Последнее отражение

Глава 12

К коллекционеру Герхарду Брауну Стефан Лину одну не отпустил. Одно дело – идти в государственное учреждение, где вокруг куча народу, и совсем другое – домой к неизвестному мужчине. Лина пыталась посмеиваться над его опасениями, но сильно возражать не стала.

Поначалу герр Браун встречаться с незнакомыми русскими отказался, сославшись на занятость. Казалось, он даже удивился, откуда они вообще взяли его номер телефона. Но после того, как Лина упомянула мальчишку из городского архива, Браун стал намного добродушнее.

– Алекс? Ну раз мой телефон дал вам Алекс, то я не смею отказать. Очень хороший юноша, несколько раз приходил ко мне, когда писал какую-то работу. Вдумчивый и вежливый, плохим людям мой телефон раздавать не стал бы.

Договорились о встрече на вечер следующего дня. По легенде, Лина приходилась каким-то там потомком Ордынским. Не самому Всеволоду, конечно, а по ветке его старшей сестры Варвары.

Дом Брауна, как и говорил мальчишка из архива, находился в том же районе, что и заброшенный дом Ордынского. Скромные два этажа с улицы ничем не выдавали увлечения хозяина, но, оказавшись внутри, Стефан сразу понял, что коллекционирует вещи он давно и с неустанным интересом, а также не упускает возможности похвастаться своими находками. В просторном холле вдоль стен стояли стеллажи с прозрачными дверцами, за которыми виднелись старинные книги и статуэтки. Скорее всего, здесь были представлены не особо ценные вещи, настоящее богатство хозяин прятал где-то подальше.

Сам Герхард Браун оказался невысоким старикашкой лет семидесяти, абсолютно лысым, с большими круглыми очками на носу. Несмотря на жару, одет он был в клетчатые брюки, белую рубашку и клетчатую жилетку, из кармана которой свисала цепочка от часов. На гостей он смотрел с любопытством и совершенно не опасаясь, что те могут быть грабителями, позарившимися на дорогие вещицы.

– Проходите, проходите, – хлопотал он, приглашая их в большую гостиную, напоминающую холл: те же стеллажи с коллекциями, но вдобавок к ним еще кожаные диваны и низкие кофейные столики. – Судя по телефонному разговору, вы, юная фройлян, отлично говорите по-немецки, и мне не придется ломать язык английским или русским, с которым, надо заметить, я тоже знаком. А ваш спутник?

– Не стоит беспокоиться, я тоже говорю по-немецки, – заверил Стефан.

После короткой процедуры знакомства Браун нажал на кнопку на маленьком пульте, и дородная женщина в темно-синем платье вкатила в гостиную тележку с чаем и конфетами. Стефан поймал на себе удивленный взгляд Лины, но лишь едва заметно пожал плечами. Старикашка с причудами, что тут скажешь?

После того как гости были обеспечены угощением, Браун поинтересовался:

– Итак, чем обязан вашему визиту? Вы, как утверждаете, из рода Ордынских?

– Да, – уверенно кивнула Лина. – Честно говоря, я лишь недавно увлеклась семейной историей, вот дошла до прабабки Варвары и узнала, что у нее был брат Всеволод. Он сбежал в Австрию после восстания декабристов, жил сначала где-то в районе, который теперь называется Мариахильф, а потом переехал сюда. В архиве мне не смогли помочь, так что вся надежда на вас. Его дом находится по адресу…

Лина не успела назвать адрес, как Браун перебил ее:

– Знаю-знаю я этот дом, – заверил он с усмешкой. – Я давно интересуюсь историей нашего района, и, поверьте, такая знаменательная личность, как ваш прадед, не могла пройти мимо меня.

Лина изобразила искреннее удивление.

– Правда? А чем же он знаменателен?

– А что вы вообще о нем знаете? – уточнил в свою очередь Браун.

– По правде сказать, практически ничего. Если я правильно поняла по найденным документам и письмам, после его побега в Австрию в семье о нем старались говорить как можно меньше. Декабристы – сами понимаете.

– Понимаю, понимаю. Что ж, ваш предок, немного погрустив о безвозвратно утерянном прошлом, начал захаживать в один дом, хорошо известный в узких кругах. Хозяйка его, Мария Крамер, зналась с нечистой силой, как говорили люди. В наш прогрессивный век к такому принято относиться скептически, но кое-какие способности у нее наверняка были. По пятницам в стенах ее дома происходили по-настоящему жуткие вещи. Мария проводила спиритические сеансы, гадала, принимала у себя дам и господ из высшего общества, желающих пообщаться с покойными, узнать свою судьбу или снять порчу. Слухи ходили разные. Кто-то утверждал, что Мария умела входить в транс, а потом часами диктовала послания от давно умерших. Другие говорили, что это всего лишь мистификация. Она хранила у себя какие-то старинные книги, запрещенные молитвенники, амулеты и даже заспиртованные фрагменты животных. Соседи шептались, что однажды после сеанса у одной из ее клиенток начались страшные ночные кошмары. Такие, что та в конце концов сошла с ума и была отправлена в лечебницу. Мария же как ни в чем не бывало продолжала приемы, будто питаемая чужим страхом и несчастьями. Она славилась необычайной проницательностью и знанием того, чего знать не могла. Некоторые уверяли, что в ее доме поселилось что-то… чужое. Что по ночам из-под лестницы слышался шелест, а в зеркале на втором этаже можно было увидеть лицо вовсе не свое. Кстати, насчет зеркал! – оживился Браун. – Есть легенда, что Мария была владелицей одной редкой вещи: зеркала, предсказывающего смерть.

Стефан напрягся, даже чай пить перестал. Это было именно то, что его интересовало.

– Зеркала, предсказывающего смерть? – очень натурально поежилась Лина, будто слышала о нем впервые.

– Именно так! – по лицу Брауна скользнула довольная улыбка, будто он был рад, что смог впечатлить – или напугать? – свою гостью. – Говорили, что зеркало досталось Марии от ее бабки по материнской линии – Евы Хеллер, женщины, изгнанной из деревни где-то на севере Австрии за обвинения в колдовстве в конце восемнадцатого века. Якобы та занималась лечением травами, но после смерти ребенка, которого она лечила, ее обвинили в том, что она «увела душу младенца в зеркало». Откуда именно взялось зеркало у Евы, мне выяснить не удалось. Но вроде как его корни уходят примерно в пятнадцатый век. И хоть считалось, что каждый, кто посмотрит в зеркало, увидит свою смерть, некоторые говорили, что зеркало не предсказывает, а призывает смерть. Хозяин – а точнее, хозяйка зеркала – таким образом отводит смерть от себя и живет если не вечно, то очень долго. Подносит зеркалу жертвоприношение, а то в знак благодарности дарит молодость и здоровье. В одном источнике я даже встречал мнение, что не было никакой Марии Крамер, что Мария и есть сама Ева Хеллер. А внучкой своей назвалась, чтобы объяснить не изменившуюся с годами внешность. Мария давала заглянуть в зеркало лишь избранным, сама же никогда в него не смотрелась при свидетелях. Возможно, потому что зеркало отразило бы ее настоящий возраст и показало всем глубокую старуху вместо молодой привлекательной женщины. Кстати, – Браун улыбнулся еще загадочнее, – есть мнение, что именно вашему предку досталось это зеркало. Вроде как он пришел к Марии в неурочный час и смог завладеть вещицей. Мария после этого скончалась, поскольку ей было уже много лет, и только зеркало поддерживало в ней жизнь.

В Лине погибла настоящая актриса. Она так искренне сыграла смесь ужаса и любопытства, что даже Стефан ей на мгновение поверил, что уж говорить про старого коллекционера!

– И куда же оно делось потом? – шепотом спросила Лина.

– Увы, – Браун огорченно развел руками. – Мне не удалось его отследить. Возможно, после смерти вашего предка его вместе со всеми остальными вещами продали с аукциона, но никаких упоминаний об этом я не нашел.

Стефан тихонько выдохнул. Если об этом нет упоминаний, возможно, зеркало все еще там, в заброшенном теперь доме. И именно ему удастся его отыскать. Стефану очень нужно его отыскать.

В своем дневнике Ордынский писал, что, придя в неурочный час, увидел превратившуюся в скелет Марию и лишь потом завладел зеркалом. Но Стефан вполне допускал и то, что в своих записках Всеволод мог приврать, а на самом деле было так, как и сказал Браун: Ордынский украл зеркало, и лишь после этого Мария скончалась. Да, он писал об этом в личном дневнике, а не в заметке в газете, но он мог пытаться обелить себя хотя бы перед самим собой. Или же искренне заблуждаться. Стефану казалось, что записки писал не совсем здоровый психически человек. Мария и ее зеркало как-то влияли на графа.

– А что стало дальше с Ордынским? – поинтересовалась тем временем Лина. – Он ведь умер не в том доме, а в Зальцбурге, насколько мне известно.

– Именно так, – кивнул Браун. – В Вене он прожил до 1868-го года, а затем продал дом и уехал в Зальцбург. Поскольку он показался мне необычной личностью, я пытался проследить его дальнейшую судьбу даже после того, как он уехал из интересной мне местности, но почти ничего не нашел. В Зальцбурге он вел жизнь отшельника и вскоре умер. Если и занимался какими-то практиками, то тихо. Так что вся его активно-мистическая жизнь пришлась на Вену. Как будто после того как Мария умерла и зеркало досталось ему, он занял ее место. Сеансы по пятницам не устраивал, как она, но и без того хватало необычного. Он занялся совсем другими вещами.

– Что именно он делал? – спросила Лина.

– Согласно некоторым письмам, Ордынский сосредоточился на изучении алхимических и герметических текстов. Его интересовали древние трактаты, особенно те, что касались связи души и зеркального отражения. В его записях есть упоминания о так называемых «оптических ловушках» – магических объектах, в которых может сохраняться часть сущности человека. Я не могу сказать точно, что он имел в виду, но звучит это тревожно.

– Звучит так, будто он верил, что зеркало можно использовать для чего-то большего, чем просто предсказания, – задумчиво сказала Лина.

– Да. И, похоже, он действительно что-то знал. После долгого перерыва он возобновил общение с аптекарем Гриммером. В те времена аптекари часто имели дело с алхимиками, обменивались знаниями о травах, редких веществах, странных природных явлениях. Судя по письмам, они снова начали работать вместе, и Гриммер даже сделал для него несколько особых составов: настоев, мазей, возможно, чернил или растворов для обработки стекла.

– Зачем? – уточнил Стефан.

– Возможно, Ордынский пытался изменить свойства зеркала, – развел руками Браун. – Или усилить их. В одном из писем упоминается фраза speculum animae – «зеркало души». Явно не бытовой предмет. А если вспомнить, что у него были знания в области символики, старославянских обрядов и европейской магии…

– То выходит, он не просто стал новым владельцем зеркала. Он стал его хранителем. Или даже его узником, – тихо закончила Лина.

Браун кивнул.

– Думаю, он понимал всю опасность, что таит в себе зеркало. Не зря же наложил на него заклятие.

– Заклятие? – переспросил Стефан.

– Ордынский очень хорошо спрятал зеркало, был уверен, что его никто не найдет. Но все же зеркало имело над ним некую власть и будто бы заставляло вести дневник. Ордынский писал, что не в состоянии бросить записки, хотя и понимал, что по ним кто-то может догадаться, где оно хранится. Несколько раз пытался сжечь тетрадь, но огонь не брал ее. Тогда он наложил заклятие. Тот, кто завладеет дневником силой, чтобы найти зеркало, погибнет. Зеркало убьет его даже на расстоянии.

Стефан поежился. Он завладел дневником силой. Правда, фактически завладела им силой Лу. И если заклятие – правда, кто из них в опасности?

– А откуда вы все это знаете? – поинтересовалась тем временем Лина.

– Так получилось, что ко мне попала часть дневника, – пояснил Браун. – Несколько листов. Я купил их на барахолке еще лет тридцать назад. Даже не сразу понял, что это дневник того самого Ордынского, что владел домом на соседней улице. Там как раз и было написано о заклятии.

– А о самом местонахождении зеркала? – осторожно уточнил Стефан.

– Ордынский писал об этом очень завуалированно. Да и я уже не помню деталей.

– А нельзя ли взглянуть на те листы? – с должным восторгом спросила Лина. – Ведь это же настоящая вещь моего предка!

– Увы, – развел руками Браун. – Листы исчезли. И я даже не знаю, когда именно. Просто недавно проводил ревизию в своем хранилище и выяснил это. То ли где-то затерялись, то ли кто-то… завладел ими силой и потому едва ли еще жив. – Браун усмехнулся, предоставляя своим гостям самим решать, как относиться к его словам, а затем вернулся к рассказу: – Мистическая карьера вашего предка закончилась после переезда в Зальцбург. Он будто сбежал из Вены. Дом был продан за какие-то гроши никому не известному владельцу мясной лавки. Правда, надолго в том доме он не задержался, даже ремонт не доделал.

– Правда? Почему? – искренне удивилась Лина.

Браун пожамкал губами.

– Строительная бригада разбежалась. Взрослые мужчины бежали в ужасе. Они не захотели даже забирать инструменты. Говорили, что внутри дома «не так пахнет», как должно: не сыростью, не пылью, не старым деревом, а… чем-то другим. Сладким, как цветы, но при этом тухлым. Говорили, что стены дышат. Что свет меркнет, стоит зайти на второй этаж. Один вообще сбежал, не сказав ни слова, а на следующий день заявил, что не работает с мертвыми домами. Дом был продан какой-то вдове. К сожалению, даже имени ее не сохранилось. Но и ее бригада последовала примеру первой. Продержалась всего неделю. По словам одного из рабочих, еще в первую неделю на чердаке пропал их плотник. Просто исчез. Остальные думали, что он ушел с объекта. Бывает, люди бросают работу. Но на следующий день другой рабочий нашел его сапоги… аккуратно поставленные у люка, ведущего на чердак. Самого человека не нашли. Полицию, конечно, вызвали, обыскали весь дом, даже соседей опросили. Бесполезно. А потом начались странности. Один из маляров свалился со стремянки и сломал шею. Другой, как утверждали его товарищи, внезапно начал разговаривать с кем-то, кого никто не видел, и вскоре вовсе отказался возвращаться на объект. Несколько человек заявили, что слышали, как в доме кто-то плачет ночами. В общем, ремонт снова был не закончен, вдова в дом так и не въехала. После этого дом продавался много раз, пока в 1893 году в него не въехал последний владелец – молодой художник Йозеф Бреннер. Ему кто-то сказал, что дом дешевый, да еще и с «атмосферой». Люди искусства такое любят. Бреннер не покупал его, снял на несколько месяцев, хотел закончить цикл картин. И вот в одну ночь соседи услышали ужасный крик. Такой, что у женщин в соседнем доме волосы дыбом встали. Кто-то вызвал полицию. Когда те приехали, выяснилось, что дверь заперта изнутри. Пришлось ломать.

Браун замолчал на пару секунд, внимательно вглядываясь в лицо Лины.

– И что они там нашли? – не стала разочаровывать его та.

– Внутри все было вверх дном. Будто в доме бушевал ураган. Мебель разбита, на стенах странные символы, будто выцарапанные когтями. Самого Бреннера нашли в гостиной. Он сидел, прижавшись к стене, и не мог говорить. Совсем. Только раскачивался взад-вперед и что-то лепетал на латыни, как потом выяснилось. Врачи решили, что у него случился психоз. Его забрали в лечебницу. Случай оказался резонансным, о нем даже писали в некоторых газетах.

– Бреннер что-нибудь рассказал врачам? – спросил Стефан.

– Он говорил, что все началось практически сразу после его переезда. В одну из ночей он проснулся, потому что кто-то дышал ему в лицо. Он чувствовал дыхание: горячее, влажное, с запахом прелости, как будто изо рта давно умершего человека. Затем он начал слышать шаги. Кто-то ходил по чердаку по ночам. Не просто ходил, а скребся, как зверь. Причем шаги не прекращались до самого рассвета.

– И он не уехал после такого? – поежилась Лина.

Браун усмехнулся.

– Скорее, он ради этого приехал. Затем кто-то садился ему на грудь. Это ощущение появлялось у него каждую ночь, когда он ложился спать. Он описывал, что не мог пошевелиться, а из темноты слышался какой-то стон. Протяжный, почти детский. Словно кто-то лежит под полом и пытается позвать на помощь. Но стоило вскочить с кровати, как все затихало. Однажды он не выдержал и вскрыл половицы, но там никого не было. Затем появились следы. Босые, с вытянутыми пальцами, но слишком маленькие для взрослого. Они вели из одной стены в другую, через всю комнату. Эти следы не исчезали с рассветом. Бреннер пробовал смывать их водой, стирать, но на следующее утро они появлялись снова.

– А что же случилось в ту ночь, когда художник все же сдался? – испуганным шепотом спросила Лина.

– В ту ночь Бреннер проснулся от холода. Комната была ледяной, хотя угли в камине все еще тлели. Он подумал, что окно распахнулось, но, встав с кровати, увидел, что створки плотно закрыты. И тут он услышал царапанье. Тихое, почти неразличимое, словно кто-то когтями водил по внутренней стороне зеркала.

– Зеркала? – переспросила Лина, и ее голос слегка дрогнул.

Браун кивнул:

– Да. Он привез старое трюмо из антикварной лавки. Сам рассказывал, что полюбил его за «характер». Он стоял спиной к зеркалу, и в этот момент царапанье стало громче. Йозеф обернулся и увидел в отражении кого-то, стоящего в углу комнаты. Того, кого на самом деле там не было.

– И что он сделал? – прошептала Лина.

– Он закрыл глаза, подумал, что спит. Но когда открыл, отражение все еще было там. И теперь оно было ближе. Он не мог разглядеть лица, потому что фигура будто горела изнутри слабым, багровым светом, как догорающий уголек, но описывал ее как высокую женщину в длинном черном платье. Бреннер говорил, что фигура шептала. Не голосом, а как будто словами, возникавшими прямо в голове: «Ты тоже принадлежишь мне». После этого, по его словам, он потерял время. Не помнил, как оказался в гостиной. Как появились символы на стенах. Только знал, что не может больше прикасаться к зеркалам. Их поверхность – это ворота. Так он сказал. А потом замолчал и, судя по запискам врача, которые мне удалось посмотреть у знакомого, больше никогда не говорил ни слова и умер через год. С тех пор в доме никто не жил.

– Но если это произошло в 1893 году, то как так получилось, что дом до сих пор не снесли? – поинтересовался Стефан. – Ведь район застраивался и перестраивался, дом должны были снести и построить новый, если в старом никто не хотел жить.

– А вот тут нет никакой мистики, – уже совершенно обычной улыбкой улыбнулся Браун. – Произошла обыкновенная бюрократическая ошибка. Дом по какой-то случайности внесли в список объектов, охраняемых государством. Разобрались только недавно. Поэтому в архивах о нем и нет ничего, а снести не могли. А сейчас он уже и не нужен никому, наш район не считается перспективным. Многоэтажный дом тут не построишь, а тот, кто может позволить себе собственный дом, предпочитает выбрать другое место.

– И все же он сохранился достаточно хорошо для того, кто брошен больше ста лет назад, – не могла не заметить Лина.

– В этом тоже едва ли есть мистика, – развел руками Браун. – Его стены построены из камня, а тогда строили на века. Вот внутри перекрытия, лестницы деревянные, и они в весьма плачевном состоянии. Признаться, я когда-то даже мечтал завладеть этим домом, ходил, изучал, планы рассматривал, но потом оставил эту идею. Слишком много денег и труда в него надо вложить, а я уже не так молод.

– Как он вам в целом? – заинтересовалась Лина. – Я видела только снаружи, но, кажется, он большой.

– Не то чтобы большой, но интересный. И с огромным подвалом. Внизу он ничуть не меньше, чем наверху. А вот я вам сейчас покажу, у меня план есть. Купил его еще по молодости по дешевке, должен заметить.

Стефан не ожидал такой удачи. Уже мысленно прикидывал, как бы попросить Брауна показать план, а он сам предложил!

Коллекционер вышел из гостиной буквально на минуту, но за это время Стефан и Лина успели продумать дальнейшие действия. Когда Браун вернулся и разложил на столе большой, но сильно потрепанный лист ватмана, Лина вдруг чихнула и по ее щекам вполне натурально полились слезы.

– Простите, – шмыгнула носом она. – Это на старую пыль, всегда так. У меня есть антигистаминная таблетка. Только нужна вода, – она виновато улыбнулась.

– Сейчас, сейчас, конечно, – засуетился Браун, ища глазами свой маленький пульт, с помощью которого он звал домработницу в прошлый раз, но Стефан предусмотрительно спрятал его между диванных подушек. – Я принесу, – наконец решил Браун, торопливо покидая гостиную.

Стефан тут же вытащил телефон, Лина развернула схему. Они успели сделать несколько фотографий, прежде чем вернулся хозяин. Лина выпила таблетку, аккуратно промокнула лицо салфеткой.

– Простите, – повинилась она. – Каждый раз забываю.

– Ничего-ничего, – заверил Браун. – Я и сам так пару раз попадал. Бывают такие архивы, где даже самый здоровый человек станет аллергиком. Кстати, существует версия, что известное проклятие фараонов в египетских пирамидах не что иное, как очень сильный аллерген! Ну да ладно, не про них сейчас. Вот, смотрите.

Браун развернул схему и принялся рассказывать о доме. Стефан только мысленно застонал. Дом действительно имел десятки укромных мест, где можно было спрятать зеркало. То, что они с Линой увидели собственными глазами, было лишь верхушкой айсберга. А если учесть, что в некоторых местах было много мусора и сломанной мебели, то поиски принимали совсем печальный оборот. Но Стефан не мог сдаться теперь, когда подобрался так близко. Официально вести поиски с привлечением рабочих и техники ему никто не даст, конечно же, поэтому придется справляться своими силами.