Проклятый Лекарь

Глава 15

Тело пациентки было тяжёлым, безвольным и горело жаром.

— Марина! — взвизгнула Золотова, отскакивая в сторону.

Я опустил Воронцову на пол. На мгновение мелькнула мысль — можно было бы влить в неё немного Живы, привести в чувство за пару секунд. Но вряд ли я смогу вернуть энергию обратно в полном объеме.

Да и зачем? Вокруг целая клиника, полная врачей, которые получают за это зарплату. Тратить свой драгоценный, невосполнимый ресурс, когда можно воспользоваться чужим — это нерационально.

Я не стал тратить ни капли своей Живы. Просто провёл быструю диагностику. Приложил пальцы к сонной артерии — пульс был частым, но слабым. Зрачки слабо реагировали на свет.

Активировав некро-зрение на долю секунды, я увидел тот же хаос в её ауре — что-то выбрасывало в кровь вещества, вызывая системный сбой.

— Быстро! — скомандовал я подоспевшей медсестре. — Позовите еще людей! Нужна каталка и реанимационная бригада! Бегом!

Пока она, спотыкаясь, бежала за помощью, я просто удерживал Воронцову в правильном положении, обеспечивая приток воздуха. Через минуту прибежали две медсестры с нашатырём и тонометром, а за ними — дежурный врач из приёмного покоя.

— Что случилось? — спросил он, опускаясь на колени.

— Внезапный коллапс, — коротко ответил я. — Пульс сто шестьдесят, давление падает. Потеря сознания.

Женщину быстро привели в чувство. Она открыла глаза, испуганно глядя по сторонам.

— Что… что со мной было? — пробормотала она.

— Вы потеряли сознание, Марина Вячеславовна, — я посмотрел на неё. — И это точно не климакс. Вам необходимо немедленно лечь в нашу больницу для полного обследования.

Она испуганно кивнула. Её только что вытащили с порога смерти, и вся её аристократическая спесь испарилась.

— Спасибо, доктор, — прошептала она. — Если бы не вы…

Лёгкая, едва заметная волна благодарности коснулась моего Сосуда. Процента два, не больше. За своевременную диагностику и организацию помощи. Мелочь, но без всяких затрат с моей стороны. Теперь сосуд заполнен на тридцать шесть процентов.

Чистая прибыль.

Мне нравится такой подход. Пациентка Воронцова пока становится моей первой любимицей в этом маскараде.

Александр Борисович Морозов наслаждался редкими минутами тишины в своём безупречно чистом, как хирургический инструмент, кабинете. Утреннее солнце пробивалось сквозь узкие щели деревянных жалюзи, ложась на персидский ковёр длинными, косыми полосами.

Морозов просматривал финансовые отчёты, и цифры его радовали.

Клиника процветала.

Внезапно дверь из полированного дуба распахнулась без стука, с силой ударившись о стену.

На пороге стоял граф Алексей Петрович Бестужев — невысокий, но внушительный мужчина лет шестидесяти с проницательными серыми глазами и властной осанкой человека, привыкшего, что все двери открываются перед ним сами.

«Старый интриган. Вечно недовольный, вечно ищущий, к чему бы придраться», — Морозов мысленно поморщился, но тут же встал из-за стола, натянув на лицо свою самую профессиональную и фальшивую улыбку.

— Алексей Петрович, — его голос был полон радушия. — Рад вас видеть. Каким ветром?

— Оставьте ваши любезности, Морозов, — Бестужев прошёл в кабинет. С хозяйским видом он бросил свой дорогой плащ на спинку кресла для посетителей и тяжело опустился в него, заставив кожу жалобно скрипнуть. — Я здесь по делу.

Морозов внутренне напрягся, но сохранил невозмутимое выражение лица и ответил:

— Слушаю вас внимательно.

— Персонал моей торговой компании, а это более двухсот человек, обслуживается в вашей клинике уже три года, — начал Бестужев, глядя на Морозова в упор. — Мы платим вам немалые деньги за корпоративное обслуживание. И что мы получаем взамен?

— Высококачественную медицинскую помощь? — предположил Морозов.

— Очереди, хамство и вопиющую некомпетентность! — рявкнул граф, ударив ладонью по подлокотнику. — Мой главный бухгалтер, Семён Маркович, у него начала отслаиваться сетчатка, а ваш «специалист»-окулист прописал ему капли от сухости глаз! Две недели, Морозов! Из-за вашей некомпетентности я чуть не потерял лучшего счетовода в городе!

— Я немедленно разберусь с этой ситуацией…

— Вы всегда так говорите, — Бестужев презрительно фыркнул. — Знаете, если бы не моё участие в попечительском совете, «Белый Покров» давно превратился бы в захудалую уездную больничку. Собственно, при вас он уже семимильными шагами превращается в обычную забегаловку.

Морозов сжал под столом кулаки так, что побелели костяшки. Ему хотелось вышвырнуть этого наглеца из своего кабинета. Но он не мог. Бестужев был не просто посетителем. Он был одним из столпов, на которых держалось финансовое благополучие «Белого Покрова».

— Я приложу все усилия для улучшения ситуации, Алексей Петрович, — его голос был ровным, без тени эмоций.

— Надеюсь, — граф поднялся, давая понять, что эта тема закрыта. — Ладно, хватит об этом. Я пришёл не только ругаться. Как там тот молодой человек, которого я вам сосватал после инцидента в «Серебряном Кресте»? Пирогов, кажется?

Морозов напрягся ещё сильнее. Пирогов. Эта фамилия в последнее время вызывала у него только головную боль. Он ожидал от него чего угодно — новой жалобы, известия о скандале…

— Работает, — осторожно ответил Морозов. — Он в патологоанатомическом отделении. Весьма… своеобразный специалист.

Бестужев нахмурился. Его добродушное настроение мгновенно испарилось.

— В морге? — переспросил он, и в его голосе прозвучал холодный металл. — Позвольте, Морозов. Я присылаю в вашу клинику человека, который спас мне жизнь, а вы отправляете его работать с трупами? У меня всё больше и больше сомнений в вашей компетентности.

— Я… — начал было Морозов, пытаясь найти оправдание, — таковы были обстоятельства…

— Не утруждайтесь, — оборвал его Бестужев, поднимаясь с кресла. — Я сам найду дорогу. Надеюсь, в подвале вашей клиники не так грязно, как в её управлении.

Он вышел, оставив Морозова одного, с лицом, побагровевшим от сдерживаемой ярости. Старый лис Бестужев и молодой волчонок Пирогов. Что этим двоим нужно друг от друга? И почему у него такое плохое предчувствие, что эта встреча не сулит клинике ничего хорошего?

«Нужно срочно с этим что-то делать, — решил Морозов, с силой хватая трубку внутреннего телефона. — Нужно выяснить, во что опять успел вляпаться Пирогов. И почему все дороги в этой клинике теперь ведут к нему».

Оставив Воронцову на попечение реаниматологов, я спустился в свои подвальные владения. После суеты реанимации и истерики Золотовой прохладный воздух морга действовал почти как успокоительное.

Здесь царили тишина и порядок. Мир, где всё уже случилось и ничего нельзя изменить. Никаких капризов, никакой паники. Только холодная, честная правда.

Доктор Мёртвый сидел за своим столом, изучая какие-то документы при свете настольной лампы. Увидев меня, он, не поднимая головы, демонстративно посмотрел на большие настенные часы.

— Пирогов. Три часа дня, — его голос был сух как старый пергамент. — Ваша смена в мире мёртвых началась час назад. Живые так сильно вас задержали?

— Они очень не хотели отпускать, — ответил я, снимая верхний халат и надевая свой рабочий, прорезиненный фартук. — Пришлось проявить настойчивость.

— Мудрость, достойная философа, — заметил он, наконец откладывая документы и посмотрев на меня поверх очков. — Но, к сожалению, наш мир не так идеален. Пока родственники требуют тела для похорон, а следователи из городской управы — результаты вскрытий, даже у мёртвых есть свои обязанности. Так что извольте не философствовать, а работать.

Он встал и подвёл меня к дальнему столу, на котором под простынёй проглядывалась фигура человека.

— Специально для вас приберёг нечто… изысканное, — сказал он, и в его голосе прозвучали нотки гурмана, представляющего редкое блюдо. Он откинул ткань с таким жестом, с каким сомелье открывает бутылку старого, коллекционного вина. — Молодой человек, двадцать восемь лет. Доставлен сегодня утром. Предварительная причина смерти неясна.

Я взглянул на тело — и сразу понял, почему Мёртвый назвал случай интересным.

Это был настоящий медицинский ребус. Синюшность губ и точечные кровоизлияния на белках глаз кричали об асфиксии — удушении. Но при этом на шее была чёткая, глубокая странгуляционная борозда, характерная для повешения. А неестественное, скрюченное положение левой руки и гримаса боли, застывшая на лице, прямо намекали на острый коронарный синдром — сердечный приступ.

Его пытались отравить, повесить и довести до инфаркта одновременно? Абсурд.

— Матрёшка смертей, — произнес я, натягивая перчатки.

— Простите? — Мёртвый приподнял бровь. — Любопытная метафора. Поясните.

— Множественные, противоречащие друг другу причины смерти, наслоившиеся одна на другую, — пояснил я, беря в руки скальпель. — Как матрёшка. Нужно аккуратно разобрать по слоям, чтобы найти самую первую, самую маленькую куклу — истинную причину.

Активировав некро-зрение, я увидел то, что и ожидал. Но картина превзошла мои самые смелые предположения.

Потоки смерти в его теле не просто переплетались, они создавали сложный, почти красивый тёмный узор. Три разных «почерка» умирания, три разных временных слоя, наложенных друг на друга с почти хирургической точностью.

Сначала — яд, медленно парализующий нервную систему. Затем, когда он был ещё жив, но уже полностью беспомощен — петля. И в самый последний момент — мощный, целенаправленный магический удар по сердцу.

Это было не убийство. Это была казнь. Тщательно спланированная, почти ритуальная. И убийца хотел, чтобы мы увидели именно это. Он не прятал следы. Он оставлял послание. И моя задача теперь — прочитать его.

Тяжелый секционный нож в моих руках двигался легко и уверенно. Первый Y-образный разрез и поехали… Я был не врачом, а исследователем, читающим последнюю, самую честную страницу в книге жизни этого человека.

Лёгкие действительно показали признаки отёка, характерные для удушения. Но желудок преподнёс сюрприз. Когда я вскрыл его, в нос ударил резкий, горьковатый запах. Я взял пробу содержимого желудка на стекло. Даже без химического анализа было понятно.

— Стрихнин, — констатировал я. — Классический, почти театральный яд. Судя по концентрации запаха, доза была смертельной.

— Значит, отравление? — спросил Мёртвый, с интересом наблюдая за моей работой. — Но это не объясняет странгуляционную борозду.

— Именно, — кивнул я. — А ещё это не объясняет вот это.

Я перешёл к сердцу.

— Смотрите. Обширный разрыв миокарда в области левого желудочка. Классический инфаркт, — моё некро-зрение и временные маркеры на тканях дают чёткую картину. — Инфаркт случился первым. Затем, пока он умирал, агонизируя, кто-то влил ему в горло яд. А когда и это не сработало достаточно быстро — его удушили. Три разных способа убить одного человека.

— Кто-то очень, очень хотел его смерти, — заметил Мёртвый.

— Или несколько человек одновременно, — добавил я, продолжая работу.

С каждым слоем смерти, который вскрывал, я чувствовал, как тёмная энергия втекает в меня. Не просто вливается, а… резонирует. Три смерти в одном теле создали уникальный энергетический коктейль, который питал мою истинную природу.

Это было как выпить бокал выдержанного, терпкого вина после долгой жажды. Я чувствовал, как возвращается не просто сила, а контроль.

К концу вскрытия я чувствовал себя значительно сильнее, чем за все последние дни. Но для полноценного её применения было пока еще очень рано.

— Блестящая работа, Пирогов, — похвалил Мёртвый, когда я закончил. — Отчёт напишете?

— Разумеется, — кивнул я, снимая окровавленные перчатки.

В этот момент дверь секционной приоткрылась, и в щель просунулась голова Семёныча.

— Всеволод Кириллович, можно вас на минутку? Там из управы приехали.

Мёртвый, бросив учтивый кивок, вышел, оставив меня наедине с телом.

Я начал приводить его в порядок для выдачи родственникам, когда заметил кое-что странное. На безымянном пальце покойного был чёткий, глубокий след от кольца, говорящий о том, что он носил его годами. Но самого кольца не было.

Уже собирался проверить опись личных вещей, как Нюхль, до этого дремавший невидимой тенью у меня в кармане, выскользнул наружу. Он подбежал к Семёнычу, который как раз вернулся в секционную, и ловким, отточенным движением вытащил из его кармана маленькое золотое кольцо.

Затем он подкатил его к моим ногам и с гордым видом посмотрел на меня. «Хозяин, смотри, что я нашёл!»

— А от тебя ничто не спрячется, маленький телепат, — мысленно произнес я, потрепав его по голове. — Теперь всё ясно.

Семёныч, не заметив меня за стеллажом с инструментами, подошёл к телу. Огляделся по сторонам и полез в карман халата. Не найдя там кольца, он начал панически себя обыскивать.

— Тяжело возвращать украденное, Семёныч? — спросил я, выходя из-за стеллажа.

Он подпрыгнул, как ошпаренный, и выронил из рук таз с водой.

— Ты чего подкрадываешься, ирод! — взвизгнул он. — Сердце чуть не остановилось!

— Интересное хобби у вас, — я поднял с пола кольцо и рассмотрел его на свету. — Обирать мертвецов. Кольца, часы, золотые зубы, может быть? Мелкий, но стабильный доход?

Его лицо из красного стало серым.

— Я не… это не то, что ты думаешь… я просто… нашёл…

— Просто крадёте у тех, кто не может пожаловаться, — закончил я за него.

— Да ты не понимаешь! — он перешёл в наступление. — У меня семья! Внуки! На мою зарплату не проживёшь! А этим, — он махнул рукой на тело, — им уже всё равно!

— Их родственникам будет не всё равно, когда они не найдут фамильное кольцо, — заметил я.

Семёныч сузил глаза.

— Ты что, донести на меня хочешь? Так я тоже не промах! Я вижу, что ты делаешь! Ты не простой лекарь! От тебя мертвяками несёт за версту!

— Доказательства есть? — спокойно спросил я.

— Найдутся, — прошипел он. — Ты ещё пожалеешь, студент!

С этими словами он выбежал из секционной, хлопнув дверью.

Я задумчиво покрутил кольцо в руках. Нажил ещё одного врага. Мелкого, трусливого, как шакал. Но такие часто бывают опаснее явных противников, вроде Волкова. Они бьют в спину, когда не ждёшь.

Что ж, будем, как обычно, держать ухо востро. И, возможно, приготовим для Семёныча отдельный, очень поучительный «розыгрыш».

Дальше пошла рутина. Бумага, чернила, сухие, безэмоциональные факты. Мир, где всё понятно и разложено по полочкам. Я как раз заканчивал оформлять протокол вскрытия по «матрёшке смертей», как дверь морга, которая редко открывалась для живых, скрипнула.

Я поднял голову и на мгновение удивился. В дверях, одетый в дорогой плащ и с элегантной тростью из чёрного дерева в руке, стоял граф Бестужев. Тот самый, которого я спас от инфаркта в свой первый день. Он выглядел здесь, в царстве формалина и нержавеющей стали, так же неуместно, как бриллиант в куче угля.

Он выглядел значительно лучше, чем при нашей последней встрече. Здоровый, аристократический цвет лица, уверенная походка. Только трость и едва заметная тень в глазах напоминали о том, что совсем недавно он стоял на самом пороге смерти.

— Доктор Пирогов! — воскликнул он, и его голос прозвучал в тишине морга неестественно громко. — Наконец-то я вас нашёл. Низко же вы забрались. Пришлось даже спуститься в эти… катакомбы.

Он оглядел помещение с лёгким, едва скрываемым отвращением.

— Ваше сиятельство, — я встал из-за стола, откладывая ручку. — Что привело вас в столь мрачное место?

— Вы привели, — он подошёл ближе. — Хотел лично поблагодарить вас за спасение. И узнать, как ваши дела.

Интересно. Граф такого уровня лично спускается в подвал. Обычно для таких визитов вежливости посылают секретарей или, в крайнем случае, принимают у себя в апартаментах. Значит, дело не только в благодарности. Ему что-то от меня нужно.

— Благодарю за заботу. Как видите, работаю, — я обвёл рукой секционную.

— В морге, — в его голосе прозвучала явная нотка неодобрения. — Человек вашего таланта — и среди трупов. Это несправедливо.

— Мёртвые — очень тихие и неприхотливые пациенты, ваше сиятельство. Идеально для начинающего врача.

— Но они не могут отблагодарить, — парировал граф, и в его глазах блеснул хитрый огонёк. — Впрочем, я слышал и о ваших успехах среди живых. Вся клиника гудит. Загадочная болезнь Уиппла, диагностированная на лету. Феохромоцитома, распознанная во время криза. И спасение графа Акропольского прямо в операционной… Вы делаете карьеру со скоростью рунического экспресса, молодой человек.

Значит, слухи не просто распространяются. Они доходят до нужных ушей. И кто-то их ему докладывает.

— Я просто выполняю свою работу, — ответил я.

Граф усмехнулся.

— Не прибедняйтесь. Я в людях разбираюсь. Вы — не простой лекарь. В вас есть что-то… особенное. И я не люблю оставаться в долгу.

Он достал из внутреннего кармана платиновый портсигар и визитную карточку. Плотный, кремовый картон, золотое тиснение, фамильный герб с двумя скрещёнными мечами. Символ власти и старых денег.

— Через неделю, в субботу, я даю у себя приём. Небольшой, только для своих. Жду вас в восемь вечера. Адрес указан здесь.

Я взял карточку.

— Я польщён вашим приглашением, ваше сиятельство, но боюсь, мой гардероб не соответствует уровню вашего приёма.

Это был вежливый, но понятный способ отказаться, сославшись на свой статус.

— Никаких «но», — перебил он. — Это не светский раут, где оценивают крой пиджака. Там будут люди, которые могут оказаться вам полезны. И которым, в свою очередь, можете быть полезны вы. Я не привык, чтобы мои протеже прозябали в подвалах.

Протеже. Какой поворот…

— Я подумаю, — уклончиво ответил я.

— Думайте, — кивнул граф. — Но приходите. Кстати, как ваше жалованье здесь? Не обижают?

— Пока хватает.

— Если что-то понадобится — обращайтесь напрямую ко мне. Человек, спасший мне жизнь, не должен думать о таких мелочах, как деньги.

Он крепко пожал мне руку и направился к выходу. Уже у самых дверей он обернулся.

— И ещё, Пирогов. Будьте осторожнее. Вы как яркая комета на тёмном небе. Привлекаете много внимания. У вас появляются не только друзья, но и могущественные враги. А в нашем мире это бывает опасно для здоровья. Даже для такого хорошего врача, как вы.

С этими словами он вышел, оставив после себя терпкий запах дорогого табака и массу вопросов.

Я стоял в тишине морга, вертя в пальцах его визитную карточку. «Протеже». Он назвал меня своим протеже. Значит, он считает меня своей фигурой на доске, своей инвестицией. Приглашение на приём — это не просто благодарность. Это было введение в его круг, в его игру.

Но какую цену мне придётся заплатить за входной билет? Быть пешкой в руках могущественного аристократа — опасная и неблагодарная роль. Он будет дёргать за ниточки, требуя лояльности и услуг, которые могут пойти вразрез с моими собственными планами. А для меня такое противоестественно.

С другой стороны…

Я посмотрел на золотое тиснение на карточке. С другой стороны, это был уникальный шанс. Шанс получить доступ к миру, который был для меня закрыт. К миру власти, денег и, что самое важное, — информации.

Эти аристократы, при всей их спеси, были узлами, связывающими всю Империю. Они знали о тайных аукционах, где можно достать редкие артефакты. Они имели доступ к закрытым библиотекам с древними фолиантами. Они были ключом к ресурсам, которые мне жизненно необходимы для восстановления моей истинной некромантской силы.

Чтобы вернуть былое могущество, мне нужны не только Жива и тёмная энергия. Мне нужны союзники. Временные, ничего не подозревающие, но полезные. И кто может быть полезнее, чем целый клан аристократов, обязанный мне жизнью своего главы?

Так что вопрос был не в том, готов ли я платить цену. Вопрос был в том, кто в итоге заплатит больше. Он думает, что вводит в игру пешку. А на самом деле — впускает в свой дом волка.

Я усмехнулся и убрал визитку во внутренний карман.

Да, граф. Я приду на ваш приём.

В метро было непривычно спокойно. Никаких серых плащей, никаких «случайных» попутчиков, читающих одну и ту же страницу газеты. Третий день подряд Морозов не выставлял за мной свою ищейку. Возможно, он готовит что-то серьёзное и не хочет спугнуть меня раньше времени.

В прошлой жизни у меня были шпионы в каждой таверне и доносчики в каждом замке. А здесь приходится гадать о планах одного старого интригана.

Поднимаясь по лестнице к своей квартире, я почувствовал незнакомый, но приятный запах. Что-то готовилось. Что-то вкусное.

Открыв дверь, я на мгновение замер. Квартира преобразилась. Исчезли стопки пыльных книг на полу — теперь они были аккуратно расставлены на старой полке.

Пол был вымыт, пыль стёрта, даже мои выцветшие занавески были постираны и пахли свежестью. А из кухни доносился божественный аромат жареного мяса с травами. Казалось, я ошибся квартирой.

— Вы вернулись! — Аглая выглянула из кухни. На ней был мой старый медицинский фартук, который был ей явно велик, а в руках она держала деревянную ложку. Её волосы были собраны в небрежный пучок, а на щеке красовалось маленькое пятнышко муки.

Откуда в моем доме мука?

Я молча прошёл на кухню и остановился в дверях. На плите в сковороде шипело мясо, в кастрюле варилась картошка, на столе были аккуратно нарезаны свежие овощи для салата.

— Вы готовите? — я не смог скрыть своего удивления.

— А что такого? — она смутилась, отворачиваясь к плите. — Не могу же я есть вашу еду и ничего не делать взамен.

— Я думал, графские дочери не умеют держать в руках ничего тяжелее веера.

— Отец считал, что девушка должна уметь всё, — пояснила она, помешивая мясо. — «Никогда не знаешь, Аглая, что пригодится в жизни», — говорил он. — «Сегодня ты графиня, а завтра — беженка в чужой стране». Он учил меня и готовить, и шить, и даже стрелять из маленького дамского пистолета. Он был суровым человеком.

И от всей этой старой закалки ты сбежала к первому встречному бандиту.

— Пахнет замечательно. Что готовите?

— Жаркое по-домашнему, — она улыбнулась. — Надеюсь, получится. Я немного нервничаю — давно не готовила для кого-то, кроме себя.

Ужин действительно удался. Мясо было мягким, тающим во рту, картошка — рассыпчатой, а салат из свежих овощей казался верхом кулинарного искусства после больничной столовой и моих холостяцких пельменей. Мы ели в непринуждённом, почти уютном молчании.

— Спасибо, — сказал я, откладывая вилку. Это было искренне. — Давно не ел нормальной домашней еды.

Аглая просияла.

— Правда? Я так рада! Завтра приготовлю что-нибудь ещё. У вас в холодильнике нашлись кое-какие продукты, а в шкафах было всё — соль, мука, надеюсь, вы не против, что я их взяла?

— Готовьте что хотите, — разрешил я.

После ужина я ушёл в свою комнату, оставив Аглаю мыть посуду. Нужно было проверить Сосуд и спланировать завтрашний день.

Тридцать шесть процентов. Неплохо, учитывая утренние траты на «безнадёжную» пациентку. Завтра нужно будет…

Мои мысли прервал тихий, едва слышный голос, доносившийся из-за стены. Аглая с кем-то говорила. Но в квартире, кроме нас двоих и невидимого Нюхля, никого не было.

Я прислушался.

Она использовала ментальную связь. Редкий и энергозатратный дар. Причём ей не хватало сил, чтобы говорить мысленно, и приходилось делать это вслух:

— … да, милый, я в безопасности… не волнуйся… Да, конечно, приезжай! Сейчас скажу адрес.