Презренный металл

14. Ближе к земле

Неподалёку каркнул ворон и взлетел, громко хлопая крыльями. Видимо, появление Чердынцева его вспугнуло. Я бы и сам захлопал крыльями и улетел, да вот только я, в отличие от ворона, к неожиданностям давно привык. Они в моей жизни случались настолько часто, что я в каком-то смысле перестал удивляться.

— Вы что это, Александр Николаевич, птиц мне распугали? — кивнул я и спокойно скинул рюкзак с плеча.

— Доброе утро!

— Доброе-доброе!

— Свежее и морозное утро! — засмеялся он.

— Ага, — кивнул я и засунул жестяную коробку в рюкзак.

— Ты же не используешь кладбище для закладок? — кивнул он на могилу.

— Что вы. Как вам только в голову могло такое прийти?

— Ну-ну, — хмыкнул он.

— Вы здесь какими судьбами?

— Да вот думаю, куда это он поехал, с утра пораньше. Ты то есть. Каникулы вроде, можно поспать подольше, поваляться, ничего не делая, а он встал и рванул куда-то. И куда же? Может быть, к девочке, пока у неё родители на работе? Нет, не к девочке. На кладбище. Поближе к земле, да?

Чердынцев смерил взглядом расстояние до меня. Я был внутри оградки, а он стоял между старыми заброшенными могилами, запорошенными мелким снежком, который чудом не растаял за прошлые дни.

— Философы любят гулять по кладбищам, — пожал я плечами.

— А ты, стало быть, философом заделался, да? — усмехнулся он. — А я думал, ты боец, боевик.

— Одно другому не мешает, — пожал я плечами. — Даже наоборот, мне кажется.

— Глаза у тебя не особо философские, — кивнул он.

— Это вы зря. По внешности судить не стоит, Александр Николаевич. Глаза бойцовские, характер философский. Имею склонность к созерцанию.

Он засмеялся.

— Холодно сегодня, да? — заметил он, оборвав смех.

— Так вы бы застегнулись. Я и без демонстрации знаю, что вы с пистолетом ходите. Пойдёмте на выход, а то замёрзнем.

— Не замёрзнем, — усмехнулся он, застёгивая куртку. — Вот застегнусь и станет тепло. Побудем ещё немножко. Хорошо здесь, спокойно. Посидим у Эдуарда и у Розы.

— Ну давайте, коли есть такое желание, — кивнул я. — Заходите.

Чердынцев двинулся ко мне, а я чуть отступил назад. Он перешагнул через оградку и оказался рядом. Мы уселись на лавку из нержавейки и замолчали. Просидели так минуты три, пока у меня задница не начала примерзать.

— Что там в коробке-то? — наконец, поинтересовался он.

— Золото, алмазы, бриллианты. А вы почему спрашиваете? Вас вроде не касается.

— Да так, любопытно, что там у тебя за контрабанда.

Он усмехнулся и повернулся ко мне, а я — к нему. Взгляды наши перекрестились, как рапиры. Глаза у него сегодня были серые, холодные, стальные.

— Я мушкетёр, а вы гвардеец кардинала, — сказал я, выдержав его взгляд и даже не моргнув.

— Покажешь? — не отвлекаясь от темы, спросил он.

— Там документы на Никитоса, — пожал я плечами.

— Документы на Никитоса, — повторил он.

— Ага.

— А что ж ты их сразу-то не отдал?

— Так я и сейчас не отдал, — пожал я плечами и отвернулся к памятнику. — Ни тогда, ни сейчас.

— И почему же это? — поинтересовался он. — Довольно странно, ведь мы об этом говорили. Немного нарушает принцип взаимного доверия.

— Принцип взаимного доверия нарушает слежка, — кивнул я. — А документы эти вам не нужны.

— Как это? — удивлённо воскликнул он. — Тебе ведь говорили, что очень даже нужны.

— Я бы сказал, что они вам просто ни к чему. Что вы с ними будете делать? Молиться на них? Сами по себе они никаких проблем не решат. К ним нужно руки и голову прикладывать. Поверьте, Александр Николаевич, ни вам, ни Садыку, ни тем более Мамаю они не пригодятся. Хотя, Мамай, может, и заинтересовался бы.

— Поясни, — немного растерянно произнёс Чердынцев

— Да что пояснять? Просто вы сажать Никитоса не собираетесь. Вот и всё.

— Вроде такого никто не говорил, при мне по крайней мере.

— Говорил Садык, не прямо этими словами, но умеющий слушать не обманется насчёт того, что он имел в виду.

— А если ты ошибаешься?

— Не ошибаюсь, вы же знаете, — хмыкнул я.

Он покачал головой.

— Ладно. Можешь показать, что там такое?

— Нет, не могу. И что, теперь стрелять будете?

— Зачем стрелять? — как бы удивился Чердынцев, и взгляд его стал сердитым.

— Ну пушка же в штанах не просто так показана.

— Какой наблюдательный! — разозлился он.

— Да уж. Это точно. Но до вас мне далеко. Не в плане наблюдательности, а в плане приспосабливаемости к жизненным обстоятельствам.

— Что ты имеешь в виду? — напрягся он.

— Имею в виду, что ласковое теля двух маток сосёт, да?

— Поясни, пожалуйста.

В голосе его проскользнули металлические нотки.

— Да чё пояснять, вы же поняли. Бабки с меня взяли, а теперь вот стволом пугаете. Как это сейчас называется? Прагматизм, что ли?

— Разумный подход всегда так назывался.

— Нет, раньше слова-то такого не знал никто.

— А какое слово знали раньше?

— Говорили, типа, он и вашим, и нашим и даже что похуже говорили. Про прорубь там, про жопу. Всякое, в общем…

— Понятно, — насупился он. — Бабки-то твои я уже отработал десять раз.

— Дорого всё нынче, да? — усмехнулся я.

— Да уж, недёшево, — сердито ответил он.

Мы снова помолчали, слушая тишину морозного утра.

— Ладно, — прервал молчание Чердынцев. — Просто покажи мне их. Дай посмотреть.

— Теоретически могу, конечно, но не здесь. Пойдёмте в областную библиотеку, сядем в читальном зале. Там всё и посмотрим.

— А чем тебе библиотека поможет? — хмыкнул он. — Если я решу тебя взять и изолировать, сделаю это хоть в библиотеке, хоть в областной администрации, хоть сразу после твоего выхода оттуда. Так что библиотека — слабая защита. А поговорить там вообще не дадут, будут шикать на каждый шёпот. Только я не собираюсь тебя брать, захватывать и всё такое, Сергей. Мы же не в шпионском боевике и не в фельетоне про кровавую гэбню.

— А где мы, в таком случае? — спросил я.

— Давай просто поговорим, как взрослые люди. Спокойно, без упрямства, без мальчишества.

Мы снова повернулись друг к другу. Взгляды опять пересеклись и тихонько затрещали, будто кто-то снимал синтетический свитер, щёлк-щёлк-щёлк. Если бы рядом стояла лампочка, она бы точно загорелась, как в музее Николы Теслы в Белграде.

— Ну ладно… — сказал я, наконец.

Скрыть документы от Чердынцева теперь было весьма проблематично. Да и, по большому счёту, смысла особого не имело. Идти на конфликт и рвать отношения было неразумно. Я мог от них ещё много чего получить. Так что поделиться бумагами я, пожалуй, был готов. В обмен на определённые обязательства.

— Поедем тогда, — кивнул я, поднимаясь со скамейки. — У меня зад уже замёрз. Как вы, кстати, меня вычислили? Прослушиваете телефон или дом?

— Да нет, ни то и ни другое. Просто хотел тебя навестить. Подъехал, увидел, как ты выезжаешь из двора на тачке, ну и решил проехать следом.

— Ну-ну, — усмехнулся я. — Даже не могу сказать, что попытка была хорошей. Значит, будем действовать на условиях симметрии.

— Тоже будешь следить за мной? — хмыкнул он.

— Нет. Буду так же, как и вы, не говорить правду.

Он засмеялся. Громко, немного делано, ненатурально.

— А зачем тогда подкрадывались? — спросил я. — Надо, кстати, будет взять у вас по подкрадыванию пару мастер-классов, как сейчас говорят.

Он засмеялся:

— Ну ладно. Научу, если хочешь.

На площади у избушки смотрителя стояла его машина. Мы забрались в неё и поехали с кладбища

Я решил играть более-менее в открытую. Чердынцев, судя по всему, это понял. Насколько он был готов поддержать такую форму взаимодействия было пока неясно, но попытаться стоило. Не устраивать же было с ним перестрелку на кладбище.

Когда мы зашли домой, был спокоен, нападения с его стороны не ждал. Смысла в этом не было никакого, да и, по большому счёту, он знал, что я могу ещё пригодиться.

— Садитесь, — показал я на табурет и включил чайник. — На кухне поработаем. Еды особо нету, так что… вот чай из пакетиков и растворимый кофе.

— Бедствуешь, что ли? — хмыкнул он. — Гонорары вон какие платишь, а сам голодаешь?

— Гонорары для дела, а пирожные для баловства, — пояснил я.

— Ну-ну. А, кстати, сам-то ты, что с этим старьём собираешься делать? Я имею в виду утратившие срок годности бумаги.

Я аккуратно достал из жестянки полиэтиленовый пакет и вынул из него документы. Пачка была приличной.

— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, — посчитал Чердынцев. — Семь подшивок. Рэкет… Похищение предпринимателя Оганезова… Протоколы допросов… Так, так, так… Слушай, это же готовые дела.

— Похоже на то, — кивнул я.

Я пролистнул несколько бумаг, на которых стояли подписи моих бывших коллег.

— Так, что тут дальше? — с любопытством продолжил Чердынцев. — Подкуп. А это… убийство капитана Бешметова.

— Ну-ка, ну-ка, ну-ка… — потянул я папку к себе.

— Чего? — не понял Чердынцев.

— Не так уж много нарыли ребята под управлением капитана Щеглова, — усмехнулся я. — Но результаты баллистической экспертизы имеются. Это уже кое-что. Да, Александр Николаевич?

— Чего так обрадовался-то, если там ничего толкового нету.

— Будет.

Я полистал. Юля Салихова там не упоминалось. И на том спасибо.

— Предположительно, в ночь убийства с дачи генерала… любопытно-любопытно. Водитель скорой помощи видел Бешметова и Щеглова… надо же… Даже допрос самого Щеглова… А кто вёл следствие-то? Калякин и вёл… Он-то там каким боком… Очень интересно…

Свою папку я отложил в сторону для более детального изучения позже. Сказать честно, как ни странно, особого волнения я не испытал. Нет, что-то такое было, конечно, ёкнуло сердце, пробежал холодок, опять же, но я поймал себя на мысли, что читая о Бешметове, я назвал его «он». Не вслух, а мысленно…

И это меня удивило. Будто я начал дистанцироваться от него и превращаться в Краснова. Сейчас я бы, пожалуй, и не смог точно сказать, насколько я Краснов, а насколько Бешметов. Все эти люди вокруг меня сегодняшнего неожиданно заняли важные и прочные места в моей жизни.

— Ты чего, Серёга? — удивился Чердынцев.

— Да… задумался…

Среди папок была ещё пара убийств с показаниями против Никитоса. Один свидетель погиб при невыясненных обстоятельствах, второй угодил под машину. В целом для медийного давления годилось. Но выкружить из этого что-то реальное было сложно.

В своё время эти дела, наверняка, заставляли исходить Никитоса на кое-какую субстанцию. Наверное, он пытался повлиять и на ход следствия, и на сохранность материалов. Интересно, у кого можно поспрашивать о тех временах. Надо пробить, кто из ребят где…

— Ну, и что ты с этим будешь делать? — спросил Чердынцев.

— Внимательно изучу, — пожал я плечами. — Вот здесь, в папке у вас в руках имеются явные свидетельства против Щеглова. Постараюсь найти этих людей, если они ещё живы. Буду работать. Материалы хорошие. Работать можно.

— Да… — покачал головой Чердынцев. — Почти всё надо доводить до ума. А кто этим будет заниматься?

— Найдутся люди. Ну а вам тогда зачем они нужны? Вы-то что будете с ними делать?

— Это Садыков пусть решает.

— А что Садыков? Раз уж мы говорим откровенно, давайте не юлите. Хотите отжать у Никитоса неправедно приобретённые активы? Верно я понимаю?

— Ты смотри, — недовольно буркнул Чердынцев. — За такие слова башку отстрелит кто-нибудь нахрен. И скажет, что так и было.

— Это да. Это… В это легко могу поверить. Вы?

— Нет, не я… Найдутся умельцы. Ладно. Скажи-ка мне, что ты знаешь о шухере вчерашнем.

— О шухере? — я пожал плечами. — Ничего не знаю, пожалуй.

— Никитос должен был улететь в Москву и не улетел, — пояснил Чердынцев. — А вместо этого устроил настоящий шухер. У него, как я слышал, двое доверенных людей пропало на Новосибирской трассе.

— На каком участке? — поинтересовался я.

— Да там точно сказать нельзя. Километров сто пятьдесят разбег. На машине ехали. Похоже, даже на двух машинах, насколько я выяснил. Вообще ничего не слышал про это?

Он прищурился, внимательно разглядывая моё лицо. Пустое. Держать фейс в такие моменты я научился не вчера. Опыт имелся.

— А люди-то эти сотрудники его? — уточнил я.

— Нет, в том-то и дело. Из частной организации. Скажи мне, что ты об этом знаешь.

— Я об этом ничего не знаю. Зато знаю одного кента из ЧОПа, связанного с Щегловым. Это Панюшкин, кличка Усы. Он меня прессовал, вот эти самые документы хотел получить. Это он пропал или нет? Я так понимаю, он исполняет различные деликатные поручения. Был ещё Раждайкин, но он закрыт. Или его выпустили?

— Нет, Раждайкина не выпустили.

— Всё, что мне известно — Никитос лежал в больнице. Но черепно-мозговую ему, вероятно, нарисовали. Короче, больше ничего не знаю. Как с такой травмой летать на самолёте — тоже не в курсе.

— В Москву он не улетел и метался тут, как ведьмак на шабаше.

— «Развяжите полотенцы, изуверы инаверцы», — кивнул я.

— Эрудированный ты парень.

— И кому он первому звонил? Знаете? Ширяю?

— Какому ещё Ширяю! — махнул рукой Чердынцев.

— Сами знаете, какому. Вот, кстати, вы хотите только у Никитоса всё отжать или у Ширяя тоже? У Ширяя мошна толще, мне кажется.

— Ты слова-то подбирай, Краснов. Я ведь с тобой по-хорошему говорю.

— Александр Николаевич, ну как бы мы сидим за столом, смотрим архивные документы, которые в принципе, по большому счёту, никто не заставлял меня вам показывать, правда?

— Ну это как посмотреть, — прищурился он.

— Да хоть как посмотреть. Или вы про пушку в штанах?

— Нет, пушка ни при чём.

— Ну вот. Так что мы должны оба понимать, без взаимной откровенности никакого сотрудничества не будет. Так что там с Ширяем? Есть на него планы или нет?

— Ну ты ж сообразительный, Сергей, да? — качнул головой Чердынцев. — Должен ведь понимать, что речь идёт не о личном проекте Садыка. И мне не всё известно.

— А о чьём проекте идёт речь? Кто кроме Садыка и Мамая решил тряхнуть Никитоса перед уходом на пенсию? Мне даже интересно, какие там старики-разбойники.

— Ладно. Есть у тебя печенье какое-то или ещё что?

— Найдётся.

— Давай сделаем так. Поедем сейчас к Садыку, покажем ему все бумаги и обсудим любые волнующие вопросы.

— Есть овсяное, — сказал я и вытащил из шкафчика пакет. — И кофе можно сварить. Хотите?

— Да ладно, хрен с ним, давай растворимый, — кивнул Чердынцев и протянул руку за круглой печенюхой.

— Только, Александр Николаевич, в любом случае вот это дело, — я постучал пальцем по папке Бешметова, — останется у меня. Чтобы забрать его, вам придётся меня убить. Хочу, чтобы вы сразу это поняли.

— Не хотелось бы до этого доводить, — покачал головой Чердынцев.

— Ясно, — кивнул я. — Ну зато честно, по крайней мере. Вы когда, кстати, успели мне здесь жучков наставить? — прищурился я.

— Да каких ещё жучков? Нет у меня здесь ничего.

— Надо бы убрать, а то нехорошо получается, Александр Николаевич.

— Отстань, слушай, я ничего не ставил. Честное офицерское.

Зазвонил телефон. Чердынцев сразу напрягся. Я глянул на экран. Это была Грошева.

— Надо ответить, — сказал я и взял трубку. — Привет, Ань!

— Привет! — воскликнула она, и в голосе промелькнула радость.

— Ты вернулся уже или нет из своего Новосибирска?

Я быстро глянул на Чердынцева, чтобы понять, услышал он про Новосибирск или нет. Кажется, нет.

— Я сейчас дома, — ответил я, прижимая трубку плотнее, чтобы голос не донёсся до моего гостя.

— А, здорово. То есть не стал два дня гостить, как собирался?

— Немножко поменялись планы, — усмехнулся я.

— Ну, а как там Новосиб? Был в оперном?

— Не был, Ань, не моя это стихия. Я в лучшем случае в кино.

Она засмеялась.

— Ясно. Ну так что? Когда к тебе можно прийти? Когда будешь дома? Я через час примерно могла бы завалиться.

— Ань, давай часов в пять ориентировочно.

— Поняла, значит в пять буду. Предварительно ещё позвоню.

— Договорились.

Я положил трубку.

— Ну что, Серёга, поехали к Садыкову?

— Вы с ним сначала поговорите, а то он занят, возможно.

Чердынцев позвонил, договорился на встречу через полчаса.

— Вот эту папку я даже брать с собой не буду, — сказал я.

— Нет! — воскликнул Чердынцев.

— На нет и суда нет, Александр Николаевич. Не поеду с вами.

— Что ж ты за человек-то такой? — нахмурился он.

— Хватит на мне свои конторские штучки отрабатывать. Говорю прямо, что думаю. Если это дело мне не оставите — хрен вообще что отдам.

Он стиснул зубы. Заявление, конечно, было дерзким — против Садыка и Чердынцева мне крыть было нечем, — но он согласился.

Мы снова встретились на даче.

— Так, парни, давайте по-быстрому, — сразу заявил Садык. --- Времени нет.

Никаких угощений, никакого камина, ничего. Сидели в холодной комнате, вдыхали застарелый запах гари. Садык был злой и колючий.

— Значит так, Сергей, — по-деловому начал он. — Заканчивай валять дурака. Ты понял меня?

— Не совсем, — покачал я головой.

Он тут же вскипел:

— Прекрати играть в Пинкертона! Давай сюда бумаги и вали нахер, шкет. Так тебе понятно? Я, признаюсь, задолбался в твой детский сад играть.

Я посмотрел на Чердынцева. Тот отвернулся к камину, и мне показалось, что ему стыдно за шефа. Кринж. Испанский стыд…

— Я, конечно, дико извиняюсь, Владимир Кажимович, но нет. Так не пойдёт. Пока мы не договоримся, никаких бумаг.

— Слушай, ты сейчас достукаешься.

— Дёшево не дамся, — покачал я головой.

— Ты угрожаешь, что ли? — разъярился Садык. — С ума сошёл?

— Да нет, не сошёл. Просто игру в хорошего и плохого копа знаю неплохо.

— Что за наглость такая? Ты понимаешь, кто я и кто ты?

— Владимир Кажимович, это вы меня пригласили, я к вам не напрашивался.

— Серьёзно? — усмехнулся он.

— Ладно, давайте по делу. У меня есть предложение.

— Не надо мне никаких предложений. Давай документы. Передай их органам государственной безопасности, в самые надёжные руки на земле.

— Так вот, моё предложение, — продолжил я. — У меня есть подборка материалов криминального характера. Чердынцев их видел. Подборка сделана Калякиным. Некоторые дела он вёл сам, некоторые коллеги. Это дела, изъятые из архивов. Там протоколы допросов, результаты экспертиз, обысков и так далее. Всё, что касается нескольких убийств, вымогательств, рейдерских захватов, рэкета. Полный набор из девяностых. Везде упоминается Никита Щеглов, Никитос. Он фигурирует как подозреваемый, а в паре дел как свидетель. Материалы достаточно серьёзные, но не доведённые до финала. Если бы был человек заинтересованный, он бы смог продвинуться хотя бы по нескольким делам.

Садык, слушал, поигрывая желваками.

— Итак, эти материалы у меня. Они принадлежат мне. Я их получил по наследству. У вас материалов нет, но вы хотите обобрать Никитоса.

— Ты чё несёшь, щенок? — воскликнул Садык. — За языком следи!

— А я хочу обобрать не только Никитоса, но и Ширяя. Не обращая внимания на его показное возмущение, продолжил я. — А также хочу посадить их обоих в тюрьму, послать на зону. Поэтому мы можем объединить усилия. Я вам помогу, а вы поможете мне.

— Тебе лет сколько, сынок? — качал головой Садык с таким видом, будто удивлялся, насколько туп его собеседник. — Ты оказал содействие в проведении расследования. Ну всё, спасибо. Иди. Играй с девочками. Кораблики в лужице запускай. Неужели ты думаешь, что я доверю тебе какое-то серьёзное дело? Зачем ты нам нужен?

— Проблема в том, Владимир Кажимович, что вам без меня не справиться. Вы тридцать лет вокруг него пляшете, ритуальные танцы совершаете. Но пока я не появился на вашем горизонте, у вас не было ни бумажки, ни какашки.

— А ты-то откуда знаешь, что у нас было? — рыкнул Садык.

— Короче, я сейчас втираюсь в доверие к Ширяю. Насколько я смог понять, вы в его окружении человека не имеете. И вообще весьма ограничены в ресурсах. Стало быть выступаете в этом деле не столько от имени конторы, сколько от группы заинтересованных лиц. То есть весь арсенал средств применить не можете. Но хотите прибрать к рукам огромные богатства.

Садык прищурил глаза и буравил меня колючим не слишком приветливым взглядом.

— А вы начинайте шантажировать Никитоса материалами, — продолжил я. — Сразу скажу, я на его месте хрен бы вам что отдал. Материалы старые, неактуальные. Поэтому сначала нужно раскачать тему, чтобы бумажки набрали вес и цену. Понимаете меня? Давайте это мне. Я возьму несколько дел и буду их крутить. Буду выдавать публикации в прессе, буду работать со стороны СКР. Понимаете? Чтобы всё было синхронно. А вы одновременно с этим, можете на него выходить, давить, показывать копии, запугивать, говорить, что посадите. Шантажируйте сколько влезет. Идёт?

Садык смотрел на меня исподлобья. Глаза покраснели. Он никогда не любил, когда его щёлкали по носу, а я именно это сейчас и делал.

— Вы скажете, вот смотри, Никитос, уже пошли дела, уже о тебе пишет центральная пресса, уже следком начинает шебаршиться. Отдавай нам своё неправедно нажитое добро. Но давайте договоримся сразу, ещё на берегу. Если вам удастся ломануть этот живой сейф — вы мне платите, делитесь его деньгами. Если мне удастся — я делюсь с вами. Идёт?

Садык посмотрел мне в глаза, потом на Чердынцева, потом снова на меня. Прикидывал, где и насколько может меня кинуть и объегорить.

— Ну а что вы теряете, Владимир Кажимович? — усмехнулся я. — При худшем раскладе несколько дел из целой жестяной коробки. А что найдёте — сами подумайте. Это даже вообразить трудно. Так ведь? Разве не лучше договариваться, чем воевать?

— Ну ладно, — наконец выдохнул Садык, взвесив за и против. Вероятно, он подумал, что скинуть меня с хвоста сможет в любой момент.

У меня снова зазвонил телефон. На этот раз я понадобился Вере, секретарше Кашпировского.

— Сергей, привет!

— Привет-привет, Вер. Как живёшь?

— Слушай, давай потом поболтаем, я по делу.

— По делу? Хорошо, слушаю.

— Тебя Савоськин вызывает.

— Савоськин вызывает? Ничего себе. Чего ему надо?

— Не знаю, — усмехнулась Вера Михайловна. — Велел приехать как можно скорее.

— Скорее — это когда?

— Буквально через пять минут.

— Через пять нереально. В лучшем случае минут через сорок.

— Давай-ка ты пораньше постарайся.

— Постараюсь, — пообещал я.

Совещание с Садыком закончилось неокончательным решением. Вопрос повис на ниточке. Тем не менее, половину дел я оставил себе, засунул в рюкзак и уехал. Чердынцев довёз меня до города, дальше я взял такси, а дома пересел на «Ларгус» и двинул к Савоськину.

Приехал, как и предполагал, через сорок пять минут. Рюкзак с делами и пушкой я бросил в багажник «Ларгуса».

Прибыв в РФПК, я сразу пошёл в приёмную. Секретарша холодно кивнула на дверь.

Я постучал, дождался возгласа «да-да» и вошёл.

— Здравствуйте, Александр Анатольевич, — широко улыбнулся я.

— Здравствуй, здравствуй, друг прекрасный, — высокомерно оглядывая меня, ответил он.

Он сидел за рабочим столом, а перед ним, у приставного стола для заседаний спиной ко мне расположился посетитель. Что-то в его фигуре показалось мне смутно знакомым…

Савоськин кивнул и, обращаясь к посетителю произнёс:

— Вот он. Появился. Забирайте.

Посетитель медленно, с достоинством поднялся и только тогда повернулся.

Это был Давид Георгиевич. Тот самый чувак, что встречался со мной в горной деревушки после днюхи Ангелины.

— Здравствуй, Сергей, — с лёгким акцентом произнёс он.

— Здравствуйте, Давид Георгиевич, — кивнул я и по спине пробежал холодок.

— Помнишь наш разговор? — чуть прищурился он. — Ты тогда видел тех, кто решил оказаться поближе к земле.

— Тех, кто упал в ущелье, — кивнул я. — Помню, конечно.

— Вот-вот, — хмыкнул он. — Тех, кто упал в ущелье.

Он глянул тем самым взглядом, от которого может стыть кровь в жилах.

— Ты же не хочешь упасть в ущелье, не правда ли, дорогой? — спросил он и едва заметно улыбнулся…