Повелитель крыс

XIII

Григорий вошел в гостиницу первым. До двух часов еще оставалось время, но он хотел заранее занять удобную наблюдательную позицию. Он пересек вестибюль и направился к выстроившимся в ряд телефонам-автоматам.

Остановившись возле одного из них, Григорий впервые за много веков задумался о том, что, быть может, и он смертен на этой земле.

В вестибюле находились несколько человек, но никто из них не обратил на Николау внимания. Желая, чтобы так осталось и впредь, Григорий постарался ни к кому чересчур пристально не присматриваться. Искать Абернати — это задача Терезы.

Тереза вошла в вестибюль через минуту после того, как Григорий водворился на наблюдательном посту. В темно-синем деловом костюме, с макияжем, она выглядела просто потрясающе. Держа в руке небольшой портфельчик, Тереза шла по вестибюлю, поглядывая на находившихся там людей. Некоторые мужчины отвечали ей взглядом, но ни один из них не был мистером Абернати. Тереза повернула налево, прошла мимо тех, кто находился на этой половине вестибюля, мимо бара. Ноль эмоций.

Она посмотрела в сторону Григория. Взгляд у нее был разочарованный и смятенный. Видимо, в его глазах она прочла те же чувства. Затем Тереза перевела взгляд в сторону лифтов. Оттуда, где стоял Григорий, двери кабин ему не были видны, но он догадался, что двери одной из них открылись и оттуда вышли люди.

Тереза, изобразив профессиональную улыбку, направилась в сторону лифта и исчезла из поля зрения Григория, но до него доносился ее голос. Слов он не разбирал, однако, судя по интонации, она в конце концов встретилась с Абернати. А еще через пару мгновений Тереза снова появилась. Она шагала от лифтов рядом с высоким, крепкого телосложения мужчиной с волосами песочного цвета. Мужчина был одет в темный строгий костюм.

Что-то было не так — но что, Григорий пока не понимал. Еле слышно произнеся заклинание, он обшарил вестибюль магическим взглядом, но не обнаружил ничего необычного. Ни в самом вестибюле, ни в помещениях, примыкавших к нему, Николау не нашел ни единого мага. Правда, у одного из служащих гостиницы он заметил кое-какие, едва различимые латентные способности к магии. Люди такого сорта Григорию встречались частенько — это были так называемые счастливчики, которым и в голову не приходило, что счастье и удачу им приносит вовсе не судьба, а они сами. Служащего Николау сразу сбросил со счетов и еще шире раздвинул границы поиска.

И тут он понял, в чем дело.

Ведь он не почувствовал Абернати даже после его появления в вестибюле! Если бы Абернати был таким же, как Тереза и все прочие другие, Николау должен был ощутить его присутствие здесь, как только бы сам вошел в гостиницу, а пожалуй, и раньше.

Но если он не маг, то каким же образом его так быстро узнала Тереза?

Не в силах сдержать любопытство, Григорий отошел от кабинки телефона-автомата и направился туда, где стояли кресла для отдыха. Когда он проходил мимо Терезы и Абернати, он своего интереса ничем не выдал, да и Тереза не смутилась и не растерялась, что Григория очень порадовало. Дойдя до обитого плюшем кресла неподалеку от беседующей парочки, Григорий уселся и взял с соседнего кресла кем-то забытый номер «Трибюн».

— Вы определились с суммой, которую готовы уплатить? — спросила Тереза.

— Да, то есть… нет. Все будет зависеть от дома.

Григорий выглянул за краешек газеты и впервые увидел, каков собой Абернати. Лицо у него оказалось под стать фигуре: широкое, мясистое — ни дать ни взять, лихой футбольный форвард. Лихости физиономии Абернати добавляли и несколько неухоженные усы такого же цвета, что и волосы.

А глаза у него были серо-голубые.

Григорий не в силах был отвести от него взгляда. Почему же Абернати так сильно отличался от остальных других? Те немногие, с кем Николау доводилось прежде встречаться лично, в той или иной степени напоминали Терезу. Их он чувствовал на расстоянии. Самый сильный импульс исходил от Терезы, слабее всего был тот, что издавал некий человек в Будапеште — его Николау заметил только тогда, когда они очутились в одном и том же дворе. А с Абернати… С Абернати Григорий не чувствовал ровным счетом ничего!

И тут взгляд этого загадочного человека скользнул к Григорию. Абернати широко открыл глаза и неотрывно уставился на Николау.

Проклиная собственную глупость, Николау попытался отвести взгляд, но обнаружил, что сделать это не в состоянии. Взгляд его был прикован к Абернати, а тот, в свою очередь, не спускал глаз с него. Почувствовав прикосновение к своему сознанию, Григорий сразу понял, что оно исходит от Абернати.

Тереза задавала Абернати вопросы, но он не слушал их и продолжал пялиться на Григория. Теперь Григорий наконец ощутил связь между ними — ту связь, которую этот хитрец сумел каким-то образом скрыть от него.

Вильям Абернати был магом. И теперь он пытался воздействовать на сознание Григория.

Для несведущего постороннего наблюдателя все выглядело совершенно невинно: два человека просто-напросто задержали взгляды друг на друге. Между тем Григорий видел в глазах Абернати алчность, желание поглотить… не что-нибудь, а его душу!

Тереза умолкла, заподозрив, что между Николау и ее «клиентом» что-то происходит. Григорий искренне сожалел о том, что не в силах произнести ни слова и попросить ее о помощи — помощь бы ему сейчас очень не помешала, но даже такое минимальное усилие могло стоить ему проигрыша в контратаке, которой он отвечал на нападение Абернати. Абернати просто поразил его своим могуществом. Николау не припоминал, чтобы ему встречался еще кто-то, обладающий магическим даром такой мощи. Пожалуй, даже Франтишек уступал этому человеку.

Краешком глаза Григорий наблюдал за Терезой и видел, как она лихорадочно переводит взгляд с него на Абернати и наоборот. А потом она вдруг развернулась к Абернати, который совершенно забыл о ее присутствии, и довольно ощутимо заехала тому локтем в пах. Конечно, даже такого удара было бы маловато для того, чтобы заставить дрогнуть столь крепкого мужчину, и все же его хватило для того, чтобы Абернати отвлекся, а именно это и было нужно Николау.

Вильям Абернати только и успел ахнуть, как глаза его вдруг остекленели. Он не упал, потому что магическая сила, которой управлял Григорий, удержала его в сидячем положении. Николау встал, отложил газету и подошел к Терезе.

— Что случилось? — шепотом спросила она.

— Он такой же, как я, — ответил Григорий, по-приятельски улыбаясь застывшему в неподвижности Абернати. — Он маг. Вернее говоря — колдун.

— Как Франтишек?

— Он похож и на него, но если учесть, что наши таланты с Франтишеком разнятся, то Абернати отличается от нас обоих. Он способен таить свой дар от других магов. Я не ощущал связи с ним, стоя совсем рядом — у телефонов-автоматов, поэтому и решился на отчаянный шаг — прошел мимо вас.

— А я еще гадала, зачем тебе это понадобилось, — понимающе кивнула Тереза и опасливо огляделась по сторонам. Пока они не привлекли ничьего внимания. — Надо что-то делать, — заметила она. — Не можем же мы просто вот так сидеть с ним тут.

— Согласен, — кивнул Григорий. Он не испытывал ни малейших угрызений совести на тот предмет, чтобы использовать магическую силу в отношении Абернати: этот субъект довольно-таки красноречиво продемонстрировал, что собой представляет. — Думаю, мистер Абернати просто мечтает показать нам свой гостиничный номер.

Григорий уставился на Абернати в упор. Тот медленно опустил голову. Тереза, широко раскрыв глаза, смотрела на своего спутника. Григорий расстроился. Что она могла подумать о нем, наблюдая за тем, как он целиком и полностью подчинил другого человека своей воле?

Между тем выражение лица Терезы изменилось. Вместо изумления в ее глазах отразилось понимание.

— Пожалуй, мне его не очень-то жалко. Только давай поторопимся.

Все трое встали (Абернати — повинуясь безмолвному приказу Григория) и направились к лифту. Григорий проверил, как ведут себя служащие гостиницы, но никто на них внимания не обращал. Все трое спокойно дошагали до лифта и заняли свободную кабину, куда, на счастье, никто, кроме них, не вошел.

А еще через пару минут они вошли в номер Абернати. Как только за ними закрылась дверь, Николау дал хозяину номера беззвучный приказ сесть в кресло. Тот повиновался: сел, выпрямив спину и уставившись в одну точку.

— О Господи! — вырвалось у Терезы, старавшейся держаться как можно дальше от одеревеневшего Абернати. — Не мог бы ты сделать так, чтобы он был не такой… застывший, ну или… чтобы хотя бы не так сильно походил на зомби? Прости, Григорий, но у меня от взгляда на него мурашки по спине бегут.

Николау заставил Абернати откинуться на спинку кресла и положить ногу на ногу, но большего он ему предложить не мог. Глаза… в конце концов, не придумав ничего лучше, Григорий приказал Вильяму закрыть их. Никакой опасности для нарушения связи между ним и Абернати в этом не было: контакт между ними осуществлялся на уровне сознаний.

— И что же теперь? — спросила Тереза, порадовавшись тому, что Абернати больше не так напоминает воскрешенного из мертвых. — Обыщем номер?

— Прекрасная идея, но для начала позволь мне кое-что сделать…

Имея дело с таким опасным типом, как Абернати, следовало предусмотреть всякие неожиданности — к примеру, ловушки. Хитрый и расчетливый маг запросто мог обставить свое временное пристанище ловушками, позаботившись о том, чтобы незваных гостей здесь поджидали неприятные сюрпризы. Поэтому, прежде чем приступать к физическому осмотру номера, Григорий проверил его с помощью магического зрения.

Проверка прошла молниеносно и не дала никаких результатов. В номере не оказалось ровным счетом ничего из ряда вон выходящего. Внимание, пожалуй, следовало обратить только на черный чемодан, стоявший в дальнем углу.

Григорий указал на шкаф и сказал Терезе:

— Начни с его пальто, если ты не против, потом осмотри ящики гардероба. А я обыщу чемодан.

— Там что-то есть? Ты что-то почувствовал?

Тереза достаточно неплохо знала Григория, чтобы понять, что его интерес к чемодану чем-то подогрет.

— Что там, внутри, пока не знаю. Чемодан защищен охранным заклинанием. Подобным образом в номере защищен только сам Абернати. Так что будет лучше, если чемодан открою я, — если сумею, конечно.

— Так зачем же мне обшаривать шкаф, если там однозначно нет ничего такого? — обиженно спросила Тереза. — Только не старайся убедить меня, что тем самым я тебе окажу неоценимую помощь. Если делать мне нечего, ты лучше так и скажи.

— Ты меня неправильно поняла. Чемодан — единственный предмет, защищенный охранным заклинанием, но это вовсе не значит, что он не держит в номере других вещей, выглядящих более невинно. Ну, к примеру, тебе может попасться листок бумаги с какими-нибудь записями. Адрес, еще что-то. Если бы я не считал, что это важно, я бы не стал просить тебя, Тереза.

— Хорошо, — отозвалась она. По губам ее пробежала легкая улыбка. — Прости, я была не права.

— Пойми и поверь: в этом деле мы с тобой действуем заодно. И так будет всегда.

Тереза повернулась к шкафу и занялась осмотром пальто Абернати. Тем временем Григорий удалился в угол и опустился на колени рядом с чемоданом, не осмеливаясь пока прикасаться к нему. Приступив к более тщательному осмотру, он исследовал магическое поле, которым был окружен чемодан, и убедился в том, что не ошибся: то было охранное заклинание. На первый взгляд ничего зловредного в этой защитной системе не было. Проявив чуть больше любопытства, чем следовало бы, Григорий протянул руку и к ручке чемодана, коснулся ее…

…И тут же отдернул, гадая, уж не лучше ли было бы ему обыскать пальто Абернати вместо Терезы. С чемоданом запросто можно было и подождать. Внутри не было положительно ничего интересного. Наверняка Абернати наложил на чемодан охранное заклинание, оберегая свои пожитки от гостиничных воришек.

«И о чем я только думаю? — Григорий снова посмотрел на чемодан. — Как же я могу отказаться от осмотра чемодана по такой дурацкой причине?» Николау собрался с мыслями, сосредоточился и снова прикоснулся к чемодану.

И снова ему захотелось забыть о нем, как о вещи, совершенно не заслуживающей внимания и способной отразить в лучшем случае пристрастия Абернати в одежде.

«Я открою тебя!» Григорий поборол желание отказаться от попытки осмотреть содержимое чемодана. Теперь он понял, как именно Абернати его «обработал». Чемодан был окутан заклятием, суть которого как раз и сводилась к тому, что осмотр его содержимого — пустая трата времени. Однако это заклятие произвело результат диаметрально противоположный задуманному: теперь Григорию просто-таки не терпелось заглянуть внутрь чемодана.

— В пальто ничего нет, — сообщила Тереза и опасливо обогнула застывшего в кресле Абернати. — Что там у тебя? Чемодан заперт?

— В каком-то смысле. Просто придется повозиться чуть дольше, вот и все.

Тереза кивнула и указала на безмолвствующего хозяина номера.

— А это безопасно — держать его в таком состоянии? Он не очнется, пока мы тут у него хозяйничаем?

— Сомневаюсь, — покачал головой Григорий и снова задумался о чемодане. Ему нестерпимо хотелось поскорее открыть его. Тереза отвернулась к гардеробу и принялась осматривать ящики.

Абернати создал хитрую систему защиты. Григорию требовалось время, чтобы расщелкать заклинание, охранявшее чемодан. Нужно было либо унести чемодан с собой, либо придумать какой-то способ открыть его поскорее прямо здесь и сейчас.

Как это сделать? Ответ неожиданно появился сам собой и оказался настолько очевиден, что Григорий поразился — и как это только он сразу не додумался! Он поднялся с пола, повернулся к застывшему в кресле Абернати и пристально посмотрел на него. Тот медленно встал.

Тереза испуганно обернулась.

— Он пробудился! Григорий…

Николау предостерегающе поднял руку.

— Он не пробудился, Тереза. Я управляю им.

Тереза, взволнованно, быстро дыша, следила взглядом за Абернати.

— Что ты задумал?

Григорий указал на чемодан.

— Самый легкий способ открыть любой замок — попросить это сделать того, у кого есть ключ!

Глядя в остановившиеся глаза Абернати, Николау указал ему на чемодан. Тот перевел взгляд на свою вещь и поднял руку, после чего принялся вычерчивать указательным пальцем в воздухе замысловатые фигуры — эта пантомима напоминала развязывание узла. Абернати выделывал эти «кренделя» настолько проворно, что Григорий решил: сам бы он вряд ли сумел их запомнить и воспроизвести. И еще он очень порадовался тому, что не стал пытаться открыть чемодан самостоятельно: ему бы пришлось потратить на это уйму времени.

Абернати опустил руку и застыл в ожидании следующего приказа. Григорий отправил его обратно, усадил в кресло, после чего снова вернулся к чемодану.

Теперь, когда было снято охранное заклинание, Григорий почувствовал, что в чемодане лежит нечто, имеющее отношение к магии, причем, к магии черной. Он развернул чемодан замками к стене — на тот случай, если внутри все-таки имелся какой-нибудь сюрприз для воришек, — и осторожно отжал никелированные металлические защелки.

Затем Николау приоткрыл крышку… и чуть было не запер чемодан снова: его словно насквозь пронзило исходившим оттуда злом. Григорий обернулся к Терезе, но она, оказывается, обнаружила записную книжку и теперь просматривала ее.

Григорий не без труда заставил себя снова дотронуться до чемодана. Медленно поднес он руки к крышке, прикоснулся к ее краям. Напряжение нарастало, однако он заставил себя стерпеть и руки не отдернул. Крышка приподнималась — медленно, постепенно, дюйм за дюймом. Григорий ощутил, как противно ему этим заниматься, какое приходится преодолевать сопротивление. Но теперь его сдерживало не заклинание, его смущало и пугало другое: он чувствовал, что нечто, лежащее внутри чемодана, излучает зло такой силы, какого Григорий в жизни не встречал еще ни разу.

А потом крышка наконец открылась полностью, и перед Григорием предстала… одежда. Всего-навсего одежда.

Одежда на каждый день. Сорочки. Пара брюк. Несколько пар носков, несколько галстуков.

Все эти вещи не могли источать ощущаемый Григорием ужас. Не слишком охотно он прибегнул к магическому зрению и заглянул под уложенные сверху вещи. Под двумя лежащими сверху сорочками лежала еще одна — такая же обычная. Под брюками — еще одна пара, ничем от первой не отличающаяся.

А под носками…

Под носками лежал какой-то сосуд, содержимое которого, окутанное охранным заклинанием, манило к себе и одновременно от себя отталкивало. Григорий запустил руку под уложенную сверху одежду и заставил пальцы сомкнуться вокруг сосуда. На ощупь это была небольшая банка. Невольно затаив дыхание, Николау вытащил сосуд из чемодана и поднял повыше, чтобы рассмотреть.

Это и в самом деле была банка. Такие Григорий не раз видел в магазинах, где продаются консервированные фрукты. Вот только крышка у банки была какая-то странная — мало того, что ею была завернута банка, так еще на самой крышке посередине торчало что-то вроде навинчивающейся пробки от бутылки. В общем, банка как банка… правда, почему-то содержимого ее Григорий никак не мог разглядеть, хотя она была сделана из прозрачного стекла. Внутри банки клубился туман. Приглядевшись к тому, как он движется, Григорий был готов утверждать, что перед ним — живое и разумное создание.

Но это же чушь несусветная!

Рука у Николау дрожала так сильно, что он чуть было не выронил банку. Он поставил ее на кровать — подальше от края, чтобы она, не дай Бог, не упала на пол. Затем, и радуясь, и сожалея о том, что расстался с банкой, Григорий вернулся к осмотру содержимого чемодана. Он чувствовал, что там есть что-то еще, связанное с банкой и ее содержимым.

Искомый предмет Григорий обнаружил в то мгновение, когда его окликнула Тереза:

— Взгляни на эту записную книжку, Григорий!

Он не отозвался. Григорий Николау утратил контакт с окружающим миром. Новым центром его мироздания стал предмет, который он держат в руке. На сей раз это была не банка — банка по сравнению с этой вещью была сушей безделицей. То, что сейчас держал в руке Николау, было орудием мрака и смерти, чем-то напоминающим тот нож, что некогда побывал в его руках и который у него потом отобрал камердинер Петера Франтишека.

Но это был не нож, хотя эта вещь, так же как нож, была черна и целиком испещрена рунами. Григорий поворачивал ее так и сяк, рассматривал со всех сторон. Предмет имел форму полого конуса с отверстием в сужающейся части и скорее напоминал воронку.

Григорий посмотрел на стоявшую на кровати банку, задержал взгляд на небольшом колпачке посередине крышки, поднес к нему черную воронку, оценил на глаз их диаметры. Похоже, стоило отвернуть колпачок, что особого труда, по идее, не составляло, и тогда носик воронки точно совмещался с отверстием в крышке.

Что же это было такое?

Красноватая субстанция, мечущаяся внутри банки, на миг прижалась к стеклу. И тут же отпрянула.

Григорий опустил воронку и более внимательно всмотрелся в содержимое банки. То, что он только что видел, напомнило ему обрывок красной тряпки, которая двигалась как бы сама по себе.

Зимой тысяча девятьсот сорок четвертого в Германии Григорию довелось столкнуться с колдуном, который замышлял нечто, для осуществления чего требовались похожие предметы. В России во время своего второго… или третьего визита в эту страну Николау прочел писания одного свихнувшегося монаха, создавшего теорию, основанную на применении сосуда, запечатанного заклятием, и трубки.

— Григорий? — снова окликнула его Тереза и подошла поближе, не отрывая глаз от блокнота. — Я тут пыталась разобраться в записях, но никак не могу понять, что бы они могли значить…

Она умолкла, глядя на его побледневшее, покрывшееся испариной лицо.

Почти отчаявшись найти что-нибудь еще, что отвлекло бы его от родившихся подозрений, Григорий отложил в сторону банку и воронку и поднялся, чтобы заглянуть в найденную Терезой записную книжку. Книжкой, по всей вероятности, судя по ее потрепанности, Абернати пользовался часто.

Испуг, пережитый Григорием, сменился любопытством, когда он принялся строчку за строчкой читать записи Абернати о некоей женщине по имени Джулиана де Воорст. Проставленная в левом верхнем углу странички дата говорила о том, что запись имеет десятигодичную давность, но велась при этом на протяжении трех лет. Вильям Абернати в течение этого времени постоянно следил за этой пятидесятипятилетней женщиной — за всеми ее передвижениями и родом деятельности. Последняя запись касалась продажи ее дома в голландском городе Гронингене и неожиданно возникшего желания перебраться в Соединенные Штаты, а именно в Чикаго.

Ниже Абернати указал и обвел кружочком дату предполагаемого отъезда госпожи Де Воорст.

Григорий поднял взгляд к потолку.

— Интересно, вылетела ли она этим рейсом?

— Просто не знаю, что и подумать, — пожала плечами Тереза. — Но я не сомневаюсь: она — одна из нас.

— Весьма вероятно, — кивнул Григорий и перевернул страничку. Следующая запись касалась супружеской пары и была датирована сравнительно недавним временем.

Не успел Григорий углубиться в чтение, как Тереза проговорила:

— Этих двоих я знаю.

— Что ты сказала?

Тереза указала на имена супругов.

— Эта пара. В одной из тех папок, что я унесла с работы, материалы, касающиеся их.

Григорий не успел просмотреть все папки, но помнил, что среди потенциальных покупателей дома имелись как минимум две супружеские пары. Он сосредоточил внимание на последней записи Абернати относительно этих людей.

Запись гласила: «4/11. Ушли из дома. Соседка говорит, что прошлой ночью были на месте. Чикаго?

При чем тут Чикаго? Уже второй раз».

Название города Абернати обвел кружочком.

Перелистнув страницу, Николау больше ничего интересного не обнаружил. Все прочие записи были короткие и невнятные. Григорий закрыл записную книжку и задумчиво посмотрел на застывшего в кресле мужчину, чья деятельность вызывала у него все долее и более нехорошие подозрения. Все неотвратимее приближался вполне закономерный исход.

— Думаю, пора допросить нашего друга.

— А можно покороче? — поежилась Тереза. — Что-то мне тут не по себе.

Вильям Абернати послушно сидел в кресле. Григорий подвинул к нему стул, сел напротив и только тогда снял с Абернати обездвиживающее заклинание. Показав своему визави блокнот, он послал ему мысленный приказ и сказал:

— Посмотрите на то, что я держу в руке, и расскажите мне о том, что здесь записано.

Абернати не без труда направил глаза на блокнот, но, как только, это ему удалось, он ответил на заданный вопрос:

— Моя записная книжка. Чтобы следить за другими.

Слишком лаконично — но, с другой стороны, Григорий ведь не оговорил того, насколько пространным должен быть ответ. Он предпринял новую попытку:

— Расскажите мне о людях, которых касаются ваши записи, Вильям Абернати. У них всех были глаза такого же цвета, что у вас?

Губы Абернати скривились в усмешке.

— У всех до единого. Начиная с третьего из них, их стало отличать проще простого. Голландка оказалась хитрой штучкой. Она меня тоже вычислила. Пришлось несколько лет шпионить за ней.

— Что он этим хочет сказать? — сердито проговорила Тереза. Она стояла, судорожно сложив руки на груди, и смотрела на Абернати так, словно перед ней была гадюка, которую она обнаружила на коврике возле своей кровати.

А вот Григорий Николау как раз хорошо понял Абернати.

— Сколько вам лет, Вильям Абернати?

Этот вопрос вызвал у Терезы неподдельное изумление, выразить которое, впрочем, ей не удалось: Григорий предостерегающе поднял руку. Сначала ему хотелось услышать ответ.

— Девяносто семь.

— Ему не может быть…

— Тереза! — оборвал свою спутницу Григорий. Она умолкла, но в ответ Абернати явно не поверила, хотя уже знала, что возраст человека, которому она доверила свою жизнь, измеряется несколькими столетиями. А что такое в сравнении с этим какие-то девяносто семь лет? Маги могли жить дольше простых смертных, между тем наибольшая продолжительность жизни, на которую они могли рассчитывать, составляла двести, а в отдельных (крайне редких) случаях — триста лет. Поговаривали о немногих, кому удалось прожить дольше этого срока, но выяснить, действительно ли это так, Григорию пока не удалось, хотя, безусловно, это ровным счетом ничего не значило. Он сам был живым доказательством того, что это возможно.

Григорий понял, что еще не задал своему собеседнику, пожалуй, самый главный вопрос.

— Известно ли вам о Фроствинге?

Абернати вполне натурально сдвинул брови и, подумав, ответил:

— Нет.

«Естественно, ни о каком Фроствинге он понятия не имеет!» — догадался Григорий и мысленно выругал себя. Ведь это он дал грифону такое прозвище, так кто еще мог знать, что он его так прозвал?

— Знаете ли вы о грифоне? — переформулировал свой вопрос Николау.

На этот раз Абернати и задумываться не стал.

— Нет, — ответил он без тени сомнения.

Итак, Абернати понятия не имел о Фроствинге. Он знал только о доме, да и то скорее всего немного.

— Это — единственная записная книжка или у вас есть другие?

Григорий и боялся, и надеялся на то, что Вильям Абернати мог оказаться владельцем истории тех магов, за которыми шпионил лет семьдесят, однако, к его облегчению, Абернати на этот вопрос ответил отрицательно. Свои таинственные, но однозначно темные, делишки он начал провертывать всего лет десять — двадцать тому назад, однако и это был срок не такой уж малый. Григорий встал со стула и вернул записную книжку Терезе.

— Возьмем ее с собой.

— И что же теперь? — поинтересовалась Тереза, но Григорий уже направился к кровати. Взгляд его был прикован к банке и воронке. Внутри банки по-прежнему клубилась красноватая дымка, но ничего похожего на обрывок ткани Григорий уже не наблюдал.

Он протянул дрожащие руки к двум странным и пугающим предметам, но отдернул их, не успев прикоснуться ни к банке, ни к воронке. Григорий вспомнил о других вещах, что лежали в чемодане Абернати, вернулся к открытому чемодану и переворошил одежду. Пара мгновений — и он нашел то, что искал.

Носовые платки у Абернати были шелковые, с искусно вышитой изящной монограммой «А». Букву окружал затейливый вензель, который всколыхнул у Григория какие-то смутные воспоминания. Что значил этот вензель — этого Николау не понимал, но не удивился бы, если бы оказалось, что он имел какое-то отношение к его собственному прошлому. В конце концов между ним и Абернати было так много общего.

Обернув руки платками, Григорий взял в одну руку банку, а в другую — черную воронку и поднес их к своему подопечному. Опустившись на стул, он поднес оба предмета почти к самому лицу Абернати. К его изумлению, тот безо всякого приказа, сам уставился на принадлежавшие ему магические принадлежности. В глазах Абернати сверкнул огонек. Увеличив силу воздействия на находящегося в его власти мага, Николау придвинул ближе к нему воронку и спросил:

— Что это такое?

Абернати молчал. Григорий повторил вопрос.

Миновало некоторое время, и наконец пребывавший под действием заклятия Николау маг зашевелил губами:

— Это…

Как бы Григорий ни старался, он не смог бы выговорить того слова, которым Абернати назвал черную воронку, а с языка его пленника это слово слетело так легко, так непринужденно! Оно даже на слово по звучанию, если на то пошло, похоже не было — скорее на хриплое дыхание. Так дышат, когда болеют.

— Повторите, — распорядился Николау.

Абернати повторил, но и на этот раз слово прозвучало не более внятно. Григорий, отчаявшись, задал другой вопрос:

— Теперь ответьте, что вы делаете с помощью этого предмета?

И снова Абернати растерялся. Григорий начал нервничать. По идее, у черного мага не должно было возникнуть никаких трудностей с ответами на эти вопросы — ведь речь шла о предметах, являвшихся его личной собственностью и, как следствие, ему хорошо знакомых. Он раздраженно опустил руку, сжимавшую воронку, и продемонстрировал Абернати банку. Как только он поднял ее, дымка внутри банки завертелась быстрее.

…И из ее глубины вновь возник обрывок красной ткани, только теперь он был не одинок. Все трое — Григорий, Тереза и Абернати — не спускали глаз с банки, а внутри нее к красному лоскуту присоединился синий, а чуть погодя — зеленый. Затем — еще и еще лоскутки всевозможных тканей разных цветов, вырезанные маленькими аккуратными квадратиками.

Абернати выпучил глаза, и Григорий увидел в них тот самый страшный голодный блеск, что поразил его еще в вестибюле.

— Бере… — не успел предупредить Терезу Николау, но, собственно, Абернати не на нее бросился, а на Григория, и, стащив того со стула, повалил на пол. Тот невольно разжал пальцы, и банка с воронкой упали и покатились по полу.

Абернати оторвал алчный взгляд от своего противника и в отчаянии протянул руку к откатывавшейся все дальше банке. Григорий не стал терять столь удачного момента и врезал Абернати ребром ладони по кадыку.

Тот закашлялся, схватился за горло, откачнулся назад. Григорий попытался встать, но невидимая сила пригвоздила его к полу. Абернати, чья физиономия побагровела от натуги, устремил на своего соперника взгляд, полный жгучей ненависти. Григорий задыхался.

Не исключалось, что Вильям Абернати способен совершить то, чего до него не удавалось сделать никому на свете, а именно убить Григория Николау.

Сейчас, когда его смерть, казалось, подошла так близко, Григорий обнаружил, что он ее, оказывается, вовсе не так и жаждет. Он хотел жить. Он хотел остаться в живых. Ради Терезы и ради себя самого.

В былые времена, вступив в схватку с таким могущественным соперником, Григорий Николау оказался бы совершенно беспомощен. Жалкие резервы его магической силы только раздражали бы соперника — не более того. Помочь ему мог только Фроствинг, но это означало, что предварительно он должен был бы пережить страшные муки. А вернется ли грифон вообще после своего последнего визита — этого Григорий не знал.

Как ни странно, Григорий чувствовал в себе поистине неведомые доселе возможности. Ему казалось, что энергию он черпает не только изнутри себя, но и снаружи. Мощь его продолжала нарастать — или, может быть, это слабел его соперник? Как бы то ни было, Григорий понимал: Абернати не сумеет его прикончить. Абернати виделся ему просто ничтожеством в сравнении с ним самим.

— Будь ты проклят, жалкая мелюзга! Покорись мне! — вскричал Абернати, но его атака не удалась.

Краснота покинула щеки мага, сменилась жуткой, мертвенной бледностью. Губы его произнесли что-то, какое-то слово — похоже, он хотел вскричать: «Нет!» А потом глаза его полыхнули лихорадочным огнем, и он потянулся за черной воронкой. Григорий попытался дотянуться до магического орудия первым, но не успел: Абернати схватил воронку, сжал ее, словно то был кинжал, и, наставив на Григория, проревел:

— Повелитель здесь я, а не ты! Я здесь владыка! Мне ведома истина! Я — единое целое, а ты — всего лишь жалкая частица!

Все свои гаснущие силы этот безумец вложил в зажатую в руке жуткую черную воронку. Кончик ее был не слишком остр, но Григорий понимал, что Абернати ничего не стоит вогнать ее ему в грудь так легко, словно нож в оттаявшее масло. Таковы уж они были — орудия черных магов.

Григорий ухватил Абернати за запястье и попытался прибегнуть к помощи магической силы, дабы ослабить своего противника изнутри. Еще бы немного времени — и Абернати будет у его ног, но ведь и этой малости у Николау не было. А Абернати в буквальном смысле слова пылал желанием перебороть противника, на данный момент превосходящего его силой, однако эта попытка дорого ему обошлась.

Маг-соперник начал стариться прямо на глазах у Николау, но сдаваться не желал: напирал и все пытался достать Николау кончиком воронки. И она неотвратимо приближалась. Григорий понимал: совершенно не важно, в каком месте к его телу прикоснется злокозненное орудие, — главное, чтобы прикоснулось. И тогда его судьба будет решена.

Вдруг Абернати зарычал и метнулся вперед, словно его кто-то толкнул. Кисти его рук покрылись морщинками и старческими пятнами, он успел похудеть на несколько килограммов.

А Григорию показалось, будто бы часть его души, которая давным-давно ушла от него и блуждала по свету, вдруг вернулась домой. Нет, слово «душа» не вполне подходило, гораздо больше сути его ощущений соответствовали слова «смысл жизни». Теперь ему яснее была суть магической связи между людьми с одинаковым цветом глаз. Она заключалась не только в том, чтобы узнавать себе подобных. Сейчас Григорий впитывал ту часть Абернати, которая каким-то образом отвечала за саму связь между ними.

Осознав, что это значит, Николау попытался прервать контакт, но это было подобно тому, как если бы он взялся воздвигать соломенную плотину в надежде перегородить ею бурную реку. Что бы он ни впитывал сейчас, что бы ни отдавал ему Абернати — душу, жизненные силы, — все это до такой степени принадлежало Григорию, что желание или нежелание его соперника расстаться с этим не имело ровным счетом никакого значения. Григорий не смог бы остановить процесс перекачки этой энергии ради спасения жизни Абернати, даже если бы очень захотел.

А за миг до того, как этому пришел конец, за миг до того, как Абернати повалился ничком на ковер, на Григория нахлынули воспоминания. То не были воспоминания Абернати; на счастье, они не принадлежали и никому из людей, перечисленных в записной книжке черного мага. Григорий не сомневался в том, что это так, поскольку те образы, что вспыхивали в его сознании, относились к очень далеким временам — за восемь, а может быть, и за девять столетий до нынешних.

Григорий видел какую-то башню, где обитал некто гордый и страшный, кому его недруги, однако, мешали дойти до поставленной цели. Это воспоминание было самым ярким, но были и другие — большей частью разрозненные фрагменты, содержавшие намеки на то, что душа человеческая полна мрака, вызывавшего у Григория вполне естественное отторжение. Все эти фрагменты были туманны, расплывчаты, однако складывавшаяся из них картина наполняла Григория отвращением к хозяину башни.

С этими обрывками воспоминаний смешивались другие — по ним можно было догадаться о том, что другие маги восстали против этого зла.

А потом все воспоминания наконец погрузились в глубины сознания Николау, чтобы навсегда остаться там. Правда, для того чтобы снова вызвать их, ему пришлось бы приложить усилия, но не более тех, что нужны, когда пытаешься вспомнить что-то обыденное.

— Григорий! — кричала Тереза. Николау моргнул и посмотрел в ее сторону. Она стояла рядом с Абернати, судорожно сжимая в руках перевернутую настольную лампу. Подставка лампы была залита кровью.

— Я помню… — вырвалось у Григория, но он тут же оборвал себя. Он не мог бы точно выразить словами, что именно он помнил. Он опустил глаза к распростертому на ковре окровавленному телу Абернати, затем вернулся взглядом к дрожавшей от ужаса женщине, которая, вполне вероятно, только что спасла ему жизнь. — Спасибо… — одними губами произнес Григорий.

— Он?.. — Тереза не смогла закончить страшного вопроса. Она только указала на лежавшего на ковре мага, и в глазах ее была мучительная мольба.

— Он… он мертв, Тереза, но не ты убила его. Убил его я. Я не хотел этого, но произошло нечто такое, чего я не в силах был остановить.

Честно говоря, Николау вовсе не хотелось оплакивать Абернати. Он был сущим дьяволом, мерзким кровавым палачом.

— Но он… действительно мертв?

— Можешь не сомневаться.

Григорий, собравшись с духом, протянул руку к телу Абернати. Он собирался заставить Абернати вывернуть карманы самостоятельно, а теперь нужно было обыскивать мертвеца. Не сказать, что это было по душе Николау, но не впервые в жизни он занимался тем, к чему его вынуждала необходимость. Казалось, необходимость была готова вынудить его к чему угодно на свете.

— Как ты можешь к нему прикасаться?

— С отвращением, уверяю тебя, — отозвался Григорий. Ему действительно было противно обыскивать Абернати руками, но для того, чтобы сделать это с помощью магического зрения, у Николау сейчас просто не было сил, а они с Терезой и так уже слишком долго пробыли в чужом номере. К тому же теперь они были отягощены трупом человека, явно умершего не своей смертью.

В задних карманах было пусто. Григорию нужно было перевернуть Абернати на спину. Он встал и уже приготовился заняться осмотром нагрудных карманов, когда взгляд его вдруг упал на банку. Банка лежала на боку. Она осталась целехонька, но выглядела теперь иначе. Дымка внутри исчезла и сменилась прозрачной жидкостью. В этой жидкости плавало с полдюжины лоскутков. Они были совершенно неподвижны и, похоже, вылиняли.

Григорий поднял банку с пола, но ничего при этом не ощутил. Никакого ощущения присутствия магии от банки не исходило. Григорий вспомнил о том, как в конце схватки с Абернати ему показалось, будто он впитывает энергию буквально отовсюду. Теперь ему стало ясно, каков был подлинный источник этой энергии. Эта мысль так расстроила Григория, что пальцы его невольно разжались, и он выронил банку. Она упала на ковер и разбилась. Жидкость расплескалась по ковру, но Григорию это было абсолютно безразлично.

Он понял еще кое-что.

— Тереза, — спросил он у своей спутницы, — как ты себя чувствуешь?

— Я расстроена, напугана, сердита, устала… продолжать?

Николау попытался скрыть свои опасения.

— Но физически — нормально? У тебя нет такого ощущения, словно из тебя как бы высосали все жизненные соки?

— Ну… не более чем после напряженного трудового дня, — ответила Тереза и нахмурилась. — Он что, что-нибудь вытворил?

Она не пострадала. Григорий произнес беззвучную благодарственную молитву, обратив ее к тому из божеств, которое пощадило его и Терезу и помогло им в столь трудный час. Может быть, он вообще все это выдумал?

— Нет, видимо, нет. — Григорий наклонился и подвел руки под тело Абернати. — Может быть, тебе лучше было бы отвернуться?

— Я… Ничего. Я выдержу.

Мертвый чернокнижник оказался еще тяжелее, чем был при жизни. Григорию не хотелось думать о том, что банка и воронка могли бы воскресить поверженного врага. Он не желал ему смерти, но теперь гадал, как бы поступил с ним, покончив с допросом.

Взгляд остекленевших глаз Вильяма Абернати был устремлен в потолок. Теперь он выглядел почти в соответствии со своим настоящим возрастом — только цвет волос не изменился. Вообще же вид у злого колдуна был такой, словно помер он давным-давно, и если бы Григорий своими глазами не видел его живым, он бы так и подумал.

— Григорий?

Его пальцы застыли в дюйме от верхнего кармана пиджака Абернати. Задержав руку, он поднял глаза.

— Не будет ничего постыдного в том, если тебе захочется отвернуться или даже уйти в ванную. Мне это так же неприятно, как и тебе.

Но Тереза покачала головой.

— Я не за этим тебя окликнула. — Она была бледна, но на удивление сдержанна. — Я просто хочу, чтобы ты посмотрел в его глаза и сказал, что ты видишь.

Григорий исполнил ее просьбу и ничего не заметил. Зрелище было, спору нет, препротивное, но он повидал немало мертвецов за свою долгую жизнь. Терезе в этом смысле наверняка «повезло» меньше. Возможно, она впервые видела остановившийся, устремленный вверх взгляд мертвеца, и это произвело на нее такое жуткое впечатление.

— Неужели ты ничего не замечаешь? — спросила она и указала на Абернати. — Посмотри на его глаза!

Чем дольше они оставались в номере Абернати, тем выше была вероятность, что их тут кто-нибудь обнаружил бы. Григорий решил, что ещё раз уступит настойчивой просьбе Терезы, взглянет в глаза мертвого мага, а потом наконец закончит обыскивать его карманы. Им с Терезой нужно было поскорее уйти отсюда.

Николау искоса глянул на глаза Абернати и сунул руку в нагрудный карман его пиджака, где нащупал авторучку, носовой платок и клочок бумаги. Он поспешно вытащил эти находки, желая как можно скорее взглянуть, не записано ли чего-нибудь важного на бумажке.

А потом его взгляд вернулся к лицу Абернати.

И он понял, почему Тереза так настойчиво просила его об этом, и изумился тому, как это он — именно он — не заметил этого раньше.

Глаза Абернати стали карими.