов, продовольствия и материалов.

Потери? Не знаю точных цифр. Десятки тысяч. И у нас, и у турок. Как рассказывали ребята здесь, в тбилисском госпитале, на передовой дышать невозможно из-за запаха разлагающихся тел. Павших товарищей, зачастую, приходится хоронить в подвалах или под стенкой дома, защищающей «похоронную команду» от вражеских пуль. В перерывах между боями. Три-четыре дня, и от прибывшей роты остаётся людей едва на взвод. Вся южная окраина Еревана уже давно превратилась в руины: сначала по ней «крыли» турки, а теперь наша артиллерия и миномёты.

Примерно то же самое творится в Ленинакане, где оборону держит «группа войск генерала Рокоссовского». Как рассказывают ребята, попавшие в госпиталь оттуда, натиск врага там тоже сумасшедший. Может быть, даже не меньший, чем на Ереван, поскольку, если город падёт, под ударом могут оказаться станции, через которые снабжается столица Армянской ССР. Сейчас наши войска уже выдавили из центра города, но они цепляются за его северные кварталы. Дальнобойной артиллерией почти разрушена «Чёрная Крепость» — круглый форт, сложенный из чёрной местной горной породы, доминирующий над местностью. Именно она служила командным пунктом гарнизона и одной из опорных точек обороны.

Командующего группой, генерал-майора Рокоссовского, очень хвалят. Людей он старается беречь, а контратаки на турецкие позиции в городских кварталах всего тщательно продуманы. Труса не празднует, за спинами бойцов не прячется, нередко появляется на самых опасных участках. Несмотря на то, что уже был пару раз легко ранен. Всегда готов морально поддержать красноармейцев. Да, в общем-то, как я понимаю, сам факт того, что командующий важнейшего участка фронта нашёл время появиться на передовой, является лучшей поддержкой.

Интересное наблюдение: как рассказывают прибывающий из Ленинакана и Еревана раненый, натиск врага стал немного ослабевать, а среди атакующих всё чаще встречаются те, кого мобилизовали достаточно недавно. Видимо, янычарам тоже неплохо достаётся, раз у них самых опытных бойцов стало не хватать.

Хотя, конечно, «ветеранов» им есть куда направить. Это и Причерноморские районы Грузии, где им удалось оттеснить наши войска за пределы Кобулети. И, самое главное, Крым, где турецкий десант готовится наступать в направлении Керчи. Причём, как стало известно из сводок Совинформбюро, там, в Крыму, уже принимают участие в боях группы британских осназовцев. Это что? Получается, что Англия снова лезет на крымскую землю, как в 1855 году?

Хотя, конечно, может так случиться, что чванливым лордам скоро станет не до Советской земли. Речь не только об Индии, где вовсю разгорается национальное восстание против колонизаторов. Буквально позавчера у них полыхнуло совсем под боком, в Северной Ирландии. У ирландцев 1 июля какой-то национальный праздник, и тайная повстанческая организация с названием Ирландская Республиканская Армия «под шумок» народных гуляний устроила ряд нападений на органы государственной власти в этой провинции, отторгнутой англичанами у Ирландии. Причём, очень удачно напала. Видимо, повстанцам удалось где-то добыть большое количество оружия, поскольку, захватив полицейские участки и мэрии, винтовки и пистолеты принялись раздавать едва ли не всем желающим. И если во вчерашних новостях говорилось о стычках с полицией, то в сегодняшних — уже о полноценных боях на городских улицах. Похоже, и там восстание против колонизаторов набирает силу.

Ульрих Граф, 10 июля 1941 года

Сегодня с полуночи начало действовать перемирие между итальянскими и франко-британскими войсками на юге Туниса. Но ещё позавчера, когда о его заключении было объявлено не только по радио, вещающему из Рима, но и в соответствующем приказе военного командования итальянских войск, генерал Роммель предупредил меня:

— У вас есть комплект какой-нибудь гражданской одежды? Подготовьте его, чтобы можно было переодеться. А недостающие предметы постарайтесь купить на каком-нибудь местном суке.

Сук — это у арабов рынок. Шумный, суетливый, но всегда богатый разнообразием товаров. Как выразился кто-то из моих соотечественников, на арабском рынке можно купить, что угодно, кроме живого пингвина. И даже его можно заказать. Главное — не вносить предоплату, потому что вернуть её будет уже невозможно ни при каких обстоятельствах: если деньги попали в руки арабу, то можешь смело с ними попрощаться.

Раскрывать причины того, для чего мне может пригодиться гражданское платье, Эрвин не стал. Но я привык ему доверять, и лишних вопросов задавать не стал. Возможно, ему захотелось немного побыть в роли какого-то там багдадского халифа, инкогнито гулявшего с одним-двумя сопровождающими по городу, чтобы выведать умонастроения подданных. А может быть — не привлекая внимания, встретиться с кем-нибудь из важных персон или многочисленных партнёров по переписке. И я нужен для сопровождения: он же знает, чьим телохранителем я когда-то был.

Его просьбу я исполнил. А сегодня с утра генерал сообщил мне, что он тяжело болен: подхватил какую-то очень серьёзную кишечную инфекцию, поэтому я буду сопровождать его в тыловой госпиталь, куда он отправляется на лечение. После этого залёг в постель, изображая из себя страждущего.

Что ж, вполне правдоподобная причина оказаться в тылу: вода здесь, на границе Сахары, действительно кишит всевозможными микробами, и я ежедневно кипячу её, чтобы не заболеть. А ещё лучше — пить эту кипячёную воду пополам с вином или принимать пятьдесят граммов неразведённого шнапса после любого приёма пищи. Хотя даже это не гарантирует от кишечных расстройств.

Даже если выплывет, что Роммель лишь симулировал болезнь, то его невозможно обвинить в трусости. Во-первых, он сделал себе имя, командуя войсками, нанёсшими французам и британцам немало ущерба. Очень рискованно командовал, в том числе, и лично действуя под вражеским огнём. Во-вторых, он написал рапорт о необходимости снять с него командование дивизией только после завершения боевых действий. Пусть это всего лишь перемирие, а не окончание войны.

Впрочем, с окончанием войны, кажется, дело надолго не затянется. Судя по сообщениям радио, в ближайшие дни уже состоятся заключительные мирные переговоры между министрами иностранных дел Италии, Великобритании и Франции при посредничестве Испании на испанском острове Мальорка.

У итальянцев — ликование. То, что они не вояки, и рвутся поскорее вернуться домой, хорошо известно всем. А у нас, немцев, не меньше их уставших от невыносимого зноя, всюду проникающей пыли, риска кишечных инфекций, разочарование. Мы же ехали сюда свести счёты с теми, из-за кого мы оказались на чужбине, и ради этой цели готовы были терпеть все неудобства и трудности. Теперь же нас лишили и возможности отомстить.

Роль обеспокоенного состоянием здоровья боевого товарища, как просил меня Эрвин, я сыграл. И чемоданы с вещами, указанные им, погрузил в санитарную машину, едущую на аэродром Габеса. Там машина подъехала непосредственно на стоянку самолёта, и носилки с генералом очень быстро перегрузили в салон воздушной машины с уже вращающимися пропеллерами. Буквально пара минут, и небольшой двухмоторный самолёт уже разбегается по полосе.

— Всё, Ульрих, можно переодеваться в гражданское, — объявил генерал минут через десять полёта, когда один из лётчиков выглянул из своей кабины и махнул нам рукой. — Попрощайтесь с итальянской военной формой: в отличие от нас, она до Сицилии не долетит.

— А разве мы летим не в Триполи?

— Нет, мой друг. Мы летим в Мессину. В свете того, что я вам расскажу, вы, надеюсь, не будете возражать по поводу того, что Эрвин Роммель и Ульрих Граф на некоторое время исчезнут. А вместо них появятся Ганс Шнитке и Адольф Браун, два бизнесмена из Граца, племянник и дядя, отправившиеся по делам бизнеса из Граца в Барселону через Белград, Афины, Мессину и Кальяри. Маршрут, конечно, не самый прямой, но они начинали путешествие ещё до начала перемирия, поэтому не захотели рисковать, пересекая границу между Италией и Францией, в районе которой шли боевые действия.

Я кивнул, но вопрос у меня остался.

— Почему такая спешка и таинственность?

— О том, что идут закулисные переговоры между Лондоном и Римом, мне было известно давно. На заключительном этапе к ним присоединился и Париж. По сути дела, всё уже согласовано, и осталось лишь подписать официальный документ.

— Муссолини капитулирует?

От «больного» не осталось и следа. Эрвин снова жизнерадостно улыбался.

— Этот пройдоха перехитрил всех. Задав хорошую трёпку французам и англичанам нашими руками в Тунисе, он выторговал себе территориальные приобретения. Дело, конечно, не только в том, что моя дивизия отлично воевала, создав «лягушатникам» и «лимонникам» массу неприятностей. Фашизм весьма популярен и в Британии, и во Франции, поэтому на правительственные круги в Лондоне и Париже очень давили те, кого пресса в предыдущие месяцы называла 'агентами Муссолини. Поэтому и условия мира для него — просто великолепные. Да, из Туниса итальянцам придётся уйти. Но Италии остаются оба Сомалиленда, Британский и Французский. Британия выделяет Риму кредит на семьсот пятьдесят миллионов фунтов на восстановление промышленности, пострадавшей от бомбардировок, а также уничтоженной в ходе боевых действий военной техники, включая корабли. В течение четырёх месяцев с момента подписания мирного договора Италия не только объявляет войну Советской России, но направляет в Россию войска в помощь Польше.

Теперь понятно, почему Роммель решил исчезнуть! Поляков он ненавидит не меньше моего, и просто не сможет воевать бок о бок с ними. А нашу дивизию, как наиболее боеспособную, наверняка отправят на фронт одной из первой. Но оказалось, что это ещё не всё.

— Как меня известили мои итальянские друзья, одним из требований французов была выдача меня им как военного преступника. Так что, дорогой Ульрих, буквально через несколько дней я был бы арестован, а после подписания мирного договора передан «лягушатникам» для судилища. Для Дуче это мизерная уступка, но позволяющая «доказать» его приверженность общеевропейской цели — разгрому большевиков.

— Вы — большевик???

— Не больший, чем вы, — расхохотался мнимый больной. — Но я сражался против главных врагов большевизма. А значит, по их логике, выступал на стороне коммунистов. И враг Польши, тоже считающей меня военным преступником из-за того, что мои ребята задали им трёпку, обороняя Юг Германии. Суд надо мной послужит примером для тех, кто не смирился с оккупацией нашей родины.

— Но Польша по-прежнему находится в состоянии войны с Италией. Разве могут итальянские и польские войска сражаться бок о бок?

— Бросьте, герр Браун! — обратился генерал ко мне по моей новой фамилии. — Поляки были, есть и будут англо-французскими мальчиками на побегушках. Что им прикажут, то они и сделают. Особенно — если учесть, что в России у Польши возникли серьёзные трудности. По дошедшим до меня сведениям, несмотря на продвижение польских войск, большевики их очень серьёзно потрепали, и они теперь очень просят Лондон и Париж не ограничиваться воздушной и морской войной с общим врагом, а послать, наконец-то, им в помощь и сухопутные войска. Вот увидите, Адольф: не пройдёт и недели после подписания соглашения в Пальма-де-Мальорка, как в Риме появится польская делегация, чтобы помириться и с Дуче. На крайний случай, итальянские войска могут ведь появиться не на польско-советском, а на турецко-советском фронте. Или в Крыму, где уже высадились первые британские батальоны.

— То есть, наша цель — нейтральная Испания?

— Промежуточная, — кивнул Эрвин или, как теперь нужно привыкать называть, Ганс. — Из Барселоны мы переедем поездом в Мадрид, где нас встретят, примут, и обеспечат новыми документами наши с вами общие знакомые. А там, как мне кажется, не за горами и долгое морское путешествие. Но давайте поговорим об этом уже в Мадриде, куда придут ответы на запросы, которые я уже сделал. Если вам не понравится то, что я запланировал, вы можете остаться в Испании. А можете продолжить путешествовать со мной.