Герда уже и забыла, что бывает такая красота. Клумбы с цветами различного окраса. Арка, живописно овитая плющом. Вьющиеся растения с белыми бутонами покрывали половину стены здания, стелились под козырьком крыши. Повсюду стояли синие пластиковые бочки, из которых выбивалась буйная густая зелень. Справа от здания располагался круглый пруд с кувшинками и зарослями камыша — просто идеальный пейзаж для изображения на какой-нибудь подарочной открытке. Всё выглядело очень гармонично и грозовой полумрак не слишком искажал очарование от этого места. Герда привыкла, что в нынешние времена люди делают только то, что практично, а этот цветущий сад — он ей казался даже каким-то чуждым, непонятным, но от этого не менее прекрасным. Как лучик солнечного света в аду. Зачем высаживать цветы, если их нельзя съесть? Здесь ведь можно было бы вырастить картошку, репу, редиску...
Нормальный вопрос человека, пережившего жестокий голод. Хотя Герда и знала ответ, он произрастал из прошлого, когда подобные вопросы ещё не были нормой: красота нужна, чтобы любоваться. Всё просто, без каких-то закавык. И, похоже, в отличие от почти всех людей на планете, Цветочница не утратила то, что в былые времена считалось естественным — умение эту самую красоту создавать.
— После грозы тут будет ещё прекрасней, — заявила Цветочницы. — Бабочки начнут порхать, шмели и пчёлки нектар собирать. Полюбуешься ещё, детка. А теперь живо в дом, ливень вот-вот хлынет.
И она оказалась права, едва они переступили порог и закрыли за собой дверь, как на улице зашумело, дождевые капли застучали по карнизу, за окнами блеснула молния.
Цветочница достала из объёмного кармана комбинезона спичечный коробок, зажгла свечу в подсвечнике, который стоял на тумбе у входа.
— Вот. Тут мы и живём. Как говорится — добро пожаловать и чувствуйте себя, как дома.
Помещение было не слишком большим, но с высоким потолком. Судя по нескольким деревообрабатывающим станкам, тут располагалось какое-то крошечное предприятие. Несколько дверей вели, очевидно, в подсобные помещения, на второй этаж тянулась металлическая лестница.
— Здесь раньше был цех по производству детской мебели, — пояснила Цветочница. — Колыбельки всякие, кроватки и стульчики делали, — она вздохнула. — Ох, как же всё это давно было. Словно в другой жизни.
Взяв подсвечник, она зашагала через цех. Герда и Сказочник последовали за ней. Яркий свет от грозовой вспышки ворвался в окна, на мгновение озарив кирпичные стены с остатками каких-то плакатов, видимо, посвящёнными технике безопасности.
Цветочница открыла дверь.
— А вот и моя кухня.
Она зашла внутрь, зажгла ещё пару свечей. Вслед за Сказочником переступив порог, Герда осмотрелась. Посреди небольшого помещения с двумя окнами стоял массивный стол; на стене над керамической раковиной висел объёмный рукомойник; подоконники и полки были заставлены горшками с различными растениями. В углу ютилась аккуратная печка-буржуйка, труба от которой выходила в открытую форточку, а в прорезях дверцы печки виднелось красное мерцание от тлеющих угольков. В другом углу громоздилась пластмассовая тара с какими-то бутылями.
— Уютненько тут у вас, госпожа Цветочница, — сделал комплимент Сказочник. — Неужели всё сами так оборудовали?
— Кое-что сама, — кивнула она, — но в основном мне Вороны помогли. Карл людей выделил, утварь всякую дал, печку опять-таки. Я ведь с Воронами сотрудничаю, травку лечебную на всякую всячину обмениваю. А ещё они мне самогон поставляют, а я из него для них свои фирменные настоечки делаю. Так и живём мы с сыночками. Вот ведь времена какие настали... Да я раньше и помыслить не могла, что когда-нибудь буду с бандитами дело иметь, но что поделать, выбора иного ведь и нет вовсе. Приходится мириться со своей совестью, — она встрепенулась. — Ну а теперь, давайте к столу. Я сейчас мигом всё организую.
Герда и Сказочник последовали её указанию, а Цветочница засуетилась. Подкинула в печь пару поленьев, поставила разогреваться котлеты в большой чугунной сковороде. Затем достала из шкафа огурцы, сладкий перец, пучки петрушки и укропа, и мигом сделала салат. Выложила на стол тарелки, вилки, кружки, а потом с торжественным видом подала горячие, источающие густой мясной аромат, котлеты. Кружки наполнила красноватым напитком, пояснив, что это травяной сбор, который обязательно придаст сил Герде и Сказочнику для дальнейшего путешествия по промзоне.
— Кушайте, — Цветочница была само радушие. — И приятного вам аппетита. Я как знала, что у меня сегодня гости будут и нажарила много котлеток.
— Вы очень добры, — Сказочник накинулся на еду.
— Ну что вы, я просто помогаю тем, кто нуждается в помощи. Как вы, например. Что бы ни случилось, какие бы напасти не обрушивались на нашу многострадальную планету, а человек всегда должен оставаться человеком. Это моё кредо. Кушайте, гости дорогие, кушайте.
— А ваши дети? — поинтересовалась Герда, подцепив вилкой кусочек огурца. — Они к нам не присоединятся?
Лицо Цветочницы омрачила лёгкая грустинка.
— Я же говорила вам, что они болезненные. Продуло их недавно, вот и лежат теперь в кроватках. Постельный режим, так сказать. Ну ничего, ещё пара деньков, и станут снова здоровенькими. Ох уж эти детки, за ними нужен глаз да глаз. То простудятся, то ещё какая напасть с ними приключится.
— Им повезло с такой мамой, — с набитым ртом произнёс Лукоев. Он доедал уже вторую котлету, не забывая делать большие глотки из кружки. Скромность определённо не входила в число его положительных качеств.
— Благодарю, господин Сказочник, — отозвалась Цветочница. — Но на самом деле, это мне с ними повезло. Они мой стимул, чтобы никогда не сдаваться. Ох, вы не представляете, чего только мне не пришлось вытерпеть, прежде чем я нашла свой место здесь, в промзоне. Я ведь ещё два года назад в коммуне жила, там и родила. Муж как-то отправился к болоту охотиться и сгинул. А потом на коммуну напали мутанты-вампиры.
— Я слышала об этом, — Герда посмотрела на Цветочницу с сочувствием. — Говорят, там все люди погибли.
— Ну, как видишь, не все. Не знаю почему, но из всех людей вампиры не тронули только меня и моих сыночков. Наверное, пожалели, хотя сомневаюсь, что подобным кровожадным существам вообще ведома жалость. Из разорённой коммуны мы ушли, скитались.
Герда прожевала кусочек котлеты, которая оказалась очень перчёной, но от этого даже более вкусной. Да и напиток оказался приятным, чуть терпким.
— А почему вы не пошли в Речное или Солнечное?
Цветочница дёрнула плечами, поморщилась.
— Сунулись мы в одно поселение в соседнем городе, нас не приняли. Мы были никому не нужны. Женщина с двумя маленькими детьми на руках — нас ведь кормить нужно, какие-то лекарства выделять, а это слишком накладно. В Речное и Солнечное даже не совались. Но, как говорится, что бог не делает, всё к лучшему. Мы ведь нашли это место и нам тут неплохо живётся. Думаю, так Господь нас наградил за все наши мытарства. Иногда мне кажется, что я счастлива, — она улыбнулась. — Вы кушайте, кушайте, не стесняйтесь.
— Очень вкусно, — похвалил Сказочник, разделавшись уже с третьей котлетой. Похоже, он забыл все слова, кроме хвалебных. — Вы, должно быть, раньше поваром были.
Цветочница рассмеялась.
— А вот и нет. Кем я была? Если бы у вас было сто попыток, вы всё равно не догадались бы.
— Что-то связанное с выращиванием растений? — предположила Герда, а сама подумала, что с такой крупной комплекцией та могла бы работать грузчицей.
— Нет, это всего лишь моё хобби. А была я библиотекарем. Что, не похожа? — она шутливо повернула голову вправо, влево, чтобы гости могли лучше рассмотреть её лицо в тусклом свете свечей. — Да знаю, знаю, конечно не похожа. При слове «библиотекарь» все сразу представляют себе эдакую серую мышку. Клише, которое засело в мозгах людей, как вбитый по самую шляпку гвоздь. Но вот я такая, какая есть. Нетипичная. Мне всегда было хорошо, уютно среди книг. Словно находишься среди лучших друзей. Романы, рассказы, повести. А поэзия? Не представляю своё существование без поэзии. С томиком Ахматовой даже не расставалась, спала с ним. Помните у Анны Андреевны такое:
«Калитку в милый сад,
Где клён, и дуб, и ясень,
Гуляя наугад,
Уж распахнула осень.
Там пшат прекрасный мой —
Серебряное диво —
И тополь золотой
В наряде горделивом...»
Герда вдруг ощутила головокружение, ей показалось, что слова Цветочницы доносятся будто бы издалека. Гром прогремел — звук был каким-то смазанным. Перед глазами всё поплыло, тело словно льдом сковало, лицо онемело. Вилка выпала из руки, звякнув об бетонный пол. «Случилось что-то о-очень, о-очень плохое...» — проплыла в голове тягучая мысль. Периферийным зрением Герда увидела, как Сказочник пошатнулся и упал со стула. На мгновение вспышка молнии затмила всё, а потом в обрамлении желтоватого мерцания свечей появилось лицо Цветочницы, и оно больше не выглядело добрым, глаза лихорадочно блестели.
— Прости, деточка, но тебе не суждено найти брата, — и голос её теперь стал каким-то холодным. — В наше время, чтобы выжить, надо быть хищником. Так вот я — хищник. Вам с господином Сказочником просто не повезло. Увы, но такое случается. Теперь ваше путешествие закончено.
Герда почувствовала, как ярость захлестнула сознание: эта сука их отравила! Наверняка что-то в напиток подмешала! Всё её радушие — сплошное притворство! Хотелось кричать, было невыносимое желание вцепиться Цветочнице в глотку, но, не получалось даже губами и пальцами пошевелить. Будто парализовало.
— И не пытайся, — верно расценила её порыв хозяйка. — Ты и твой прожорливый спутник сейчас находитесь под воздействием сока белладонны, который я добавила вам в напиток. Вы всё будете видеть, слышать, чувствовать, но пошевелиться не сможете. Минимум семь часов полного отсутствия контроля над телом. Знаешь, в чём главная польза работы в библиотеке? Есть много времени, для познания. Только идиоты используют книги для развлечения, а я не такая, нет. Все книги для меня были как учебники, и я впитывала знания точно губка. Многое из того, что я почерпнула их них оказалось очень полезным. Например, то, как сделать этот парализатор. И уверяю, он не отразится на вкусе вашего мяса. Не знаю, как господин Сказочник, но ты, девочка, очень понравишься моим деткам. Пожалуй, потушу твоё мясо с овощами.
Ярость сменилась ужасом. Всё в Герде буквально требовало, чтобы совершить хотя бы малейшее движение, но не выходило. Она чувствовала себя безвольным манекеном.
Цветочница обошла стол, наклонилась, подсунула руки Сказочнику подмышки и поволокла к выходу, издавая глухие утробные звуки при каждом шаге. Герда опять попыталась пошевелиться — не получилось. Однако внутренний холод сменился робким теплом. Это давало хоть и призрачную, но надежду. Только бы эта тварь не убила сразу. Только бы не связала. Как она сказала? Минимум семь часов полного отсутствия контроля над телом? Только не для тех, у кого раны быстро заживают. Герда заставила себя верить, что её организм справится с тем подлым ядом, что использовала Цветочница. Однажды после обеда в столовой все рабочие Речного чем-то отравились — их мутило, тошнило, они с кровати не могли подняться без посторонней помощи. Двое скончались. А Герда, которая ела ту же самую пищу, оклемалась уже через несколько часов, хотя и пришлось потом притворяться, что ей плохо, как остальным — чтобы никто ничего не заподозрил. Тогда-то она и поняла, что повышенная регенерация и успешная борьба организма с отравой — это звенья одной цепи. У неё и раньше возникали вопросы на этот счёт. Например, после того, как на празднике в Солнечном они с подружкой Лилей впервые в жизни попробовали самогона — достали его хитрым способом, то есть, выкрали у одного мерзкого типа, отшельника, который проживал в здании морга на окраине города. Пили самогон в полуразрушенной школе, вспоминая своих погибших одноклассников, а потом забыли про воспоминания и просто веселились, и наслаждались тем, что нашли в себе смелость и нарушили строгий запрет — в обоих поселениях пить алкоголь в их возрасте было строго запрещено, за это могли жестоко наказать. Почти половину бутылки вылакали — та ещё гадость была. Лиля конкретно опьянела, её потянуло на «подвиги», а в голове Герды лишь немного шумело и всё, а скоро и этот шум прошёл. И никаких последствий.
Герда надеялась, что её побочный эффект от распылённого когда-то мутагена сейчас ей поможет. Выхода иного не было, как верить в это. Вот только, что она станет делать, когда снова сможет двигаться? Нападёт на крупную точно медведь Цветочницу?
«Надо будет — нападу!» — ответила она на свой нелёгкий вопрос.
В её положении был и положительный момент: голова соображала неплохо. Какая бы гадость ни отравляла её кровь, но на мозги это не влияло, да и зрение уже восстановилось, всё опять виделось чётко, правда глаза щипало от невозможности моргнуть.
Герда ощутила, как сильные руки выдернули её со стула, поволокли. Она слышала тяжёлое дыхание Цветочницы, шарканье ботинок по бетонному полу. За окнами вспыхнула молния, гром прогрохотал так, что здание содрогнулось, затрепетали огоньки свечей.
Протащив Герду через цех, Цветочница отдышалась, вытерла рукавом комбинезона испарину со лба, затем снова взялась за дело, пробормотав:
— Ничего, ничего, без труда, как говорится, не вытащишь рыбку из пруда.
Она заволокла Герду в помещение, в котором, так же как и на кухне, горели свечи, положила её у стены рядом со Сказочником и произнесла с улыбкой:
— Столько мяса. Просто — восторг. Буду считать, что день прожит не зря, — с кряхтением потянулась. — Э-эх! Устала, — она наклонилась и похлопала Герду ладонью по щеке. — Но это ничего. Это хорошая усталость, верно? На душе всегда радостно, когда есть чем накормить детей.
Цветочница замурлыкала себе под нос весёлую мелодию и вышла из помещения, закрыв за собой дверь. Герда ощутила некоторое облегчение, ведь эта стерва её не связала. Похоже, та была более чем уверена в своём препарате. Теперь необходимо было заставить своё тело двигаться. Тяжёлая задача, от которой зависела жизнь. Пока получалось лишь медленно вращать глазными яблоками, рассматривая обстановку комнаты, насколько позволял скудный свет свечей.
Посреди помещения стоял бурый от крови верстак — будто страшный алтарь для приношения жертв какому-то древнему божеству. К нему был привязан мужчина с перебинтованным обрубком ноги. У стены — металлические столы, заставленные колбами, мензурками, приборами для химических экспериментов — спиртовка, перегонный куб, весы с гирьками. На полу у стены блестели ряды трёхлитровых банок, металлические тазы. К краю одного из столов была прикреплена допотопная мясорубка.
«Цветочница будет отрезать от меня и Сказочника куски, и проворачивать их через эту мясорубку!» — подумала Герда, снова почувствовав, как внутри всё холодеет. Ей померещилось, что красные кирпичные стены начали сжиматься, вытесняя кислород и саму надежду. Тени сгущались, выползая из щелей и чёрных углов точно какие-то бесплотные демонические сущности. Они заберут душу, Цветочница возьмёт мясо, псы сгрызут кости! И от неё, от девчонки, которая посмела сунуться в промзону, не останется ничего! Совсем! Ничего! Здесь — ад! Тут правит дьявол! Спасения — нет!
Приступ паники вызвал лёгкий стон. Веки дрогнули и сомкнулись, отрезав жуткое наваждение от спасительной темноты, ирреальное от реального.
«Успокойся, успокойся, успокойся! — сказала себе Герда. — Ты сделала первый шаг! Ты сумела закрыть глаза!»
Паническая атака сходила на нет, искорка надежды снова загорелась — тускло, пока ещё робко, но она всё же сияла. И она немного растопила ледяные оковы оцепенелости, на этот раз получилось слегка пошевелить пальцем на правой руке. А это уже что-то! Как же Герде хотелось сказать Сказочнику, что не всё ещё потеряно, ведь он, конечно же, с ума сходил от безысходности, если ещё не сошёл, но голосовые связки пока не слушались. Она напряглась и, чувствуя, как разгоняется кровь в венах, согнула в колене сначала правую ногу, затем левую. У неё получалось! Чтобы с ней ни сделал, распылённый пять лет назад мутаген, но сейчас его последствия были как благословение высших сил. Только бы хватило времени, чтобы прийти в себя! Только бы эта сука Цветочница не захотела прикончить её и Сказочника сразу же, как вернётся...
А она возвращалась. Из цеха донеслись шаги. Герда едва снова не застонала от досады: рано! Слишком рано! Ну почему эта тварь не устроила себе длительный отдых хотя бы до вечера?
Дверь открылась. Войдя в комнату, Цветочница бросила взгляд на узников, затем сняла с вешалки некогда жёлтый, но теперь тёмный от засохшей крови резиновый фартук, нацепила его на себя. Мужчина на верстаке заворочался, издал жалобный скулёж. Трепетали огоньки свечей, отображая на стенах пляску света и теней. А стихия снаружи продолжала бушевать, время от времени сотрясая логово людоедки громовыми раскатами.
Герда изо всех сил старалась не выдать себя. Резкий вдох, моргание, импульсивная гримаса — всё это могла заметить Цветочница. А это означало — конец. Приходилось держаться, притворяться камнем, каждое мгновение напоминая себе о контроле. Как же это было тяжело! Организм быстро приходил в норму и тело настойчиво требовало движений.
Цветочница подошла к одному из столов, пробормотала тихо, словно обращаясь к самой себе:
— Заповедь «не убий» осталась в прошлом, в тех временах, когда четыре всадника были всего лишь страшилкой из кнги Иоанна Богослова. Теперь боженька предложил новую заповедь: «убивай, чтобы выжить».
Она медленно повернула голову, посмотрела на Герду, которая тут же затаила дыхание.
— Слышишь меня, девочка? Убивай, чтобы выжить. Это единственно верная формула. Сложность лишь в том, чтобы перебороть себя, отринуть все глупые догмы старого мира, осознать, что есть себе подобных — это естественно. А что естественно, то не безобразно. Если на пути к выживанию стоят какие-то правила — то нахер такие правила, прости за мой лексикон. Когда осознаешь это, прочувствуешь, тогда всё начнёт видеться в ином свете. Тогда появится лёгкость. Я теперь живу с этой лёгкостью. Не думай, я не пытаюсь оправдаться. Зачем? На мне нет грехов и нам с сыночками обеспечено место в Раю. Я просто делаю то, что правильно. Ну какой же это грех?
«Не гляди на меня! Не гляди! Отвернись, мразь!» — мысленно требовала Герда. Когда людоедка так на неё смотрела, — пронзительно, плотоядно — ещё трудней было сохранять самообладание. Веки так и норовили сомкнуться, лёгкие требовали сделать глубокий вдох.
Мужчина на верстаке тонко завыл, потом что-то невнятно промямлил. Гром ударил настолько мощно, что на столах, будто протестуя, дружно звякнули склянки.
Цветочница меланхолично, не спеша, расставила трёхлитровые банки. Насыпала в большую миску соль.
— Знаете, я вообще не скучаю по старому миру. Абсолютно. В чём-то я даже благодарна четырём всадникам за то, что они проскакали по планете. Но есть кое-что, чего мне всё же не хватает, — она горестно вздохнула. — Холодильник. Большая морозильная камера. Это моя мечта. Увы, несбыточная, — постучала пальцем по одной из банок. — Приходится выкручиваться. Засаливаю, консервирую, вялю. Ну а что ещё делать? Плохо, когда мясо пропадает. У хорошей хозяйки такое не должно происходить. Это ненормально. Хотя, у меня, можно сказать, производство безотходное. Что-то собачки скушают, что-то пойдёт на удобрение для растений. Эх, видели бы вы, как моя конопля растёт на останках! Не травка, а загляденье! Забористая. Вороны от неё без ума.
Цветочница взяла с металлической тумбочки пилу с мелкими зубьями, снова повернулась, её губы растянулись в жутком подобии улыбки.
— Ну что же, пора приступать к делу. И не думайте, что всё это доставляет мне удовольствие.
Судя по её довольному лицу — доставляло.