Потерянная любовь

12

Сколько прошло дней с тех пор, как Алекс ушел?

Наверное, целая вечность.

Сколько я еще буду находиться под действиями этих таблеток?

Где-то столько же.

Этому нет ни начала, ни конца. Бесконечный круговорот кошмарных снов, калейдоскоп отчаяния. И я застряла во всем этом, зависнув между сном и реальностью, между правдой и вымыслом, между раем и адом.

Пограничное состояние сознания сильно извращает воспоминания, мне порой даже кажется, что я выдумала Алекса, что его никогда не было в моей жизни, а наша любовь — плод моего больного воображения.

Когда уже мое тело снова вернется ко мне? Надоело лежать, как овощ без возможности пошевелиться. Надоело видеть эти бесконечные ночные кошмары. Надоело думать о том, что будет, если Гретта согласиться с условиями Тайлера.

Он прав. Я ей никто. Не знаю, какие у них отношения с Уолтером, но этот человек значит для нее значительно больше, чем я.

И что это история про сына?

У меня нет абсолютно никаких гарантий, что выбор Гретты будет в мою пользу. И возможно нынешние кошмарные сны, сложенные как мозаика из счастливых моментов и самого глубоко отчаяния, последнее, что воспроизведет мое больное сознание.

Вереница образов, мыслей и воспоминаний не покидают меня, словно мозг решил поиздеваться, напоминая самые счастливые моменты. Как я нашла Алекса в Объединенном во благо Городе на Третьей улице в сорок восьмом доме. Как он поцеловал меня первый раз в спальне Эдель.

Как мы любили друг друга всю ночь напролет.

Хватит!

Умоляю, прекратите это издевательство, я так долго не выдержу.

Самые счастливые кадры моей жизни постоянно сменяются кошмаром, в котором Алекс смотрит на меня черными, как уголь, глазами. Я знаю, что это значит. Мне постоянно снится, что Алекс заражен.

— Уходить будем через окно, я пойду первым, — Уолтер осматривает комнату в поисках потенциально полезных вещей, но все, что нам надо, уже с нами. Бутылки с зажигательной смесью, два горящих факела, сделанных из ножек стола и рваной простыни. — Постарайся прыгнуть так, чтобы бутылки не разбились на тебе, а то вспыхнешь, как спичка.

Обнадеживающая перспектива.

Уолтер разбивает окно, позволяя ночной свежести ворваться в комнату. Снаружи темно, только серебряный диск луны слегка освещает окружающие нас богатые дома, отбрасывая причудливые тени. Внизу собаки. Ждут, когда добыча сама придет к ним в лапы.

Именно это мы и собираемся сделать, только так просто сдаваться никто не собирается. Мы дадим им жару. В прямом смысле этого слова.

Уолтер предусмотрительно поджигает одну бутылки и кидает ее чуть в сторону, целясь в ближайшего пса. От удара с землей, стекло разбивается, осыпая все вокруг искрами. Горючее моментально воспламеняется, охватывая языками одну из собак. Шерсть противно шипит, а в нос ударяет запах жженых волос. Собака начинает скулить и пятиться назад, ударяя лапами по морде в попытках сбить пламя.

— Пошел! — кричу я, Уолтер тут же прыгает вниз, приземляясь на ноги.

— Черт! Давай, Алекс! Прыгай!

Уолтер стоит внизу, размахивая факелом перед псами. Они только ждут момента, чтобы пойти в атаку.

Мой прыжок проходит не столь удачно, как у Уолтера. Тупая боль пробила лодыжку, кажется, подвернул. Что ж, от этого наше путешествие будет только сложнее.

Но деваться некуда. Псы загнали нас в ловушку, выход из которой был только один — в окно.

— Жив?

— Да, ногу подвернул, — сухо отвечаю я. Не хочу жаловаться, но думаю, Уолтер в праве знать о всех нюансах, которые могут нас задерживать.

Пускаю еще одну подожженную бутылку в стаю, заставляя их разбегаться в стороны, давая нам пути к отходу.

Размахивая факелами, мы пробиваемся на главную улицу района. Сколько идти до железнодорожных путей? Я не знаю.

— Они нас не отпустят.

— Никуда не денутся, как только уйдем с их территории, они отстанут. Я надеюсь.

Внезапно Уолтер пронзительно кричит на всю улицу, вспугивая где-то птиц. Вожак успел вывести своих сородичей из дома, обходя нас с тыла. Умные твари. Пес вцепился зубами в ногу Уолтера, повиснув, как прищепка. Огромная собака породы овчарки повалил напарника на землю и потащил к своим словно тряпичную куклу.

— Твою мать! Пошла вон, тварь! — кричит напарник, брыкаясь ногами и пытаясь стряхнуть с себя бешенного пса.

Подлетаю к лежащему Уолтеру и со всей силы ударяю факелом по морде вожака. Собака ослабляет хватку, я, пользуясь моментом, кидаю ей под лапы зажженную бутылку.

Пес занимается пламенем, как листок бумаги. Вожак протяжно скулит и отступает к сородичам, что стоят чуть поодаль, ожидая команды от главаря своей стаи.

Немного керосина попало на Уолтера, он отчаянно лупит руками по джинсам, сбивая пламя. Ниже места, куда пришелся укус, все в крови. Плохи дела.

— Пошли, пошли! Некогда рассиживаться!

Хватаю Уолтера под руку, помогая подняться.

— Давай! Пошли! Чего расселся? Вставай!

Время замедляется, словно заезженная кинопленка. Перед нами стая голодных псов с пораженным вожаком. Держу Уолтера на себе, он сильно хромает. В голове выстраивается план района, как мы сюда шли. Нужно вернуться назад к железнодорожным путям, оттуда совсем немного останется до высотки, до безопасной зоны.

Размахивая факелом свободной рукой, Уолтер кричит на всю улицу:

— Понравилось, твари?! Давай! Нападай! Попробуй подойти! Я вам сам глотку перегрызу!

Приходится тащить Уолтера на себе, нога вспыхивает новыми оттенками боли, напоминая о неудачном прыжке со второго этажа. Два хромых солдата, спасающиеся бегством от стаи голодных собак.

— Долго до железки идти?

— Нашими темпами минут сорок, — за Уолтером по земле тянется кровавый след. Он скрипит зубами, но виду не подает.

Вожак сильно укусил его, надеюсь, не вырвал кусок ноги с корнями, а то Уолтер рискует потерять много крови на пути в безопасную зону.

— У тебя были бинты. В аптечке нашли, давай я тебя перемотаю.

Уолтер молча соглашается, усаживаясь на землю. Выливаю керосин из одной бутылки, формируя вокруг нас круг, и поджигаю его.

— Это на случай, если собаки решат перейти снова в наступление.

Уолтер достает бинты, сжимая челюсть настолько сильно, что белеют суставы на лице.

— Не думаю, только если их вожак совсем бешеный. Мы его неплохо, а?

— Да, давай сюда ногу.

— В медсестры записался? — усмехается Уолтер. — Гретте нужны помощники.

— Тебе сейчас помощник нужен не меньше, — разрезаю ножом штанину, оценивая степень поражения. Опасения не оправдались — псине не удалось отгрызть от Уолтера кусок, но рана была глубокая. — Еще бы немного, и она бы тебе сухожилие перегрызла. Умные твари, знают, где слабые места.

— Конечно, мы же их добыча. Держи, промой раны, не хватало заразу подхватить какую-нибудь, — Уолтер протягивает бутылку воды.

— Потерпишь?

— Шутишь? Я же не девчонка, делай то, что надо. Уж переживем как-нибудь.

Промытая рана выглядела уже не так устрашающе, но все было на грани. Попади клык вожака на три сантиметра ниже, Уолтер бы не смог ходить. Пришлось использовать три бинта, чтобы хоть как-то остановить кровотечение, но они почти сразу намокли от крови.

— Идти сможешь?

— Доползем как-нибудь.

— Ты потеряешь много крови.

— Есть предложения? — Уолтер посмотрел на меня смиренным взглядом, говорящим, что он прекрасно понимает, как мы влипли. — Раз их нет, тогда пошли.

В чем смысл жизни?

Смысл жизни конкретного человека или всего человечества?

Люди столетиями заселяли всю планету, постепенно убивая ее, пока Земля не решила ответить тем же, стерев человечество как представителей своего вида. Не осталось ни плодов цивилизации, ни достояния прогрессивного развития технологий. Уже через сто лет не останется следов пребывания двуногих на этой земле. Все дома рухнут, а асфальтированные улицы снова зарастут травой.

Только пирамиды в Египте останутся стоять там уже, скорее всего, до скончания веков.

Спросите теперь у любого выжившего, в чем его цель? В чем смысл его жизни? Есть ли у него конечный пункт, к которому он хотел бы прийти?

Вам, скорее всего, ответят — я просто хочу выжить.

А ради чего? Осталось ли хоть что-то светлое, ради чего стоило бы восстанавливать цивилизацию?

Найдите ответ в себе, есть ли у вас цель?

Или как все?

Просто выжить?

Жизнь человека настолько скоротечна, что не успеваешь глазом моргнуть. От первого детского крика до гробовой доски всего один прыжок, который пролетит быстрее вздоха. Семья, друзья, любовь — все остается позади, когда ты стоишь на пороге смерти. Есть ли хоть что-то хорошее, чтобы вспомнить, стоя на краю могилы?

Единственное, что я хочу и буду помнить — это Алекс. Кроме него, у меня в жизни не было счастливых моментов, которые стоило бы вспоминать. Хочется вырвать страницы с историей жизни до встречи с ним и сжечь, развеяв пепел. Только он — мой смысл жизни.

Только ради него стоит жить дальше.

Это единственное, что еще держит меня на этой зараженной земле.