Презренный металл (Дмитрий Ромов) читать бесплатно онлайн полную версию книги

15. Играю роль, такую роль…

С одной стороны, появление этого Давида Георгиевича ничего хорошего не сулило. Этот достаточно мутный кент неизвестно зачем встречался со мной в горах. Типа посмотрел, достаточно ли я хорош, или что? А сейчас вот приехал проводить дознание? Типа, Торквемада на минималках… У местных парней явно наметился кризис, и, похоже, этот самый Давид выполнял роль антикризисного менеджера. Решать кризисы он, скорее всего, привык радикально. Мышь под ложечкой завозилась и царапнула когтем, а в голове пропел Боярский:

Мотор, хлопушка, выстрел, кровавая луна

На титрах выпадаю из окна выпадаю из окна

У всех кто это видел в душе родился крик,

А режиссер сказал мне напрямик

Играешь роль такую роль о в эпизоде безусловно

В эпизоде безусловно ты король…

С другой стороны, если бы местные хотели решить вопрос жёстко, то чик-чирик, всё бы сделали тихо и дело в шляпе, как говорится. Вряд ли бы стали звать Давида Георгиевича. А раз тут всё чинно, по уму, значит, скорее всего, он прибыл разбираться и делать оргвыводы. Хотя не исключено, что по результатам разбирательств могут быть приняты весьма жёсткие решения. Вот тебе и здравствуй, Серёжа. Не хочешь ли переместиться поближе к земле? Не хочу пока.

— Как живёшь, чем дышишь? — спросил Давид Георгиевич и подошёл к столу Савоськина. Чуть наклонился, взял что-то со стола, положил во внутренний карман.

— Что молчишь? — переспросил он, оборачиваясь. — Как работа?

— Работа? — хмыкнул я. — Да ничего, не жалуюсь.

— Что значит «ничего»?

— Ну, так говорят, когда одним словом не скажешь.

— Ну скажи двумя или тремя. Сколько тебе слов надо?

— Не знаю. Интересная работа. Занятость, конечно, невысокая, и в этом есть определённый плюс. Остаётся много свободного времени. Это приятно. Опять же, Руднёв выдал мне машину, что, естественно, мне тоже очень нравится. Имею свободу передвижений. То есть в этом плане всё отлично.

Я заговорил свободно, открыто и без видимой боязни. Как молодой наглец, практически. Играть так играть. Натренируюсь и пойду поступать во ВГИК.

— Ну а что не отлично?

Савося нахмурился и осторожно глянул на меня, словно боялся, что я скажу что-то лишнее, а он из-за этого получит нагоняй. Ему было очень неуютно и по взгляду его я понял, что он хотел бы оказаться подальше от этого худого Давида с опасным взглядом и заросшим подбородком.

— Ну как бы… — я внимательно посмотрел на него.

— Да давай уже, — махнул он рукой.

— А, субординацию соблюдает, — усмехнулся Давид. — Смотрите, какой правильный молодой человек. Давай, давай, тут вся субординация — это я. У меня спрашиваешь, мне рассказываешь. Как я решу, так и будет.

— Задания довольно специфические, пожалуй, — пожал я плечами. — Так что даже и не знаю, что сказать.

— И в чём специфика?

— Ну типа отдуваться за Руднёва. По крайней мере одно задание было именно таким. А что будет дальше — неизвестно. Пока опыт небольшой. Интересно, конечно, но посмотрим ещё, как будет оплачиваться вся эта канитель. Потому что про деньги со мной никто не говорил. Руднёв сказал типа «потом узнаешь» или что-то вроде этого.

— А где Руднёв? — повернулся Давид к Савоськину.

— В отпуске, — вяло кивнул тот с видом «я-то тут при чём».

— В отпуске, — покачал головой Давид Георгиевич. — Он у тебя больше отдыхает, чем работает, да? Я как ни спрошу, он всё в отпуске. У него целый год отпуск и только двадцать рабочих дней, я правильно понимаю? Отпускные-то он не забывает получить?

— Да почему, Давид Георгиевич? — ожил Савоськин. — Это не так. Работает он нормально. Ну, взял недельку, что такого? Четыре раза в год по недельке — вот вам и двадцать рабочих дней.

— Ай, все любят отдыхать, — засмеялся Давид. — Да, Сергей? А работать никто не любит. Ну давай, рассказывай, что там за специфические задания?

Ладно, рассказать можно. Давайте, Давид Георгиевич, займитесь наведением порядка. Заодно и посмотрим, чья это инициатива была такая.

— Я понял, — начал я. — Я привёз сумку с деньгами на базу. Они, похоже, там занимались криминальными делами.

— Что за база?

— За городом. Стоит в поле теремок, как говорится. Ну, не теремок, конечно, а огороженный железобетонным забором участок, включающий несколько зданий, котельные, бараки и склады. Руднёв велел отвезти туда сумку с узбекскими сумами.

— С узбекскими? — переспросил Давид и, чуть покачивая головой, повернулся к Савоськину. — Они, наверное, что-то из Узбекистана возят?

Взгляд у Давида Георгиевича был надменный и вопросительный. Савоськин сделал вид, что не замечает, опустил голову и начал листать большую записную книжку.

— И что дальше? — кивнул мне Давид.

— А дальше они там начали орать.

— На тебя?

— Ну да, на меня. Что типа Руднёв очередной раз меньше, чем договаривались, денег прислал.

— В очередной раз? Узбекские сумы?

Давид снова посмотрел на Савосю, но тот не реагировал. Давал всем видом понять, что не при делах.

— И что дальше было? — кивнул мне инквизитор. — Ты взял всех и пострелял?

— Я пострелял? Вы что, шутите? Я школьник, как я постреляю?

— Ну и что же там произошло, школьник?

— Их чувак, Алёша, начал…

— Ты его знаешь, что ли? — перебил он.

— Ну, да, знал, — подтвердил я. — Один раз пересекались. В не очень хорошей ситуации.

— В какой ситуации? Хотя ладно, потом про Алёшу расскажешь. Что там дальше было?

— Стрельба началась, Давид Георгиевич.

— Как стрельба?

— Ну вот самая настоящая. А они какие-то вообще дикие оказались. Алёша деньги по двору раскидал, будто они вообще никакой ценности не имели. На меня начал наезжать, угрожать. Сказал, кто-то должен ответить за эти дела. Подбежал чувак, который ворота охранял, который меня на территорию запускал. У него в руке был пистолет.

— Так… — нахмурился Давид, начиная видимо догадываться, что всё это задание было чистой воды подставой.

— И он начал палить, — сказал я. — Там как вышло, сначала суматоха пошла из-за этого Алёши. Он на меня конкретно наезжал. Я ответил что-то резкое. Он не стерпел заорал ещё громче. А этот сторож, или кто он там, возьми, да и шарахни из пистолета. Только я-то понял, что кирдык настаёт, и как увидел ствол, сразу пригнулся, упал на землю, а тот дурачок выстрелил. И попал в Алёшу, который стоял прямо позади меня.

— Ты шутишь сейчас?

— Нет, не шучу. Даже я понимаю, что так нельзя делать, стрелять в цель, если за целью свой человек. Но они, походу, ужаленные были. Другого объяснения нет. Короче, выстрелил и завалил Алёшу. Тот захрипел, упал. На выстрелы выскочил третий кент с калашом. И ещё там один.

— И начал палить в тебя?

— Да нет, он уже начал палить в того, который Алёшу завалил. У них, короче, пошёл настоящий кинематограф. Мотор, хлопушка, выстрел. Семеро смелых, честное слово. В общем, пока они там стреляли друг в друга, началось восстание рабов. Бомжи высадили окно и полезли наружу.

— Какие бомжи? Ты не сочиняешь?

— Они там в рабстве у Алёши этого были.

Давид снова с удивлением посмотрел на Савосю, а тот снова пожал плечами.

— Мы к этому отношения не имеем, — заявил он.

— Ну, я бомжей выпустил, — кивнул я.

— А зачем выпустил?

— Так живые же люди. К тому же этот Алёша меня самого, но не в этот раз, а месяц назад примерно, в такую же дыру привёз и затолкал. Я еле свалил в тот раз. Грузовик у них угнал и дёрнул.

— Как так вышло-то?

— Ну вот так. Был там у них один такой деятель, Харитоном звали.

— Ну ты, парень, я смотрю, любитель попадать в истории.

— Да нет, Давид Георгиевич, я в истории попадать не люблю. Но Руднёв послал, что было делать-то? Я же на работе.

— Хорошо.

— Ну вот и всё, собственно

— М-да…

Давид почесал заросший щетиной подбородок и задумался.

— Интересно, а ты Панюшкина знаешь? — спросил он, выйдя из задумчивости.

— Усы что ли? Ну знаю, как не знать.

— Откуда?

— Так он же прессовал меня. Похищал, увозил на заводик свой, документы требовал. Я так понимаю, он под Раждакйным ходит?

— А Раждайкина, откуда знаешь?

— Давид Георгиевич, вы меня удивляете. Вы как будто не из этой организации.

— Я спрашиваю, ты отвечаешь, — спокойно и безо всякого раздражения ответил он.

— Так он меня тоже прессовал, — пожал я плечами. — Он застрелил того самого Харитона, босса этого Алёши, про которого я только что рассказывал. И хотел повесить на меня это дело. А до этого ещё очень сильно расстраивался, что ему шеф, я так понимаю, Никита Антонович, не дал меня запытать до смерти. Говорят, он за свои штучки присесть может.

— А за что конкретно он может присесть, ты знаешь? — прищурился Давид.

Он спрашивал и наблюдал, в надежде, что я проколюсь или поплыву, не сумев дать верный ответ.

— Ну, так за этого Харитона, — развёл я руками, — За вьетнамца, который был, боссом Алёши. У них там вообще какая-то конченая мафия, старьёвщики, цыгане, хер поймёшь с этими бомжами. Он же хотел на меня стрелки перевести, но что-то, видать, не так пошло.

— И что пошло не так?

— Я не знаю.

— А ты видел оружие, из которого был убит этот… вьетнамец?

— Нет, откуда?

— А как он пытался тебя подставить?

— Ну блин, Давид Георгиевич! Я поймал вьетнамца… и посадил под замок. Потому что он тоже меня прессовал по указке Раждайкина. А пока я метнулся по делам, этот Раждайкин пришёл и замочил его.

— Нет, правда, удивляюсь я, — покачал головой Давид Георгиевич. — Савося, может, ты мне объяснишь что-нибудь?

— Давид Георгиевич! Вы что! Я вообще всё это впервые слышу. Я ни ухом, ни рылом об этом деле. С меня не спрашивайте. Это же Никита тут ниточки дёргал!

— Пацан, малолетка, школьник, да ещё неуспевающий, — поражённо проговорил Давид. — Вы тут ему такую мясорубку устроили, а он вас всех сделал. Как так, Серёжа? Может, тебе помогал кто?

Держись, держись Крас. Главное, не сфальшивить. Играю рооль, такую роль…

— Во-первых, — хмыкнул я, — это я раньше неуспевающим был. Там типа драма сердечная. Дурь подростковая, знаете? Бывает, гуси летят.

— То есть хочешь сказать, что у тебя гуси летели?

— Ну а как ещё назвать? Вообще не понимаю. Сейчас анализирую и понять не могу, как меня так угораздило по молодости лет. Химия. Сто процентов. Все эти гормоны, всё это созревание дурацкое, химия и отсутствие жизненного опыта. Это всё из-за Ангелины, внучки Глеба Витальевича.

Важно было не переигрывать. Держаться свободно, но натурально…

— Знаю я, кто такая Ангелина.

— Ну вот, — усмехнулся я. — Тогда вы меня понимаете.

— Нет, не понимаю, — ответил Давид.

— Да я сам себя не понимаю в том времени. Она, конечно, девушка хорошая, но чтобы прямо так… Ну ладно, это отдельная история. Я, как джентльмен, не могу о ней распространяться.

Роль простака была не такой уж простой. Но Давид Георгиевич пока никак не показывал своё отношение к моим словам и к манере подачи. Вроде как откровенный болтун. Ясно же, что дурачок-недотёпа не смог бы выскользнуть из всех этих дел. Поэтому, что он думал обо мне на самом деле, я пока не знал.

— Так, значит, ты Панюшкина знаешь? — кивнул Давид.

— Ну да, знаю.

— А где он сейчас, можешь сказать?

Сидит в деревне на свежем воздухе. Дрова колет.

— Понимаете, — усмехнулся я, — я бы не сказал, что мы приятели. Чисто пересекались когда-то. Но желанием его видеть я не горю, вы уж должны были понять. Наша встреча была не самой приятной. Он меня запихал в машину и увёз к себе на завод, чтобы застращать. Так что вообще странно, что вы ко мне такой вопрос обращаете. Мне-то откуда знать, где он может быть?

— Ну ладно, — кивнул он и повернулся к Савосе. — Мы пошли.

— Можно поинтересоваться, куда? — кивнул я.

— Да здесь, недалеко, в переговорную. Потолкуем с Никитой.

Опаньки. С Никитой толковать мне было не слишком-то интересно. Но, видать, испытание нужно было пройти полностью.

Мы вышли из кабинета.

— Всего доброго, Давид Георгиевич, — очень любезно воскликнула секретарша, но тот даже не обернулся.

В длинном коридоре, застеленном ковровой дорожкой, к нам сразу присоединились два джигита, похожие на тех абреков, что были в горном доме, только без оружия. Вернее, они просто не держали его на виду. Интересно, когда я шёл сюда, их в коридоре не было. Ну-ну.

Переговорная была на этом же этаже, совсем близко. Когда мы подошли к двери, она открылась, и из неё выскочил Нюткин, красный и взъерошенный, словно его за шкирку таскали.

— Здравствуйте, Давид Михайлович, — кивнул я ему, хотя его присутствие здесь ничего хорошего не сулило.

Он быстро глянул на Давида Георгиевича и просквозил мимо, не ответив. Надо же, два Давида, но какие разные. Вот так, Варвара, ты полная идиотка. Подставила и меня, и сама в некотором смысле тоже подставилась. Нашла с кем вести дела — с Нюткиным. Он был из тех, кто купит, продаст, снова купит и снова продаст, но уже дороже.

За двустворчатой полированной дверью находилась просторная, богато обставленная комната с иностранной мебелью. Посредине стоял длинный массивный стол, вокруг него расположились дорогие кожаные кресла. В воздухе сквозил тонкий аромат роскоши.

Во главе стола в спортивном костюме сидел Никитос. Голова его была замотана бинтом.

Увидев меня, он стиснул зубы и на скулах его задвигались желваки. Руки вцепились в край стола, пальцы побелели.

— Где Панюшкин, урод⁈ — прошипел он, глядя на меня так, будто хотел испепелить взглядом. — Где Панюшкин?

— Никита Антонович, вот Давид Георгиевич меня уже спрашивал. Я-то откуда могу знать, где ваш подчинённый?

— Сука! — прохрипел Никита.

Давид Георгиевич сел за стол, развернулся боком, подпер голову рукой и уставился на Никитоса, переводя взгляд с него на меня, будто в час досуга решил понаблюдать, как кумушки выясняют отношения.

— Дай-ка мне свой телефон, — сказал он, будто вспомнив, что хотел давно уже сделать.

— Зачем это? — нахмурился я.

— Давай-давай.

Я вынул мобилу и протянул ему.

— Включи. Введи пароль.

Я ввёл, демонстрируя полную открытость. Ну, собственно, а что бы он там нашёл? Это был мой официальный телефон, без малейших намёков на секреты. Давид взял, полистал, проверил, какие программы включены, а потом положил на стол рядом с собой.

— Где документы⁈ — рявкнул Никитос и шарахнул кулаком по столу.

— Документы? — удивлённо переспросил я и посмотрел на Давида. — У меня их давно нет.

— А где они? Что значит «давно нет»? Ты охерел? Я тебя своими руками задавлю, выпотрошу и соломой набью. Будешь стоять у меня здесь, как чучело! Ты понял, сучёнок?

Я развёл руками и снова посмотрел на Давида, но тот никак не реагировал.

— Где документы⁈

— Так я же их отдал, — пожал я плечами.

— Кому, мать твою⁈

— Да вашему Раждайкину и отдал. Причём достаточно давно. Вы шутите что ли?

— Чё ты несёшь, чмо? Говножуй малолетний! Раждайкин в СИЗО!

— Так я ещё до этого отдал. Я, честно говоря, полагал, что он на вас работает. По крайней мере, он мне говорил об этом. Задолбался, говорит, житья нет от этого Никитоса. Ну, вы извините, я чисто передаю, что он сказал. Я сразу как из Сочи вернулся встретился с ним в библиотеке и отдал, всё что было в соответствии с описью.

Никита задохнулся от гнева. Прошло несколько секунд, прежде чем он сумел справиться с собой и снова обрёл дар речи.

— Ты про какие документы мне втираешь⁈

— Да я не втираю, говорю как есть. Про те, ну, в которых вы упоминались, про которые в Сочи говорили. Которые, ну типа, сейчас вообще ничего не стоят, да? Вся та фигня из девяностых, никому теперь не интересная. Вы наверное из-за травмы забыли некоторые вещи…

Никитос вскочил и рванул ко мне, но я даже не дёрнулся, глядя ему прямо в глаза, точно так же как тогда, в погребе, прежде чем долбануть шампусиком по тыкве.

— Ты дурака не валяй! — выкрикнул Никита. — Ты в камере будешь придуриваться, понял меня? Отвечай, кто Нюткину обещал тридцать процентов РФПК до конца прошлой недели?

— Нюткину я ничего не обещал, — пожал я плечами. — Варваре Драч предлагал, да. Но с таким же успехом я могу и вам предложить контрольный пакет «Газпрома», например. Вы же понимаете, что у меня его нет.

— Зачем тогда предлагал? — удивлённо спросил Давид.

— Так блин, она меня достала конкретно, эта Варвара. «Отдай мне те документы, — говорит, — а то из школы исключу, в тюрьму посажу, родных перестреляю». Ну, те самые документы, которые я уже Раждайкину отдал. Что мне оставалось? Первое, что в голову пришло, то и брякнул. Я же слышал, что типа….

— Что ты слышал? — прищурился Давид.

— Ну, это все знают. Что РФПК хочет у неё Город-21 отжать. Вернее у Назарова, но теперь вот у неё.

— И где ты это слышал? — со скрытой угрозой в голосе поинтересовался Давид.

— Да ладно, об этом только ленивый не писал. Все телеграм–каналы на эту тему высказались, причём, по нескольку раз.

Давид поджал губы.

— Варвара хотя бы заткнулась после этого, — кивнул я. — А потом Нюткин начал подкатывать, вроде как от её имени, но по факту я понял, что он тоже поживиться хочет.

— Серьёзно? — усмехнулся Давид. — Вот ведь толстожопый олень. Ты знал, Никит? Что он тебе сказал? Нюткин этот.

— Нюткин, — хмыкнул я, — сказал, что Варвара Варварой, но в администрации есть желающие и посерьёзнее. И намекал, что с Драчихой связываться не стоит, и раз у меня есть выход на акции РФПК, он найдёт покупателя и всё с Варварой зарешает. Ну вот такое всякое. Пипец, конечно, публика. Каждый норовит друг друга поиметь. Прошу прощения за сравнение.

— А почему ж ты никому не сказал об этой проблеме? — покачал головой Давид.

— Про Нюткина что ли? А в чём проблема? Ну молотит дядя языком, не понимая, что школьники не могут торговать акциями многомиллиардных компаний, мне-то какая беда от этого? Не будет же кто-то воспринимать это всерьёз. В той же администрации. Если я такой крутой, почему такой бедный? Это ж полный бред. Да и кому я скажу-то? Савоськину всё по барабану. Никите Антоновичу? Так вы посмотрите на него. Он и со здоровой-то головой на меня бочку катил, а теперь вообще с катушек слетел. Скажи я ему что-нибудь о себе, он против меня же и использует. Зачем мне это надо?

— Врёшь, тварь! — прохрипел Никита.

— Погоди, Никит, — с удивлением глянул на него Давид. — Погоди. Продолжай, Сергей, не стесняйся, говори, что думаешь. Я специально приехал, чтобы разобраться в происходящем.

— Но я, конечно, не хочу наговаривать лишнего на Никиту Антоновича. Нам в одном городе жить, а у него мощный ресурс, но он на меня конкретно взъелся. Видать, его переклинило из-за того, что я хочу на Ангелине жениться. А типа его Мотя побоку идёт.

— Заткни пасть! — рявкнул Никитос.

Видно было, что он совершенно не в себе. Он ведь всегда был сдержан, а сейчас его просто рвало на части, будто внутри одна за другой взрывались глубинные бомбы времён Второй Мировой. И это было не из-за моих слов. Разумеется, нет. Корёжило его из-за пропавших документов. Кажется, эта напасть подкосила его больше, чем удар бутылкой по голове.

— А что ты скажешь про ограбление? — спросил меня Давид.

— Ну, смотря про какое, — пожал я плечами.

— Про ограбление Екатерины Шалаевой, матери Матвея. Оно произошло через несколько дней после вашей встречи. Зачем, кстати, ты с ней встречался?

Никита едва держался.

— Она сама попросила. Вы же понимаете, сексуального подтекста в наших отношениях не было.

Никитос заскрежетал зубами.

— Просто ей поговорить не с кем было, судя по всему. Дома, я так понял, не ладилось. Но она этих тем избегала. А я не расспрашивал, естественно.

— И о чём вы говорили?

— О сериалах, в основном. Она много кино смотрит. На самом деле, с ней достаточно интересно. Она со мной не как с ребёнком разговаривала, а… ну, как с приятелем. Интересная женщина, а я люблю интересных людей. Вот и весь ответ. А про ограбление я слышал, и знаю, что одного грабителя убили. Но с Екатериной не разговаривал с тех пор. Ей Никита Антонович запретил со мной общаться. Типа я плохо на неё влияю, наверное.

— А где ты слышал про ограбление?

— В пабликах писали. Весь город в курсе. Со всеми подробностями.

— Я уверен, что это он всё устроил, — мрачно сказал Никитос Давиду. — Вызнал всё у Кати и организовал.

Я ничего не ответил, только головой покачал. Давид посмотрел на Никитоса с каким-то сожалением, как на больного.

— Ты не ездил позавчера по Новосибирской трассе? — спросил Давид Георгиевич и чуть приподнял левую бровь.

Сердце ухнуло. Сорвалось и полетело в пропасть. Вопрос был непростой, заданный внезапно. Но отвечать надо было правильно и быстро. Влёт. Я уже открыл рот, чтобы сказать «нет», но тут гадкая мысль закопошилась в голове. Подлое сомнение… А вдруг они прошерстили все камеры и я попал в кадр? Пусть я старался не засветиться, но вдруг? Вдруг они уже видели меня на переднем сиденье Кукушиной машины?

Если совру мне конец. Если скажу правду тоже конец.

— Нет, не ездил, — моментально ответил я. — Машина весь день во дворе простояла.

— Ну, может, на другой какой-то машине?

Сука!

Играю роль такую роль

Ах в этом гриме безусловно

В этом гриме безусловно я король….

— Другой у меня пока нет, — пожал я плечами.

— Да ведь сто процентов этот хер всё замутил! Ты посмотри сам! Всё вокруг него только и крутится! Как только он появился — всё и началось!

— Вообще-то, я семнадцать лет назад появился, — пожал я плечами. — Долго же у вас всё крутится, Никита Антонович.

Давид усмехнулся.

— Ладно, — кивнул он. — Я всё, что хотел, услышал.

Я посмотрел на часы.

— Куда-то торопишься?

— Мне надо домой. Репетитор по физике придёт. Хочу позаниматься на каникулах.

— Физика — это хорошо, — подмигнул мне Давид. — Физика — это очень хорошо. Ладно. Иди пока и…

И в этот момент зазвонил телефон. Это была Грошева.

— Ответь! — кивнул дознаватель-инквизитор.

— Да я выйду, там отвечу. Или потом перезвоню.

— Ответь! — настойчиво повторил он и провёл пальцем по экрану, а потом включил громкую. — Давай.

Он протянул мне телефон.

Блин! Ё-моё! Мышь завозилась, под ложечкой заныло. Если Анька снова начнёт спрашивать про Новосиб, это будет тот ещё номер.

— Да, Ань, привет. Я скоро уже буду.

— А, ну хорошо, — сказала она. — Я просто хотела уточнить, всё ли у нас в силе, не уехал ты опять в свой…

Молчи! Аня, твою мать!

— Да, всё в силе, — перебил её я. — В пять часов, как договорились, буду дома.

— Ладно. А у тебя случайно учебника за прошлый год нету?

— По физике что ли? — уточнил я.

— Ну, мы же физикой будем заниматься.

— Нет, нету.

— Ну ладно, я поищу, у меня где-то должен быть. Надо там кое-какие моменты важные повторить.

— Ну всё, до встречи.

Пронесло. Фу-у-у… Я с облегчением забрал телефон и сунул его в карман.

— Ладно, иди физик, — кивнул Давид, внимательно на меня глядя. — Смотри, не пропадай, не уезжай никуда. Завтра я с тобой ещё поговорю.

— Завтра, завтра, не сегодня, так лентяи говорят, — улыбнулся я. — Всех благ.

Никита Антонович сжал зубы и ничего не ответил, он даже отвернулся, чтобы не видеть меня. Будто Бешеный, сидящий во мне, не давал ему покоя. Будто от этого соседства у Никитоса горели пятки. Будто его всего крутило и ломало. Ну, а как ты хотел, лучший друг, всё-таки, да?

Впрочем, то что он считал меня виноватым во всём, мне совершенно не нравилось. На самом деле, это противоречило здравому смыслу, а Никита всегда отличался тем, что здравый смысл и целесообразность для него были превыше всего. А теперь им руководили иррациональные идеи. И значит, он мог поступать и действовать не так, как я бы ожидал…

Я вышел из здания, сел в машину и поехал домой. Грошева уже стояла у подъезда.

— Привет, Анюта! — радостно воскликнул я.

Мне действительно было радостно, что я больше не находился среди тех сволочей.

— Ничего себе, ты что, на машине ездишь? — удивлённо воскликнула она.

— Да, взял тут у одного дяденьки покататься.

— Не боишься, что тебя полиция остановит?

— Боюсь, но что делать? Глаза боятся, как говорится, а руки делают.

— Ну, ты даёшь, — покачала она головой. — Ладно. Готов?

— Готов душить котов.

— Ну идём тогда.

Мы поднялись домой. Разделись, сбросили обувь. Я вдохнул привычный и уже родной запах. Надо же, как быстро он стал моим собственным…

— Чай будешь? — спросил я. — Или, может, хочешь перекусить?

— Нет, я обедала поздно. Ты, если хочешь, ешь.

— Ну пойдём тогда на кухню.

Она села и тихонько смотрела, как я включал чайник, ставил воду для пельменей, доставал посуду, приборы.

— Холостяцкая еда, — хмыкнула она.

— Есть такое, — ответил я. — Блин, сметана кончилась. Ладно, с маслом тогда. Горчица, ты где? Да, вот есть горчица. Точно не хочешь? Могу и на тебя сварить. У меня тут стратегический запас.

На ней была та одежда, которую мы вместе покупали в магазине.

— Нет, спасибо, — покачала она головой. — Ты ешь, ешь. Я за тобой понаблюдаю.

— Во как. Не сильно внимательно наблюдай, а то поперхнусь.

— Не поперхнёшься, — усмехнулась она. — Я не глазливая. Слушай, Сергей…

Она поёрзала на табуретке и вроде как смутилась.

— Чего? — кивнул я, закидывая в топку пельмень за пельменем. — Говори.

— Зачем тебе эта физика? Ты ж уже сдал экзамен. У тебя вроде всё нормально.

— Ну нет же предела совершенству, правда? — усмехнулся я. — Я не понял. Ты же вроде сама предлагала. Ты что, не хочешь со мной заниматься?

— Хочу, — кивнула она и отвела взгляд. — Только не физикой…

— А чем? — не понял я.

— Ну… — замялась она. — Не понимаешь?

— Нет.