Новая способность открыла передо мной огромные возможности. Теперь я могу не только лечить магические заболевания или изменять структуру каналов маны. На этом моя сила не ограничивается. Я также способен видеть, кто и как влиял на эти самые каналы.
Можно сказать, что мне удалось обрести мастерство читать прошлое по магическим путям человека.
И теперь я вижу, как на самом деле заболел мой брат. Всё же из всех моих теорий подтвердилась только одна. И виной всему не генетическая поломка. Не магическое заболевание как таковое.
Кирилла прокляли. И сделал это наш дальний родственник. Николай Антонович Ушаков.
Выходит, с этого ублюдка всё и началось. Узнаю его почерк. Вот только повреждения костного мозга он нанёс Кириллу не своими силами. Ушаков использовал один из своих артефактов. Странная магия… Не могу даже сходу понять, к какой ветви она относится. Ни с чем подобным мне пока что сталкиваться не приходилось.
Как же долго я возился со всеми этими дворянскими семьями… Отбивался от гильдии убийц, раскрывал заговоры. Даже брата императора отправил за решётку.
А по итогу оказалось, что главный враг всё это время был рядом. Притворялся добрым дядюшкой. Другом и наставником. Правда, до сих пор непонятно, зачем он вообще всё это творит. То, что он хочет украсть мои силы, я уже понял. Но зачем нужно было проклинать Кирилла? Чем ему мог помешать мальчишка? Ему тогда даже десяти лет не было, если я не ошибаюсь. Это что же получается? Ушаков уже давно вредил семье Булгаковых?
Но чем он руководствовался? Что ж, ответ на этот вопрос я выбью из него лично. Остаётся только найти этого уродца. Хотя, уверен, он сам вскоре попытается меня найти. И тогда я навсегда лишу его магической силы. Переломаю все его артефакты. И он останется ни с чем.
В такое моменты мне даже становится немного жаль, что Аристарх Биркин теперь в психушке. Своего так называемого дядю я бы с радостью отправил в его дознавательский корпус.
Но к счастью, эпоха Биркина миновала. Теперь в допросной работают адекватные дознаватели. Те, кто умеет доставать из людей правду, не причиняя при этом слишком много боли.
— Паш, а что… Что происходит? — Кирилл всё же не удержался и открыл глаза. — Как-то легче стало. Будто воздух в лёгкие лучше пошёл. Ты всё-таки придумал, как отсрочить мою гибель? План сработал?
— Нет, Кирилл. Не отсрочить, — улыбнулся я. — Заболевания больше нет. Я его уничтожил. Навсегда. Больше оно к тебе не вернётся. А если вдруг человек, который его создал, снова попытается тебя проклясть, мне не составит труда избавиться от этой дряни ещё раз. Я ведь дал тебе обещание, помнишь? Ещё тогда — в трущобах. Я был слаб, ещё не восстановился после ранения шеи. Страдал от амнезии. Не мог вспомнить даже о том, что в этом мире существует магия.
Больно было вспоминать, как тяжело нам дался этот период. Мы оба страдали. Но сразу после попадания Кирилл помог мне. А затем я взял всё в свои руки. И, наконец, добился своей главной цели.
— Так всё правда позади? — выдохнул Кирилл. — Паш, ты правда справился?
Он не мог поверить своим ушам. Но мальчику уже стало легче.
— А ты прислушайся к своим ощущениям, — посоветовал я. — Уверен, того дискомфорта, который ты испытывал последние дни, больше нет. Слабость ещё останется на некоторое время. Но она пройдёт. Теперь твои лекарства — это хорошая еда, сон и свежий воздух. Теперь, Кирилл, ты уже не выздоравливаешь, а просто набираешь силы.
Он наконец-то сможет жить как нормальный подросток. Будет ходить в школу без пропусков, найдёт друзей, подерётся, влюбится. Последние годы были для него сущим кошмаром. Но он сохранил стойкость.
Я очень рад, что успел спасти его.
Странно… Почему-то именно сейчас в моей голове всплыли слова отца моего предшественника. Слова Андрея Булгакова.
Он тоже пытался найти способ вылечить сына, но очень быстро отчаялся. Помню, как он рассказывал бывшему Павлу, что Кирилл, если и выживет, остаток жизни проведёт в постели или в инвалидной коляске.
Хороший настрой, отец. Ничего не скажешь. У семьи Булгаковых были связи за границей. Кирилла могли запросто вылечить иностранные маги. Но почему-то Андрею Булгакову борьба с императором была важнее, чем собственный ребёнок.
Удивительно, как освежились мои воспоминания. Наверное, это как-то связано с обретённой мной силой. Я будто сам лично присутствовал там — в прошлом. Но в те времена в этом мире меня ещё не было.
Что ж, но эта сила всё равно здорово мне поможет. Теперь я могу искать ответы в прошлом. Забираться в память людей и в память магических каналов с помощью запретной магии, которую открыла мне Чаша очищения.
Эх, хотелось бы мне поделиться полученными знаниями со своим учителем. Но им я займусь завтра. Пока что я ещё числюсь на больничном. Однако мне всё равно придётся найти способ пройти в клинику и навестить Валерия Николаевича Бражникова. Возможно, с новыми способностями мне удастся вытащить его из комы.
Кирилл посреди ночи рванул собирать рюкзак и готовиться к предстоящим занятиям, но я всё же запретил ему высовываться из наших покоев. Рано ещё. Не восстановился. Смертельного заболевания больше нет, но ослабевший организм может запросто довести мальчика до обморока.
Сам я на следующее утро всё же оставил свои покои и направился в императорскую клинику. Надо сегодня обязательно заглянуть в канцелярию. Сотрудники Михаила Романова должны выдать мне новые документы, в соответствии с которыми я теперь буду носить новый титул.
— Стойте-стойте! — вход в здание клиники преградил Евгений Кириллович Гаврилов. — Павел Андреевич, вы куда⁈ Вы же сами настаивали, что вам требуется больничный.
— Да, но мне нужно в срочном порядке посетить одного пациента, — ответил я. — Господина Бражникова. Помните такого? Он несколько месяцев назад проводил проверку в нашей клинике. Сейчас он лежит в гастроэнтерологическом отделении. Я обязан снова его осмотреть.
— Господин Булгаков, при всём уважении, — напрягся Гаврилов. — Но у вас же вирус! Куда вы сейчас пойдёте?
— Во-первых, вирус магический. И он больше никому не передаётся. Я уже в этом убедился, — озвучил свою легенду я. — Во-вторых, я его уже излечил. Остались только незначительные симптомы. Слабость, сонливость. Ну, вы понимаете. Астенический синдром.
— Даже если так! Если вас заметит кто-то из руководства…
— Вы и есть руководство. Или уже забыли? — улыбнулся я.
— Павел Андреевич, вы прекрасно понимаете, о ком я говорю. Про главного лекаря и его заместителей, — прошептал Гаврилов. — Я-то что? Обычный заведующий!
— Ну, если не хотите идти мне навстречу, давайте поступим иначе, — вздохнул я. — Переоформим мой больничный. Я обязан попасть в гастроэнтерологию любой ценой, Евгений Кириллович. И вы меня не остановите.
Какой же он всё-таки упёртый! Нет, это здорово, хороший специалист и должен быть таким. Никаких претензий к Гаврилову у меня нет. Но я всё равно должен попасть в клинику. Хочет он того или нет.
А моё последнее предложение гарантированно вызовет у него шок. Ведь переоформление больничного…
— Да вы с ума, что ли, сошли⁈ Господин Булгаков, это же такой, простите за выражение, геморрой! — запаниковал Евгений Кириллович.
Да! Вот именно!
Такого эффекта я и ждал. Переоформление больничного листа — это жуткий геморрой. Словами не описать, какие круги ада нужно пройти врачу, чтобы довести до ума этот процесс.
Помню, ко мне часто обращались пациенты, которым я выдавал больничный лист, к примеру, на пять или семь дней, а затем они начинали доказывать, что им уже стало лучше и пора бы выписываться раньше времени.
И многие даже жалобы на меня писали! Смешно. Вот только, как правило, пациентам никто не объясняет, как на самом деле устроены все эти законы, по которым работает здравоохранение.
Да и я, если честно, могу понять больных людей. Мне всегда эта система казалась слишком уж сложной. Чрезмерно. Серьёзно! Я — врач. Я выдал больничный человеку на неделю. Кто мог предсказать, что он вылечится быстрее? Никто. У каждого организм работает индивидуально. И если человек хочет выписаться раньше, а я не вижу противопоказаний к выписке, с какой же стати я должен засиживаться допоздна, чтобы оформить все бумаги?
Чушь полнейшая. А всё почему? Всё потому, что речь идёт не о здоровье, а о деньгах. Нужно доказывать своим заведующим, страховой компании, работодателю какие-то святые истины, которые на самом деле никого из них касаться не должны.
Но бывают и полностью противоположные ситуации. Когда врач считает, что пациенту нужно пробыть на больничном более пятнадцати дней. И там тоже начинается хождение по мукам… Пациенты об этом, как правило, ничего не знают.
Зато врач переживает сущий кошмар. Потому что продлить больничный свыше пятнадцати дней единолично он не может. В документах обязательно должна быть подпись председателя врачебной комиссии. А этот председатель очень зависим от круговорота денег, проверяющих и страховой. И потому он проверяет каждую букву в истории болезни.
И если что-то ему не понравится, возникает ситуация, когда нужно звонить пациенту и сообщать: «Простите, пожалуйста. Я принял решение продлить больничный, но мне не разрешили это сделать. Завтра вам на работу. Здоровьям вам!»
Когда я был ещё совсем неопытным терапевтом, мне было жутко тошно от этих правил. Даже побаивался моментов, когда у меня появлялся пациент с больничным свыше пятнадцати дней.
А вдруг заведующий поругает?
Чушь.
Потом научился ставить на место всех этих бюрократов. А что остаётся делать? Они превратили своими бумагами врачей в обслугу, а их мнение — в пустой звук. В итоге от этого страдают и больные, и медики.
На каждый шаг нужно требовать разрешение. Из-за этого, между прочим, многие терапевты, независимо от опыта и возраста, стремятся закрыть больничный лист как можно скорее. Чтобы ни в коем случае не пересечься с председателем врачебной комиссии.
В итоге больничный лист продлевают только онкологическим больным и тяжёлым пациентам, которые вот-вот станут инвалидами.
Разве это правильно? Разве это соответствует законам? Нет.
Поэтому нужно уметь отстаивать своё мнение и свои права. И пациентам, и врачам первичного звена. Иначе страдать будут все.
— Господин Булгаков, вы чего это замолчали? — Гаврилов помахал рукой перед моим лицом.
— Простите, вспомнил кое-какие проблемы, — очухался я.
Вот это да… Даже мои настоящие воспоминания начали всплывать с новой силой. Похоже, я научился закапываться в самую глубь информации, что таится в моей голове.
Ну, что я могу сказать? Если эта сила сохранится, деменция и болезнь Альцгеймера мне точно не страшны!
— Евгений Кириллович, так вы будете переписывать мой больничный лист или нет? — вновь настоял я.
— Всё, Булгаков, замучили уже! — махнул рукой он. — Заходите в клинику. Под мою ответственность. Не хочу больше с вами спорить. Отдыхайте ещё два дня, делайте что хотите. Только ради всего святого, не попадайтесь на глаза господину Кустову.
А Кустов — это председатель врачебной комиссии. Вот он-то как раз может подпортить жизнь Евгению Кирилловичу.
Но я своего бывшего наставника подставлять не стану. Зачем мне это?
— Спасибо, господин Гаврилов, — кивнул я. — Не беспокойтесь, я вас не подведу.
— Очень на это надеюсь, — поёжился он. — Хотя вы ведь меня никогда не подводили. Значит, и переживать мне не о чем.
— Вот именно, — я не удержался и похлопал коллегу по плечу. Такой жест у дворян не принят, но я всё же решил последовать своему желанию.
Что-то во мне изменилось, зараза… Будто снова все воспоминания перемешались. Даже привычки старые вылезли. Надо лучше себя контролировать. А то ещё начну с дворянами на «ты» разговаривать.
Я прошёл в соседний корпус. Старался избегать всех своих коллег. Но никто особо не обращал на меня внимания. Белый халат, знакомое лицо. Нет смысла бить тревогу.
В палату Бражникова я пробрался без разрешения. Чего толку лишний раз беспокоить гастроэнтеролога?
Валерий Николаевич всё ещё был без сознания. Как я и ожидал, ему подключили капельницу через катетер. Как раз в этот момент мой учитель ел. Если, конечно, этот процесс вообще можно назвать питанием!
— Скоро ваши мучения закончатся, господин Бражников. В хорошем смысле этого слова, — прошептал я. — Сейчас я выясню, что с вами натворил этот подонок.
Я присел рядом с учителем, воспользовался своими новыми силами, погрузился в самую глубь его организма. Но исправить повреждения мне не удалось.
Точнее, восстановить большую часть кишечника я всё же смог. Потратил кучу маны, но добился своего. Однако вернуть магию моему старому другу не вышло.
Как только я попытался понять, что случилось с его магическими каналами, меня окутал холод. Непередаваемое чувство, вызывающее дрожь во всём теле.
Нет, это не страх. Просто моё тело само решило, как себя вести. Все мышцы начали импульсивно сокращаться. Так обычно себя ведёт человек, который длительное время провёл в условиях низких температур.
Да что же это такое? Чем его ударил Ушаков? Эта сила…
Я даже не успел додумать свою мысль, а моё сознание схлопнулось. Меня утянуло куда-то в глубь собственного магического центра. В темноту.
— Здравствуй, Павел, — передо мной появился силуэт Валерия Николаевича.
— Ох, только не это… — вздохнул я. — Опять подсознание играет со мной злую шутку?
В прошлый раз мои глубинные мысли приняли облик учителя. Поэтому я начал сомневаться, действительно ли передо мной стоит настоящий Бражников.
Но, как оказалось, сомневался я зря.
— Нет, Павел. Это я. Чем тебе ещё доказать? Достал бы я из пустоты бутылку водки, но к моему сожалению, у тебя в теле нет ни грамма спирта, — поморщился учитель.
Чёрт меня подери, да это же реально он! Выходит, я смог связать наши сознания через магические каналы.
— Вы ведь уже в курсе, да? — аккуратно спросил я. — Вас очень сильно потрепало.
— В курсе, Павел, — он улыбнулся, но я заметил в его глазах грусть. — Магии у меня больше нет. Я, считай, мёртв. Ты ведь понял, что сотворил со мной Ушаков? Нет… Вряд ли ты мог это понять. Ты не знаешь. Твоё поколение не застало те времена…
— О чём вы говорите? — спросил я.
— Некроманты. Тёмная магия. Так называемая некротика. Главный враг любого лекаря, — пожал плечами Бражников. — Она всему виной. Из-за неё я потерял свои силы.
— Некромантия? — удивился я. — Но ведь, если история не врёт, всех некромантов уже давным-давно истребили.
— Это правда. Но их артефакты остались. И, кажется, именно им меня и шарахнули. Чёрт бы подрал твоего дядю проклятого! — выругался Бражников. — Павел, если ты собираешься снова встретиться с ним, советую тебе действовать предельно аккуратно. Он и тебя может лишить сил. Не знаю, как в его руки попал этот предмет, но Ушаков может убить тебя без зазрений совести. Если, конечно, ты не отдашь ему свою силу добровольно.
— Он не добьётся своего. Я найду способ с ним разобраться. Чувствую, что именно он является причиной всех моих проблем, — сказал я. — Это он проклял моего брата, Валерий Николаевич. И он за это поплатится. Более того, я обязательно найду способ вернуть вам лекарскую магию. Вы ведь без неё…
— Умру, — закончил за меня Бражников. — Это правда. Но, Павел, если у тебя не получится, я не буду тебя винить. Ты уже успел меня превзойти. Тем более… Можешь мне не верить, но я смог связаться со своим учеником.
— С Александром Кацуровым? — от этого откровения у меня аж сердце пропустило несколько ударов. — Хотите сказать, что вам каким-то образом удалось… связаться с загробным миром?
— Нет его в загробном мире, Павел. Он жив. Просто мой, так сказать, покойный ученик переместился в совсем другое место. Он жив, — Бражников улыбнулся. На его глазах выступили слёзы. — И что самое главное, Паша, Кацуров попросил передать тебе одно послание…