Попаданка за штурвалом

Глава 17

А чего он втирал, гад такой, что помолвку расторгнуть нельзя?! Я же поверила! Оказывается, лапши на уши навесил столько, что до земли свисает. Я подаюсь вперёд:

— Да! — сейчас я избавлюсь от этой липучки-приставучки с матримониальными планами.

— Нет! — подаётся вперёд Милан.

Мы с ним проявляем удивительное единодушие, если забыть, что смысл в слова вкладываем противоположный. Милан оборачивается ко мне. Взгляд бешеный. Я отвечаю широкой улыбкой. На его искры злобы у меня сияние счастья.

— Какая страсть, огонь! — ехидно ухмыляется женщина, обходя нас по кругу какую-то композицию.

— Моя невеста не понимает последствия расторжения помолвки. Джен, напомни пожалуйста, что делают командиры парусников в День Вознесения?

Самый главный, самый любимый праздник местных. В этот день поют хвалебные гимны Близнецам-Ветрам, благодарят богов за спасение, чествуют жрецов и тех, кто связан с воздухоплаванием, потому что без воздухоплавателей жизнь на островах быстро закончится, ведь основные ресурсы поднимаются с земли.

В День Вознесения все, кто берут в руки штурвал, приходят в храм за благословением.

— При чём здесь церемония Паруса?

— При том, дорогая невеста, что отказавшись от покровительства Близнецов, ты не сможешь получить благословение. Мне продолжать?

— Ты хочешь сказать, что я не смогу водить кораблики?

— Князь, не отказывайтесь расторгать помолвку, — влезает женщина. — Барышка, которая любит рулить корабликами, будет пытаться рулить не только деревянным другом, но и мужем.

— Рикардо очень послушный, — киваю я. Зря, наверное, но удержаться невозможно.

Однако Милан в ответ только улыбается, от вспышки злости не остаётся и следа, во взгляде проступает этакое снисходительное величие, будто он убеждён, что крутить его штурвал мне силёнок не хватит, и он заранее разрешает пробовать сколько угодно раз.

Ну-ну.

Вот посажу нянчится с младенцем вместо няни — будет знать.

Эм?

Э-э?

Это как я так быстро до младенца додумалась?! Свят-свят! Рано мне о детях думать.

— Невеста передумала? — хмыкает женщина.

— Я действительно лишусь возможности управлять летающими кораблями? — переспрашиваю я.

— Да.

— Кто вы?

— Внешность моя понравилась?

— Задавать столь личный вопрос с моей стороны было бы слишком грубо. Кто вы, что способны расторгнуть помолвку, которую одобрили боги?

Хотя про внешность мне тоже интересно. Выглядит очень… экзотично. И я не могу сказать, что прям отталкивающе, хотя сама жить бы с такой внешностью точно не хотела.

— Какая ты скучная, — фыркает она. — Я жрицы Лейлы. Я почти также стара, как ваш Старый Дуб. Моя богиня покровительствовала красоте, юности и любви, поэтому мне нетрудно восстановить твои волосы.

Лейла… Я не знаю такой богини. Она из тех, кто предпочёл уйти? В прошлом богов было под сотню, если не больше. Нет, если бы Лейла Светлоокая ушла, то её жрица потеряла бы силу, но жрица сохранила дары своей богини. Однако Лейлу на островах не помнят и не почитают — загадка.

Женщина наверняка замечает немой вопрос в моих глазах.

Я напрягаю память.

В самом начале я прочитала немало храмовых книг, именно с них я начинала знакомство со своим новым миром. Старый пантеон мне был не особенно интересен, я не искала информацию специально, но и не пропускала, если она мне всё-таки попадалась. Лейла, богиня красоты…

— Старшая сестра Кионы? — озаряет меня.

Киона была богиней рек и погибла вместе с мужем, защищая землю от ринувшихся из Бездны полчищ.

— Верно, деточка. Ишь, помнишь. Вот он, — она невежливо указывает на Милана пальцем, — не помнил.

— Но я не помню, что произошло с вашей богиней.

— В день, когда Киона и Райз погибли, Лейла была там, но она не сражалась — это точно известно. Возможно, её схватили демоны, или она отравилась дыханием Бездны, или… За сотню лет я придумала десять сотен версий. Правда в том, что я не знаю, где Лейла. Всё, что я знаю, это то, что она ещё жива, а значит жива моя надежда. Садись, детка, будем восстанавливать твои волосы.

— Спасибо. Простите, я так и не знаю, как к вам обращаться.

— Обычно меня зовут старой каргой, — хмыкает жрица.

Она скрывается в недрах трюма и возвращается с длиннозубым костяным гребнем.

Белое, отдающее в желтизну, резное изделие выглядит устрашающе — его будет сделали из половинки настоящей челюсти хищного зверя. До сих пор красота у меня ассоциировалась с садовыми цветами и бантами, а не дикими волками и черепами.

Жрица достаёт флакон, свинчивает крышку, и по помещению тотчас распространяется болотная вонь гниющих трав. Запах такой, что глаза начинают слезиться. Милан, не выдержав, чихает, но, удивительное дело, наружу не бежит, остаётся рядом.

— Что это? — с опаской уточняю я.

— Что надо. Не вертись. Ох, Лейла Светлоокая, что же ты тут настригла, болезная? Криво-косо, какими-то клоками.

Я всё же поворачиваюсь.

Жрица капает жидкость из флакона на ладонь, и на её коже бурая жижа начинает светиться изумрудным сиянием. Я наблюдаю с нескрываемым любопытстовом — жрецы редко допускают праздных зрителей до своих таинств. Удовлетворённо крякнув, женщина опускает на ладонь гребень и жижа втягивается в зубцы будто лекарство в иглу шприца.

— Я после такой “красоты” не облысею с концами?

— Не вертись! — повторяет она и безболезненно хлопает меня по макушке плоской стороной гребня.

Мне остаётся только покориться.

Жрица не просто расчёсывает, она начинает речитатив. Из её бормотания я тольком ничего не могу разобрать, только выхватываю имя богини.

Жаль, зеркала нет. Кое-как скосив глаза, я вижу, что зелень оседает на прядях. Волосы превращаются в фосфоресцирующие водоросли. Просто отлично! Я больше не похожа на мальчика, я вылитая кикимора.

А жрица продолжает расчёсывать под непрекращающийся речитатив. По ощущениям ничего вроде бы не происходит. Кожу головы не жжёт, не печёт. Я только жвижения гребня чувствую. Изменения я замечаю минут через пять — каждый “проход” гребня становится дольше. Ещё через минуту жрица впервые цепляет меня по плечу.

Я оборачиваюсь.

— Тебе идёт светящаяся зелень, — хмыкает Милан.

— Не вертись, — в очередной раз напоминает жрица.

А как я могу не вертеться, когда волосы… отросли?! И пусть пока они зелёные, главное, что они длинные!

Жрица продолжает.

— Спасибо, конечно, но вы бы не увлекались?

До стрижки я носила волосы до лопаток.

— Деточка, ты правда думаешь, что я, жрица богини красоты, прислушаюсь к твоему мнению после того, как ты себя обкорнала? — она перехватывает волосы и дальше чешет хвост.

— Нам нужно восстановить длину, а не создать, — вмешивается Милан.

— И ты молчи, — немедленно откликается жрица. — Думай об отмене помолвки. Так и быть, от такого чуда, как барышня за штурвалом, я тебя избавлю.

Милан не утруждает себя ответом.

Я в очередной раз пытаюсь посмотреть себе за спину и в очередной раз получаю гребнем по макушке. Жрица тяжело вздыхает и дальше расчёсывает молча, без речитатива. Я терплю, ждё и честно стараюсь не ёрзать на табурете. Если представить, что я за штурвалом…

Нет, за штурвалом кресло удобное, и полёт начинается с регулировки спинки подлокотников. Слишком легко дёрнуть штурвал по ошибке просто из-за неудобной посадки. Именно поэтому вчера я начала не с того, что задрала нос парусника, а с того, что устроилась с комфортом и пристегнулась.

Жрица отступает на шаг.

— Вот теперь я узнаю свою невесту с портрета, — заявляет Милан.

— У тебя был мой портрет? — удивляюсь я.

— Странный вопрос, Джен. Ты забыла, как прислала мне его к своему совершеннолетию?

— Ещё скажи, что письмо прислала.

— Да…

— Не знаю, с кем ты переписывался, с мамой или папой, но точно не со мной.

— Вот как.

— Ага.

Я запускаю пальцы в волосы. Длина и впрямь вернулась. Даже не так — жрица перестаралась. Но стоит ли укорачивать? Выходить из спальни без лёгкой причёски здесь не принято, так что родители никогда не видели меня с распущенными волосами. А вот горничная заметит и может наябедничать.

Зелень исчезла, волосы прежнего светло-золотистого оттенка, блонд, но стали ярче и шелковистее. Прям не волосы, а роскошная грива. А я с клеем и сеточкой мучилась… Могу представить, как Милан потешался, наблюдая моё “рукоделие”.

— Спасибо, — искренне благодарю я жрицу.

— Пропади уже с глаз, невеста.

Милан протягивает женщине… кошелёк.

Ха… Моя причёска стоила дорого.

Я быстро собираю пучок, закалываю, а на голову, как и положено барышне, водружаю шляпу.

Милан подаёт мне руку. Я беру его под локоть. Казалось бы ничего особенного, но я вдруг чувствую, как кровь приливает к щекам.