Привет магия! Пирожки. Книга первая.

Глава 6

Глава шестая.

Зверь и новые знакомства.

За пять часов до этого.

Тьма Чёрного Бора сжимала меня со всех сторон, словно живая. Детское тело, несмотря на всю силу духа, предательски дрожало — каждый шорох заставлял сердце колотиться чаще. Лишь присутствие незримого наблюдателя, не проявлявшего агрессии, удерживало меня от бегства. В памяти всплывали образы той утопленницы с острыми зубами, её пальцы, впивающиеся в мою лодыжку...

"Соберись, Женька. Осталось совсем немного", — мысленно подбадривал я себя, ощущая успокаивающую тяжесть магического кольца на пальце.

Через полтора часа блужданий я вышел на Поляну Забытых Зеркал. Рука сжимала "Фацум манум" — артефактный фонарь, чей свет, едва коснувшись тысяч папоротниковых листьев, преломился в миллионе бликов. Лёгкий ветерок заставил всю поляну заиграть переливами, словно кто-то рассыпал по земле осколки звёзд.

"Вот это зрелище..."

Но восхищение быстро сменилось досадой — тот же ветер, создавший эту красоту, теперь угрожал сорвать мою миссию, сдувая драгоценные капли с листьев.

Достав склянку и серебряную ложку, на которой я еле как выгравировал первую букву своего имени «К» (иначе роса испарится), приступил к делу.

Склонился у первого листа и, попробовав собрать, прошептав слова: «Что было — стеки, что будет — покажи», несколько капель, когда я их собрал и вылил в бутылочку, походившую своим видом на мерную колбу по химии, вдруг испарились. На деле же они должны были затвердеть, превратись в что-то, напоминающее бусины.

В смысле? Ты чего? — От неожиданности обратился я к росе.

Ветерок внезапно усилился, играя моими волосами, и в его шорохе я явственно различил:

"Имя..."

Дураком я не был и быстро сообразил, в чём дело, хоть и не верилось в такое. В книгах часто пишут, что имя — это не просто для того, чтобы тебя мама к обеду позвала. Имя — это ключ к твоей душе, а потому сообщать его каждому встречному не стоит. А как тогда? «Эй, мальчик, что ли?» Смешно. Хотя здесь мне теперь совсем не смешно.

Осознание пришло мгновенно. В этом мире имя — не просто набор звуков, а ключ к душе.

Отложив факел и достав перочинный нож, я дополнил гравировку на ложке, превратив "К" в зеркальную "Ж" — первую букву моего настоящего имени. И да, писал на русском. «К» с нашим миром совпадала, что опять крайне удивительно, а вот «Ж» нет.

Надеюсь, сработает, — пронеслась мысль, когда я попробовал собрать с соседнего папоротника росу. Пойманная мною капля, что резво скатилась в ложечку, мигом затвердела, когда я её перенёс.

Да-а, — негромко воскликнул я. Затем я встал и со всей серьёзностью поклонился.

— Благодарю за подсказку.

Вежливость — это вам не шутки. Ей можно иногда добиться куда больше, чем кулаками.

Я начал сбор. Мне таких бусинок надо под триста штук. Всё это время размышлял над тем, откуда лесу известно моё настоящие имя. Озарение пришло, когда я сложил последнюю бусину в колбу.

«Мироздание» вот кто. А я дурак всё башку ломал. Оно же легко может быть одним целым во-всех мирах. Просто здесь в него верят, а у нас нет.

Ну всё, можно идти домой, всем спасибо, всем пока.

Когда я вышел с поляны на тропу, вознамерившись отправиться в замок, дорогу мне перегородил зверь.

От неожиданности я шлёпнулся на землю, а вскочив, инстинктивно выхватил перочинный нож.

Во-первых, будь кто здесь, помер бы со смеху. Картина была бы комичной, если бы не смертельно опасной: трёхлетний малец с крохотным лезвием против... Оборотня.

Во-вторых, у меня напрочь вылетело из головы, что я вроде как маг и что нужно хватать было кольцо, а не зубочистку.

Оборотень, а никем другим эту тварь не назвать, по крайней мере я не в курсе, стоял в нескольких шагах и издавал странные звуки.

Он что, так смеётся? Жесть. Лучше б рычал, — пронеслось в голове, пока я его рассматривал. Его тело сохраняло человеческие очертания, но будто вылепленное из растопленного воска — бледно-жёлтая кожа переливалась неестественным сальным блеском, местами провисая складками, словно плохо подогнанный костюм. Как в фильме ЛВЧ, когда жук вселился в фермера.

Лицо — получеловеческое, с удлинённой, почти волчьей мордой. Нижняя челюсть выдвинута вперёд, обнажая ряды загнутых внутрь зубов, как у глубоководной рыбы. Губы отсутствовали вовсе, что придавалось оскалу вид вечной оскаленной гримасы.

Глаза — полностью жёлтые, без зрачков, светящиеся тусклым внутренним светом. В их глубине плавали кровавые прожилки, складывающиеся в странные узоры, гипнотизирующие взгляд.

Конечности — непропорционально длинные, с суставами, сгибающимися в обратную сторону. Пальцы заканчивались черными когтями, похожими на хитиновые наросты. На предплечьях и голенях проступали участки грубой шерсти, растущей клочьями, будто болезнь.

Здоровый зараза и странный. А вообще какого хрена он тут забыл? Почему раньше не пришёл?

Лес затаил дыхание.

Ветви древних сосен сомкнулись плотнее, словно пытаясь отгородиться от происходящего. Воздух наполнился тревожным шёпотом листьев — будто сам Чёрный Бор предупреждал своих обитателей об опасности. Где-то в чаще замерли птицы, прервав ночные трели. Даже сверчки прекратили свои монотонные песни.

Только лунный свет, пробиваясь сквозь хвойный полог, продолжал равнодушно освещать поле боя, превращая наши тени в гигантские, искажённые силуэты.

От всего этого мне стало ещё больше не по себе.

— «Вот зачем ты так?» — мысленно обратился я к лесу.

В ответ лес вздрогнул.

Где-то вдали упала шишка, гулко отозвавшись в наступившей тишине. Папоротники по краям поляны сомкнули свои листья, будто закрывая глаза. Даже ветер замер, не решаясь вмешиваться в предстоящую схватку.

Отсмеявшись, монстр проговорил, точнее, как бы пролаял, но я его понял.

— Пирожки вкусные, но я не наелся, — его голос был похож на лай, пропущенный через мясорубку.

Меня такая злость взяла, что сделал к нему шаг и заорал:

— Слышь, волосатый урод! Это был гостинец духу леса, а не тебе, блохастой твари!

— Плевать я хотел на твоего лесного духа, — урчание в его животе напоминало грохот подземного толчка. Он недобро глянул на меня, проведя языком по клыкам.

Зря он так. Потому что началось, я сразу понял — лес рассердился.

Сосны закачались, сбрасывая с ветвей иглы, которые дождём посыпались на землю. Где-то в глубине чащи что-то громко хрустнуло — будто проснулось нечто древнее и недовольное.

Обуявшая злость помогла не только справиться с охватившим меня страхом, но и вспомнить, кто я такой. Отбросив нож, я полез за кольцом.

— Правильно, мальчик, он бы тебе всё равно не помог, — договорив, он рванул ко мне, опускаясь на передние лапы.

— «Иктус фулминис» — вспышка.

Когда моя первая молния ударила, лес ахнул.

Стайка спящих птиц взметнулась в воздух, нарушая ночной покой. Мыши и землеройки в панике закопошились в подстилке. Даже мхи на ближайших камнях свернулись в плотные комочки.

Сказать, что оборотень офигел, это ничего не сказать. Я прям чувствовал, как он силится понять, что только что произошло. А произошла — магия.

— Привет, это магия, блохастый, — улыбнулся я, махая рукой с надетым кольцом, наслаждаясь моментом.

Убить-то я его не убил, зверь в последний миг сумел увернуться, но шкуру подпалил знатно. Тряхнув мордой, он оскалился и вновь кинулся ко мне. Скорость, которую он набрал, была впечатляющая. Вот только я не стал бить молнией, а, дождавшись нужного момента, прокричал:

«Сфаера фулминис» — раздался глухой «БУМ». Оборотень, как в мультиках, сидит на попе и трясёт башкой. Ещё бы, с такой силы приложиться об барьер. Это всё равно что разбежаться и об стенку головой. Такое себе удовольствие.

Вместо того чтобы потешаться над глупым зверем, мне надо было добить его, а не трещать языком, как злодей в дешёвых боевиках, что любят поговорить, прежде чем убить главного героя. За это время с ними всегда что-нибудь случается. Например, герою приходят на помощь коллеги или он вспоминает о забытом смертоносном гаджете, как я о кольце. Ну или вот ещё пример: герой собирается с духом и разрывает путы, а потом начинает что есть дури колотить злодея, и неважно, что буквально недавно его валяли в грязи и пинали десятки человек. Появились вдруг силы, чего ж не воспользоваться. Вот и у моего противника вдруг откуда ни возьмись появились в рот… То есть я хотел сказать силы. Шкура оборотня засветилась лёгким синим сиянием. Она стала на моих глазах восстанавливаться в тех местах, где была опалена, а затем и он сам поднялся на лапы.

— Долго твой барьер не продержится, — прорычал он и начал долбить лапами по нему. Поначалу ничего не происходило, но я каким-то шестым чувством понял, что возведённая мной защита начала истончаться.

Хотелось закричать «МАМА», когда барьер спустя минут пять впервые мигнул.

На морде твари появилась радостная оскал предвкушения.

Ага, думаешь, сожрёшь меня, а вот хрен тебе.

Я, продолжая держать в левой руке артефакт-фонарик, влил в него силу и выкрикнул:

«Экспекто патронум». Да не-е, шучу.

— «Люкс Игнис максимум» — барьер погас, а камень в вытянутой руке в сторону глаз зверя ярко вспыхнул. Я-то предварительно успел закрыть очи, а вот он нет. За что и получил вспышку.

Воспользовавшись заминкой, отскочил и, выставив руку с кольцом:

— «Иктус фулминис».

К моему разочарованию, гад успел прийти в себя, отпрыгнув влево со смертельной траектории. Тогда я ударил новым заклинанием, правда, оно получилось так себе.

— «Катена фулгунис». Вылетевшая более крупная молния ударила в него, а после ударила в меня. И мы оба разлетелись друг от друга. Я лишь в последний миг успел закрыться рукой. Лёжа на траве, я смотрел на летающих надо мной жёлтых пузатых птичек, красивые такие.

М-да. Женя, ты идиот. Цепная молния — это вам не шутки, а тупой маг-недоучка не подумал, что молнии плевать, в кого бить, и после того, как ударит во врага, то, не найдя цели, вернётся. Вообще у этого заклинания на первом уровне максимальное поражение до четырёх целей. Об этом мне надо было вспомнить прежде, чем бить, а не сейчас.

Лесной дух пристально наблюдал за нами.

Он видел, как синие искры моей магии танцуют между деревьями. Как тень оборотня становится всё больше и страшнее. Как папоротники, ещё не оправившиеся от сбора росы, прижимаются к земле, стараясь стать незаметными.

Когда же моя последняя молния ударила рикошетом, лес вздохнул.

Тихий, протяжный звук пронёсся от дерева к дереву. Ветви сосен закачались в такт, будто покачивая головами. Где-то высоко в кронах проснулась сова и ухнула — то ли предостерегающе, то ли одобрительно.

А потом наступила тишина.

Та самая, что бывает только в самых глухих уголках Чёрного Бора — густая, плотная, наполненная ожиданием.

Лес замер, прислушиваясь к нашему с оборотнем тяжёлому дыханию.

И ждал.

Ждал, чем закончится этот поединок.

Ждал, кто из нас останется стоять.

Ждал...

Содрогаясь от боли, я поднялся на дрожащие ноги. Предплечье пылало адским огнём — кожа вздулась кровавыми волдырями, источая сладковато-горький запах поджаренной плоти. В горле стоял ком — хотелось завыть от боли, разрыдаться, как настоящему ребёнку, чтобы весь лес услышал мои страдания. Но судьба не дала мне этой слабости.

Словно в насмешку, в тот же миг зашевелился и мой противник. Его состояние радовало куда больше моего — в боку зияла дыра размером с дыню, через которую просвечивали обугленные рёбра.

"Ну как, блохастый, вкусные чужие пирожки?" — прошипел я, голос сорвался на визгливый писк. Уже собирался добавить что-то более язвительное, но слова застряли в горле — рана на теле оборотня начала затягиваться с пугающей скоростью.

«Какого чёрта?!» — от увиденного мои глаза, попрощавшись, начали собирать вещи, дабы покинуть своё обиталище.

Я застыл, наблюдая, как плоть буквально плетётся сама собой, восстанавливаясь за считанные мгновения. Едва зажив, чудовище с рыком бросилось вперёд, распахнув пасть с рядами желтоватых кинжалов-зубов.

Барьер я активировал в последний момент — когда смертоносные клыки уже блистали в сантиметрах от моего лица.

Последовал странный хруст — голова отделилась от тела и всей тяжестью врезалась мне в грудь. Воздух вышибло с такой силой, что я превратился в выброшенную на берег рыбу — беззвучно хлопал ртом, пытаясь вдохнуть. Лишь через мучительную минуту лёгкие наконец наполнились живительным кислородом.

«Хорошо, что сдох быстро», — мелькнула бледная мысль. Будь он упрямей — успел бы сомкнуть челюсти на моей глотке.

Очнувшись от шока, я поднялся — и обомлел. Башка оборотня осталась прежней, а вот могучее тело начало сжиматься, трансформируясь... в человеческое. Передо мной лежал голый мужчина с бледной кожей и впалой грудью.

Первый солнечный луч пробился сквозь хвойный полог, и вместе с ним из мёртвого тела вырвался знакомый шарик энергии — точь-в-точь как из Файриса. Он медленно поплыл ко мне. Я замер, бежать или сопротивляться не стоит. Это не будет больно, — уговаривал я себя, пока шабримая молния приближалась.

Шар вонзился в грудь — и мир взорвался яркой вспышкой. Источник внутри расширился, наполнив каждую клетку тела жгучей энергией. «Силён был зверь... А мне просто повезло», — констатировал я про себя, ощутив прилив энергии.

Собрав фонарик, я поднял нож и, схватившись за отвисшее ухо, заковылял к дому. Сюда я больше ни ногой. Пока не стану сильным и здоровым, как Арни, и ловким, как Джеки Чан.

Когда деревья расступились, открыв опушку, силы окончательно покинули меня. Последнее, что я увидел — перекошенное от ужаса лицо Флоки. Даже улыбнуться не успел — тьма накрыла с головой.

***

Пробуждение и последствия.

Сознание вернулось ко мне постепенно, как прилив на песчаный берег. Первым пришло обоняние — воздух был пропитан божественным ароматом свежей выпечки, в котором угадывались нотки ванили, корицы и чего-то ещё, неуловимо домашнего. Я, подобно мультяшной мышке, ведомой запахом сыра, поднялся с постели и, не утруждая себя умыванием, поплыл по коридорам за этим гастрономическим сиреным пением.

В кухне царила напряжённая атмосфера. Торгус, восседая за массивным дубовым столом, изливал свой гнев на Флоки, который стоял, смиренно склонив голову. Его могучие плечи были напряжены, а пальцы судорожно сжимали край кожаного фартука. Розетта у печи в этот момент как раз извлекала из духовки противень с золотистыми слоёными пирожками — моим рецептом, к слову. Жизнь в одиночестве научила меня многим кулинарным премудростям, когда надоедали бесконечные дошираки и пельмени.

— Твоя удача, что он выжил, — голос Торгуса гремел, как далёкий гром перед бурей. — Будь иначе, я бы тебя собственноручно закопал рядом с тем волколюдом.

— Учитель, — я шагнул вперёд, вставая рядом с конюхом, — вина полностью на мне. Чай закончился, а рецепт... — я кивнул в сторону толстой поваренной книги, — был записан здесь. Вот я и отправился в лес за ингредиентами.

— Да? — брови мага молнии поползли вверх. — А ты в курсе, что это не поваренная книга? Это вообще мемуары старого алхимика. Он просто её забыл у нас, когда в последний раз гостил.

Услышав это, я захлопал глазами. Хрена я…

— М-м-м.

— Гром с этой книгой. Откуда в зале висит голова волколюда?

— Этот негодяй, — я, уловив в его интонации отсутствие смертельного гнева, развалился на стуле, — сожрал все пирожки, предназначенные лесному духу, а потом поджидал меня на обратном пути. Мы сошлись в бою, и... — я горделиво выпрямил спину, — навалял ему. Кстати, лес был на моей стороне.

— Ты понимаешь, что этот зверь был уровня магистра? — Торгус ударил кулаком по столу, отчего ложки весело подпрыгнули. — Ты хоть представляешь, почему я столько времени не мог его изловить?

— Я... — слова застряли у меня в горле.

— Учитель, готов принять наказание, — снова поднялся, вставая слева от Флоки.

— Как говорится, победителей не судят, — маг провёл рукой по бороде. — Но наказание вам всё же будет. Флоки — корми Генриетту. Ты, сорванец, — его палец указал на меня, — отмываешь башню снаружи. — Затем он повернулся к Розетте. — А ты... не виновата, но... — его палец замер в воздухе, — приготовь сегодня ту пиццу с колбасками. Две. Большие.

— Всё, разобрались, — он махнул рукой. — А теперь давай есть и слушать твой рассказ. Как тебе удалось одолеть эту тварь.

— Я не только его укокошил, — с гордостью сообщил я, отправляя в рот ложку овсянки вместе с вишнёвой слойкой, — я ещё в Омуте Тихих Мыслей утопленнице руку барьером поотрывал.

Торгус закашлялся так, что посуда на столе затанцевала чечётку.

— Ты нырял в Омут?! — его глаза округлились до размеров пирожков.

— Ну да, — я удивлённо пожал плечами. — А как бы я иначе достал лист мудроцвета?

Маг молнии несколько раз открывал и закрывал рот, словно рыба на берегу, затем махнул рукой и сдавленно принялся за еду.

Поймав благодарный взгляд Флоки, я подмигнул ему в ответ.

— Иди уже, приведи в порядок моего коня, — буркнул Торгус. — И не забудь про Генриетту. Твоя Алисия отомщена. Можешь продолжать жить.

Конюх повернулся ко мне и склонился в глубоком поклоне:

— Благодарю, молодой господин. Век не забуду этого долга. — Когда он выпрямился, в его глазах стояли слёзы.

А я так и застыл с ложкой на полпути ко рту, когда до меня дошёл смысл его слов.

***

Десять лет. Целое десятилетие, прошедшее с того дня, когда я, дрожащий мальчишка, одолел волколюда в Чёрном Бору. Время, измеренное не сменами сезонов, а сотнями выпитых зелий, тысячами часов медитации и миллионами повторённых заклинаний.

Моя жизнь превратилась в строгий ритуал самосовершенствования. Зелье роста — трижды в неделю, его горьковатый вкус стал мне роднее мёда. Утро начиналось с железного пота — турник, на котором я теперь мог подтянуться пятьдесят раз без одышки, гантели причудливой формы (вызывавшие недоумённые вопросы, на которые я лишь отшучивался: «Библиотека, друзья мои, волшебная вещь»).

Теперь мне тринадцать. Мой рост — метр семьдесят девять[1], и я с гордостью замечал, как приходится слегка наклоняться, встречаясь взглядом с Торгусом. Плечи ещё уступали его богатырской стати, но мышцы уже обрели ту самую «магическую» плотность, когда сила скрыта не в буграх, а в стальных жгутах под кожей.

Учитель сначала с пренебрежением косился на мои новшества, пока однажды не присоединился — и через неделю признал, что дышится легче, а прежняя тяжесть в теле сменилась лёгкостью. Его некогда солидное брюшко начало таять, чему немало поспособствовали наши ежедневные дуэли — магические фехтования стали для нас чем-то вроде утреннего чаепития. Мы не только сражались на мечах, но при этом применяли магию, проверяя, чей барьер круче. Как однажды признался учитель, все эти изменения коснулись его источника куда лучше, чем последнее посещение ничейных земель.

Флоки и Сигрид не отставали — это я про животики. Теперь же, спустя полтора года после того, как они присоединились к нам (по приказу Торгуса), их тела вернули себе былую форму, напоминая скульптуры древних воинов. Вообще в этом мире даже простой человек живёт под полторы сотни лет. Так что для меня они выглядели не старше сорока пяти. Магам, впрочем, проще — лишний жир сгорал в пламени магических упражнений быстрее, чем Розетта успевала его «накормить» своими кулинарными шедеврами. Этим двум пришлось куда сложнее, точнее, Флоки. Сигрид-то — маг земли, хоть и не сильный, всего на уровне адепта, но ему для работы кузнецом более и не надо.

Но главные перемены произошли внутри. Мой источник, некогда скромный родничок, теперь бурлил полноводной рекой. Он уже почти как у учителя. Третий этаж башни — уровень, до которого многие из Ворхельмов не доходят за всю жизнь, — покорился мне. Правда, лишь на десятую часть. «Избранный или уничтожитель миров? Как говаривал Громовержец», — усмехался я про себя. Настоящие избранные или тёмные властелины не корпели бы по месяцу над каждым заклинанием. В эти его сказки о приходе в мир двух стихийников и после начинающихся войн я не верил. Потому как прочёл почти всю библиотеку, и ничего такого там нет. Только домыслы и байки — вот и вся теория.

Мои медитации теперь длились не более трёх суток, но зато проводились с часовой точностью каждые две недели. Учитель теперь медитировал со мной, вот только выдержать без стряпни Рози больше суток был не в силах, а потому обычно к середине вторых суток покидал крышу.

Мой источник вырос ровно вдвое — по меркам этого мира это уровень магистра, а может чуть-чуть выше, приговаривал учитель. Только толку от этого никакого. Сила ударов? Да, я мог превзойти в голой мощи Громовержца... побеждая разок из трёх десятков поединков. После каждой нашей схватки — изнеможение, отдых, беспробудный сон — это я про себя. Тогда как он выдавал точечные удары, аккуратно разрушая мой барьер, расходуя при этом энергию с ювелирной точностью, после чего топал на кухню с почти полным источником. Я же пока что напоминал варвара, рубящего скальпелем вместо того, чтобы провести один тонкий надрез. Ничего, научусь, никуда не денусь.

За это десятилетие замок Ворхельмов так и не распахнул свои врата для гостей. Лишь Торгус изредка отлучался в столицу, но ни родственники, ни друзья так и не соизволили нанести визит. Возможно, это дело рук учителя, но я не спрашивал. Считает, так лучше для моего обучения, значит, так и есть. Единственными посетителями стали караваны с провизией, чьи рейсы участились втрое — иначе просто не справиться с моими кулинарными экспериментами. Всё потому, что я немало времени провожу на кухне, обучая нашу кухарку. Последнее, что зашло всем без исключения, так это манты с майонезом. Народ так их полюбил, что теперь у нас в замке есть «день мантов». Каждый восьмой день в большом зале собираются абсолютно все, кто живёт и работает в замке. Ворхельм в этом плане простой человек. Если рядом нет гостей, он может и с конюхом выпить, и с Аланой по душам поговорить.

Розетта, доведённая до отчаяния бесконечным потоком новых рецептов, в конце концов взмолилась о помощи. Маг требовал всего и побольше. Так в нашей кухне поселилась её сестра Марго с сыном Робертом. Мальчишка моего возраста, но при первой же встрече он словно наткнулся на невидимую стену — здоровался сквозь зубы, взгляд в пол, и тут же исчезал. Возможно, мать наказала держаться подальше от «маленького господина». Я же не настаивал — вежливость выше статуса, по крайней мере для меня, а потому время от времени сам заглядывал в конюшню или кузницу, предлагая тому помощь. Он не отказывался, но и отношения лучше не становились. Ну нет, так нет.

Но настоящую дружбу я обрёл с садовником Карлом. Этот седовласый мудрец в грязном переднике знал о травах больше, чем иные маги о заклинаниях. Наши беседы у грядок порой затягивались до полуночи. А когда он решил связать жизнь с Аланой, я не смог остаться в стороне.

Торгус отпустил влюблённых на две недели, щедро снарядив в дорогу. Я же преподнёс свадебный дар — два зелья собственного изготовления. Рецепты взял из той «поварской» книги. Для Карла — «Ярость дуба», усиливающую мужскую силу и дарующую лёгкое омоложение (всё-таки ему под семьдесят). Для Аланы — «Цветение лотоса», дарящее здоровье будущей матери. Вот только, видимо, пропорции были немножечко нарушены... Через девять месяцев Алана родила тройню. Торгус разрешил ей остаться в деревне, вместо себя она предложила взять её младшего брата Маркуса. Вполне себе дружелюбный и весьма талантливый человек. В общем, он прижился.

Кстати, об этом, о травках. Лесные тропы… В общем, с Чёрным Бором у нас сложились особые отношения. Я приносил дары — пироги с дикими ягодами, мёд, даже вырезал из дерева фигурки лесных духов. А он... Он отвечал тишиной.

Тишиной, в которой не было угрозы.

Все эти годы тенистые аллеи не смели посягнуть на мою неприкосновенность. Ни разу когтистые ветви не впились в плащ, ни разу не зашевелилась под ногами зловещая трясина. Казалось, сам древний лес, пронизанный тайными чарами, бережно направлял мои стопы, отводя незримые угрозы. Порой в полумраке вековых дубрав мелькало нечто — то ли призрачный древний дух, то ли просто солнечный зайчик, играющий в листве. Но я сознательно не всматривался. Есть в этом мире рубежи, переступать которые смертным не подобает.

Из примечательных событий.

Однажды на границах владений Ворхельмов, там, где туман клубится особенно густо, появился отряд. Пятеро — двое в плащах с пурпурной оторочкой магистров и трое в серебристых мантиях мастеров. Они подошли к вратам, сотрясая воздух магическими резонансами, и потребовали выдать им «мальчишку и артефакт», угрожая в противном случае стереть крепость в порошок.

Как они нашли меня? Виной всему была моя оплошность — я осмелился использовать кольцо в лесной чаще. Сколько потом ночей я корил себя за эту минутную слабость! С другой стороны, не воспользуйся я им, и оборотень бы меня сожрал.

Тогда к непрошеным гостям вышел сам Торгус. Громовержец начал неторопливую беседу, его голос гремел, как отдалённая гроза. Пока он говорил, за спинами наглых пришельцев возникло нечто удивительное — два десятка гномов в доспехах из чернёного адамантита. Откуда они взялись — сие осталось для меня загадкой. Быть может, использовали телепортационные руны, а может, пришли по своим таинственным подземным тропам, о которых нам, смертным, знать не положено.

И вот что поразительно: весь этот спесивый отряд магов был уничтожен быстрее, чем закипает вода в котле. Менее чем за пять минут от них остались лишь обугленные тени на камнях да горстка пепла, подхваченная ветром. А их артефакты — магические кольца, амулеты и жезлы — гномы собрали с пренебрежительным выражением лица, словно решили мусор убрать.

С тех пор никто более во владения Ворхельмов не приходил. А я... Я редко покидал замковые стены. Драгоценное кольцо теперь по большей части покоится в той самой, ранее подаренной мне Ридикусом шкатулке, над которой поработал учитель, и теперь она инкрустирована серебряными молниями. Дополнительная защита от заклинаний по поиску могущественных артефактов.

Тренируюсь с ним лишь в подземельях крепости, где древние камни помнят удары тысяч молний. И каждый раз, беря его в руки, я ощущаю, как по коже пробегают статические разряды, при этом невероятным образом поглощающие свет — немое напоминание о той цене, которую можно заплатить за минутную неосторожность.

Итог. Десять лет пролетели как один миг, и сегодня я по-настоящему счастлив. Точнее, был счастлив.

***

Возвращение Рида.

И вот теперь, спустя десять лет уединения, наши врата наконец скрипнули для гостя.

Бежал я что было сил через двор, когда, тренируясь с мечом на вершине магической башни, заметил карету — чёрный лакированный монстр с гербом «Феникса, вырывающегося из пламени» на дверцах. Узнал я его ещё когда он только выехал на опушку леса, но сомнения развеялись, когда над замком взметнулся огненный дракон, рассыпаясь искрами.

«Ридикус Огнебровый собственной персоной», — усмехнулся я, прибавляя шаг. — Только он мог явиться в замок так эффектно.

Огромная красивая карета, а не телега раздолбанная, на которой мы ехал в прошлый раз, остановилась на площади, и я, переминаясь с ноги на ногу, готовился встретить архимага. Десять лет — не шутка. Интересно, узнает ли он меня?

Дверька отворилась, и по ступеням спустился…

М-м-м. Не понял?! Вместо мага вышла не то молодая девушка, не то девочка. Росту в ней метр шестьдесят, волнистые серебристые волосы были распущены, точёный носик и зелёные глаза цвета дубовых листьев, над губой родинка, ресницы — опахала. Одетая в тёмно-синее платье. Покрой такой, что вроде как у носителя данной одежды подразумевается грудь, но тут ею и не… Ладно, не моё дело. Похоже, всё-таки передо мной ещё девочка и довольно юная.

Увидев меня, она резко развернулась ко мне и, презрительно сморщив нос, а что я был в самом разгаре тренировки, указала на крышу тонюсеньким пальчиком и немного писклявым голосом произнесла:

— Ты, — теперь её палец был направлен мне в грудь, — отнеси вещи в мою комнату. Да поживее. И смотри у меня, будь с ними аккуратен, это сундуки от самого Лана Ванита. Они стоят дороже чем твоя жизнь.

Ничего говорить не стал, мысленно усмехнувшись полез доставать чемоданы, коих было несметное количество.

***

За два месяца до этих событий...

Адастрия, столица империи «Вечного Рассвета», купалась в золотистом сиянии заката, когда последние лучи солнца скользили по крыше дома Ворхельмов. Тени удлинялись, но в доме рода, где камень помнил удары молний и клятвы предков, время словно застыло. Здесь, в чертогах, пропитанных запахом старого ясеня и статическим треском магии, всё подчинялось вековым ритуалам.

Ужин в семье Ворхельмов начинался ровно в восьмой колокол — так было испокон веков. За длинным столом из ясеня, покрытым скатертью с вышитыми серебряными молниями, собирались те, кто составлял первую линию рода — одиннадцать душ, чьи жилы пульсировали энергией грозы и других стихий. В отсутствие Торгуса Ворхельма, Громовержца и несокрушимого столпа их династии, главенство принадлежало его младшей сестре — Эльрике Ворхельм.

Она восседала во главе стола, прямая, как клинок, с холодным взором, в котором мерцали отблески далёких разрядов. Маг молнии ранга мастера, Эльрика давно переросла потребность в титулах — её имя само было символом власти. Рядом с ней — её сыновья: Реймс и Вольтас, оба мастера стихии, но столь разные, как день и ночь.

Реймс, старший, носил мундир капитана императорской гвардии с тем достоинством, которое присуще лишь тем, кто стоял на краю гибели и не дрогнул. Его молнии были щитом — точными, неумолимыми, выкованными в бесчисленных схватках. Его супруга, Серафина из рода Даркстоун, с гордостью носила фамилию мужа, но в её жилах текла тень. Выходка из древнего рода теневых магов, она презирала всех, кто не принадлежал к роду людскому, терпя лишь гномов — да и то лишь за их искусство ковки. Два зачарованных кинжала, спрятанных у неё под платьем, мерцали в такт её холодному дыханию.

Их дети уже начинали оставлять след в истории:

Каэлс, девятнадцатилетний «стремительный ветер», чьи молнии резали воздух в академических поединках на третьем курсе.

Люция, шестнадцать лет, первый курс академии, унаследовавшая тени матери, но уже укротившая их в ранге ученицы. Её смех звучал, как шелест ночного ветра, а взгляд хранил тайны, которых не знал даже отец.

Скадис, семилетний ураган в облике ребёнка, чьи первые вихри молний уже заставляли служек вздрагивать.

Вольтас, младший сын Эльрики, управлял орденом «Громовая Поступь» с железной дисциплиной, но в его доме царило тепло. Его супруга, Эсмеральда Фульгура, была живым воплощением молнии, смягчённой магией жизни её матери. Её разряды мерцали зелёным, как весенняя листва, а руки знали не только удары, но и исцеление. Слыла мягкой и доброй женщиной, работает в ордене, помогая детям с их проблемами, что-то вроде психолога.

Их дочери были её отражением:

Виталия, двадцатипятилетняя защитница рода, верившая, что молния может не только убивать, но и давать жизнь. Её удары затягивали раны, а гнев обращал врагов в пепел. Служит в отделе безопасности рода.

Улия, двадцатилетняя искательница, чьи эксперименты с нервными импульсами повергали даже магов в трепет. Иногда шокирует людей (в прямом и переносном смысле) ради забавы. Она могла подарить блаженство или муку — и часто делала и то, и другое просто «для науки».

Милена, тринадцатилетняя гроза в миниатюре, чьи биоэлектрические поля уже сейчас могли остановить стрелу на лету. Умеет подчинять магических тварей, в чьих жилах течёт электричество. Она обожала угрей и скатов, а её старшие сестры обожали её — даже когда её любопытство втягивало их в безумные авантюры. Весьма ведомая, из-за чего часто ведётся на уговоры Улии. Частенько ей подражая с её экспериментами. Из-за чего так же влипает в неприятности, как и её сестра.

В этот вечер, как и всегда, над столом витали разговоры о политике, магии и долге. Но в воздухе чувствовалось напряжение — будто перед грозой. Что-то назревало. И Ворхельмы, чьи судьбы были сплетены с самой бурей, знали: скоро грянет гром. Вот только касался «гром» сегодня одного единственного члена этой семьи.

Эльрика аккуратно стукнула вилкой по фужеру, наполненному магическим вином, дающим пьющему приятные сны, привлекая внимание семейства.

— Милена, девочка моя. Сегодня мы празднуем твоё тринадцатилетние. Моё сердце наполняется теплотой, глядя на то, какой ты растёшь. Я вижу твои успехи и стремление к учёбе. Через два года тебе предстоит поступление в академию. Но перед этим мой брат Торгус решил сделать тебе подарок, — все застыли в предвкушении.

Глава редко посещал имение и вообще в последние годы стал нелюдим. Вот только никто в роду не посмел бы оспорить его главенство, если не хочет столкнуться с ним в дуэли. А ещё многие родичи заметили его значительный магический рост за последние годы. Секрета он не раскрывал, отшучиваясь странной фразой «железки тягаю».

— Он приглашает тебя посетить Разрушенные Небеса и пройти обучение в магической башне, — воцарилась такая тишина, что можно было расслышать биение сердец собравшихся за столом.

— Но как, мама, — возмутился Реймс, — дядя строго-настрого запретил кому-либо посещать родовое гнездо. Отложив учёбу для всех на неопределённый срок, причём без объяснений.

— Тебе, сынок, он и не обязан что-либо объяснять, — произнесла она с таким холодом в голосе, что тот тут же прекратил расспросы. — Хватит того, что знаю я.

Эльрика позволила маске строгости растаять, обнажив подлинную нежность, что светилась в её глазах, когда она повернулась к внучке. В этом взгляде читалось нечто большее, чем просто бабушкина любовь — гордость рода, передающего свою мощь новому поколению.

— Ты будешь обучаться лично у него, — произнесла она, и в голосе её зазвучали ноты торжественности, словно она возвещала судьбоносное пророчество. — Как, впрочем, и Скадис.

Уголки её губ дрогнули в едва уловимой улыбке, когда она наблюдала, как эти слова оседают в сознании присутствующих. Эффект был именно таким, какого она желала — ошеломляющим, переполненным значимостью момента.

— Вы переедете в замок до самого поступления в академию. А теперь... сними ученическое кольцо. Твой час настал.

По едва заметному движению её руки безмолвный слуга, до этого момента остававшийся недвижимым, словно изваяние из мрамора, приблизился к имениннице. На расшитом серебряными нитями бархатном подносе покоилась шкатулка — истинное произведение искусства. Серебристый бархат её поверхности переливался, словно заряженный статическим электричеством, а на крышке сверкал герб рода Ворхельмов:

На чёрно-лазоревом поле, застывшем между грозой и закатом, серебряная молния, разорванная яростью стихии, пронзала золотую корону с тремя шипами — символ непокорённой власти. По краям щита скрещивались громовые жезлы, их сапфировые навершия источали крошечные молнии, застывшие в вечном танце.

Пальцы Милены дрожали, когда она принимала драгоценный ларец. Слуга тут же растворился в тени, вновь превратившись в безмолвного стража.

В момент, когда крышка шкатулки откинулась, воздух в зале словно зарядился энергией. Девочка забыла, как дышать. Забыли все. Даже привыкшие к величию артефактов Ворхельмы застыли, подавленные мощью, исходившей от кольца.

— «Зов Грозовых Зверей», — голос Эльрики прозвучал мягко, но в нём слышалась сталь. — Оно позволит тебе, родная, не просто призывать существ молний, но понимать их, говорить с ними. Угри и скаты, грозовые волки, станут твоими союзниками, молниеносные ящеры — разведчиками. Ты сможешь делиться с ними силой, делая их быстрее, острее... или вдыхать жизнь в бездушные изваяния гномов.

Она сделала паузу, давая словам осесть.

— Его выковал сам великий Торен из-под Железных гор. — В её глазах вспыхнула искра уважения к мастеру. — И брат просил передать тебе это.

Слуга вновь материализовался из теней, протягивая пергаментный свиток с печатью в виде молнии. Милена с благоговением развернула его и, всё ещё находясь под гипнозом момента, прочла вслух:

«Ты — не просто будущий щит, внучка. Ты — сама буря, что станет защитой нашему роду. Пусть это кольцо напомнит тебе: даже гром может быть милосердным».

Слова, написанные рукой Громовержца, висели в воздухе, наполненные весомости. Дочь Вольтаса бережно свернула пергамент, пряча его у сердца.

В момент, когда кольцо коснулось её пальца, по залу прокатилась волна энергии. Искры пробежали по коже Милены, оставляя после себя лёгкое жжение — артефакт признал свою новую хозяйку. Воздух затрепетал, наполняясь запахом озона и чего-то древнего, первозданного.

— Послезавтра, — нарушила молчание Эльрика, — к нам пожалует архимаг Ридикус Огнебровый. Он заберёт вас с собой. Будьте готовы.

Тишина, воцарившаяся после этих слов, была особенной — не неловкой, а торжественной. Никто не решался нарушить её, даже чтобы выразить восхищение. Ведь то, что только что произошло, было больше, чем просто дарение артефакта. Это было посвящение. Передача эстафеты.

И каждый за столом чувствовал — в стенах древнего замка Ворхельмов зародилась новая легенда.

[1] Сыну автора 12 и он такого роста.