Презренный металл

9. Два раза не умирать

Мне всегда нравилось, как начальники видят картину мира. Вот он такой важный дяденька посмотрел в окно, почесал в затылке, родил очень мудрую мысль и, ничтоже сумняшеся, потребовал от подчинённых незамедлительно её претворить в жизнь. Возможно, невозможно, трудно, легко — его не волнует. Потому что он выдал поистине гениальную идею. Так что хочешь, не хочешь, расшибись, но сделай. Начальник сказал — на собаку хорёк, значит хорёк.

— Пётр Алексеевич, Сашко возглавляет этническую преступную группировку, — сказал я. — А в этническую мафию иноплеменникам вход заказан. Вы же это знаете. Как я к нему вотрусь в доверие? Это вообще из области даже не фантастики, а волшебных сказок. Вы его вообще-то видели, Пустового этого?

— Послушай, ты не горячись. Понятно, что с тебя взятки гладки. Ты ещё дитя неразумное. Но! Если судить по амбициям Пустового, он сейчас будет привлекать очень много чужаков, потому что силами своих ребят, тем более их мы хорошенько проредили не так давно, он ничего не добьётся.

— Кинет клич, — пожал я плечами, — со всей Руси-матушки к нему приедут помощники.

— Нет, это не так просто. Они все там на своих местах. Кто-то приедет, конечно. Ну только, что он без доверия тут будет делать? Но это вообще третий вопрос, это мы сейчас с тобой решать не будем. Просто спокойно, как бы без нажима, без демонстрации интереса, ничего не выпытывая, ничего не выспрашивая, продолжай дружбу с Князем. У него сейчас позиция выправляется, теперь с него подозрения вроде как сняты. Вот, а ты рядом с ним. Продолжай. Ты меня понимаешь?

— Эх, Пётр Алексеевич… Как сказал Иван Васильевич Грозный, как тебя понять-то, если ты не говоришь ничего?

Я усмехнулся.

— Так… — возмутился он. — Не наглей. Не наглей, Краснов!

— Проблема в том, что положение Князя остаётся очень непрочным, шатким, — заметил я. — Да, его приблизили, но на нём лежит тень провала предыдущей операции. И, я думаю, ещё много лет ему будут её припоминать. Но главное даже не в этом. Главное в том, что этот самый Сашко Пустовой — просто охеревший тип.

— Я же тебе про это и говорю.

— Но он уже вышел на меня!

— Когда⁈ — изумился и рассердился Пётр. — И чё ты молчал⁈ В следующем году мне собирался рассказать?

— Так вот, мы и встретились, чтоб я вам рассказал.

— Ну, ё-моё! Ну, Серёжа! Второгодка твою мать! Давай, выкладывай! Чё ты сиськи-то мнёшь?

Романов разозлился. Я подробно рассказал о нашей встрече с Сашко и о том, что последовало за ней.

— Вы поймите, — объяснял я. — Вся эта возня происходит прежде всего от того, что мне нет веры. Прошлый гешефт стал им поперёк горла, как кость. Им надо закрыть эту боль. Надо на кого-то повесить вину. Например, на меня.

— Ну, — покачал головой Петя, — на тебя это несерьёзно. Я думаю, он понимает.

— Может, и несерьёзно, Пётр Алексеевич… Я же и говорю, может, и несерьёзно. Но вы ж поймите психологию преступного сообщества и его руководителя. Нельзя просто так оставить вопрос нерешённым. Нужно подвести итог, найти виновного, осуществить жертвоприношение. А я жертвой на алтаре цыганской гордыни быть не хочу.

Романов выдал загогулистую матерную тираду, многоэтажную, красивую и крепкую, как солёный штормовой ветер.

— Эхе-хе-хе-хе-хе… — вздохнул он, хорошенько всё обдумав и проглотив пару глотков кофе. — Как бы то ни было, надо, Серёжа, проникать. У нас ещё есть пути помимо тебя. Но с учётом прошлого опыта ты пока что ближе всех оказался. Ты понимаешь?

— Чудеса на виражах, — усмехнулся я.

— Я, разумеется, постараюсь это дело поправить, чтобы не вешать всё на школьника, тем более добровольца.

— Вот именно.

— Так никто же и не спорит, что ты молодец, — покачал он головой. — Ты держишься отлично, прям красавчик. Другой бы на твоём месте раскис, а ты вон чего вытворяешь… Да… Но, Серый… Проникать надо. Так что сожми зубы, и давай вперёд. На Карфаген! Карфаген должен быть разрушен. Не забывай.

— Зашибись! — покачал я головой.

— Разве не сам ты хотел именно этого? — Я тебе скажу, очень мало кто из наших коллег-полицейских начинал карьеру с такой активной жизненной позиции, как ты. Очень мало. И я ещё добавлю, что это залог огромных успехов в будущем.

— Спасибо за красивую наживку, — кисло улыбнулся я.

— Это никакая не наживка, я тебе говорю от чистого сердца.

— Я понял. Но, Пётр Алексеевич, дайте мне тогда что-нибудь.

— Что? — удивлённо спросил он.

— То, что я мог бы принести в дар Сашко Пустовому. Дать ему трофей какой-то. Жертву на алтарь его славы. Но, как бы там ни сложилось, я сразу говорю, бегунком работать не буду.

— А если нужно для дела?

— Для какого дела, Пётр Алексеевич? Бегать делать закладки я не стану, людей травить. Да это меня и не приблизит к боссу. Наоборот, бегунки… их никто в глаза не знает, расходный материал. О чём вы говорите вообще? Если мы хотим, чтобы я, находясь рядом с Князем, иногда оказывался в орбите Пустового, дайте мне что-нибудь. Дайте!

— Ладно, Серёга, я подумаю. Слушай, а ты не сильно ему засандалил, Князю этому?

— Не сильно. Пару молочных зубов выбил.

— Каких молочных?

— Да шучу, ничего я ему не выбил. Губу расквасил и всё. Он хоть маленько соображать начал. Козлина тот ещё.

— Ладно, всё, — глянул он на часы. — Давай, я тебя услышал. Будем на связи. Ты сейчас поаккуратней. И давай контакт, Сергей. Мне нужен любой контакт.

— Отлично, — кивнул я. — Вы прям как парторг. Умри, да сделай.

— Умирать не надо, — немного отстранённо ответил он, доставая телефон и проверяя сообщения.

— И на том спасибо.

Закончив разговор с Петей, я позвонил Кукуше.

— Приветик, дядя Слава! Как жизнь?

— Нормалёк, Серёга. Работаем, пивасик продаём разомлевшим гражданам. Всё путём. Копеечку зарабатываем. А у тебя как?

— Тоже норм, — усмехнулся я. — В рамках возможного. Расскажу при встрече. Предлагаю смотаться в деревню Аникеевку в Новосибирской области, прогуляться. На день или два.

— Зачем? — удивлённо спросил Кукуша.

— Зачем? — переспросил я. — Так… Людей посмотреть, себя показать. Сможешь завтра или послезавтра?

— Ну… — протянул он, — да, конечно… думаю, можно. А с собой что брать?

— Ничего особенного брать не будем. Возьмём бутерброды, термос с чаем и поедем. А ещё обычный набор инструментов. На всякий случай. Случай, как известно, разный бывает.

— Понял, — не особо радостно ответил Кукуша и покашлял.

Закончив с ним, я двинулся домой.

Проехал вдоль дома до угла, свернул на тупиковую боковую улочку, а с неё уже вырулил во двор. С дальней стороны. Потому что ключа от шлагбаума у меня так и не было. Я остановился, закрыл машину и двинул к подъезду. Там стоял Соломка.

— Здорово, Серёжка, здорово, — кивнул он.

— Как дела?

— Всё носишься где-то, носишься.

— Ношусь, дядя Лёня. Волка ноги кормят. Сам понимаешь.

— Ну да, да. Понимаю, понимаю. Тут это…

— Чего?

— Да цыгане приезжали.

— Цыгане? Вчерашние?

— Так нет, выкормыша твоего не было с ними. Получил по зубам и успокоился, походу. А эти другие. Приехали, значит, на окна посмотрели, постояли, полопотали чего-то там и… уехали.

— А чё лопотали-то не слышал?

— Нет, не слышал. Да они на своём, разве ж я пойму? Но только… по всему видать, замышляют чего-то. Видать. Ты бы с ними того… поосторожнее. Поберегся бы. У них-то дело в шляпе. В шляпе. Чих-пых, и концов не найдёшь.

— Ну да, — хмуро кивнул я. — Ничего не спрашивали?

— Нет, я-то из окна смотрел.

— Ну, может, у других соседей?

— Нет, — помотал он головой, — и у других не спрашивали.

— А в дверь звонили?

— В дверь звонили. Звонили.

— Понятно. Ну, благодарю за информацию.

— Да пожалуйста, пожа… — прервался он и кивнул в сторону. — Так вон они! Лада-седан. Баклажан…

Я обернулся и в дальнем конце двора, откуда только что подъехал сам, увидел, медленно двигающуюся старую «девятку». Цвет у неё действительно был фиолетовый.

— Одна машина была? — прищурился я.

— Одна, одна.

Недолго думая, я кинулся к своему «Ларгусу». Сейчас вести переговоры и общаться с этими парнями у меня не было никакого желания и резона. Позиция пока у меня была не особо выигрышной, а в переговоры я предпочитал вступать, имея хотя бы один козырь на руках.

Запрыгнул, завёлся. Движок сработал, как часики, схватил с пол-оборота. И мой внутренний мотор тоже. Адреналин попёр, как бензин по бензопроводу. Я ударил по газам, пролетел мимо шлагбаума, понёсся вдоль двора в противоположную от незваных гостей сторону, повернул налево, проскочил мимо так и не начавшейся стройки и, газанув как можно сильнее, рванул дальше, снова налево, а там по прямой в сторону выезда, туда, откуда въехала «девятка». По кругу.

Она за это время уже проехала полкруга и отставала от меня на те же полкруга. Получалось, что мы мчимся по кольцу.

Проскочив мимо стройки, я оказался за зарослями кустарника, который, несмотря на то что давно облетел, разросся настолько плотно, что видеть сквозь него было нельзя. То есть я исчез за кустами. И последнее, что видели мои преследователи, это то, как я мчался на выезд из двора.

Опыт, как мы помним, сын ошибок трудных, а гений — парадоксов друг. Однажды, причём не так давно, я уже гонял по этому треку. Тогда я был штурманом, а за рулём сидел Кукуша. Мы уходили от патруля. И теперь я точно знал, куда можно, куда нельзя.

Я пошёл по проторенному маршруту. Резко свернул направо, выскакивая на тротуар между двумя домами, на узкую дорожку, которая, к счастью, сейчас была подморожена, и машина не оставляла следов протектора в грязи. Прошмыгнув между домами, я крутанул налево и понёсся двумя колёсами по тропинке, а двумя другими — по крупному гравию.

Всё было точно так же, как в прошлый раз, только сейчас стоял ясный день. В общем, я выскочил на эту тропинку и понёсся под самыми окнами дома, едва не шаркая зеркалом по стене дома и наводя ужас и вселяя недоумение в жильцов.

Промчав мимо дома, рванул направо и, как и тогда, нырнув под арку из газовой магистрали, оказался в узком проезде. Собственно, это был не проезд, а проход для пешеходов между двумя детскими садами. Если бы я сейчас остановился и открыл дверь, она бы упёрлась в прутья забора. И совсем не факт, что я смог бы выскользнуть в узкую щель. Так что если бы сейчас попался навстречу пешеход, разойтись нам было бы нереально. Ему пришлось бы очень высоко подпрыгнуть, потому что тормозить я не собирался.

Я бросил взгляд в зеркало. Именно в этот момент тёмно-лиловая девятка преследователей вырвалась из двора и рванула в сторону бульвара, то есть в противоположную от меня, по дороге, которая была как бы продолжением этого узкого прохода.

Давайте, гаврики, давайте, мысленно пожелал я им хорошего пути, и они тут же резко затормозили. Сука! Заметили, собаки!

Я прибавил. Просто так с дороги сюда они попасть не могли, там был высоченный бордюр, а за ним огромные булыжники. Специально, чтоб никто не ездил. Преследователям пришлось бы объезжать, а значит, снова нырять во двор, делать новый круг и выезжать по моим следам, а потом гадать, куда я делся после этого проезда…

Шансов у них оставалось значительно меньше, чем в самом начале. Вылетев в сквер и всполошив мамочек с колясками, я дёрнул в сторону автомойки, но заезжать не стал. Там бы меня легко накрыли. Я пропёр мимо банка, вылетел на Дзержинского, а оттуда, не сбавляя темпа, помчал в сторону Кузнецкого проспекта, а там — на мост. Сердце молотило на повышенных, работая в унисон с мотором машины.

Эх, тренировка сегодня, похоже, накрывалась медным тазом. Просвистев мимо спортзала, я выскочил на мост, свернул направо и пошёл на Черновку. Преследователей не было. Похоже, они выбрали другой маршрут. Ну что ж, это было бы неплохо. Значит, немного времени я выиграл.

Я подъехал к дому Розы, открыл ворота, загнал машину во двор. Решил, что ночевать сегодня буду здесь. Дом мне ещё не принадлежал, ещё нужно было ждать дофига. По закону только через полгода он мог стать моим официально, но ключи уже были у меня.

В доме царила безжизненная пустота. Время после ухода Розы, похоже, не сдвинулось ни на секунду. Было чувство, что оно замерло. Нет хозяйки, нет времени, нет ничего. Было холодно, промозгло. Пахло копотью. Повсюду лежал толстый слой пыли. Здесь поселился тлен.

— Ну что же, — громко сказал я. — Придётся запустить время. Время не может стоять на месте.

На сердце было тревожно. Эта погоня была совсем некстати. Похоже Сашко закусил, а это значит, наладить отношения будет не так легко, как это представлял себе Петя… Оказавшись здесь, в этом опустевшем и умирающем доме, спокойнее я не стал…

Подошёл к печке, открыл закопчённую чугунную дверку. Внутри всё было чисто. До болезни Роза не топила, погода стояла ещё тёплая. Я взял из стопки на полу старую газету, развернул, скомкал, засунул в топку. Положил сверху несколько щепок. Чиркнул спичкой. Она зажглась только с третьего раза. Газета схватилась, тая в быстро вспыхнувшем пламени, начала обжигать щепки. Те споро затрещали. Я добавил щепок потолще, а когда пламя начало крепнуть, бросил сверху пару небольших полешек. Печь задымила, пуская в комнату сизые угарные клубы дыма. Я подошёл к окну, из которого когда-то выпрыгивал в сад вместе с Кукушей. Отркрыл, впустил свежий воздух.

— Ничего, — сказал я вслух, — Протопим.

Я достал телефон. Сначала позвонил Пете, потом сообщил Чердынцеву, что нахожусь в Черновке. Поговорив с ними, снова вернулся к печке, ещё какое-то время занимался растопкой, усмиряя строптивицу. А когда дрова весело затрещали и огонь загудел в печи, бросил в топку совок угля, прикрыл окно и хотел протереть пыль, но показалось, что с улицы доносятся странные звуки.

Приоткрыл окно, выходящее на ворота. Точно. В калитку колотили.

Вряд ли меня кто-то мог выследить. Но решил быть осмотрительным. Параноить, так параноить. Я открыл створки окна, через которые мы когда-то убегали с Кукушей, выпрыгнул, прошёл по тому же маршруту, чтобы меня не было видно от калитки в щель между досок, и подобрался поближе. Из-за бани выглянул, подтянувшись на забор.

Перед калиткой стояли дед с бабкой. Дед стучал.

— Вам чего? — крикнул я.

— Открывай давай, — сердито бросил дед. — А ну, быстро, а то сейчас полицию вызовем.

Смотри какой серьёзный. Полицию нам сейчас точно не надо было. Я подошёл, отодвинул щеколду, открыл калитку. Впустил их во двор.

— Здрасьте, — кивнул я, разглядывая пожилых мужчину и женщину.

Им было около восьмидесяти.

— Ты кто такой? — хмуро спросил дед.

— Я Сергей. А вы кто?

— Ты кто такой Сергей, что здесь шастаешь?

— Так я наследник Розы Каримовны.

— Что-то мы тебя раньше не видали… — подозрительно прищурилась бабуля. — Откуда ты взялся наследник?

— Дальний родственник. Последнее время мы с тётей Розой часто общались, — кивнул я.

— Странно, — глядя всё ещё с недоверием, покачала головой старушка. — И что, ты здесь жить будешь?

— Нет, пока жить не могу, — пожал я плечами. — В наследство вступлю только через полгода.

— А чего тогда пришёл? — спросил дед.

— Да вот, пришёл печку протопить чтобы сырость не разводить. Дом холодный. Осень, дождливо, слякотно, всё такое. Ну пройдите посмотрите если хотите.

— Пойдём, — кивнул дед и, отодвинув меня в сторону, двинул к дому.

— Да вы не разувайтесь, не разувайтесь, — воскликнул я, заметив что он начал пытаться снять свои здоровенные войлочные ботинки.

Они прошли, осмотрелись, покачали головами. Переглянулись.

— Ну ладно, — подобрев, сказала бабка. — Видим, что всё у тебя в порядке. Хорошо. А то дед говорит смотри дым из трубы. Я думаю, матушки свет, воры залезли. А он говорит, какие воры печку будут топить? Это что-то ещё хуже.

— Не беспокойтесь, — кивнул я. — Я точно лучше воров. Давайте познакомимся.

Мы поговорили. Узнав, что я не собираюсь продавать дом не пойми кому и вообще пока о продаже не думаю, они успокоились.

— Дед, смотри, какой мальчонка-то симпатичный, — сказала бабуля и ткнула локтем своего супруга.

Они ушли. Я закрыл окно. Стало ощутимо теплее, но стены и мебель ещё были холодными.

Позвонил Петя, спросил как дела. Я рассказал.

— Вот суки… — огорчился он.

— У вас-то как дела? Что-нибудь порешали там?

— Порешали, порешали…

Переговорив с Романовым, я тут же перезвонил Князю и сказал, что хочу завтра утром встретиться с Сашко. Он выслушал и ответил, что даст мне знать.

Я поставил на печку чайник и принялся за уборку. Часа через два перезвонил Жан.

— Приезжай прямо сейчас ко мне, — сразу с места в карьер пустился он. — В мой дом. Помнишь, где ты был? Сашко встретится с тобой здесь.

— А чё так экстренно-то? — спросил я.— Пожар, что ли? До завтра не терпит?

— Нет, сейчас, — твёрдо ответил он. — Давай. Через сколько будешь?

— Минут через тридцать-сорок.

— А ты где сейчас?

— В городе, в городе.

— Где именно? — поинтересовался он.

— Мотаюсь, дела кое-какие решаю, — хмыкнул я.

— Ну, бросай, значит, свои дела и приезжай.

— Да я понял, понял. Говорю же, тридцать-сорок минут, и я у вас.

— Ну всё. Давай. Не прощаюсь.

Он отрубился.

Я сообщил тем, кого это касалось, о своей поездке и поехал. Открыл ворота, завёл машину, выехал, закрыл ворота. Методично, ритмично, спокойно. Только вот снова ускорившееся сердце в этот ритм вписываться не хотело. Тревожилось. И мышь с железным когтем тоже тревожилась, нагоняла тоску. Начинало смеркаться и сомнения буквально клубились в сгущающейся атмосфере.

— Ничего, — сказал я вслух. — Прорвёмся. Два раза не умирать…

Через полчаса я подъехал к воротам дворца прошлого барона. У ворот тусовалось несколько человек. Ждали меня, судя по всему. Один сразу вытащил телефон, сделал звонок. Они подошли ко мне, их было пятеро. Меня тщательно обыскали. Забрали телефоны, ключи — всё, что было в карманах.

— Давай, садись в машину, — кивнул один, показывая на девятку. Давай, чё ты стоишь? Залазь, говорю! Алёша, садись в его тачку, езжай за нами.

— Э-э, нет, — покачал я головой. — Мне нужно с Сашко поговорить.

— Нужно ему. Всем нужно.

Это была та самая лиловая девятка, что гонялась за мной сегодня во дворе. Я забрался на заднее сиденье. Сейчас важно было правильно разыграть те немногочисленные козыри, что у меня всё-таки имелись. Честно говоря, я не ожидал, что встреча будет вот такой. Ну ладно. Будем действовать по обстановке…

Мы ехали минут пятнадцать, выскочили из города, вскоре свернули на просёлок и оказались в небольшом лесу. На лужайке стоял чёрный «Прадик». Наша девятка подкатила к нему и остановилась. Подъехал и «Ларгус». Водитель заглушил мотор и вытащил ключи.

Из «Тойоты» вышел Сашко и ещё два крутых парня.

— Пойдём, — кивнул Сашко и, не дожидаясь, двинул к деревьям, раздвигая ветки.

Картина вырисовывалась до боли знакомая. Я уже видел её раньше, причём с разных сторон баррикады. Или, лучше сказать, с разных сторон ямы…

Мы зашли метров на двадцать вглубь и вышли на маленькую живописную полянку. Посреди неё торчала лопата, воткнутая в землю. Судя по тому, насколько она вошла в грунт, земля здесь была тяжёлой, глинистой.

— Копай, — кивнул Сашко и хлопнул меня по спине.

— Зачем? — пожал я плечами.

— В девяностые был такой прикол, — усмехнулся он. — Накосячившего мудака привозили в лес, вот как мы тебя сейчас и заставляли рыть себе могилу. Понимаешь?

Я кивнул.

— И он копал, копал, копал, пока не терял надежду и полностью не отчаивался, — хохотнул Сашко. — С каждым броском лопаты надежды становилось всё меньше. Копай! Хочу посмотреть, как ты обоссышься. Ты ж такой крутой, да? Посмотрим.

Он обернулся к своим людям.

— Давайте, ребята, машины поближе, — крикнул он. — Света больше, а то нихера не видно будет через десять минут. Дальний там врубите.

Действительно, сумерки делались всё гуще, всё мрачнее, всё трагичнее. Двое цыган сорвались с места и кинулись на лужайку. Девятка подкатила вплотную к деревьям, а за ней и остальные машины. Полянка превратилась в театр теней, только представление в этом театре было не для детей. Длинные чёрные тени от ветвей, как когти тянулись по сухой траве, будто хотели схватить за ноги, стволы деревьев кривились и корёжились, как старые ведьмы а вверху, в верхушках деревьев недобро нашёптывал ветер.

Один из подручных выдернул лопату и протянул мне. Я взял её, внимательно осмотрел, провёл пальцем по лезвию, пожал плечами.

— Страшно? — снова усмехнулся Сашко. — Не хочешь показать виду? Да вот только ты нихера не крутой. Вообще не крутой. И я хочу, чтобы ты это понял сам.

Он оглянулся, проверяя своих помощников.

— Давай так, — продолжил Сашко. — Если встанешь на колени и поцелуешь мой ботинок, так и быть, разрешу тебе бегунком работать. Ну как, щедрое предложение?

Я покачал головой.

— Щедрое, щедрое, — кивнул он. — Даже слишком. Впрочем, выбор у тебя есть. Бери лопату и копай.

— Тут такое дело, Сашко, — пожал я плечами, а мышь заныла и вогнала коготь в желудок. — Не по мне эта работёнка.

— Чего? — обалдел он.

— Не нравятся мне твои предложения, — твёрдо, но спокойно ответил я. — Копать я не буду. И бегунком к Князю не пойду.

— То есть ты хотел со мной встретиться, чтобы сказать вот это⁈

Глаза его вспыхнули жёлтой кипящей серой, желваки заходили ходуном, и в остром свете фар лицо стало зловещим.

— Копай… — тихо прошептал он.

— Я ведь не копщик, — покачал я головой. — Да и вообще, девяностые давно прошли, Сашко. Закончились. Другие времена.

Сашко побелел от злости и протянул руку ладонью вверх. Чувак, стоявший справа, на мгновение замешкался, но потом быстро вытащил пистолет и вложил ему в руку. Сашко театрально навёл его на меня и замер. Лицо стало сосредоточенным.

— Копай, — повторил он, и я заметил, как его указательный палец начал давить на спуск…