Приключения Печорина, героя из нашего времени

Глава 21

Вылазку назначили на вечернее время. Я возглавил пеший отряд, отобрав из казаков двадцать пять человек охотников, как здесь называли добровольцев. Вулич командовал полусотней всадников, которым предстояло отвлечь неприятеля. Перед выходом я проверил оружие: два заряженных пистолета за поясом. Шашка и кинжал — в ножнах и закреплены так, чтобы не болтались. А ради увеличения собственной огневой мощи, я взял и третий пистолет, расположив его в кобуре на груди.

Казаки заранее наточили клинки и зарядили свои ружья. У каждого на груди имелись газыри, как и у горцев. Они представляли собой небольшие трубочки, в которых хранились приготовленные заранее ружейные заряды. Эти газыри имели цилиндрическую форму, внешне напоминая патроны. Они изготавливались из разных материалов: дерева, металла и даже кости. Один конец такого футляра-патрона делался глухим, а другой имел колпачок или затычку. В условиях боя казаки считали более удобным доставать заранее подготовленный заряд из нагрудного газыря, чем вытаскивать приготовленные заряды из солдатской сумки-лядунки.

— Двигаться стараемся тихо. Не разговариваем. Держимся тише воды, ниже травы, — проинструктировал я своих добровольцев перед выходом. — Помните, если нас заранее засекут враги, то отступать едва ли удастся. Мы должны продвинуться по намеченному маршруту, напасть на неприятеля, неожиданно для него, и потом со стороны вражеских капониров бежать к крепости. Вулич со своими всадниками отвлечет внимание супостатов и прикроет наш отход. Так что наш путь лежит только вперед. И лишь тогда, когда пройдем его, как намечено, сможем вернуться обратно в крепость. Все поняли?

Большинство казаков были гораздо старше меня по возрасту. Они смотрели в мою сторону сурово и даже дерзко, но возражать не смели, кивая головами. Понятия воинской дисциплины и субординации были священны для них. Но я знал, что по-настоящему казаки уважали тех офицеров, которые умели орудовать шашкой и скакать на коне не хуже них. А я, как выяснилось, перенял все эти умения от прежнего Печорина в достаточной мере. И потому мой авторитет был для казаков незыблем. Ведь они уже видели меня в деле.

Насколько я помнил, первые казачьи линейные поселения на Кубани образовались еще в 1794 году. Тогда на линию от Усть-Лабинской крепости до устья реки Уруп переселили донских и волжских казаков с семьями. Они и основали первые линейные станицы. И всего через пару лет из этих казаков был сформирован первый Кубанский казачий полк. А с началом Кавказской войны из казачьей вольницы пограничья создали еще больше настоящих войск, казачью кавалерию.

Все эти линейные казаки представляли собой потомственных воинов, которые защищали южные рубежи Российской Империи уже много поколений. Еще их деды и прадеды служили стране и жили войной, отбиваясь от набегов южан и сами устраивая рейды из своих станиц не менее дерзкие. Защита рубежей Отечества давно уже стала неотъемлемой частью жизни казаков. Она приносила им и печаль, и радость, была их службой и их досугом. С мыслями о доблести казаки росли, мужали и умирали, числясь на военной службе с двадцати до шестидесяти лет. А когда на рубежах Отечества становилось спокойнее, казаки проводили все свое время в подготовке к новым боевым действиям, обучая юношей стрелять, владеть конем и шашкой не хуже горцев. И сейчас, в предвкушении опасного рейда, во взглядах у казаков читался азарт и боевой задор.

Ради скрытности мы решили воспользоваться подземным ходом. Тем самым, про который я говорил Вере. Взяв факелы, мы прошли гуськом по узкому подземному коридору, выйдя из него в паре сотен шагов от крепостных стен. Выход из подземного хода был хитро спрятан строителями еще прежней старинной крепости, на фундаментах которой стояла наша, под речным обрывом, поросшим в этом месте густым кустарником. А люком являлся гранитный камень-валун, который нужно было откатывать в сторону с помощью толстого железного рычага-противовеса, прикрепленного изнутри. Как ни странно, но эта древняя система запирания и маскировки отлично работала до сих пор. Нажав на рычаг и приложив усилие, я открыл узкий проход наружу, похожий, скорее, на нору какого-то животного.

Протискиваясь мимо камня, мы оказались на нейтральной территории. Отсюда до линии своих передовых дозорных костров было примерно такое же расстояние, как до неприятельских. Место казалось удобным для выработанного плана действий. Напротив выхода из подземного хода на противоположном берегу речки виднелся узкий овражек, по которому можно было попытаться незаметно обойти вражеские позиции, чтобы ударить с тыла. Река в этом месте имела небольшую ширину. Но, чтобы пересечь ее неглубокое русло, следовало отвлечь противника. И потому, закрыв за собой выход из подземного хода тем же валуном и затаившись в зарослях, мы ждали, когда Вулич начнет атаку.

Как только солнце окончательно скрылось за горами, и наступили вечерние сумерки, на крепостных стенах застучали барабаны, а трубачи заиграли сигнал к атаке. Одновременно с этим ворота открылись, и Вулич выехал из крепости во главе отряда всадников. А еще, для острастки неприятеля, залп произвели наши пушки. Конечно, никто не рассчитывал, что казачья полусотня, которой командовал серб, наведет ужас на черкесов, заставив их разбежаться. Но, как отвлекающий маневр, затея вполне удалась. Пока черкесы отвлеклись на вылазку отряда Вулича, мой отряд, не мешкая, перешел вброд через быструю, но мелкую речку, успешно достигнув оврага.

Дальше тропа вела по дну овражка, поднимаясь на склон вдоль русла ручейка, плотно заросшего растительностью, отчего здесь и днем царил полумрак. Ноги то и дело скользили по осклизлым влажным камням, но осенний ветер и близкий шум реки заглушали наши шаги. А продолжавшаяся атака Вулича отвлекала внимание горцев. С той стороны ветер доносил до нас не только выстрелы, но и звон клинков вперемешку с криками горцев и казаков. Уже через полчаса мы оказались на склоне выше, чем место, где расположился вражеский лагерь со строящимися капонирами для пушек.

Внизу, среди шатров, горели костры. Но не обычные бивачные огни — это были полевые кузницы! Там турки, которые помогали горцам, чинили оружие и отливали пули. А чуть поодаль, замаскированные кучами хвороста, стояли в примитивных, но почти достроенных капонирах, сделанных из земли и бревен, четыре горные пушки.

— Значит, у них больше орудий, чем мы думали, — пробормотал я.

— Тогда, тем более, надо их уничтожить, — сказал старый опытный казачий урядник по имени Семен, который держался рядом со мной.

Мы спустились ниже. Первым делом нужно было убрать часовых боевого охранения. Два казака, опытные пластуны, бесшумно подползли и сняли дозорных.

— Теперь к пушкам, — скомандовал я.

Мы прокрались к маскировочному хворосту. Возле пушек суетились турецкие артиллеристы. Их оказалось немного. Всего по три канонира у каждого из трехфунтовых орудий. Но, мои казаки благополучно прикончили их, наскочив стремительно со всех сторон и беспощадно порубив супостатов шашками.

— Заряды там, — шепнул мне Семен, указав на ящики.

Мы быстро обложили пушки пороховыми мешками, полностью забив порохом и пушечные стволы. Взрыв должен был повредить их.

— Поджигай! — приказал я, как только мы отползли на безопасное расстояние.

Фитиль, шипя, загорелся, и веселый огонек побежал по нему в сторону порохового заряда.

— Теперь вперед, братцы! Ударим с тыла на передовую позицию черкесов! — скомандовал я.

Мы обходили пушечные капониры, подготовленные к взрыву, но в этот момент с флангов, со стороны полевых кузниц, раздались крики и тут же загремели выстрелы. Не вся охрана пушек оказалась перебита нами. Но, было уже поздно. Истошные вопли турецких наемников, запоздало кинувшихся на помощь своим, потонули в оглушительном грохоте взрыва.

Фитиль догорел, и огненный столб, перемешанный с землей и дымом, взметнулся к небу. Пушки, боеприпасы, турки, спешащие на помощь к артиллеристам, — все взлетело на воздух. Ударная волна повалила некоторых из нас на землю. И сразу же пожар вспыхнул на месте вражеских пушек. Хворост, который горцы натаскали ради маскировки орудий, горел хорошо.

— Бегом! В атаку! — кричал я во всю глотку, уже не таясь.

Оставив последних турок за огненной преградой, мы рванули дальше вниз по склону к передовой линии черкесских костров возле реки. Но, наш дерзкий прорыв горцы, конечно, уже заметили, услышав взрыв. И со всех сторон раздавались выстрелы. А пули свистели у нас над головами. Разумеется, взрыв увидели и у нас в крепости, сразу воодушевившись. И, прикрывая нас, казаки Вулича развернулись для новой атаки, а с бастионов наши артиллеристы дали еще один залп, по-прежнему отвлекая горцев от нас.

— Вперед! — крикнул я снова.

И мы под огнем подбежали к вражеской передовой позиции с тыла, пока сзади нас выше по склону громыхали новые взрывы — это в лагере турецких наемников, артиллеристов и кузнецов, продолжали рваться боеприпасы к пушкам. Черкесы, расстрелявшие уже заряды для своих ружей по казакам Вулича, встретили нас холодным оружием, развернувшись в последний момент с шашками и пиками в руках. Но, мы свои заряды приберегли, а потому стреляли почти в упор, за какие-то мгновения опрокинув вражеский заслон, вставший у нас на пути. Пройдя сквозь переднюю линию врагов, словно нож сквозь масло, мы добрались сначала до речки, а потом и до крепости. Уже переходя водный поток вброд, четверо казаков погибли от флангового огня черкесов. Но это, пожалуй, были все потери в моем отряде убитыми на этот раз. А, в целом, рейд вполне удался. И в крепости нас встретили ликующими криками. Со стен и башен все видели пожар, устроенный нами в лагере вражеских артиллеристов.

— Молодец, Печорин! — хрипло сказал Максим Максимович, хлопая меня по плечу. — Теперь у них не будет пушек.

Но Зебург, глядя на огонь за рекой, покачал головой:

— Они еще попробуют притащить сюда другие орудия. Им деваться некуда. Без артиллерии новые попытки штурма не принесут им удачи. И горцы не могут не понимать этого.

Я кивнул, понимая, что, несмотря на весь наш успех, осада не закончилась. Скорее, она только начиналась. А бой за крепостными стенами шел еще некоторое время. Это Вулич с казаками, прикрывая наше возвращение, отступал в крепость с остатками своей полусотни, довольно сильно потрепанной ружейным огнем и кавалерийскими наскоками горцев из засад во время вылазки. К счастью, сам серб не пострадал, хотя и был весь в крови, когда вернулся. Впрочем, то была лишь кровь врагов.

Когда ночная тьма опустила свой траурный покров на горы, все уже было кончено. Выстрелы, взрывы и боевые кличи сменились зловещей тишиной. И лишь стоны раненых, доносящиеся из приземистого глинобитного здания лазарета, где, штопая тела, орудовал фельдшер, напоминали о недавнем вечернем сражении. К счастью, боевая операция по нейтрализации вражеской артиллерии завершилась нашей победой.

А это означало, что спеси у горцев поубавится хотя бы на какое-то время. Быстро они такие потери не восполнят. Какие бы английские и турецкие шпионы ни управляли действиями супостатов, а по горным тропам не подвезти им быстро новые пушки из Батума, до которого отсюда было достаточно далеко. Потому у всех защитников крепости сделалось на душе немного полегче.

После боя я прошел в свои комнаты на склоне горы за цитаделью, чтобы привести себя в порядок, умывшись и переодевшись с помощью денщика. Едва, стараниями Ивана, я снова приобрел более или менее аккуратный вид, отмывшись от сажи и брызг вражеской крови, как явился Вулич. Он тоже был умытым и переодетым в чистое, но его лицо, обычно жесткое и насмешливое, сейчас выглядело усталым. Ему тяжело пришлось. Ведь это была его первая атака после ранения и плена.

— Ну что, Печорин, — усмехнулся он, — доволен собой? Четыре вражеские пушки на воздух — это не шутка! За такое тебе положен орден!

— Без твоей кавалерийской атаки мы бы не справились, — заметил я.

Серб пожал плечами и опустился на табурет, проговорив:

— У меня все прошло не так легко. Потери есть. Шесть убитых, двенадцать раненых. Горцы дрались отчаянно.

— А у нас четверо убитых и столько же раненых, — вздохнул я. — Но дело того стоило.

Вулич кивнул:

— Разумеется. Только боюсь, что, если осада затянется, горцам англичане с турками привезут новые орудия. И они не успокоятся. Какую-нибудь гадость обязательно придумают. Или найдут предателя среди наших. Для южан осада — это не только стрельба и штурмы. Это еще и шепотки в темноте, интриги и деньги, подсунутые в алчные руки иуд, которые открывают ворота. Сколько крепостей пало именно так! Я знаю, потому что и сам тоже южанин.

Он замолчал, но его слова повисли в воздухе, как дым после выстрела.