Я бросился назад. В винный погреб. Позиция была идеальной. Вверху грохотал телевизор, Катя спала беспробудным пьяным сном, а у меня в руке был пистолет с отпечатками Перебитого носа. И, кстати, тот самый пистолет, из которого вылетел раскалённый кусок металла, пробивший мне грудь. А потом вылетел и второй, точно такой же. И пробил мне голову.
Да, позиция была идеальной, чтобы закрыть цикл, завершить метафору времени и истории. Многозначительно. Красиво и эффектно. Лучшей позиции было не найти. Звёзды сошлись на чистом морозном небе и рука моя легла на рукоять «Макарова».
— Только я хотел не этого, — прошептал я вслух, потому что морок и чернота начали опутывать меня.
Мстить сладко, сказала вчера Настя. Сладко и горько одновременно. Ты чувствуешь горечь той несправедливости, которую совершили по отношению к тебе, и сладость, понимая, что тот, кто так поступил, глубоко ошибся, и теперь жестоко пожалеет об этом.
Я потряс головой.
— Нет, — сказал я, — не этого я хотел.
Я открыл шкаф и выбрал на ощупь увесистую бутылку. Подскочил к двери и встал за выступ, на котором находился выключатель.
— Друг, оставь покурить. А в ответ тишина. Он вчера не вернулся из боя, — пьяно пропел Никитос. — Почему всё не так? Вроде всё как всегда! То же небо опять голубое!
Он прохрипел слова песни с отчаянием в голосе. Это было похоже на крик, который рвался из его сердца. Он толкнул дверь, переступил порог, пошарил по стене в паре сантиметров от меня в поисках выключателя, щёлкнул тумблером и остолбенел, пьяно уставившись на то, что царило в его винном погребе.
Пьяный, не пьяный, но соображал он быстро. Меньше секунды потребовалось ему, чтобы осознать, что произошло. Он дёрнулся назад, ещё не замечая меня, и начал поворачивать голову. В этот момент наши глаза встретились. Я мог ударить раньше, но хотел взглянуть в его глаза. Лицо моё защищала балаклава. И брови, и переносица — всё было тщательно прикрыто. Он мог видеть только глаза.
Я знаю, кто меня убил, мысленно произнёс я и обрушил большую тяжёлую бутылку ему на голову. Среагировать он бы не успел. Всё было молниеносно. Всё было жёстко. И всё было по-взрослому. Бутылка взорвалась, толстое стекло разлетелось на мелкие осколки, вино вспенилось, брызгая в разные стороны и смешиваясь с кровью. Никитос застонал и повалился на керамический пол погреба.
И в тот же момент на лестнице снова послышались шаги. Сука. Вряд ли это была Катя. Шаги были энергичные и быстрые. Мужские.
Я сунул руку в карман, схватил рукоятку пистолета, чуть выглянул за дверь и увидел Золотуху.
— Твою мать! — воскликнул я. — Какого хера⁈ Ты должен был сидеть в машине! Где второй⁈
— Давай сумку! — нервно оглядываясь, бросил Золотуха и заметил Никитоса, лежащего на полу в кроваво-винной луже.
Он остолбенел. Потом снова посмотрел на меня уже немного другим взглядом. Как будто за одну секунду у него произошло в голове какое-то переосмысление, и он понял, что возможно не всё будет так, как они распланировали с Перебитым носом.
— Где второй? — повторил я и протянул ему сумку.
Он выхватил её из моих рук, раскрыл и заглянул внутрь. Лицо его исказилось, на нём вспыхнула хищная и злобная улыбка. Он завёл левую руку, в которой держал сумку, за спину, и в этот же момент раздался щелчок. В правой руке вспыхнула маленькая молния. Это была финка.
Улыбка на его лице превратилась в оскал, который вдруг замер, стал неподвижным. И вообще всё лицо его в миг окаменело, а глаза сделались ледяными и безразличными, как у хищника, медведя, дерущего жертву, ничего не выражающими, спокойными и невозмутимыми.
Ничего не говоря, он вытянул вперёд руку с ножом и шагнул ко мне, но вдруг резко остановился. В моей руке лежал «Макарыч». И это был не просто пистолет. Пистолет, из которого меня убили, приобретал сейчас магическую, нематериальную и непостижимую человеческим умом силу.
— Ах ты ж мразь! — сказал я, поднял руку и нажал на спуск.
Грохнул выстрел, запахло кислым. Я стрелял, чтобы испугать, убивать его я не собирался. Он мне был ещё нужен. Так что, промахнулся, подумаешь, с кем не бывает.
Золотуха отступил. Лицо его ожило, оттаяло, глаза стали живыми, и в них вспыхнул страх. Ужас, настоящий ужас. Ни слова не говоря, я навёл пистолет на его лоб.
— Нож! — коротко скомандовал я. — На пол!
Меня захлестнула чёрная волна гнева. Гнев не давал мне никакой возможности вести переговоры. Я и так очень долго сдерживался. Мне очень хотелось вышибить мозги этой твари. Должно быть он прочёл это желание в моём взгляде. Он разжал руку, выпуская свой тесак, а сам начал пятиться назад.
Сначала медленно, а потом всё быстрее и быстрее. Коснулся спиной перил и, развернувшись, понёсся по лестнице вверх. Я услышал как хлопнула входная дверь и побежал вслед за ним, но не для того, чтобы догнать. Подскочил к окну в холле и проследил, как Золотуха вылетел за ворота, которые не закрыл Никитос, и рванул в сторону забора, туда, где должна была стоять их тачка.
Хорошо. Телевизор продолжал орать. Я собирался уходить, но мне показалось что сверху что-то упало. Натянув и поправив на лице маску и не выпуская пистолета из руки, я взбежал по лестнице на верхний этаж. Везде горел свет. Кати видно не было. Я заглянул в одну комнату, в другую, в третью. Подошёл к её спальне и услышал странные звуки. Открыл дверь и остолбенел.
Картина открывалась ужасающая. Катя без сомнения была совершенно пьяной и совершенно голой. Она слабо махала руками, мотала головой, что-то мычала, нетрезво отбивалась, а сверху над ней возвышался Перебитый нос. Штаны его были спущены и не вызывало никаких сомнений то, что именно он собирался сделать.
— Вот же ты урод, — сказал я, — больной, конченый урод.
Он резко обернулся, ощерился и стал похож на загнанного в угол вампира.
— Отойди от неё, тварь, — процедил я.
Он захрапел, зарычал, усугубляя сходство с нечистью, дёрнулся, чтобы кинуться в мою сторону, но разборки с ним в мои планы не входили. Поэтому, когда из пасти Перебитого носа хлынули потоки ругательств, словно он действительно был не человеком, а демоном, я молча и совершенно хладнокровно поднял руку и нажал на спусковой крючок.
В этот миг я ни капли не сомневался, что пуля, находившаяся в стволе, сделана из чистого серебра, и она не оставит этому упырю ни малейших шансов. Она вошла прямо в сердце. Он не вскрикнул, не закатил глаза, не схватился за пробитую грудь, как это показывают в кино, а просто начал падать вниз. Грохнулся об пол, свалившись и оказавшись рядом с кроватью, а Катя, кажется, ничего не поняла. Но, по крайней мере, она была цела, и сейчас ей ничего не угрожало.
Я быстро спустился в подвал. Никитос застонал, но я не остановился, пробежал мимо. Выполз в свою родную форточку. Возиться с тем, чтобы закрыть замок я не стал и просто прикрыл створку, приставил решётку на место и рванул к забору. Дело почти было сделано. Оставалось совсем немного.
Я сел за руль, завёл двигатель и написал Кукуше короткое сообщение:
«Ок».
Отправил ему. Он тут же прочитал. Словно сидел, глядя на экран и ждал, когда я отпишусь. Тут же я послал следующее:
«М?»
Это означало «Матвеич».
— Под контролем, — ответил Кукуша.
Я кивнул, напялил очки, бейсболку, приляпал на скотч «усики» из овчины и потихонечку начал выруливать обратно по той же самой дороге, по которой приехал сюда. Но вместо того, чтобы вернуться в Зелёную поляну, я свернул в другую сторону, проехал ещё немного по разбитой замёрзшей грунтовке и оказался в Топольках, небольшой деревеньке неподалёку. Проехал её насквозь и выехал на шоссе.
Въехав в город, я собирался проскочить по мосту, бросить машину, отойти дворами, а потом вызвать такси. А может, сесть на автобус или троллейбус. Но блин, подъезжая к мосту, совершенно неожиданно напоролся на патруль. Неожиданно, твою мать. Вообще-то это было то самое место, про которое мне говорила Катя.
Гаишник вышел на дорогу и махнул мне палкой. Я послушно показал поворот, начал притормаживать, принял вправо, проехал мимо него и тут же газанул, практически так же, как сделал Кукуша в Сростках. Сразу же взвыла сирена и замелькали синие космические огни.
— Ну, давай, чудо японского автопрома, вывози, — прорычал я, втапливая педаль в пол.
Нужно было во что бы то ни стало оторваться. Поэтому на мост я заезжать не стал, ибо, как известно, куда с него денешься, не в воду же прыгать, если навстречу метнутся перехватчики. Мотор молотил, как сумасшедший. Да и мой мотор тоже. Буквально выскакивал из груди. Адреналин летел с повышенным расходом.
Я рванул в сторону Черновки, вдоль реки. Сирена орала не так уж далеко от меня, и ехать вперёд было рискованно потому как у второго, старого моста тоже мог оказаться патруль. Тогда бы меня просто взяли в клещи. Поэтому я резко свернул в сторону деревни, подлетел к магазину который был сейчас закрыт, заехал за него выскочил из машины, подбежал к ближайшему дому и, перемахнув через ворота, спрыгнул на землю.
Тут же раздался бешеный лай. На меня бросился огромный пёс, задыхаясь и захлёбываясь от лая. Не орал бы так, глядишь, подбежал бы скорее. Я успел метнуться к соседнему забору, подпрыгнул, подтянулся, перебросил ноги, так что зверюга лишь клацнула зубами, пытаясь впиться мне в лодыжку.
С другой стороны забора собаки не было. Всё было тихо. Возможно и людей-то дома не было, потому что свет не горел. Я пробежал до забора на противоположной стороне, пролетел вдоль него, мимо дома, к задней части участка, ближе к реке, снова перемахнул через забор и оказался на пустыре, заросшем ивняком и травой в человеческий рост.
Я пересёк пустырь и оказывался у реки. Крюк оказался большим, но машины сюда точно не могли проехать, даже полицейские и даже с мигалками и сиренами. Оказавшись здесь, я пошёл в сторону своего дома. Ну, то есть, бывшего дома Розы.
Сполохи полицейской мигалки я видел ещё долго, а сирену, они врубать не стали. Я перебрался через забор, вроде не перепутав дом, нашёл крыльцо и снял с плеча рюкзак. Во внешнем кармане лежал ключ от дома. Как говорится, случаи разные бывают, а предусмотрительность всегда оправдана.
Я зашёл внутрь, сбросил грязные кроссовки, нашёл войлочные тапки и скользнул в комнату. Было холодно и не протоплено, но сухо. Дом давно не проветривался. Сладковато пахло старым деревом и горько — угольной копотью. Я взял плед и одеяло с кровати, закутался и завалился на диван. Нужно было немного пересидеть. Свет включать не стал.
Примерно через час позвонил Кукуша. С секретного номера на секретный номер.
— Как дела, — спросил он?
— Нормально. Отсиживаюсь. У тебя как?
— Отлично, — сказал он. — Сидим тут с Ларисой, отмечаем. Пришлось немного повздорить.
— С кем это? С Ларисой?
— Нет, — усмехнулся он, — с хулиганами. Поставил наглецов на место. Ну и запомнился всем посетителям.
— Это дело хорошее.
— Ты где?
— В доме своём. Сейчас отсижусь и поеду домой.
— Понял. Тебя забрать?
— Нет, оставайся на виду. Матвеич звонил?
— Да. Я дождался его звонка, прежде чем тебя беспокоить.
— И?
— Взяли они этого беса.
— Без осложнений?
— Да вроде без.
— Хорошо. Пригласи его на завтра, пусть доложит.
— Лады, — заметно повеселев от хороших новостей, согласился Кукуша.
— Ты сказал ему, что всё, что найдёт, всё его? — спросил я.
— Сказал, но там и говорить не надо было. Это ж Матвеич, ты его знаешь. Он ещё потом будет возбухать, что мало ему положили.
— Ну там вообще-то совсем немало, дядя Слава. Вообще немало. Так что даже и не слушай его на эту тему.
— Не буду, — засмеялся дядя Слава. — Договорились.
Я отключился. Пошёл отходняк, меня начало потряхивать. Неожиданно позвонила Вера, секретарша Кашпировского.
— Какие люди! — через силу усмехнулся я.
— Ты где пропал? — сразу наехала она. — Чего на работе не появляешься?
— Тише, тише, тише! — не шумите, Вера Михайловна. — Вы же мне не звоните, а я жду, между прочим. Ни ты, ни Фёдорыч.
— Фёдорыч вообще-то в Таиланде сейчас. Отдыхает. Звонил мне только что, спрашивал про тебя.
— Ну, надо же. Прямо из Таиланда позвонил, чтобы обо мне узнать?
— Почти. Он мне там велел подготовить кое-что, чтоб ты завтра отвёз.
— И что это за «кое-что»? Бабки опять?
— Может, и бабки, — начальственным тоном заявила Вера. — Какая тебе разница? В общем завтра утром подходи.
— Утром не могу, я же в школе. После школы приду.
— Во сколько это?
— Ну, около часу, наверное.
— Нет, надо к девяти. — ответила она. — Утром дело сделаешь, а потом иди на все четыре стороны, хоть в школу, хоть не в школу.
— Какие строгости. Ладно, так и быть, приду утром.
Она отключилась. Я поднялся с дивана. Нужно было двигаться домой. Такси я вызвал не по приложению, просто позвонил и заказал не на свой, а на соседский адрес. Ну так. На всякий случай.
Гаишники всё ещё стояли у остановки и занимались тем, что грузили мою тачку, очередной жучкинский Nissan, на эвакуатор. Они глянули на нас, но на того чувака, которого они разыскивали, я совсем не походил. Таксист тоже. Интереса мы не вызвали и спокойно проехали мимо.
Я назвал адрес с другой стороны двора. На всякий, опять же, случай. Конспирация так конспирация. И мимо стройки прошёл домой. Свет у Соломки не горел, и где он находился, было неизвестно.
Придя домой, я принял горячий душ и плотно поел. Ну, да, опять пельмени, опять на скорую руку, зато много и горячо. Настя с курицей сегодня меня не поджидала. Сегодня у неё были дела в галерее, ну и как бы, я и сам не проявлялся. В общем, наелся пельменей и достал папочку с бумагами которую упёр из сейфа.
Надо сказать, улов у меня был гораздо хуже того, на что я рассчитывал бумажки оказались документами на гараж, оформленный на Катю и расположенный в центре, недалеко, кстати, от школы. С другой стороны, во дворе двадцать первого дома.
Помимо этого, имелись банковские выписки с иностранных счетов, открытых в Арабских Эмиратах, в Швейцарии и на Британских Виргинских островах. Ну-ну, география неплохая. Денег на них было не очень много, в сумме не больше ляма. Счета были открыты на имя Никитоса и получить доступ к ним возможности не было.
Никаких акций, никаких уставных документов и ничего из того, что я ожидал найти в этом сейфе, я не нашёл.
Ну что же… Значит, игра была далека от завершения. И значит, Варваре Драч придётся подождать подольше, чем две недели. Но зато я одержал определённую моральную победу.
Думаю, было бы любопытно и забавно взглянуть на судмедэксперта, который возможно — не факт, конечно, но возможно — найдёт сходство между пулей, убившей сегодня Перебитого носа в доме у бывшей Никитоса, и пулей, убившей Сергея Бешметова.
Хотел бы я посмотреть на рожу Никиты. Особенно в свете статьи, которая всё-таки вышла на канале Петрушки. «Я знаю, кто меня убил». Судя по всему, именно она и взбудоражила его и заставила приехать в Катин дом. Правда, оставалось загадкой, припёрся Никитос, чтобы перепрятать пистолет, или чтобы набрать вина и продолжать бухать.
Как бы то ни было, статья получилась хорошей. Хлёсткой и злой. Сейчас углубляться в неё я не стал, решил оставить на завтра. Сейчас мысли были о том, где Никитос хранил бумаги.
Вполне мог бы положить в сейф в одном из банков, где держал счета. Но это было на него непохоже. Банковский счёт можно в любой момент арестовать или вообще конфисковать. А находить рычаги в Эмиратах или Швейцарии было совсем не то, что прессовать кого-нибудь в Верхотомске. Я не сомневался, он держал бумаги рядом с собой.
Я знал его как самого себя. Я отгадал шифр. Хоть не с первого раза, но отгадал. Где бы я на его месте спрятал особо ценные вещи?
Ё-моё!
Я ударил себя по лбу. Фотография! Фотография, сделанная у тётки в Аникеевке! Сто процентов! И хрен бы кто когда догадался. Тётка, наверное, уже перешла в мир иной. А дом… А дом, наверняка, был записан на кого-то другого, не на него самого. Да…
Вот туда и надо было отправляться в самое ближайшее время, пока он не начал дёргаться и не решил перепрятать свои сокровища. Хотя в принципе ничто не должно было его навести на мысль, что ограбление каким-то образом связано с его делами и с его прошлым.
Размышляя об этом, я уснул.
В школу на следующий день я не пошёл. Уважил просьбу Медузы. Приближался конец четверти, все контрольные точки были закрыты и сейчас все просто ждали, когда же наступят каникулы, чтобы задвинуть школу, всевозможные кружки, репетиторов и прочее, прочее, прочее.
На своей лайбе я подъехал к зданию РФПК и двинулся прямиком в кабинет Кашпировского. Его, конечно, не было. В приёмной сидела скучающая Вера.
— Вер, привет! Ну как ты тут?
— Ты чего не приходил-то? — с обидой спросила она. — Я, можно сказать, от тоски загибаюсь, а он в ус не дует. Уже все фильмы пересмотрела все книжки перечитала.
— О, Вера читает книжки! — улыбнулся я.
— Да, Вера, в отличие от тебя, вообще молодец. Вот отвезёшь это, а потом заедешь и отчитаешься.
— По телефону нельзя отчитаться?
— Нет! — вздёрнула она брови и покачала головой. — По телефону не пойдёт, лично придёшь.
— Ладно, Вер, как скажешь. — усмехнулся я. — Но «Мустанга» у меня больше нет. Я нищеброд, Вер.
— Вот и расскажешь мне про это.
— Понял. Куда везти и чего везти? Инструктируй.
— Возьми портфель, — сказала она и показала пальчиком на толстый кожаный саквояж, стоящий на диване, — и отвези… вот сюда… Вот адрес.
Она показала мне написанный на бумажке адрес.
— На самом деле, по этому адресу ты не найдёшь. Это за городом, за Якунинкой. Я тебе скину сейчас координаты на телефон, мне шеф прислал.
— Хорошо присылай — кивнул я.
— Спросишь Алексея.
— Фамилия у него есть? Вдруг там несколько Алексеев?
— Один там Алексей. Скажешь, что от Максима Фёдоровича. Он будет тебя ждать.
— Понял, — подмигнул я. — Считай, договорились. Только ты уж давай, чаёк подготовь к моему приезду, идёт?
Она поджала губы, но не возразила.
Я спустился вниз, завёлся и посмотрел координаты. Ехать нужно было, в кои-то веки, не в том направлении, где проходила моя жизнь, не в сторону «Улицы Роз». Но место оказалось знакомым, оно находилась в десяти километрах за котельной и складами, на которых содержались рабы Харитона.
Я проехал через Южный, промчал по знакомому Шанхаю, выехал из города и вскоре оказался у той самой точки, где мне уже приходилось бывать. Сейчас она выглядела безжизненной. Ворота были распахнуты, а из трубы не шёл дым.
Я покачал головой, вспомнив то приключение, казавшееся теперь бесконечно далёким, и проскочил мимо. Отмахал ещё с десяток кэмэ и подъехал к очень похожим воротом. Железным, гнутым, облезлым. Вправо и влево от них шёл забор из железобетонных плит. Я остановился и посигналил. Створка приоткрылась и из неё выглянул смурной мужик.
— Чего? — хмуро кивнул он.
— Мне Алексея, — ответил я.
— Какого?
— Любого. Посылку привёз.
— А, ну заезжай.
— Заезжать не буду, пусть выйдет.
— Не, он в конторе, выходить точно не будет.
Мужик открыл ворота. Я прищурился. Мышь под ложечкой зашевелилась, и я проверил рукоятку «Беретты» в кармане.
— К котельной подъезжай, — махнул он рукой.
Я въехал точно в такой же двор, как тот, где меня бросили в темницу. Двор был пустым, людей видно не было. Я подъехал к котельной и остановился. Дверь открылась и из неё вышло трое крепких мужиков. И… твою мать! Мышь полоснула по живому. Один из них был тот самый Алексей. Где этот Алёша⁈ Бояка из Калякинского дома.
Он уставился на меня и несколько раз моргнул.
— Отец, — кивнул я и выставил в окно портфель, — тебе бандероль.
Портфель легко шмякнулся на бетонную плиту.
— А ну-ка, парни, — прищурился Алёша. — Вытаскивайте этого заморыша из тачки. Я его знаю. Если здесь хоть на децел меньше, тебе кабзда, сынок.