Помнят польские паны. Прорыв

Фрагмент 17

Старший лейтенант Дмитрий Новиков, 2 июня 1941 года

Вот и мы дождались вступления в бой. Пусть и через две недели после начала войны, но не зря ведь нам присвоено «звание» стратегического резерва фронта.

Нет, речь идёт не о контрударе 5-й армии фронта в направлении Ровно. Там обошлись без нас. Там действовали «обычные» стрелковые, мотострелковые и танковые дивизии, стартовавшие с линии Новоград-Волынского Укрепрайона, сооружения которого поляки почти сровняли с землёй огнём тяжёлых и сверхтяжёлых орудий. Причём, если говорить о танках, то основную массу составляли «древние» Т-26 и «бэтэшки» разных модификаций.

Честно говоря, меня иногда поражает количество этих боевых машин, выпущенных в 1930-е. Как кто-то выразился, «наследие Тухачевского», собиравшегося, если не закидать шапками всех врагов Советского Государства, то уж точно «затоптать» их десятками тысяч едва бронированных танкеток. И хотя самих Т-27, способных защитить (да и то не всегда) экипаж лишь от винтовочных пуль, в армии почти не осталось (только единичные «посыльные» экземпляры где-то при штабах), зато Т-26, сколько бы их ни продавали в Китай, ещё полным-полно. Вот, видимо, и «утилизируют» в ходе таких атак.

Если послушать польское радио, то даже со скидкой на обыкновенное пропагандистское враньё, потери старых машин просто гигантские. Мало того, что матчасть изношена до предела (сколько их мы видели стоящими вдоль дорог из-за поломок, не поддаётся описанию), так ещё и поражаются практически любой артиллерией, включая даже полевую полкового звена. Не говоря уже о противотанковой. Даже самыми слабенькими пушчонками, калибром 25 миллиметров, которых в нашей истории у гитлеровцев даже не было.

У гитлеровцев не было. А у поляков, французов, румын, финнов и прочих «великих восточноевропейских микродержав» имеются. И ведь вполне себе справляются с Т-26, БТ и даже неэкранированными Т-28. Не говоря уже о пушках калибром 37 мм и очень неплохих чехословацких сорокасемимиллиметровках. От последних, говорят, зачастую и Т-34 достаётся «по зубам».

Судя по сообщениям радио, удар в направлении Ровно стал неожиданностью для врага. Поляки сами собирались атаковать через пробитые в укрепрайоне «дыры», поэтому артподготовка перед контрнаступлением оказалась очень эффективной. А первый же день прорыва принёс отличные трофеи. Почти всю осадную артиллерию большого и сверхбольшого калибра, которой и разрушались ДОТы Укрепрайона. Ляхи просто не успели увезти некоторые орудия, весом в несколько десятков тонн.

Но, повторюсь, заслуги нашей дивизии в этом нет. Нас бросили отражать прорыв польской ударной группировки южнее, в районе населённого пункта Хмельник, где полякам всё-таки удалось разрушить оборонительные укрепления, навести надёжные переправы через Южный Буг и стремительным ударом взять сам Хмельник.

Поляки ввели в прорыв, в том числе, и высокомобильные соединения: моторизованные, кавалерийские, танковые, так что в течение первого дня сумели не только расширить прорыв, но и «на плечах» наших стрелковых частей продвинуться на 15–20 километров. В направлении не только Винницы, но и вдоль железной дороги, идущей от Хмельника к железнодорожному узлу Калиновка. Возникла реальная угроза того, что они перережут линию, соединяющую Киев с Винницей и Могилёвом Подольским. Ещё на двое суток удалось задержать их на рубеже второй линии обороны, проходящей по восточному берегу реки Снивода. Тем не менее, натиск противника не ослабевал.

Нашу 1-ю тяжёлую танковую дивизию РГК к этому моменту уже перебросили южнее Бердичева («Вы тоже едете в Баден-Баден?» «Нет, я еду в Бердичев-Бердичев»). Так что весь день 30 мая мы готовились к маршу, а последний майский день провели в пути к этой самой Калиновке.

Почему так долго, несмотря на небольшое расстояние (всего-то полсотни километров)? Да потому, что дороги сорок первого года — это вам не асфальтированные шоссе, и даже легковая машина тащится по ним не быстрее тридцати километров в час. А если учесть ещё и их загруженность, то и вообще счастье, если в итоге выйдет средняя скорость десяток кэмэ. Движется ведь прорва техники, и время от времени приходится останавливаться при появлении в воздухе авиации. Пусть колонны и прикрыты не только нашими зенитными САУ, но и истребителями.

Пару часов пришлось стоять у деревни Загребельная, по дамбе возле которой лёгкие польские бомбардировщики нанесли бомбовый удар, и нашим сапёрам пришлось срочно чинить дорожное полотно. Для танков все эти воронки от мелких, не выше пятидесяти килограммов, бомб — ерунда, а вот колёсный транспорт уже не пройдёт. Вот и получилось, что до железнодорожной станции Калиновка-2 наш полк добрался лишь во второй половине дня. И немедленно принялся окапываться и маскироваться, поскольку до станции из-за реки Постолова, делающей в этих местах большую петлю, и из-за Южного Буга уже долетают снаряды полевой артиллерии.

Наступать нам, в общем-то, некуда. Полк зарылся на своеобразном полуострове, образованном указанными реками. Форсировать их сходу не получится: Южный Буг — река достаточно серьёзная, на Южном Урале, где я прожил почти всю жизнь, таких просто нет. Ну, разве что сама река Урал где-нибудь ближе к ныне казахскому Уральску. Или Белая в районе Стерлитамака. Постолова — фигня на постном масле, но равнинная, а значит, берега заболочены, тоже сначала надо строить крепкую переправу. Зато польской пехоте и коннице — раздолье. Особенно — если учитывать, что наш левый фланг упирается в крупное село Павловка, примыкающее к крупному лесному массиву, тянущемуся более чем на двадцать километров, почти до самой Винницы. Мы — усиление стрелковой дивизии, обороняющей этот «полуостров».

Вот отражением удара через этот самый лесной массив мы и «отпраздновали международный день защиты детей». Полякам всё-таки удалось захватить переправу через Буг в районе села Гущинцы. И сначала они накопились на левом берегу в прилегающем к реке лесу, а потом ударили через него на Павловку. Неожиданно, без артподготовки. Просто после нескольких скоротечных перестрелок, вспыхивавших в отдалении, ударили пулемёты, и из леса попёрли пехотные цепи.

Первую атаку, в которой участвовало до роты врагов, нашим стрелкам удалось отбить. Но, похоже, это была разведка боем, поскольку то ли из-за Буга, то ли уже с плацдарма по Павловке ударила полевая артиллерия противника. Калибр, судя по разрывам, «знакомый», три дюйма. Но потом заговорили гаубицы «европейского» калибра 105 миллиметров, разнося в хлам глинобитные украинские хатки, крытые легко вспыхивающей соломой.

Как показали дальнейшие события, поляки просто отвлекали нас от направления главного удара. Плацдарм возле Гущинцев им был нужен, чтобы атаковать полк, держащий оборону по левому берегу Постоловы в районе полотна железной дороги, идущей на Хмельник. И для атаки они использовали не только кавалерию, но и танки. Видимо, переправленные по спешно возведённому на месте сожжённого нашими бойцами деревянному мосту. Учитывая то, что мост требует грузоподъёмности до десяти тонн, его можно соорудить достаточно быстро.

Разумеется, чешские ЛТ-38 машинам 1960−70-х вовсе не противник. Но за счёт того, что их танковая рота в сопровождении конницы ударила практически в тыл нашей «махре», последствия оказались очень неприятными: левофланговый батальон понёс серьёзные потери ещё до того, как моя рота получила приказ поддержать стрелков.

Конница, кстати, меня удивила головными уборами. Нет, не знаменитыми «конфедератками», кепками с четырёхугольным верхом. В бой они шли в стальных «хелмах», шлемах «французского» образца с невысоким смешным продольным гребнем. Что-то похожее на привычную мне «в будущем» пожарную каску. Может, этот гребень как-то дополнительно и защищает от рубящего удара, но нафиг-нафиг таскать на башке лишнюю тяжесть.

Собственно, наша контратака, если говорить о действиях поляков по её отражению, описывается строками из Алексея нашего Максимовича Горького: безумству храбрых поём мы песню. Поскольку польские танкисты даже пытались стрелять по Т-55. А на моей машине прибавилась царапина от 37-миллиметрового бронебойного снаряда. По паре выстрелов, и «чехо-поляков» не оставалось. Причём, стамиллиметровый снаряд поражал «элтэшку», даже если взрывался рядом с ней. Именно так вывели из строя боевую машину, экипаж которой удалось взять в плен.

— Ты знаешь, кого ты победил? — с усмешкой спросил меня комполка, полковник Смирнов. — Самого результативно польского танкового аса Эдмунда Романа Орлика, кавалера ордена «Крест Храбрых», подбившего на танкетке ТКС пятнадцать немецких эрзац-танков, а с началом этой войны и шесть наших Т-26 и БТ.

— А разве в бою участвовали эти танкетки?

— Переучился на более совершенную технику. Какие проблемы-то?

Да для этого времени, в общем-то, никаких. Переучивание на новые образцы, учитывая то, что основную массу этих танкеток поляки сплавили финнам, прошло в польских танковых частях массово. И продолжается, поскольку производство новейших танков у наших врагов стремительно увеличивается.

Вот только эта атака имела неприятные последствия. Стрелкам пришлось отойти на целых четыре километра, чтобы не повторились подобные неожиданные удары. Оставили село Байковка на берегу Постоловы, и на утро 2 июня линия нашей обороны тянется через поля от Грушковцев прямо к Павловке. Так что польский плацдарм расширился до 15 километров с севера на юг, от Байковки до Мизяковской Слободки, и на 5 километров в глубину. И они пытаются активно его расширять, поскольку мы целый день продолжали оказывать помощь стрелковому полку в отражении атак то пехоты, то кавалерии.

Грохочет и севернее, за Постоловой, в районе Глинска, где сосредоточены основные силы дивизии. Вряд ли там противнику позволят прорваться, но совершенно реальным мне видится охват Калиновки с юга, вдоль Южного Буга, где из-за лесистой местности применить наши танки невозможно. А это значит, Калиновку придётся оборонять уже с двух сторон. Кроме того, возникнет угроза удара по Виннице с севера.

Генерал-майор Рокоссовский, 5 июня 1941 года

136-й мотострелковой дивизии в том виде, в каком мы встретили первый день войны, практически уже нет. Численность её «исходного» личного состава едва дотягивает до тысячи «штыков». Как практически не существует и южной части города Ленинакан, который мы обороняем уже почти три недели: она практически полностью разрушена турецкой артиллерией и штурмовыми группами, предпочитающими взрывать дома, а не штурмовать их.

Как я и предполагал, турки изматывали нас постоянными атаками, выбивая людей и боевую технику. А потом мощным ударом прорвали первый рубеж обороны по центру и вышли на окраину города по кратчайшему расстоянию от границы, ставшей линией фронта. Дивизия едва не была рассечена надвое, и мне, получив на то разрешение от командования корпуса, пришлось отводить фланги от границы, чтобы они не попали в окружение.

По сути дела, наш левый фланг им удалось отсечь. И если бы не ещё один батальон народного ополчения, сформированный из трудящихся Ленинакана и сёл района, героически оборонявшийся в Азатане до подхода отступающего из района Ерзгаворса 541-го полка подполковника Назарова, то город мы бы не удержали. Даже несмотря на то, что в самом Ленинакане и Аревике уже разгружалась прибывшая из Орловского военного округа 89-я стрелковая дивизия полковника Тита Фёдоровича Колесникова.

Именно дивизии Колесникова мы и передали рубеж от военного аэродрома на окраине Ленинакана через окрестности Аревика и Бениамин до Лусакерта. Самим же пришлось обороняться от первого в Армении железного моста через Ахурян до аэродрома. Всего пять километров фронта, но в боях второй половины мая 136-я мотострелковая понесла такие потери, что и на этот участок у нас едва-едва хватало людей. А турки так и не ослабляли напор.

25 мая, в ходе нового штурма, нам пришлось отступить уже в городскую черту. И если бы не возвышенности в западной части города, на которых я приказал разместить дивизионную артиллерию, то продвижение противника вряд ли удалось бы остановить в районе первых же городских кварталов.

Возвышенности, включая построенную в первой половине прошлого века знаменитую Чёрную Крепость, ставшую моим командным пунктом. Крепость — только по названию, поскольку от всех оборонительных сооружений остался лишь круглый форт диаметром около пятидесяти метров, сложенный из чёрного туфа. Материала, по прочности не уступающего хорошему кирпичу. Учитывая же толщину стен крепости, становится ясно, почему турки, практически непрерывно обстреливая её, так и не достигли существенных разрушений.

Из туфа, правда, не только чёрного цвета, построены и многие здания Ленинакана. И это позволяет удерживать оборону в самом городе, превратившемся в настоящую мясорубку как для турецких, так и для советских войск. За десять дней городских боёв туркам удалось продвинуться от бывшей Арсеньевской церкви чуть больше, чем на километр, даже немного не дойдя до улицы Челюскинцев.

И в этой обороне нам очень помогают жители города, прекрасно знающие каждый переулок, каждый проход между домами. Не только бойцы тех самых двух батальонов народного ополчения, от которых осталось не более двухсот человек. Все, кто не захотел уехать, взялись за оружие. Что называется, и стар, и млад. Причём, многие, столкнувшись с нехваткой винтовок и даже охотничьих ружей, добывают его, забирая у убитых турецких аскеров. С риском для жизни, поскольку, порой, группы турецких и советских солдат, занявших соседние дома, разделяет всего двадцать-тридцать метров. Пожалуй, если бы не горожане, в дивизии давно не осталось бы ни единого человека.

Разумеется, столкнувшись со столь ожесточёнными городскими боями, турки пару раз пытались обойти город. Но с запада подступы к реке Ахурян прикрывает звездчатая Александропольская крепость, вынесенным фортом которой, собственно, и является «Чёрная крепость». От юго-восточной окраины до самого Аревика вдоль железнодорожного полотна успел надёжно окопаться и заминировать подступы к своим позициям полковник Колесников. Так что ничем, кроме потери бронетехники и пары полков личного состава удар противника по его позициям не принёс. А учитывая то, что и он пополняет личный состав дивизии за счёт местного населения, держится Тит Фёдорович очень крепко.

Сколько живой силы потерял в боях с нами враг, я не берусь определить. По моим приблизительным прикидкам, не менее тридцати тысяч убитыми и ранеными, порядка ста пятидесяти танков. Наши потери раза в полтора меньше, но всё равно значительно превосходят штат 136-й мотострелковой дивизии. По сути дела, она уже дважды сменила состав. Если считать выведенную из строя бронетехнику, то соотношение потерь к изначальному количеству примерно такое же. Разница в том, что отправленные в госпиталь красноармейцы ещё не успели вернуться, а подбитые танки мы уже отремонтировали по два-три раза. Ну, и прибыло некоторое количество новых. Тем не менее, «в живых» осталось не более двух дюжин боевых машин, часть которых сегодня играют роль неподвижных бронированных огневых точек.

Началась ощущаться и нехватка боеприпасов. Турки подтянули к самой бывшей линии границы дальнобойную артиллерию, и городская железнодорожная станция разрушена её огнём. Так что патроны и снаряды приходится возить грузовиками от Ацика и Маисяна. Подчас тоже под артиллерийским огнём противника, а то и под бомбами турецкой авиации.

На складывающейся ситуации сказывается и общая обстановка в Закавказье. А главное — приоритет обороны Еревана, где масштабы развёртывающегося сражения намного больше, а бои идут более ожесточённые. По сути, железнодорожные станции Спитак и Ванандзор на четыре пятых мощности работают на обеспечение именно Ереванского участка фронта, поскольку турки перерезали ветку, соединяющую Ленинакан со столицей Армянской ССР. Доставка грузов, как военного назначения, так и гражданских, от них в осаждённый Ереван, в основном, осуществляется автомобилями и гужевыми повозками по горным дорогам. Что-то, конечно, доставляется транспортными самолётами по воздуху, но это мизерное количество потребностей огромного города. Я подозреваю, что ожесточённость боёв близ Ленинакана была продиктована именно планами перерезания этой «пуповины».

Как могли, турки ситуацию на фронте близ Еревана осложнили, прорвавшись к Ленинакану. Но это для обороны столицы Армении ещё не смертельно. Хуже будет, если мы не удержимся, и врагу удастся прорваться к уже упомянутым станциям Спитак и Ванандзор. Вот тогда дни Еревана будет сочтены. А с ним — и всей Армянской ССР.

В общем, ситуация у нас сложнейшая. Рано или поздно, командованию фронтом придётся ставить перед Москвой вопрос об усилении нашего корпуса. И лучше было бы, если бы это произошло раньше.

Хотя, конечно, везде тяжело. Турки прорвались через горные перевалы к Батуми, за который сейчас идут бои. В Крыму высадился турецкий десант и вспыхнуло восстание татар. На Украине польские войска, прорвавшие Летичевский Укрепрайон вышли к Виннице. Контрудар 5-й армии в направлении Ровно из района Новограда Волынского увяз в польской обороне на приграничной территории Польши, и дивизии, осуществлявшие его, вынуждены перейти к обороне. Прорвана линия Полоцкого Укрепрайона, а польские части, «просочившиеся» между Слуцким и Мозырским укреплёнными районами начали операцию по охвату Минска. Тяжёлые кровопролитные городские бои идут за столицу Латвийской ССР. Польская и британская морская пехота высадилась на острове Сааремаа. Нашим войскам пришлось оставить Выборг, хотя в целом ситуацию на советско-финляндском фронте можно оценить как относительно стабильную.

Пожалуй, наиболее успешно идут дела у Южного фронта. Днестровская десантная операция оказалось удачной, а попытки 4-й румынской армии захватить плацдармы на восточном берегу Днестра успешно отражаются. Мало того, захват Кишинёва вынудил румын срочно перебросить войска к этому городу. Пусть продвижение советских войск на румынской территории остановлено, но всего один стрелковый корпус сковал действия целой армии, и для развития его успеха тоже нужны резервы.

Везде и всем нужны резервы.