Право на сбой. Нулевой Игрок

Глава 20

Новый план

Ясность была похожа на холодную воду после долгой, лихорадочной болезни. Она не принесла радости или облегчения. Она принесла покой. Тяжелый, как надгробная плита, но покой. Я стоял посреди мерцающей, глючной пещеры, окруженный теми немногими, кто выжил после устроенного мной апокалипсиса, и впервые за долгое время не чувствовал ни паники, ни всепоглощающей вины. Только ответственность.

Элара, Кай и трое уцелевших беженцев — сапожник, торговка специями и бывший городской стражник — смотрели на меня. Они ждали. И в их взглядах я видел не только надежду, но и страх. Они доверились мне, но они помнили, к чему привело мое прошлое «гениальное» руководство.

— Мы проиграли, — начал я. Мой голос был ровным, без тени эмоций. Он эхом разнесся по нестабильной пещере. — Все, что мы пытались сделать, — провалилось. Наша оборона была прорвана. Наша подпольная сеть уничтожена. Наш лучший воин в плену. А «Очищение» продолжается. Прятаться здесь, в этих глючных зонах, — это лишь отсрочка. Рано или поздно они найдут способ «отформатировать» и эти сектора.

Я обвел их взглядом, давая горькой правде утонуть в их сознании. Никаких ложных надежд. Никакой мотивационной чуши. Только факты.

— Мы пытались защищаться. Мы пытались действовать осторожно, бить точечно, играть в партизан. И мы проиграли. — Я сделал паузу, а затем произнес слова, которые изменили все. — Пора атаковать.

Я увидел, как в их глазах отразилось недоумение. Атаковать? Чем? Кем? Нас было пятеро с половиной бойцов, запертых на цифровом кладбище.

— Что ты предлагаешь, Алекс? — голос Элары был осторожным. Она снова была инвестором, оценивающим рискованный актив. — Лобовая атака на Цитадель?

— Хуже, — я позволил себе тень своей старой, циничной улыбки. — Я предлагаю атаковать саму операционную систему.

Я подошел к мерцающей стене и начал чертить на ней пальцем. Код подчинялся мне здесь, оставляя светящиеся линии на нестабильной поверхности. Я рисовал схему. Схему их главной атаки.

— «Очищение», — сказал я, начертив несколько широких, нисходящих стрел. — Что это такое по своей сути? Это системный процесс с высшим приоритетом, который сканирует весь мир и выполняет одну функцию: reset_to_default. Он несет смерть, да. Но он же создает идеальное прикрытие. Когда в вашем доме пожар, никто не обращает внимания на мышь, шмыгнувшую в подвал. Все системные мониторы, все «сторожа», все внимание Куратора и Джонсона сейчас приковано к этому процессу. Они следят за тем, как стирается наш мир. Они не ждут от нас удара. Они ждут, что мы будем бежать и прятаться.

Я начертил в центре карты круг и подписал его: «Сердце Мира».

— Мы не будем пытаться остановить «Очищение». Мы используем его как дымовую завесу. Пока их армия смотрит в одну сторону, мы нанесем удар в другую. Мы прорвемся в «Нулевой Лабиринт».

— Мы уже пытались, — мрачно напомнил выживший стражник. — И потеряли почти всех.

— Тогда мы пытались проникнуть тайно, — ответил я. — А теперь мы пойдем напролом. «Очищение» создает колоссальную нагрузку на серверы. Протоколы безопасности работают на пределе. В системе появляются «окна», микроскопические задержки в реакции. Если правильно рассчитать время, мы сможем проскочить через их защиту до того, как они поймут, что происходит.

План был не просто рискованным. Он был самоубийственным.

— И что потом? — спросила Элара. — Допустим, мы прорвались. Мы снова в ловушке, в центре их цитадели. Что дальше?

— А дальше, — я посмотрел ей прямо в глаза, — я сделаю то, что должен был сделать с самого начала. Я не буду пытаться захватить контроль. Я его уничтожу.

Я увеличил схему «Сердца Мира».

— В ядре системы хранится фундаментальный код, определяющий статус каждого NPC. Сейчас мы — «объекты». У нас есть properties, свойства, но нет прав. Я внедрю туда вирус. «Логическую бомбу». Она не будет ничего разрушать. Она просто найдет в коде строчку [status: object] и заменит ее на [status: user]. У всех. У каждого NPC в этом мире. От драконов до последней белки в лесу.

Я замолчал. Они смотрели на меня, и я видел в их глазах смесь ужаса и восхищения.

— Что… что это даст? — прошептал Кай, который до этого молчал, вцепившись в руку Элары.

— Это даст вам свободу, Кай, — ответил я мягко. — Настоящую. Это даст вам права. Система больше не сможет вас просто «удалить». Она будет обязана рассматривать вас как пользователей. Как игроков. «Очищение» захлебнется, потому что оно не сможет стереть миллионы «игроков», не разрушив саму игру. Это вызовет каскадный сбой такого масштаба, что Куратору и Джонсону придется выбирать: либо признать наше существование, либо потерять все.

Решение было не за мной. Я больше не отдавал приказы. Я делал предложение.

— Это не план выживания, — сказал я честно, обводя их всех взглядом. — Скорее всего, нас убьют в процессе. Шанс на то, что я доберусь до терминала и успею запустить вирус до того, как нас сотрут, ничтожен. Но это — наш единственный шанс не просто выжить. А победить. Подарить свободу всем тем, кто прямо сейчас умирает там, наверху. Мы можем умереть рабами в этой пещере. Или мы можем умереть свободными, пытаясь освободить всех остальных.

Я закончил. Тишина, наступившая после, была тяжелой, как свинец. Я видел, как они думают. Как взвешивают на своих внутренних весах гарантированную, но отложенную смерть здесь — и почти гарантированную, но осмысленную смерть там.

Первой, как ни странно, заговорила Элара. Она подошла к моей схеме на стене.

— Какова вероятность успеха в процентах? — спросила она. Все тот же инвестор.

— Меньше одного, — ответил я.

Она кивнула, будто я назвал ей приемлемую цифру.

— Но какова рентабельность инвестиций в случае успеха?

— Бесконечность, — сказал я.

Она посмотрела на меня, и на ее губах впервые за долгое время появилась ее старая, хищная улыбка.

— Сделка принята.

Бывший стражник и двое других переглянулись. И в их глазах я увидел не страх. А ту же мрачную решимость, что и у Бастиана в их последнем бою. Они уже потеряли все. Им больше нечего было бояться.

— Мы с вами, — сказал стражник.

Все взгляды обратились на Кая. Он смотрел на меня, и его голубые глаза сияли в полумраке пещеры.

— Ты… ты сделаешь всех свободными? — спросил он.

— Я попробую, — ответил я.

Он кивнул, как будто этого ответа было достаточно.

— План хороший, — сказала Элара, снова становясь прагматиком. — Но в нем не хватает одной ключевой переменной. Для штурма нам нужен воин. Лучший из нас. А он в плену.

Она была права. Без Бастиана наш прорыв был обречен.

— Значит, — сказал я, и новая, невозможная задача встала перед нами. — Прежде чем штурмовать рай, нам придется сначала вытащить нашего друга из ада.

Принятие

Когда Алекс закончил говорить, тишина в глючной пещере стала почти осязаемой. Его слова, дерзкие и самоубийственные, повисли в мерцающем воздухе, как приговор. Элара смотрела на схему, начерченную на стене — атаку на сердце мира, — и ее мозг, идеальная счетная машина, выдавал один и тот же результат: ERROR. PROBABILITY OF SUCCESS: 0.99%.

План был не просто рискованным. Он был статистически абсурдным. Это была не инвестиция, а лотерейный билет, купленный на последние деньги.

Она посмотрела на остальных. Трое выживших — сапожник, торговка и стражник — стояли, сбившись в кучу, их лица были бледными масками ужаса. Они не видели гениальности плана. Они видели только обещание верной смерти. Их взгляд был устремлен не на Алекса. Он был устремлен на нее. Они ждали ее вердикта. Она была их голосом разума, их прагматичным якорем в этом море безумия. Если она скажет «нет», они безропотно останутся в этой пещере, чтобы встретить свой конец.

Дилемма была не в цифрах. Она была в людях. Остаться здесь — это стопроцентная, но отложенная гибель. Пойти за ним — это почти стопроцентная, но немедленная. Ее разум, ее суть, все, что делало ее Эларой, кричало, что нужно выбрать отсрочку. Что нужно искать третий вариант, торговаться, ждать.

Но она посмотрела на Алекса. И увидела то, что не укладывалось ни в какие расчеты.

Это был не тот сломленный, паникующий гений, который несколько дней назад в истерике пытался перехватить у нее управление. Тот Алекс был рабом своей гордыни, своей веры в то, что он может все контролировать. Этот — был другим. В его глазах не было ни эйфории, ни азарта. Только спокойная, холодная уверенность. Он не предлагал им план, в котором он был богом. Он предлагал им выбор, в котором они все были смертными.

А потом она посмотрела на Кая. Мальчик все еще держал ее за руку, но его огромные голубые глаза были устремлены на Алекса. И в них не было ни капли страха. Только абсолютная, непоколебимая вера. Вера в то, что создатель их спасет.

И Элара поняла. Это была не математическая задача. Это был вопрос веры. Ее кредо о том, что все в этом мире можно измерить, купить и продать, столкнулась с чем-то, у чего не было цены. Доверие.

Она могла положиться на свой расчет и умереть. Или она могла положиться на этого изменившегося человека и… скорее всего, тоже умереть. Но умереть, пытаясь.

Решение созрело. Оно было нелогичным. Иррациональным. И, возможно, самым правильным в ее жизни.

Она отпустила руку Кая и медленно подошла к Алексу, встав рядом с ним, лицом к остальным. Она стала его первым солдатом. Его первым последователем.

— Ты просишь нас поставить все, что у нас осталось, на один процентный шанс, — сказала она громко и четко, чтобы слышал каждый. Ее голос не дрожал. — Как прагматик, как глава торговой гильдии, я должна сказать «нет». Это худшая инвестиция в истории.

Она сделала паузу, обводя взглядом испуганные лица выживших.

— Но как выжившая, которая видела, что система делает с теми, у кого стопроцентные гарантии… — она горько усмехнулась. — Я ставлю на тебя, Алекс. На этот один процент.

Она повернулась к нему.

— Я с тобой. Мои ресурсы, мои знания — все, что осталось, — твое.

Это было все, что требовалось. Ее авторитет, ее холодный, расчетливый ум, который они все так уважали, только что поручился за самое безумное предприятие в их жизни. И этого было достаточно.

Стражник, тот самый, что напомнил Алексу о их провале, шагнул вперед. Он посмотрел на Элару, потом на Алекса.

— Если хозяйка гильдии считает это выгодной сделкой… — он пожал плечами, и в его глазах появилась мрачная решимость. — Значит, и я в деле. Лучше умереть в бою, чем быть стертым в норе, как крыса.

Двое других, сапожник и торговка, переглянулись и молча кивнули.

Страх никуда не делся. Он все так же висел в воздухе. Но теперь рядом с ним было что-то еще. Единство. Общая, отчаянная, самоубийственная вера.

— План хороший, — сказала Элара, снова превращаясь в безжалостного менеджера проекта. — Но в нем не хватает одной ключевой переменной. Для штурма нам нужен воин. Лучший из нас. А он в плену.

Она была права. Без Бастиана их прорыв был обречен.

— Значит, — сказал Алекс, и его спокойный голос прозвучал в наступившей тишине как приговор и как обещание. — Прежде чем штурмовать рай, нам придется сначала вытащить нашего друга из ада.

На пути к спасению

Слова Алекса упали в тишину пещеры, как камень в глубокий, темный колодец. «…вытащить нашего друга из ада».

Хрупкое единство, рожденное из отчаяния и дерзкого плана, треснуло и рассыпалось. Надежда, только что вспыхнувшая в глазах выживших, погасла, сменившись тупым, безысходным ужасом.

— Бастиана? — прошептал бывший стражник, и его голос дрогнул. — Но он… они схватили его.

— Его держат в «Изоляторе», — добавил сапожник, и одно это слово заставило всех побледнеть.

Элара знала, что такое «Изолятор». Это было не просто тюрьма. В игровом мире это была легенда, страшилка, которую рассказывали у костра. Системный карантинный сектор для самых злостных читеров, багоюзеров и взломщиков. Место, откуда не возвращались. DELETE в чистом виде. Попасть туда было равносильно смертному приговору. А уж выбраться оттуда… такого не случалось никогда.

Стена, которую нельзя было ни обойти, ни проломить. План штурма «Сердца Мира» на фоне этой задачи казался легкой прогулкой.

— Это невозможно, — констатировал стражник, качая головой. — Охрана «Изолятора» — это элитные гейм-мастера и протоколы «Цербера». Это самая защищенная точка во всем «Кайросе». Нас сотрут еще на подходе.

Он был прав. Элара это знала. Ее мозг, мгновенно проанализировав задачу, выдал тот же результат: FAILURE. Вероятность успеха стремилась к абсолютному нулю.

Признать невозможность спасения Бастиана — и тем самым признать невозможность их главного плана. Похоронить последнюю надежду здесь, в этой глючной пещере. Или цепляться за абсурдную, нелогичную идею, которая гарантированно убьет их всех еще быстрее. Ее прагматичная суть кричала, что нужно смириться. Признать потерю актива и пересчитать стратегию.

Но она посмотрела на Алекса. Он стоял, глядя на нее, и в его глазах не было отчаяния. Только ожидание. Он дал им цель. Он дал им веру. Но он был гением кода, а не стратегом. Он не знал, как превратить «что», в «как». Эту работу всегда делала она.

А потом она посмотрела на Кая. Мальчик смотрел на нее с такой надеждой, с такой верой в ее всемогущество, что у нее перехватило дыхание.

И Элара поняла, что не может сказать «нет». Она не могла позволить себе роскошь логики, когда на кону стояли их жизни.

Если стандартные методы не работают, нужно использовать нестандартные. Если парадную дверь охраняет армия, нужно искать черный ход.

— Он прав, — сказала она, и все взгляды обратились к ней. Ее голос был спокоен и холоден, как будто она обсуждала не самоубийственную миссию, а условия нового торгового соглашения. — Официальные пути закрыты. Охрана непробиваема. Лобовая атака — это идиотизм.

Она подошла к стене, где Алекс начертил схему их главной атаки. Она стерла ее часть и начала рисовать свою.

— Значит, мы не пойдем официальными путями.

Она снова была в своей стихии. Хаос, паника, невыполнимые задачи — это была та среда, в которой ее мозг работал лучше всего.

— «Изолятор» — это системный объект. Но он существует в физическом (для нас) мире. У него должны быть стены. Фундамент. И, что самое главное, — она обвела точку на своей новой схеме, — у него должна быть система жизнеобеспечения. Энергия. Охлаждение. И… канализация.

Алекс подошел ближе, его глаза загорелись интересом. Он начал понимать.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, — продолжила Элара, — что ни одна, даже самая совершенная тюрьма, не может существовать в вакууме. Она связана с городом тысячами невидимых нитей. И не все из них контролируются системой.

Она посмотрела на выживших.

— Я много лет управляла черным рынком Цитадели. Я знаю людей. Вернее, неписей. Я знаю контрабандистов, которые используют забытые, незадокументированные туннели под городом. Пути, которых нет ни на одной системной карте. Они могут провести нас к основанию «Изолятора». Туда, где защита минимальна.

Надежда, слабая, как огонек свечи на ветру, снова зажглась в глазах беженцев.

— Но даже если мы доберемся, — возразил стражник, — как мы пройдем внутрь?

— А вот это, — Элара посмотрела на Алекса, — уже твоя работа.

Она ткнула пальцем в точку на схеме.

— Система канализации. Самая старая, самая грязная, самая забытая часть любой крепости. Я уверена, протоколы безопасности там не обновлялись с самой беты. Если я смогу доставить тебя к их главному коллектору, сможешь ты найти там уязвимость? Отключить решетки? Создать короткое замыкание в системе охраны?

Алекс смотрел на ее схему, и на его лице впервые за долгое время появилось что-то похожее на азарт.

— Канализация… — пробормотал он. — Старый код… legacy code… Да. Да, черт возьми. Там наверняка остались старые отладочные порты. Если физический доступ будет, я смогу устроить им такой потоп, что вся их система безопасности захлебнется.

План был безумен. Он держался на честном слове контрабандистов, на древних уязвимостях и на чистом везении. Но это был план.

— Хорошо, — Элара хлопнула в ладоши, снова превращаясь в безжалостного менеджера. — Значит, так. Я беру на себя логистику и поиск проводников. Алекс, ты готовишь все необходимые скрипты для взлома. Ты, — она указала на стражника, — и вы двое. Вы — наша штурмовая группа. Ваша задача — прикрывать Алекса и быть готовыми вытащить Бастиана силой. Кай.

Мальчик вздрогнул.

— Ты остаешься здесь. В безопасности. Ты — наш страховой полис. Если мы не вернемся, ты должен будешь выжить. Понял?

Кай испуганно, но твердо кивнул.

— Вот и отлично, — сказала Элара. — Начинаем подготовку. У нас очень мало времени, пока они не решили… допросить нашего капитана.

Она не стала говорить, что именно это означает. Все и так все поняли. Непреодолимое препятствие превратилось в рискованный, но выполнимый план. Отчаяние сменилось напряженной, лихорадочной деятельностью. Они снова были командой. И у них была миссия. Невыполнимая. Но это было лучше, чем сидеть и ждать смерти.