Презренный металл

8. Один против всех

Если бы каждый раз, когда я слышал подобные заявления, мне давали хотя бы рублей сто, я был бы богатым человеком. Примерно это я и сказал Нюткину, глядя в его глаза-буравчики.

Нюткин кивнул, прищурился и очень внимательно посмотрел на меня, будто пытался понять, шучу я или говорю серьёзно. Я даже на всякий случай пояснил:

— Я говорю серьёзно, Давид Михайлович.

— Как может говорить серьёзно несерьёзный человек? — всплеснул он руками. — Так, ты хочешь попробовать этот очень дорогой кофе?

— Нет. Как я понял, к хорошему мне привыкать смысла нет.

— Ой, нет, — покачал он головой и переключил внимание на свой химический процесс. — Нет никакого смысла…

Закончив, он убрал воронку в специально подготовленный для этого стакан и налил из колбы в чашку готовый продукт. Закрыл глаза, сделал вдох, задержал в себе аромат. Потом сделал маленький глоточек, будто дегустировал коньяк. Потом глоточек побольше. И ещё один. И ещё. Проделав всё это, Нюткин поставил чашку на блюдце, глубоко вздохнул и цыкнул зубом.

— Да… — покачал он головой, — кругом обман, Сергей. И к этому нужно быть готовым.

— Не понравилось?

— Попробуй для интереса. Мне бы хотелось узнать твоё мнение.

Он махнул рукой, подошла милая девушка в переднике кофейного цвета.

— Пустую чашечку принесите нам, пожалуйста

Она кивнула и исчезла, и Нюткин проводил её жадным взглядом, глядя на округлый зад. Через минуту она вернулась с чашкой для меня. Нюткин щедро плеснул мне из колбы и показал рукой, мол попробуй, давай, давай.

— Да я не гурман, что я там пойму? — пожал я плечами.

— Нет, ты человек, который пьёт кофе. Попробуй.

Я сделал глоток.

— По-моему… не хочу никого обижать, но, по-моему, это дрянь.

— О! — поднял палец Нюткин. — Полностью с тобой согласен. Не то что дрянь. У меня такое ощущение, что этот кофе уже кто-то до меня выпил. И исторг из своего организма. А я за это выплачиваю тысячу двести рублей. Но не расстраивайся, не расстраивайся, тебе в тюрьме не придётся сталкиваться с подобными проблемами. Там проблемы совершенно другого характера.

— Ладно, Давид Михайлович. Если вы не имеете сказать чего-нибудь более конкретного, поясняющего вашу оригинальную мысль, то я, пожалуй, пойду. Время позднее. Хоть посплю по-человечески.

Он отодвинул чашку от себя подальше и наклонился ко мне, сделал заговорщическое лицо, огляделся, проверив, не слышит ли нас кто-нибудь, и потом только произнёс громким шёпотом:

— Я помощник заместителя губернатора по безопасности.

— Вот это неожиданность!

— У нас в области как он решит, так и будет, — добавил Нюткин. — Ты не понимаешь, что это за человек, но подумай, ты же не дурак. Он здесь с конца девяностых кружится. Осознаёшь, насколько он мощный и могучий, что до сих пор не утратил своё место и никто не сумел его посадить? А хотели многие. Очень многие.

— Где он, и где я? — пожал я плечами. — Совершенно не понимаю, чем бы я мог заинтересовать такого большого человека. К тому же опытного, как вы говорите, и, вероятно, имеющего незаурядные лидерские качества, раз до сих пор находится на этом месте.

Нюткин хохотнул.

— Бестолочь малолетняя. Всё равно не понимаешь, да? Вопрос стоит очень просто. Варвара хочет компромат на Щеглова.

— Это мне известно, — кивнул я. — Только, знаете ли… это немного смешно. Вам самому не смешно?

— Нет, — ответил Нюткин и сделался серьёзным. — Вообще не смешно. Мне плакать хочется, когда я смотрю на такого умного, красивого мальчика, который только жить начинает, а из-за своего упрямства собирается пойти в застенки. А там ничего хорошего нет, поверь мне.

— Да знаю я, — пожал я плечами. — А вы, кстати, по какой статье-то сидели?

Он отпрянул от меня и сделал злое лицо. Рассматривал меня какое-то время, потом головой покачал.

— Шуточки у тебя, конечно, не очень интеллигентные. Ну в общем, ты должен понять, я представляю интересы Варвары Драч.

— Подождите, вы же зампомощника, то есть помощник замгубернатора. Вы что, можете совмещать?

— Во-первых, я всё могу, а во-вторых, я представляю её пока только в нашей с тобой конверсации, в этом немного бестолковом диалоге.

— То есть вы неофициальный представитель на общественных началах?

— На каких я началах или на каких я концах, молодой человек, вас это вообще не должно волновать.

— Ну почему? Вопрос полномочий меня очень даже интересовать может. Насколько вы уполномочены? В принципе я могу позвонить Варваре и спросить у неё.

— Ну, это она для меня Варвара. А для тебя она Варвара Александровна. Но дело не в этом.

— Ну, говорите тогда, в чём дело.

— Дело в том, что у тебя были документы. И ты их отдал Щеглову.

— Были, — согласился я. — Но сейчас нет. И Варвара знает, что их у меня нет. К тому же там была всякая мелочь, поверьте, с давно вышедшими сроками давности и не было никаких насильственных преступлений. И только косвенные доказательства ни о чём. Ну репутацию, конечно, это могло бы немного подпортить, напрячь Щеглова, заставить побегать, понажимать на кнопки, на рычаги и на педали. Но в конечном итоге обменять эти документы на то, чтобы он отвалил от «Города-21», ей бы не удалось.

— О какие мы осведомлённые, — усмехнулся Нюткин.

— Так от Варвары же и от других заинтересованных, типа вас, всё и узнал. Но главное, что я не могу понять. Ну Варвара — ладно. На неё там сейчас много всего навалилось. А вы-то господин грамотный, реальными делами занимаетесь. Ну посадите вы меня. А дальше-то что? Документы от этого не нарисуются.

— А это уже неважно будет, — ухмыльнулся Нюткин. — Тебе неважно. Так что ты думай. Сейчас за ними охота начнётся.

— Давид Михайлович, мы тратим время впустую. Документы у Щеглова. Попробуйте их выкупить у него. Попробуйте надавить. Поговорите с Жанной Константиновной, она ведёт следствие по Раждайкину и по ограблению гражданской жены Щеглова.

— И как она мне поможет?

— Возможно, там всплывут какие-то подробности, — пожал я плечами, — которые вам помогут поиграть на нервах у Никитоса.

— Это ещё кто?

— Это Щеглов.

— Ты пытаешься увести разговор в сторону, — недовольно заявил Нюткин. — Ты же что-то обещал Варваре, правильно?

Ё-моё! Ну и дура же ты, Варвара! Я ж тебя предупреждал, что говорить никому нельзя о наших делах. Идиотка.

— Что я обещал?

— Мы оба знаем, что ты ей обещал. Так что давай, суетись. Только теперь с ней тебе связываться не нужно. Всю информацию сразу передавай мне. Если что, я всё ещё адвокат и показания против тебя не смогу дать, если ты, конечно, меня наймёшь и станешь моим клиентом. Но пока необходимости нет.

— Интересная мысль, Давид Михайлович, я постараюсь её запомнить. И вообще вы очень интересный человек, и общаться с вами одно удовольствие.

— Ты не хами. Я по крайней мере, тебя старше, уже одно это требует уважения.

— Я со всем уважением, никакого хамства. Только вы мне скажите, вот лично вы чего хотите? Вы отрабатываете гонорар, полученный от Драчихи? Или ваш интерес лежит в другой плоскости?

— Мой интерес лежит совершенно в другой плоскости. Единственное, чего я хочу, это выполнить свой долг, профессиональный и гражданский.

— Прекрасно, — кивнул я. — Огромная радость услышать эти слова, так же, как и увидеть вас. Большое спасибо, что встретились со мной. Я желаю вам всяческих успехов, благополучия, личных побед, процветания, счастья, радости, любви побольше и нескончаемых наслаждений.

— Нахал, — ответил он.

— Ну видите, я к вам со всем сердцем, а вы… Ладно, Давид Михайлович, мне пора. Рад был с вами повидаться. Как только у меня что-то появится, я немедленно вас проинформирую. Но это точно будет не на этой неделе и ещё не на следующей, мне кажется.

— У тебя всего пять дней, — твёрдо заявил он.

На это я отвечать не стал и молча вышел из прекрасного заведения, где подают элитный кофе по цене тысяча двести рублей за чашку. Выйдя из кофейни, я прошёл к своей машине, сел за руль, но прежде чем выезжать, позвонил Варваре.

— Слушаю, — ответила она, как всегда, довольно быстро.

— Варвара Александровна, желаю вам доброго вечера, — сказал я. — Я только что встречался с вашим представителем.

— С кем это? — хмуро спросила она. — С Нюткиным?

— Именно, с Нюткиным. Хочу вам сказать кое-что вот прямо от души, очень хочу. Ну и глупость же вы совершили, сообщив о наших отношениях этому достойному человеку. Несусветную глупость, Варвара Александровна, что совершенно не согласуется с тем, что я о вас слышал раньше. Как известно, что знают двое, знает и свинья, а что знают двое и Нюткин, это вообще перестаёт быть секретом. Наверняка уже вся областная администрация в курсе ваших дел. А я, между тем, предупреждал вас о том, чтобы вы соблюдали конфиденциальность.

— Я так не думаю, — жёстко сказала она и хмыкнула в трубку. — Это не глупость привлечь его, а ход. Теперь ты стал законной целью для многих людей. И на тебя началась охота. И только я смогу остановить эту охоту. Или делай, что обещал, или тебе конец.

— Кажется, вы сами не понимаете, что говорите, Варвара Александровна. Боюсь, что после того, как вы нарушили соглашение, мои обязательства перед вами становятся недействительными.

— Не было никаких соглашений, — как топором рубанула она. — Было и есть моё законное требование. И если ты его не выполнишь…

— Это требование не является законным. Очнитесь. Я сделал вам сказочное предложение, о котором вы даже мечтать не смели. Но теперь всё. Теперь все вопросы я буду решать с Нюткиным, Варвара Александровна. А вам, боюсь, лучше укрыться где-нибудь в укреплённом месте, потому что эта охота, которую вы запустили якобы на меня, может закончиться печально для вас самой.

— Или делай, что обещал, или тебе конец, — потеряв терпение, повысила она голос.

— Всего доброго, Варвара Александровна. Надеюсь, что больше вас никогда не услышу.

— Напрасно наде…

Я отключился.

На самом деле я был вне себя. Идиотка, тупица, самонадеянная дура! Теперь, когда из-за Нюткина все узнают о моём предложении начнётся буря. И даже если бы у меня в настоящий момент были эти самые акции, никто не позволил бы ей выкупить эту долю. Это слишком лакомый кусок для многих, для людей гораздо более сильных, чем она. Так что всех просто бы перестреляли.

Я был уверен, что такие люди имелись и в администрации, тот же зам по безопасности, я о нём кое-что почитал, он был ещё тот бармалей. И боюсь, Садык рассчитывал на это же, но только не на выкуп долей, а на бесплатную прихватизацию. И его аппетит, в таком случае, распространялся не на тридцать процентов «РФПК-Инвест», а вообще на всё, нажитое непосильным трудом Никиты и Ширяя. А может быть, и их дружками.

Утром я позвонил Юле Салиховой.

— Юля Андреевна, здрасьте. Это ваш ученик Сергей Краснов.

— Привет, Серёжа, я тебя узнала. Что у тебя, как дела? Как ты там справляешься без мамы? Я сама хотела тебе позвонить, спросить, может быть, помочь чем-то надо?

— Спасибо, — усмехнулся я. — Мама уже приедет скоро. Не беспокойтесь. Я хотел с вами поговорить.

— О чём? Тебя что-то беспокоит?

— Да, беспокоит, и я хочу лично встретиться. С глазу на глаз. Могу сейчас подъехать?

— Ну… давай, — немного удивлённо ответила она. — А где ты сейчас?

— Я сейчас дома. Скажите мне свой адрес, и я быстренько подскочу.

Она продиктовала. Я предварительно выглянул в окно, как параноик, вышел во двор, сел в свой бэтмен-мобиль и погнал к Юле.

Через пятнадцать минут уже стоял перед дверью её подъезда и нажимал на домофоне решёточку и номер квартиры. Домофон запиликал громко, чтобы, если кто-то даже и спал, немедленно проснулся. Замок щёлкнул. Я оказался внутри подъезда старой хрущёвки. Ремонта здесь давно не было. Было не очень чисто, но в принципе терпимо.

— Проходи. Что это у тебя?

— Это? Пирожные из «Пионера». Лучшие в городе.

— Мне?

— Ну конечно, Юлия Андреевна, кому же ещё? — усмехнулся я.

По пути я заскочил в кондитерскую и купил ей несколько эффектных и красивых штуковин.

— Какой ты искуситель! Ты разве не знаешь, что женщинам нельзя дарить пирожные?

— Серьёзно? Я думал наоборот. Нужно дарить пирожные, цветы, шампанское, ну и всякое такое. С намёком на сладкое.

Она засмеялась:

— Ну, пойдём на кухню тогда, будем чай пить.

Кухонька оказалась небольшой. Всё было чистенько, аккуратненько, но ремонт уже давно просился. Гарнитур был древним, плитка древней, всё было древним. Но Юля постаралась вдохнуть в квартиру уют. Развесила сувенирные картинки, швейцарские часы с кукушкой, керамические декоративные тарелки. Стены в кухне были несколько перегружены всеми этими украшениями. Да и магнитики на холодильнике тоже добавляли ряби в глазах.

Хозяйка поставила чайник, достала чашки, вытащила из коробки пирожные на большое красивое блюдо, поставила на стол, села напротив меня.

— Юлия Андреевна, хочу задать пару вопросов.

— О как! — смеялась она. — Ты прям следователь. Ладно, давай. Чего, представляться? Дату рождения надо? Паспортные данные?

Мне показалось, что она вдруг заволновалась.

— Нет, разговор-то частный, без протокола, — подыграл я ей.

— Ну, уже хорошо.

— Хочу поговорить с вами о пятнадцатом марта тысяча девятьсот девяносто пятого года. Дне, когда вы попали в жуткую передрягу.

Она окаменела. Лицо её сделалось белым, как у мраморной Венеры. И она, не мигая, уставилась на меня.

— Вы кому-нибудь рассказывали в своей жизни об этом происшествии?

Она молча покачала головой.

— Это очень разумно. Вы говорили, что после тех событий уехали из города.

— Да, — растеряно кивнула она. — Забрала дочь и убежала. В ту же ночь рванула в Новосибирск. Всё бросила. Вообще всё. Схватила ребёнка и умчалась. Там всё с нуля начинала. Двадцать лет прожила.

— Почему решили вернуться?

— Да как-то там всё разладилось. Дочь уже стала взрослой. Нужно было где-то жить и ей, и мне. У меня здесь была вот эта квартира.

— А что с ней было все эти годы? Вы её сдавали?

— Сдавала. Попросила знакомых, они присматривали. Очень хорошие люди…

Значит, Никитос знал про хату. Сто процентов. Держал её на контроле, знал, что никуда она не денется.

— Кто тебе сказал? — Нахмурилась Салихова. — Откуда ты об этом знаешь? Как ты узнал?

— Кто мне сказал? Роза Каримовна. Она была подругой Калякина, а он был другом Бешметова.

— Ну и что? — нахмурилась Юля. — Калякин-то как мог об этом узнать?

— Ну, наверное, Бешметов не умер сразу. Успел что-то рассказать. Я не знаю.

— Но если это так, значит, мог знать кто-то ещё?

— Не думаю. Роза умела хранить секреты, а Калякин… и Калякин тоже…

— Знакомая фамилия…

— И он, и Роза уже мертвы. Никто больше не знает, Юля. Только я и Никитос. И меня это беспокоит.

— Почему? — испуганно спросила она.

— Я хочу знать, обращал ли он на тебя внимание после того, как ты снова вернулась из Новосибирска?

— Нет, — нахмурилась она.

— А когда вы встретились в школе, как это произошло?

— Обычно. Он меня даже не узнал.

— А ты не представлялась? — уточнил я.

— Нет, я просто присутствовала при его встрече с классным руководителем Матвея. Я тогда только вышла на работу, ещё была новенькая в школе. Да и… имя и фамилия у меня распространённые… Таких миллион. Стал бы он помнить, какую-то ларёчницу.

— Ну, а ты как отреагировала на его появление?

— Ну, я его не сразу даже узнала. Потом, когда сопоставила…

— Да ладно, — воскликнул я с сомнением в голосе, — я не поверю, что ты его не узнала. Он же… почти не изменился.

— А ты откуда знаешь?

— Ну, я видел его молодого. Роза показывала фотографию.

— Нет, он точно, абсолютно точно меня не узнал, — покачала она головой.

— Но ты не выдала, что узнала его?

— Нет. И я не выдала.

Ну-ну… Не узнал он тебя, рассказывай, подруга. Никитос-то тебя сразу узнал. Будь спокойна. Сто процентов. Просто не стал дёргаться.

— Послушай, я сильно изменилась. Не помолодела. Сейчас я выгляжу совсем иначе. Не так, как в молодости.

Но я-то понял, кто ты такая, сразу, как только увидел…

— И потом… я же ничего не видела… кто кого убивал. В чём бы я могла его обвинить? В том, что он бросил меня в яму? Но это даже не он бросал! К тому же, то, что человека бросили в яму… сколько таких случаев было, чтобы просто попугать? Как это квалифицируется? Хулиганство или что там? По такой статье уже давным-давно вышли все сроки давности. Понимаешь, я никакой опасности для него не представляю. И как, и от чьей руки погиб Сергей Бешметов, я лично не видела. Я уехала.

— Хорошо, Юль, хорошо. Ты погоди, не нервничай. Я полностью с тобой согласен. Ты не представляешь для него никакой опасности. Для тебя, с его стороны, тоже нет никакой опасности.

— Зачем ты тогда всё это начал?

— Просто я хотел убедиться, что всё так, как ты говоришь и больше никто о том деле не знает.

На самом деле, если припечёт, и вдруг какой-нибудь судья решит возобновить дело Бешметова, то любые свидетельские показания, особенно человека, который едва не стал жертвой, будут иметь определённую ценность. Поэтому, дорогая моя, в случае, если припрёт, он тебя устранит, как слабое звено. Без всяких сантиментов… Разумеется, ничего этого я ей не сказал. Наоборот, одобряюще похлопал по руке.

— Юлия Андреевна, извините, что напугал и обеспокоил вас. Просто, когда я узнал и всё это сопоставил…

— Когда ты узнал?

— Ну, некоторое время назад, конечно, да. Просто не решался раньше говорить об этом.

— Ну и не надо было говорить. Только сердце растревожил…

— Да нормально всё. Тридцать лет прошло. Просто старайтесь подальше держаться. И от Матвея, и от встреч с его отцом, даже на школьные темы. Зачем вам это? Да, наверное, и неприятно его видеть каждый раз. Кстати, как там ваша дочь?

— Нормально… — нахмурилась Юля. — А что?

— А вы-то к ней не собираетесь переезжать? Всё-таки Новосибирск большой город, большие возможности. Она там, вы здесь.

— Ну, я ей пока не нужна. Сама без неё тоже пока справляюсь. Так что нет, не собираюсь. А на старости лет посмотрим. На каникулах сейчас съезжу на пару дней…

Мы попили чай, поели пирожные, и я откланялся.

После разговора с Юлей я поехал в кафешку на встречу с Петей. Последние дни я мотался из точки в точку, как белка в колесе. Нужно было вечером встретиться с Жанной и поехать к ней, и ненадолго забыть все эти дурацкие дела. Мне всегда помогало справляться с текучкой, с проблемами, дурацкими и муторными задачами, когда знал, что в конце ждёт награда, хотя бы даже небольшая. Ну, а в случае с Жанной награда могла быть очень немаленькой, если, конечно, она будет в настроении.

— Здорово, Крас! — подмигнул мне Петя. — Как жизнь молодая?

— Жись только держись, как говорит мой сосед, а он человек опытный.

— Ну что, отдохнул от дел?

Я засмеялся:

— Да уж, отдохнул. Устал отдыхать. Все бока пролежал.

— О, это плохо, брат. Это плохо. Особенно, в твоём возрасте. Нужно движение. Надо больше двигаться, заводить знакомства, контакты, понимаешь? Это всё тебе поможет в жизни.

— Ладно, — хмыкнул я. — Постараюсь, Пётр Алексеевич. Так и сделаем. А что у вас новенького?

— Новенького? Много чего, брат, много чего. В тот раз, благодаря тебе, мы хорошенько распотрошили осиное гнездо. Но сейчас они потихонечку оклемались и пытаются налаживать жизнь без прежних вождей.

— Ну что же, — пожал я плечами. — Процесс естественный. Как говорится, вода дырочку найдёт.

— Точно, точно. Молодец, что понимаешь. Ну, а раз понимаешь… пора браться за дело.

— Я сейчас немного занят, честно говоря. На работу устроился. В «РФПК Инвест». Здесь вот, неподалёку.

— О-о-о, ничего себе.

— Да. Теперь я там большая шишка. Курьер у помощника председателя совета директоров.

Петя засмеялся:

— Да, неплохой старт. Неплохой. Именно то, что поможет тебе сделать карьеру в полиции.

Я тоже улыбнулся:

— Хотел спросить, как у вас на личном фронте дела? Учительница моя только о вас и говорит.

— Какая?

— Вы что, много моих учителей знаете? Елена Владимировна, какая ещё?

— Ну и что она говорит? — насторожился он.

— Ой, говорит, Петя, такой славный человек, такой прекрасный, великодушный, добрый, умный, сильный, красивый, просто идеал мужчины.

— Прекращай, что ты тут устроил? — нахмурился Романов. — Что за приколы? Когда она такое тебе сказала? Почему она тебе такое сказала?

— Да не говорила, не говорила, шучу я. Просто хорошая она, девушка. Попала с этим своим Петрушкой. Кстати, что ему там светит?

— Светит ему очень даже хорошо, не переживай.

— Не выкрутится?

— Не выкрутится. Она мне про него порассказала. Ну как порассказала… я сам кое-что вытянул из неё, да. Будь уверен, сделаю этому уроду ата-та. Вернётся не скоро.

— Вот это правильно, Пётр Алексеевич. За это вам большое спасибо.

— Он там и на тебя бочку катит, между прочим.

— Ну, сумасшедший, что возьмёшь, — развёл руками он. — Идиотина!

— Ну, с этим не поспоришь. Короче, Сергей…

— Подождите, подождите, — перебил его я. — Про Елену Владимировну. Вам-то она нравится?

— Ты чё привязался ко мне?

— Ну, просто… я очень о ней беспокоюсь.

— Почему?

— Ну, потому что она сейчас в таком положении.

— А ты-то откуда знаешь?

— Ну, она мне говорила, у нас сложились доверительные отношения. Я всё-таки помогал ей от этой квазимоды избавиться.

— Короче, что ты хочешь от меня?

— Ну, чтобы вы проявили все эти качества, которые она в вас ценит. Она человек редкой души. Такой не найдёте больше. Да, беременна. Но люди же усыновляют, удочеряют других детей.

— Так, Краснов, отстань, ты понял меня? Я тебя стукну сейчас хорошенько.

— Ладно, ладно, понял. Но вы подумайте.

— Всё заглохни. Есть какие-то оперативные новости?

— Особо нет. Князь был моим единственным выходом на эту группировку. После предыдущего инцидента он был подвергнут гонениям.

— Да, это мне известно.

— Сейчас вроде там всё налаживается. Выбрали барона этого, Мавродия или как его там…

— Мардоя.

— Да, И Князь вроде ожил. Приняли его снова в семью, так сказать. Но он от меня отдалился.

— По моим данным, Сергей, начинаются крупные дела. Есть такой кент, Сашко Пустовой, лихой разбойник, жёсткий, бескомпромиссный, привыкший, чтобы было всё, как он сказал. Так вот, сейчас тема такая, новый барон особо в криминал лезть не хочет, он продвинулся по бизнесу, помогает своим. Его выбрали, потому что реально уважают. А все наши вопросы, криминальные то есть, переходят под контроль Сашко. Он и раньше проявлялся во многих темах, а сейчас среди своих всех противников устранил и является, можно так сказать, единовластным и полновластным главарём ОПГ.

Я поморщился.

— И этот главарь ОПГ Сашко, — продолжил Пётр, — хочет перекроить весь пирог в городе. Весь трафик взять под себя. Полностью. Ребятки его, насколько мне известно, закупили стволов дохренища. Сашко консолидировал какие-то там маргинальные группы, которые сами по себе были, всех подломил под себя, нагнул, отымел, кого надо, и теперь строит конкретную армию.

Я слушал молча.

— Ну а нам с тобой руководство поставило задачу.

— Вам, — поправил я.

— Я и говорю, нам с тобой.

— Но обо мне руководство не знает. Не правда ли?

— Правда, правда, не переживай. Ты проходишь под оперативным псевдонимом, никто ни твоего настоящего имени, ни фамилии не знает.

— И какая у меня партийная кличка?

— Второгодка.

— Да вы чего! — воскликнул я. — Охренеть как секретно! С ума съехали⁈ Никто не догадается, да? У нас же тут каждый третий по два года в каждом классе сидит. Переименуйте немедленно. Хоть горшком назовите, только не Второгодкой!

— Как я тебя переименую? Ты уже по всем документам так проходишь.

— Плевать! Пётр Алексеевич, это палево конкретное.

— Да ладно, чё ты, кто там поймёт, что это ты? Там знаешь, какие кликухи у нас встречаются?

— Подставляешь меня, Пётр Лексеич! — сказал я сквозь зубы. — Будто специально.

— Следи за тем, что мелешь, — разозлился он. — Базар фильтруй! Короче, задача такая: Князь сейчас крутится вокруг этого Пустового. Тебе поручено дружить с Князем. И поглядывать там, что и как. Стать другом табора, короче. Сможешь?

— Нет, — чётко и ясно ответил я.

— Значит, сможешь, — резюмировал Пётр и откинулся на спинку стула…