Гиоргадзе что-то сказал Аслану, и тот засмеялся. Потом предатель резко дернул Веру за связанные впереди руки, заставив вскрикнуть. Этого мне было достаточно, чтобы принять решение. Я, действительно, собирался ослушаться штабс-капитана. Но, не пришлось, поскольку время, предназначенное для согласованного удара, уже настало. Убрав в футляр на поясе подзорную трубу и взглянув на карманные часы, я вернулся к своему коню Абреку.
В этот момент с бастионов крепости загрохотали пушки, отвлекая внимание неприятельских передовых дозоров. Крепостные ворота тут же раскрылись. И, выметнувшись на простор, казаки полусотни Вулича ударили с фронта, наполнив воздух криками: «Ура! За царя и Отечество!» Их атака была стремительной, но не главной.
Уже сидя в седле, выхватив пистолет из кобуры, я скомандовал:
— Казаки, за мной! В атаку!
Солнце как раз коснулось своим нижним краем горных хребтов, окрашивая склоны и облака над ними в золотисто-багровые тона, когда мы устремились к аулу. И я слышал, как и Максим Максимович наконец-то приказал своей сотне:
— По коням! Вперед!
Где-то недалеко, с противоположной стороны аула, раздавались выстрелы и крики — это Вулич вел своих казаков в лобовую атаку. Там завязалась жестокая схватка. Турки и черкесы не ожидали нападения, но быстро опомнились. Вулич с ходу снес дозоры горцев и вломился со своими казаками на окраину аула. На скаку они стреляли во все, что двигалось. Но и по ним стреляли горцы и наемники, прячась за домами.
Пока горцы и турки бросились отражать нападение с той стороны, откуда ударил Вулич, мы с Максимычем и моими казаками уже подбирались к аулу с тыла, выскочив из-за скал с противоположной стороны, откуда в ауле нападения не ожидали. Максимыч ринулся в бой во главе казачьей сотни с беспощадной решимостью старого опытного льва, привыкшего пускать кровь жертвам.
Я мчался впереди своего взвода. У меня было значительно меньше всадников, чем у Максимыча и у Вулича, но каждый казак-разведчик в бою стоил двух простых линейных казаков. Сделав залп на скаку и сжимая в руках шашки, мы ворвались в селение, рубя растерявшихся горцев.
Вскоре пороховой дым затянул узкие улочки, и сквозь него мелькали фигуры черкесов и турецких наемников, пытавшихся обороняться. Чтобы поберечь лошадей, которые были бы отличными мишенями для врагов, нам пришлось спешиться, прорубая себе путь вперед между домами горцев. Ступая по трупам врагов, я направлялся в ту сторону, где видел в подзорную трубу Веру в последний раз, за пару минут перед штурмом. Теперь ее нигде не было видно, но, я не терял надежду и пробивался к площади возле дома князя Аслана, где еще так недавно видел Веру. Вот только, ни ее, ни князя Гиоргадзе я никак не находил.
Вдруг из-за угла большого дома князя Аслана в обширный двор выскочила знакомая фигура. И я узнал Кэлекута — его лицо исказила злоба, а в руке сверкала сталь клинка. Кэлекут тоже меня узнал.
— Печорин! Какая встреча! — прокричал он по-русски.
Я едва успел увернуться от его мощного удара. Но, он снова рванулся вперед, пытаясь своей шашкой рубануть мне по шее. И мне снова пришлось изворачиваться, чтобы спастись. Рубакой Кэлекут оказался отчаянным. Но, я применил маленькую хитрость из опыта моих прежних драк в двадцать первом веке. Блокировав его клинок своим, я свободной рукой притянул горца к себе за воротник и резко ударил его лбом в переносицу, отчего Кэлекут свалился с ног, выронив шашку. Тут и мои казаки подоспели.
— Где князь Гиоргадзе⁈ — закричал я, прижимая Кэлекута с разбитым носом к земле.
Тот лишь скривился в злобной ухмылке:
— Он уже далеко…
Мы уверенно победили и обыскали весь аул. Но, ни Веры, ни Гиоргадзе там не было. Они исчезли. Зато мы нашли служанку Катю — ее бросили связанной в сарае с домашней скотиной. Девушка, вся избитая, едва могла говорить, но прошептала:
— Они ушли… в горы…
— Гиоргадзе поехал один и забрал Веру? Так? — уточнил я.
— Нет… С ним ушли несколько турецких воинов и… несколько чеченцев с их командиром, — ответила Катя.
Она замолчала, вздрагивая от выстрелов, которые все еще звучали на улочках аула.
— И кто этот командир? — спросил Максим Максимович, стоявший рядом со мной.
— Какой-то англичанин… Кажется, его звали Мертон… — проговорила служанка.
В моей голове вспыхнула мысль: «Так вот оно что! Гиоргадзе, Мертон и чеченцы — все они играли в одну игру! И Вера стала теперь лишь разменной монетой между ними!»
Пыль и пороховой дым медленно оседали на землю, смешиваясь с запахом крови и гари. Аул был взят нами без существенных потерь, но победа казалась мне пустой. Гиоргадзе и Мертон улизнули, а вместе с ними снова потерялись нити заговора, который оказался куда сложнее, чем я предполагал.
— Опять этот проклятый Мертон… — сквозь зубы процедил я.
Максим Максимович тяжело вздохнул, вытирая окровавленную шашку мохнатой шапкой убитого черкеса.
— Значит, этот англичанин все еще крутится здесь? — пробурчал он. — Я думал, после истории с контрабандистами он сбежал окончательно. Но, нет!
— Он не из тех, кто сбегает, — ответил я, припоминая холодные глаза лейтенанта Мертона, его точные, выверенные движения. — Он играет в свою игру. И, похоже, Гиоргадзе — лишь одна из его фигур.
Катя, дрожа, продолжала говорить:
— Еще грузин и англичанин говорили… о каком-то «ключе». А князь Аслан засмеялся и сказал, что теперь у них есть все, чтобы «открыть дверь»…
«Что еще за дверь»? Мой мозг лихорадочно работал. Если Мертон замешан, значит, дело не просто в похищении Веры. Значит, есть что-то большее! Что-то, за чем охотится британская разведка в этих краях.
— Куда они пошли? — резко спросил я плененного Кэлекута.
— В ущелье… Там старая тропа ведет к соседнему перевалу, — прошептал горец.
Максим Максимович хмыкнул:
— Если они ушли туда, то нам не догнать. Там узкие каменистые тропы и повсюду обрывы… Да и ночь близко.
— Значит, надо двигаться сейчас, — я уже повернулся к своему коню Абреку, желая вскочить в седло.
Но штабс-капитан схватил меня за руку, проговорив:
— Печорин, опомнись! Тысяча чертей! Ты хочешь лезть в горы с горсткой казаков в темноте? Там осыпи на каждом шагу! Да еще и засады могут быть…
Но, я возразил:
— Они тащат Веру туда не просто так. Если Мертон здесь, значит, речь идет о чем-то важном. Возможно, даже о предательстве куда хуже, чем измена князя Гиоргадзе.
— Они не смогут быстро двигаться по той тропе в темноте. Если выступим с рассветом, то мы их все равно догоним! — сказал штабс-капитан, но в его голосе слышались сомнения.
Я взглянул на верхний краешек закатного солнца, быстро скрывающийся за горами. Еще немного, и там, в темнеющих ущельях, следы уже будет невозможно разглядеть. Ночь надежно скроет их.
Но я не мог сдаться, сказав решительно:
— Я еду за ними!
Максимыч удивился:
— Один? Да ты, прапорщик, сошел с ума!
Но, я был непреклонен:
— Нужно спасать Веру! Потому я все-таки поеду!
Максим Максимович хотел возражать, но тут подошел Вулич, окровавленный, но довольный:
— Князь Аслан убит. Его люди разбежались. Аул наш.
— А Гиоргадзе ускользнул, как и Мертон, — мрачно заметил я.
Вулич усмехнулся:
— Не навсегда. Мы начнем погоню. Но не сейчас. Завтра на рассвете. Сегодня наши люди сильно устали. Да и тьма подступает…
Но, я уже не слушал. В моей голове крутилась только одна мысль: «Что теперь будет с Верой, если я не поспешу ей на помощь прямо сейчас, не откладывая погоню до утра?»
Казаки ликовали, празднуя победу, я же по-прежнему собирался ехать в ночь, понимая, конечно, что это — безумие. Но ждать подмоги от Вулича и Максимыча, которые были готовы продолжить поиски лишь с рассветом, значило потерять след! И тут неожиданно появился Казбич. Он стоял на пороге, держа за волосы чью-то отрезанную голову, с которой капала кровь. И джигит улыбнулся мне, проговорив:
— Я отомстил Аслану за все обиды! Пока вы, русские, напали на аул, я воспользовался моментом. Вот, голова князя Аслана!
Я с содроганием взглянул на отрезанную голову горского князя, потом сказал:
— Ты свое получил. А я еще нет! Князь Гиоргадзе сбежал, украв мою женщину! И с ним Мертон!
Казбич проговорил:
— И ты едешь за ними прямо сейчас? Я знаю, куда он повел твою женщину. Мне Аслан рассказал перед смертью…
В глазах джигита горела жажда мести, когда он сказал еще кое-что важное для меня:
— Я рассчитался с Асланом и Азаматом. Но, еще выполнил не все обеты мести. Мертон и Гиоргадзе пока живы. И потому я поеду с тобой, Печорин. Тропа, по которой они выбрались отсюда, из осажденного аула, ведет на перевал, в давно разрушенную старую крепость. А я хорошо знаю эту тропу, чтобы идти по ней даже ночью.
Я спросил:
— Зачем они едут туда, как думаешь?
Казбич ответил честно:
— Не знаю. Наверное, там у них какая-то встреча…
Он, похоже, знал не больше моего о намерениях беглецов. И все же, я спросил Казбича:
— Ты проведешь меня по их следу в темноте?
Казбич кивнул, поставив свои условия:
— Но, только мы пойдем вдвоем. Большой отряд там сразу заметят. А поодиночке возможностей проскользнуть незаметно будет больше.
Я взглянул на него, подумав, что бывший враг теперь сделался моим единственным союзником в предстоящей мне рискованной схватке.
А Казбич спросил:
— Когда выходим?
И я ответил:
— Сейчас.
Максимыч оказался прав. Осыпи и каменистые обрывы подстерегали нас буквально на каждом шагу. Тропа, ведущая к соседнему перевалу, действительно, оказалась очень опасной и сложной для прохождения. Подъемы были слишком крутыми для лошадей. И мы с Казбичем вынужденно оставили вскоре своих коней на попечение пастуха Шиготыжа, который, оказывается, приходился Казбичу родственником, а потому проехал вместе с нами первую часть пути именно для того, чтобы потом взять наших коней и охранять их до нашего возвращения. Ведь Карагез Казбича представлял собой мечту любого горца, да и мой Абрек мало уступал ему своей статью.
Дальше мы с джигитом продвигались пешими, карабкаясь по горам в темноте лишь при свете луны и звезд. И нам еще повезло, что погода установилась ясная и сухая. Иначе, если бы начался дождь, пройти в этих местах стало бы и вовсе невозможно. Пару раз нас чуть не сбросило в пропасть неожиданным камнепадом. Но, обошлось. Повезло и в том, что вражеских засад нигде не встретилось. Видимо, Гиоргадзе и Мертон сочли погоню за собой в темноте маловероятной, учитывая труднодоступный характер опасной горной местности. Потому к вечеру следующего дня мы настигли их и спрятались среди скал, наблюдая за беглецами с соседнего склона.
Гиоргадзе с десятком турок и Мертон с его чеченцами остановились у разрушенной крепости, затерянной в горах возле старой дороги на перевале. Как поведал мне Казбич, этой дорогой и перевалом давно не пользовались, поскольку однажды, во время очередного землетрясения, случился большой оползень. После чего этот путь сделался совершенно непригодным не только для телег, но и для лошадей и даже для мулов. Да и пешими ходить по нему стало опасно.
Что касается самого заброшенного фортификационного сооружения, то издали оно походило всего лишь на остатки дозорной башни, от которой уцелела только нижняя половина с примыкающим к ней куском полуразрушенной стены. Внимательно наблюдая со склона в подзорную трубу за неприятельским лагерем из тени кустов, чтобы враги не заметили блеск оптики, я видел, что Вере все-таки развязали руки. Но, она постоянно находилась под присмотром вооруженных людей: турок Гиоргадзе и чеченцев Мертона. Несмотря на это, Вера не сломалась, она стояла с гордо поднятой головой и смотрела прямо на меня, хотя и не могла меня видеть. Видимо, женщина чувствовала, что помощь уже в пути.
А я, глядя на нее сквозь окуляр нехитрого оптического прибора, думал о том, что, весьма вероятно, Вера пыталась убежать, раз ей Гиоргадзе в ауле связал руки. Если бы она тогда вырвалась и спряталась где-нибудь в сарае, переждав бой, то уже была бы свободна. Но, ей не повезло вырваться от грузинского князя. А потом, он, видимо, решил, что опасность ее побега в глухой горной местности сильно уменьшилась, потому и приказал ее развязать. Да и со связанными руками она не смогла бы самостоятельно подниматься по крутым тропам, где приходилось то и дело балансировать на краю, хватаясь за чахлые горные кустики, чтобы не свалиться с очередного обрыва. И похитителям пришлось бы ее нести, а они, разумеется, не желали взваливать на себя лишнюю ношу.
— С какой стороны подойдем? — прошептал я.
Казбич тихо сообщил:
— Через старый подземный ход. Он начинается вон там, в пещере у водопада над ручьем.
Я удивился:
— Откуда ты знаешь о нем?
Он усмехнулся:
— У меня своя разведка. Я разведал в этих горах за свою жизнь каждый камень.