Проклятый Лекарь

Глава 16

Ментальная связь. Интересно обстоят дела.

Значит, у нашей аристократки есть способности к этому редкому дару. До этого она была слишком слаба, чтобы его использовать, но моё лечение, влившее в неё порцию Живы, вернуло ей силы.

И первое, что она сделала — это связалась со своим дружком. Предсказуемо.

«Серые Волки»… Если эти головорезы узнают, где находится их пропавшая принцесса, не станут церемониться. Они не будут стучать. Они вынесут дверь вместе с косяком.

Придут сюда всей стаей, и тогда этот тихий дом превратится в поле боя. «Чёрные Псы» против «Серых Волков» — кровь польётся рекой. Живы будет хоть отбавляй, конечно. Десятки раненых, умирающих… Настоящий пир для моего Сосуда.

Но… я пока не был готов к такому пиру. Как и к тому, что обе эти банды могут сделать крайним меня.

Я был слишком слаб для подобного противостояния. Меньше тридцати пяти процентов — это не та сила, с которой можно спокойно наблюдать за мясорубкой двух кланов, находясь в её эпицентре. Не говоря уже о том, чтобы участвовать. А меня обязательно втянут — в этом нет сомнений.

И все из-за того, что Аглая поспешила связаться с любовником и не подумала о последствиях. Чего еще ожидать от столь юной особы? Точно не большого ума, особенно если учесть ее историю с побегом из дома к бандитам.

Решение пришло мгновенно. Иногда лучшая тактика — это не ввязываться в драку, а предотвратить её.

— Нюхль, — прошептал я, едва шевеля губами. — Прямо сейчас. Стук во входную дверь. Громкий, наглый, требовательный. Три удара, пауза, ещё два. Классический сигнал «Чёрных Псов». Давай, мой маленький актёр.

Мой костяной помощник не подвёл. Через секунду тишину в квартире разорвал резкий, требовательный стук.

Я вскочил со стула, намеренно опрокинув его с грохотом.

— Кто-то пришёл! — закричал я так, чтобы она точно услышала. — Прячьтесь! Быстро!

Аглая дёрнулась, её глаза распахнулись от животного страха. Ментальная связь в воздухе задрожала, словно паутина, попавшая в ураган.

— Я… Алексей, я должна… — начала она, но я уже метался по комнате, делая вид, что навожу панику.

— Некогда! Под кровать, живо! Не издавайте ни звука!

Связь оборвалась с почти слышимым щелчком. Она так и не успела назвать адрес.

Отлично. Иногда вовремя инсценированная паранойя — лучший друг выживания.

Я выждал ровно тридцать секунд, громко топая и возясь с замками, а затем распахнул дверь. Коридор был пуст и тих, как и следовало ожидать.

— Странно, — пробормотал я, выглядывая наружу. — Клянусь, я слышал стук. Очень отчётливо.

Аглая медленно, с опаской, выползла из-под кровати, отряхивая пыль с одежды. На её лице читалось недоумение пополам с облегчением.

— Может, соседи? — предположила она неуверенно. — Или вам показалось?

— Возможно, — я пожал плечами, закрывая дверь на все замки. — В этом доме всякое бывает. Старые стены, звуки разносятся очень странно. Но лучше перестраховаться.

Она смотрела на меня с благодарностью за мою «быструю реакцию».

Простите, миледи, но спектакль должен продолжаться. Ваш рыцарь сегодня не прискачет. Потому что вы — мой актив. И я не собираюсь им делиться.

Аглая села на раскладушке, обхватив колени руками, и смотрела в одну точку. Она выглядела потерянной, как ребёнок, у которого отняли любимую игрушку. В данном случае — игрушку в виде связи со своим бандитом-Ромео.

Я сел на стул напротив неё.

— Послушайте, Аглая, — начал я спокойно. — Я понимаю, вы волнуетесь за своего… друга. Но давайте на секунду включим не эмоции, а логику. Подумайте трезво. Вы ещё слабы после ранения. Что произойдёт, если «Серые Волки» придут сюда?

— Они заберут меня? — она подняла на меня полные надежды глаза.

— Заберут? — я усмехнулся. — Это в лучшем случае. Скорее всего, ваш парень притащит сюда всю свою банду, чтобы устроить «героическое спасение». «Чёрные Псы» не отступят — это их территория, их репутация. Начнётся резня. Прямо в этом подъезде. И неизвестно, выживете ли вы в этой мясорубке. Шальная пуля не выбирает, графиня вы или простолюдинка. А пока вы здесь, под моей защитой, вы в безопасности.

Логика была железной, безжалостной и абсолютно верной. Я видел, как в её глазах гаснет огонь упрямства, сменяясь страхом и пониманием. Её плечи медленно расслабились, напряжение, которое держало её всё это время, начало уходить.

— Вы правы… — тихо согласилась она после долгой паузы. — Я… я просто хотела дать ему знать, что жива.

— Дадите знать позже, — заверил я. — Когда окрепнете и когда мы придумаем безопасный план. Пусть заберет вас в другом месте, а не из стана врага. Я тайно выведу вас из дома, когда вы сможете без опаски передвигаться. А пока — отдыхайте и набирайтесь сил.

Она кивнула, а затем вдруг оживилась, её глаза вновь загорелись. Это было что-то новое.

— Кстати! Раз уж я здесь остаюсь… Я решила, что завтра приготовлю лазанью! Настоящую, с соусом бешамель, как учила меня моя старая гувернантка-итальянка! Только вот продуктов у вас… — она деликатно замялась, оглядывая мою спартанскую кухню.

— Особо нет, — закончил я за неё. — Мой стандартный набор — хлеб, чай и банка тушёнки на чёрный день.

— Вот именно! — она всплеснула руками. — А мне нужны свежие помидоры, базилик, сыр моцарелла и пармезан, хороший говяжий фарш, специи…

Она перечисляла ингредиенты, и я почти чувствовал их запах.

Хорошая девочка. Адаптируется на удивление быстро. Уже не думает о побеге, а планирует готовку. И мысли о настоящей, сочной, вкусной лазанье… после недель больничной баланды и холостяцких пельменей… Судя по её вечерним кулинарным способностям, это должно быть нечто потрясающее.

— Составьте подробный список, — сказал я, поднимаясь. — Сейчас я схожу в лавку.

Что ж, кажется, моё вынужденное сожительство с беглой аристократкой начинает приносить первые, вполне ощутимые дивиденды. По крайней мере, для моего желудка.

Я вышел из дома.

Вечерняя Москва встретила меня прохладой и запахом озона — предвестником надвигающегося дождя. Я шёл по мощёным улицам, освещённым тусклым светом газовых фонарей, держа в руке список, написанный элегантным каллиграфическим почерком Аглаи.

Некромант, идущий за продуктами для лазаньи. Абсурдность ситуации была почти осязаемой.

Только было одно «НО».

Ментальная связь… Это меняло всё. Девушка умела гораздо больше, чем показывала. Такой навык не появляется из ниоткуда. Он требует либо врождённого, исключительного таланта, либо серьёзной, многолетней подготовки.

А это значит, что её папаша-граф — не просто богатый аристократ, а сверхсильный маг. И если она унаследовала хотя бы часть его способностей… Это может оказаться очень полезным в моих будущих… м-м-м… некромантских изысканиях.

К тому же, контролируемый менталист — ценный актив.

Связь с графом Бестужевым пока была хрупкой. Да, он благодарен за спасение, но это — одноразовый ресурс, который я уже использовал. И неизвестно, что он еще там придумал на своём приеме.

А вот дружба или хотя бы лояльность дома Ливенталь… это уже совсем другой уровень. Бестужев — это хорошо. Но Бестужев и Ливенталь в моём активе — это уже серьёзный расклад.

Два влиятельных дома, которые будут мне обязаны. Это открывает мне двери.

Лавка старого купца Морозова (к счастью, не родственник моему наблюдателю) была оплотом старого мира.

Внутри пахло специями, свежим хлебом и дорогими сырами. Я методично загрузил в корзину всё по списку Аглаи: мясистые помидоры, пучок свежего базилика, головку моцареллы, завёрнутую во влажную ткань.

Затем я остановился у полки со сладостями.

Нужно было не просто выполнить её просьбу. Нужно было превзойти её ожидания. Стать для неё не просто тюремщиком-спасителем, а… другом. А для этого придётся притворяться заботливым.

Что ж, я играл и более сложные роли. Мой взгляд упал на изящную картонную коробочку с французской вязью: «Конфеты фруктовые без сахара». Идеально. Аристократки вечно следят за фигурой, даже когда выздоравливают после пулевого ранения.

Дальше — кофейный отдел. Я терпеть не мог этот горький, переоценённый напиток, предпочитая крепчайший чёрный чай, который бодрил, а не теребил нервы. Но я знал, что девушки из высшего света обожают свои утренние ритуалы с капучино.

— Молотый кофе высшего сорта из Аравии, — попросил я продавца. — И самое свежее молоко.

Мелкие инвестиции в большое дело. Пусть чувствует себя как дома. Чем комфортнее она себя чувствует, тем больше расскажет.

Возвращаясь с пакетами, полными еды, я усмехнулся собственным мыслям. Архилич Тёмных Земель, спасающий жизни и покупающий диетические конфеты для беглой аристократки.

Реакция Аглаи оправдала все мои ожидания. Увидев не только продукты для лазаньи, но и пакет с кофе и ту самую коробочку с конфетами, она просияла как ребёнок, получивший на именины живого щенка.

— О! Вы купили кофе! И мои любимые конфеты без сахара! Откуда… откуда вы знали?

— Интуиция врача, — попытался изобразить скромность я. Вроде даже получилось. — Важно, чтобы пациент чувствовал себя комфортно. Это способствует скорейшему выздоровлению.

…и располагает к откровенным разговорам. А мне очень нужно было собрать побольше информации. Время начинать второй допрос. Более мягкий, но не менее эффективный.

Мы сели на моей маленькой кухне. За окном стемнело, и редкие капли дождя начали барабанить по стеклу. В комнате было тепло и пахло свежесваренным кофе.

Аглая, закутавшись в мой старый плед, с наслаждением пила свой кофе с конфетами, и её напряжение окончательно ушло.

На её коленях, свернувшись костяным калачиком, дремал Нюхль. Время от времени он издавал тихий, едва слышный щелчок челюстями, видимо, видя во сне какую-то особенно вкусную кость.

Она болтала о пустяках — о погоде, о последних новостях из светской хроники, о смешных шляпках, которые видела в журнале. Она оказалась на удивление приятной собеседницей, начитанной и остроумной. Но мне нужно было больше, чем просто светская беседа.

— Ваш отец, должно быть, дал вам прекрасное образование, — заметил я, наливая ей вторую чашку кофе. — Вы так хорошо разбираетесь в литературе.

— О да, папа всегда говорил, что невежество — худший порок аристократа, — она улыбнулась, но в этой улыбке сквозила тень горечи. — Он заставлял меня читать по три книги в неделю. Правда, некоторые его собственные… увлечения… казались мне довольно странными.

— Увлечения? — я произнёс это с лёгким, почти незаинтересованным любопытством. Я не должен был показывать, что это мне важно.

Она помедлила, словно решая, стоит ли доверять мне такую информацию. Посмотрела на меня, на Нюхля, который дремал у неё в ногах, на чашку с кофе…

— Ходят слухи… — наконец сказала она, понизив голос. — Впрочем, это, наверное, всего лишь сплетни высшего света.

— Я умею хранить секреты, Аглая, — заверил я, изображая лишь лёгкую заинтересованность. — К тому же, я всего лишь скромный лекарь. Кому мне рассказывать ваши аристократические тайны? Моим пациентам в морге?

Эта лёгкая шутка её определенно расслабила.

— Говорят, что мой отец — не просто коллекционер, — прошептала она. — Что он — главный хранитель тайного государственного архива древних артефактов. Не просто исторических ценностей, а именно… особенных предметов. Тех, в которых заключена сила.

Бинго.

Вот оно. Это именно то, что мне нужно. Древние артефакты. Концентраторы силы. Источники знаний. Возможно, даже ключ к снятию моего проклятия. Я почувствовал, как внутри всё напряглось от предвкушения, но на лице сохранил маску вежливого интереса.

— Любопытно, — сказал я нейтрально. — И он позволял вам их видеть?

— Упаси вас бог! — она испуганно покачала головой. — Отец очень серьёзно, почти фанатично относится к своим обязанностям. «Некоторые вещи лучше оставить спящими, Аглая», — всегда говорил он. — «Их сила слишком велика и опасна для нашего мира».

Артефакты с силой. Древние, могущественные предметы. И человек, который имеет к ним доступ, может стать моим союзником через его дочь. Кажется, сегодняшний вечер складывается как нельзя лучше.

— Мудрый человек ваш отец, — заметил я, вкладывая в слова двойной смысл. — Не все тайны стоит тревожить. Иногда последствия могут быть необратимы.

— Вы говорите прямо как он, — усмехнулась Аглая. — Может, поэтому мне с вами так… спокойно. Я чувствую, что вам можно доверять.

Прекрасно. Доверие растёт. Ещё немного, и у меня будет не просто спасённая пациентка. У меня будет ценный источник информации и, возможно, ключ к одному из самых охраняемых архивов в этой Империи. Нужно лишь правильно разыграть свои карты.

После спокойной ночи и неожиданно вкусного завтрака, приготовленного Аглаей, я был почти в хорошем настроении.

Почти.

Утреннее метро встретило меня знакомым, неприятным ощущением чужого, пристального взгляда. Я поднял глаза. Так и есть — серый плащ в дальнем конце вагона. Он вернулся.

Снова? После трёхдневного перерыва Морозов возобновил наблюдение.

Интересно. Либо мой разговор с Бестужевым дошел до него через какие-то каналы, и он понял, что я не так прост. Либо он просто готовит что-то серьёзное и не хочет спугнуть меня раньше времени. Либо все это вместе взятое.

Третий вариант казался наиболее вероятным.

Впрочем, дёргаться не стоило. Я спокойно дочитал в журнале статью о применении новых рунических антисептиков и вышел на своей станции. Серый плащ последовал за мной, держась на расстоянии.

Пусть следит. Всё равно ничего интересного не увидит — обычный врач идёт на обычную работу. Что он вообще хочет нового увидеть в моих поездках на работу и с неё? Или переживает, что я не приду вовремя?

В ординаторской уже собрался весь наш маленький террариум единомышленников.

Воздух был словно наэлектризован. Волков сидел во главе стола, как непризнанный король, и сверлил меня взглядом, явно замышляя очередную пакость. Костя-подхалим нервно теребил ручку — похоже, хотел подойти ко мне и что-то спросить, но боялся гнева своего патрона.

А вот Варвара и Ольга демонстративно расселись по разным углам комнаты, создав между собой ледяную пустыню.

Ага, последствия моего «дружеского» разговора с Ольгой.

Волков умудрился стать яблоком раздора между двумя подругами. Впрочем, это даёт отличный повод подкатить к Варе. Дамы в состоянии конфликта и обиды особенно восприимчивы к проявлениям сочувствия.

Нужно будет разыграть эту карту. Тогда я смогу выудить из девушки больше информации.

Сомов вошёл ровно в восемь, как всегда, с чашкой дымящегося кофе в руке.

— Доброе утро, коллеги. Начнём с отчётов. Егор, как дела у вашего пациента с неясной лихорадкой из десятой палаты?

Волков выпрямился, и его лицо залилось краской. Он начал с преувеличенным воодушевлением:

— Пётр Александрович, рад доложить, что моя тактика агрессивной антибактериальной терапии принесла плоды! После подключения третьего антибиотика резерва температура у пациента наконец-то стабилизировалась. Полагаю, мы имеем дело с редким, полирезистентным штаммом. Ещё пара дней, и мы полностью подавим инфекцию.

И тут это произошло.

Я почувствовал, как невидимый Нюхль, который до этого дремал у меня под подолом халата, скользнул под стол.

Он подкрался сзади к стулу Волкова и с силой дёрнул его за белоснежный халат. И откуда в этом мелком скелете столько силы? Хотя в прошлом мире он и не такое вытворял.

Волков, который как раз пафосно размахивал руками, описывая свои «успехи», потерял равновесие, взвизгнул и подскочил, едва не ткнув себя пальцем в глаз. Он резко обернулся. За его спиной, разумеется, никого не было.

— Что… кто… — пробормотал он, растерянно ощупывая свой халат.

— Проблемы, Егор? — холодно поинтересовался Сомов.

— Я… мне показалось… кто-то дёрнул меня за халат, — Волков покраснел ещё сильнее, понимая, как глупо это звучит.

Варвара не выдержала и прыснула в кулак. Ольга демонстративно закатила глаза. Костя-подхалим изобразил на лице вежливое недоумение.

— Нюхль, ты неподражаем, — мысленно похвалил я фамильярна. — Момент чистой, незамутнённой комедии.

— Может, сквозняк? — предположил я с самым невинным и участливым видом. — Здесь действительно сильно дует из-под двери.

Волков бросил на меня подозрительный взгляд, полный ненависти, но возразить не смог. Он скомкано сел обратно, явно выбитый из колеи.

— Продолжайте, — сухо сказал Сомов.

Но весь запал Волкова испарился. Он невнятно закончил свой доклад под едва сдерживаемые смешки коллег.

Остальные отчёты прошли без происшествий. Когда планёрка подходила к концу, Сомов вдруг сказал:

— Так, все свободны. Пирогов, задержитесь.

Все смешки и перешёптывания мгновенно стихли. Остаться после планёрки с заведующим— это не предвещало ничего хорошего.

Чёрт.

А я как раз собирался перехватить Варвару у кофейного аппарата и предложить ей чашку «сочувствия». Придётся отложить светские манёвры и готовиться к разбору полётов.

Дверь за последним врачом закрылась. Мы с Сомовым остались одни в звенящей тишине ординаторской.

Он не спешил начинать разговор. Он медленно, с наслаждением отпил свой утренний кофе, поставил чашку на стол и только потом сложил руки в замок, устремив на меня свой тяжёлый, изучающий взгляд.

Началась очередная партия в «шахматы».

— Пирогов, объясните мне одну вещь. Простую, — начал он. — Почему пациенты, с которыми вы контактируете пять минут, потом идут напрямую к вам? Почему они устраивают скандалы своим лечащим врачам и требуют лечиться только у вас, полностью игнорируя всю нашу выстроенную иерархию?

— Не понимаю вопроса, Пётр Александрович, — я сохранял на лице маску невозмутимости. Хотя, конечно, я все понимал. Тут было только два варианта. — Я просто делаю свою работу.

— Не понимаете? — он слегка повысил голос. — Пациентка Воронцова сегодня утром устроила настоящий скандал. Она требовала, я цитирую: «Немедленно перевести меня под личное наблюдение доктора Пирогова, потому что все остальные в этой клинике — некомпетентные мясники!»

— Ну что, мне теперь специально плохо работать, чтобы не вызывать у пациентов симпатию? — я развёл руками. — Если люди видят результат и хотят продолжить лечение у конкретного врача — разве это не лучшая реклама для вашего отделения? — я нанёс ответный удар, переходя от обороны к нападению. — Лучше уж так, чем как некоторые ваши врачи. Лечить паховую грыжу мазью от ревматизма и называть это «новаторской методикой».

Сомов был явно задет. Он смутился, но быстро взял себя в руки.

— Это была временная погрешность в диагностике! Егор просто… переволновался.

— Погрешность? — я усмехнулся. — Пётр Александрович, он спутал пах со спиной. Это не погрешность. Это топографический кретинизм.

Сомов устало потёр переносицу.

— Ладно, Пирогов, вы победили. Дело в том, что Воронцова наскандалила так, что это уже дошло до главврача. Морозов лично распорядился перевести её в наше отделение. Под ваше личное попечение.

Морозов сам отдал мне в руки ценный источник Живы. Либо он не понимает, что делает, либо это часть какой-то более хитрой игры. Скорее второе.

— Вы справитесь? — Сомов поднял на меня усталые глаза. — Она сложный пациент. Не в медицинском, а в человеческом плане.

— Разумеется, Пётр Александрович. Спасибо за доверие.

— Это не доверие, Пирогов, — проворчал он. — Это головная боль, которую вы же мне и создали. А теперь идите и разбирайтесь с ней. И постарайтесь больше не создавать прецедентов, из-за которых мне приходится оправдываться перед Морозовым. Это может быть чревато вашим увольнением.

Выходя из ординаторской, я позволил себе лёгкую улыбку. Живы много не бывает. В сосуде тридцать три процента. Надо набирать обороты.

Но сначала — Синявин. Его загадка интриговала меня куда больше, чем капризы старой аристократки. Воронцова подождёт.

Я шёл к его палате уверенный в своей гипотезе. План был прост: подтвердить её, назначить правильное лечение, получить свою порцию Живы. Но как только я открыл дверь, вся моя радость испарилась.

Палата превратилась в филиал реанимации. Пациент лежал в центре сложной паутины из прозрачных трубок и разноцветных проводов.

Кислородная маска с глухим шипением закрывала половину его лица, мониторы над кроватью отображали хаотично пляшущие графики, а капельницы создавали целый лес из металлических штативов вокруг кровати.

Атмосфера в палате была тяжёлой, почти осязаемой.

Монотонный, тревожный писк мониторов создавал саундтрек к поражению. А в воздухе смешался резкий запах лекарств и чего-то ещё — того неуловимого, сладковатого аромата.

Дежурная медсестра, молодая девушка с уставшим, бледным лицом, вскочила при моём появлении.

— Доктор Пирогов, вы пришли! — в её голосе было искреннее облегчение. — У нас ночью было резкое ухудшение. Сатурация — насыщение крови кислородом — упала до семидесяти, пришлось подключать его на максимальный поток.

— Антибиотики? — спросил я, подходя к кровати и глядя на пациента.

— Даём по вашей схеме, внутривенно, — она покачала головой. — Но… словно воду льём. Реакция нулевая. Температура не падает, хрипы в лёгких только усиливаются.

Я активировал своё некро-зрение, фокусируясь на потоках Живы в теле пациента. То, что я увидел, заставило меня мысленно выругаться.

Аура Синявина едва теплилась, как догорающий фитиль свечи на сильном ветру. Но хуже всего выглядели его лёгкие. Они почти не «дышали» энергией, жизненная сила словно обтекала их, не в силах проникнуть внутрь.

И что самое паршивое — я отчётливо видел следы воздействия антибиотиков, которые назначил вчера. Они не боролись с «мутью». Они, наоборот, подкармливали её. Тёмный туман в его лёгких становился плотнее и агрессивнее.

Что-то не так. Антибиотики должны были сработать.

Значит, нужно копать глубже. Я должен спасти этого пациента. А иначе вместе с ним умру и сам.

У кровати, сжимая в руках скомканный платок, сидела женщина лет тридцати пяти. Анна Синявина, его жена — я помнил её по документам. Глаза красные от слёз и бессонной ночи, но спина идеально прямая. Она держалась из последних сил, как солдат в последнем бою.

— Доктор? — её голос дрогнул. — Что с моим мужем?

— Скоро мы это выясним, — ответил я, доставая из кармана халата свой рабочий планшет.

Экран загрузился, показывая список исследований. Общий анализ крови, биохимия, посевы… Всё то же самое, что и вчера, только показатели стали хуже. Стоп. Что это?

В самом низу списка, добавленный кем-то другим, был новый пункт, которого вчера точно не было. «Анализ архивной пыли на содержание спор редких патогенных грибов».

Я моргнул. Перечитал ещё раз. Нет, не показалось.

Кто, чёрт возьми, назначил этот анализ? Я — точно нет. Сомов? Но зачем ему это? И откуда он мог знать? Кто вообще ходил в архив, чтобы взять пробу? Вопросов было больше, чем ответов.

Я открыл результаты анализов. И все встало на свои места.