Бешеный круговорот, ослепительная вспышка перед глазами, ощущение будто протягивают сквозь игольное ушко, а потом удар о воду. Именно так Доминика запомнила переход от одной сферы к другой. Ее со всего маху швырнуло в реку, так что прошла сквозь толщу до самого дна и, ошалев от холода, мощными гребками устремила к поверхности.
Громко, кашляя и отфыркиваясь, Ника пыталась понять, где находится, но глаза заливали струи воды, быстрое течение бросало ее как игрушечный кораблик, и белые пенистые шапки волны пытались укрыть с головой.
Смирилась. Вроде жива, руки-ноги целы и ладно.
Проклиная все на свете, она начала медленно загребать в сторону берега. На каждый метр неимоверных усилий, река, играясь, протаскивала ее на десять метров дальше. И так до тех пор, пока измученная Доминика не ухватилась за тонкие ветви, наполовину сваленной старой ивы. Несколько рывков на грани возможностей, и она вытянула себя на берег, ничком плюхнулась на пожухлую траву, хватая ртом воздух.
Усталость и нервное напряжение перебивали другие ощущения, но стоило только немного придти в себя, и тут же нахлынул дикий, пробивающий до самых костей холод. Ника внезапно ощутила всю прелесть своего положения — сырая насквозь, осенью, на земле. Побелевшими трясущимися пальцами она расстегнула пряжку на сумке и попыталась вытащить пузырек с согревающим зельем, но сырая склянка выскользнула из рук. Хорошо хоть не разбилась, приземлившись на мягкую, сочащуюся влагой землю.
— Ай… что тебя, — пробурчала Доминика, подбирая его. Кое-как вытерла грязь о свою одежду, зубами вытащила пробку и одним махом проглотила все содержимое бутылочки.
Один перец! До слез пробило и упало горячим комком в желудок. Доминика надрывно закашлялась, но спустя мгновение почувствовала, как этот жар постепенно расползается по всему телу. Следом отправились восстанавливающее, защитное и усиливающие зелья.
Спустя еще пару минут ее перестало трясти, а онемевшие от холода конечности восстановили чувствительность. Ника смогла раздеться, отжать всю одежду, вылить воду из ботинок и снова забраться в гадко липнувшую к телу влажную одежду. Противно, но по крайней мере не холодно, и легкие порывы осеннего ветра не пробирают насквозь. Однако настроение от этого не улучшилось. Наоборот, с каждым мгновением, оно падало все ниже и ниже.
Потому что все!
Жизнь в Вейсморе закончилась, место к которому она уже начала прикипать душой осталось позади, и что самое страшное — она тосковала по серым нитям, и по кхассеру, с которым они ее связывали. Тот взгляд, перед ее переносом…В нем столько всего было…
— К черту! — в сердцах выругалась Доминика.
Он свой выбор сделал, она — тоже. И нет смысла искать хорошее там, где его не осталось.
Покряхтывая, как Нарва по утрам во время непогоды, Ника поднялась на ноги. В пылу борьбы с речной стихией за свою жизнь, она не замечала мелких повреждений, зато сейчас прочувствовала их в полной мере. Ладони содраны о жесткую кору, плечо болит будто вывихнуто, а пятую точку ломит, оттого что именно ей она и встретилась с дном, упав в реку.
Не тратя много сил, Доминика подправила здоровье, магическим взором прошлась по своим линиям, убедившись, что внутри тоже все в порядке, отправилась подальше от реки в поисках удобного места.
Такое нашлось на пригорке. Молодые сосны стояли полукругом, образуя крохотную поляну, трава была редкой и слабенькой, а мох не успел расползтись по всей территории. Доминика расчистила себе пятачок, опустилась на колени и, зарывшись пальцами в землю, принялась искать.
Деревья: большие, маленькие, с вечнозелеными иглами и пожухлыми листами, кусты, поросль малины и ежевики, разнообразие поздних цветов и корений. Все не то.
Она продолжала расширять зону поиска, скользя по белым нитям, окутывающим землю. Все дальше и дальше, за крохотное болото, за уставшую, засыпающую рощу, за широкий луг, пересеченный глубоким оврагом. И так до тех пор, пока не натолкнулась на сочную, пульсирующюу жизнью морковь и пузатую свеклу вперемешку с репой.
Если есть овощи, значит есть и люди.
— Спасибо, — поблагодарив землю, Доминика поднялась на ноги и отправилась в путь, надеясь, что к вечеру сможет добраться до поселения и не околеет. В сумочке на поясе болтались еще два пузырька с согревающим зельем.
Дорога оказалась не близкой. Если по пролеску и через рощу целительница прошла без приключений, то болото заявило о своем характере на первом же шагу, грозно хлюпнув и засосав ногу по самую щиколотку. Пришлось делать крюк и обходить его по широкой дуге, теряя драгоценное время. К тому моменту, как мрачные топи оказались за спиной, действие первого зелья начало ослабевать, и Доминика ощутила сначала прилив легких мурашек, потом дрожь, а потом отчетливую дробь зубов.
Пришлось опустошить второй пузырек согревающего.
К крохотной деревушке она вышла уже поздно вечером. Еще на подходе Доминика смогла рассмотреть пяток домов, жмущихся друг к другу и, недолго думая, постучалась в тот, который показался ей более гостеприимным.
Раздался женский ворчливый голос:
— Кого там еще принесло?
— Я…я… — действие последнего зелья давно закончилось, одежда так за весь день и не просохла, поэтому Доминика тряслась, как осиновый лист на ветру, — мне бы переночевать.
— Вот еще! — возмутился голос, но послышались шаги и дверь немного приоткрылась. Из просвета тянуло теплом и запахом свежего хлеба, — мы всяких приблудных не пускаем.
— Пожалуйста, — взмолилась Доминика, — я очень замерзла. Мне бы только отогреться и переночевать. И я уйду. Рано утром, вы меня и не заметите.
— Конечно, а потом ложек не досчитаемся.
— Да не нужны мне ваши ложки, — всхлипнула она. Тепло было таким притягательным и таким недосягаемым. — у меня есть немного монет…
— И медяки нам твои не нужны! Заговоренные поди, все равно пропадут.
Из глубины дома раздался детский плачь вперемешку с надрывным кашлем.
— Все, проваливай. Видишь, не до тебя.
— Погодите! — рискуя остаться без ноги, Доминика сунула носок в прихлоп, — я целительница. Могу помочь.
— Себе бы помогла, — фыркнула женщина, — а то выглядишь так, будто на ладан дышишь. Уходи, пока собаку не спустила.
И захлопнула дверь. Доминика шмыгнула носом и направилась к следующему дому.
Однако пройдя пяток шагов, услышала, как за спиной снова скрипнула дверь.
— Точно целительница? — подозрительно щурясь, спросила женщина.
— Точно, — Ника даже не обернулась. Так и стояла, обхватив себя холодными руками за продрогшие плечи и невидящим взглядом упираясь в темноту.
Мгновение напряженного молчания, потом:
— Хорошо. Заходи. Только сначала лечи. Поможешь — будет тебе ночлег, а нет…я тебя кочергой отхожу вдоль хребта так, что места живого не останется.
— Спасибо тебе, добрая женщина, — вздохнула Доминика и поплелась обратно.
Женщина распахнула дверь чуть пошире, но, когда Ника попыталась войти внутрь — зажала ее на пороге.
— Зовут как?
— Елена, — не задумываясь, ответила целительница, — А вас как?
— Не твое дело.
Женщина посторонилась запуская ее внутрь, и Ника зашла в небольшую, но крепко сбитую чистую избу. Маленькие сени были отгорожены от главной комнаты цветастой тряпкой, еще одна в углу отгораживала маленький закуток, из-за которого и доносился детский кашель.
— Сын у меня. Простыл. — Грозно сообщила хозяйка, но в ее голосе явно угадывался страх матери за своего ребенка, — ноги промочил и вот…
— Сейчас посмотрим, — Ника шагнула к пациенту, но тут же была остановлена жесткой рукой.
— Смотри у меня…если обманешь или навредишь, — с угрозой надвинулась на нее суровая мать.
— Не наврежу, — Доминика холодно посмотрела на натруженную руку, красные, обветренные пальцы с неровно обрезанными ногтями, — отпустите.
Женщина ослабила хватку, явно жалея, что поддалась внезапной слабости и на ночь глядя запустила незнакомку в дом.
За занавеской, на небольшой кровати, заправленной ветхим бельем, обнаружился мальчик лет десяти. Худенький, светловолосый и болезненно-темными кругами под покрасневшими глазами.
— Привет, — она аккуратно присела рядом с ним, — Меня зовут Елена
— А меня… — пацан закашлялся и жалобно застонал, прижав одну руку к груди, вторую к животу.
— Тише, — Ника приложила ладонь к горячему, словно печка лбу, потом оттянула ворот простенькой рубахи, под которым виднелись красные пятна. — Простудился?
— Я же сказала… — попыталась влезть мать, но Ника ее осадила:
— Тихо!
В избе затаилась тишина.
Доминика молча прощупывала пацана, не спеша его излечивать. Чутье подсказывало, что дело вовсе не в промоченных ногах и простуде. Дыхание сиплое, будто нехотя и через силу, и даже через прикосновение ощущалось, как там что-то булькает. Но проблема не только в груди была, но и ниже в животе. Нити путались где-то на уровне пупка и напрягались, наливаясь краснотой, будто что-то изнутри мешало.
Присмотревшись еще тщательнее Доминика, смогла различить помеху.
— Вы даете ему мед?
— Конечно. Чай с медом.
Все встало на свои места:
— Нельзя ему мед.
— Что за глупости ты несешь? Меня так лечили, и мать мою, и бабку.
— А ему нельзя! — уже жестко произнесла Доминика, — не принимает он его!
— Да что ты за целительница такая?! — оскалилась хозяйка, — Глупая! И зачем я тебя только в дом пустила.
Ника с досадой скрипнула зубами и разом восстановила. Пацан тут же затих, перестал сипеть и удивленно уставился на нее.
— Все знают, что мед — это основа здоровья! — продолжала женщина, но ее уже никто не слушал.
Ника улыбнулась и ласково провела ладонью по влажным от пота детским волосам:
— Как ты?
— Хорошо, — сказал мальчик абсолютно ровно, без хрипов и не в нос. — больше не болит. Нигде.
Грозная мать заткнулась на середине фразы про чудодейственную силу меда, и недоверчиво склонилась над сыном. Потрогала лоб, удивленно осмотрела гладкую бледную кожу, без красных пятен и припухлостей:
— Он здоров?! — спросила, не веря своим собственным глазам.
— Пока да, — скупо ответила Доминика, — но если продолжите пичкать его тем, что ему не подходит, то ненадолго. Удачи.
Потрепав по плечу пацана, она вышла из-за ширмы и направилась к выходу:
— Куда ты? — хозяйка рванула следом за ней.
— Искать ночлег.
— Глупостей не говори. У нас останешься.
— Не хочу мешать.
— Ничего ты не мешаешь, — женщина преградила ей путь, — ты…это…прости меня…я просто боялась.
Сказала и, внезапно уткнувшись лицом в ладони, зарыдала во весь голос.
Ника растерянно смотрела на нее и не знала, что делать, то ли бежать прочь, то ли утешать.
— У меня двое сыновей было. И прошлым летом старший заболел. Простыл, хрипел и так же в пятнах был…Через неделю мы его похоронили. И вот с младшим тоже самое, — стонала она, — я боялась, что все закончится так же.
— Все будет хорошо. Не переживайте.
Женщина мотала головой и продолжала рыдать:
— Я старшего тоже медом отпаивала. Заставляла ложками есть. Вдруг и у него тоже болезнь такая была, и я его сама… своими собственными руками.
Из-за ширмы выглядывал ребенок, напуганный истерикой матери. Вздохнув, Ника обняла ее за плечи и повела к столу. Усадила на лавку, сама взяла с полки чашку и налила горячего чаю хозяйке.
— Пейте.
Та ухватилась обеими руками за кружку, сделала несколько надрывных глотков и наконец смогла выдохнуть. Минуту смотрела на стену стеклянным взглядом, а потом встрепенулась:
— Ла что же это я!
Подскочила с лавки, бросилась сначала к сыну — обняла его крепко-крепко, потом обратилась к целительнице:
— Ты присаживайся. Сейчас накормлю, нопою.
— Не стоит!
— Еще как стоит! — замахала руками, — и вещи давай. Постираю и к утру просушу. Меня, кстати Марта зовут, а сына — Демьян. Отец у нас Варис — на охоте под утро только вернется.
Она суетилась вокруг Доминики пытаясь загладить вину за неласковую встречу. Дала платье своё длинное и мягкое, подала тушеных овощей с большим шматком мяса и выложила целый скрой черного хлеба. И как бы целительнице не хотелось сохранить лицо — удержаться не было сил.
И вот она уже уминала за обе щеки горячий ужин, слушая незатейливые истории из жизни деревни и благодарно жмурилась, чувствуя, как тепло расползается по телу и глаза начинают слипаться.
Устала. Измучилась. И сердце болело не прекращая. И как теперь жизнь сложится — не понятно. Оставалось только получать удовольствие от ужина и радоваться ночлегу. О том, что делать дальше — она подумает завтра.
— Что же целительница забыла в нашей глуши? — Марта все-таки задала неудобный вопрос.
— Заблудилась, свалилась в реку, и вот я здесь.
— Ох, страсти-то какие. А откуда ты?
— Из Андера, — снова соврала, не чувствуя ни малейшего раскаяния, — как теперь возвращаться — не знаю.
— Ой, не переживай. Муж завтра как раз собирался в город шкуры везти, заодно и тебя прихватит.
Еще не веря, что судьба смилостивилась и преподнесла такой подарок, Доминика аккуратно уточнила:
— Долго ли ехать?
— Пфф, — Марта, воодушевленная тем, что может отплатить добром, беспечно махнула рукой, — да день всего. Если в полдень выедете, то на следующий день к вечеру уже на месте окажитесь.
Доминика протяжно выдохнула.
План побега оказался удачным: река протащила вторую сферу через всю страну и вынесла ее к самому Андеру. Хороший знак. Не иначе. Осталось только справиться с сердцем, которое заполошно металось в груди и тянулось обратно в Вейсмор.