Попаданка с квартирой приключений не ищет

Глава 7

Кое-что о новом мире и о подгузниках

Я ополоснула малыша, и тут выяснилась новая подробность… Та-дам. Малыш оказался малышкой. Крупненькая такая крошечка-хорошечка.

Бернс пошел со мной в ванну, и даже подержал малышку, пока я доставала полотенца и старую наволочку в качестве временного подгузника — застиранную, мягонькую — самое то.

А потом я подстроила теплую воду в кране над раковиной умывальника, сняла с ребенка покрывальце и пеленку, как стало ясно, не только мокрую, но и испачканную, и простила испуг Марку, державшему малышку на отлете. Пропавшее у меня почти полностью лет пять назад обоняние объясняет, почему я сразу не поняла его обеспокоенность. Он-то чувствовал запах, а я нет.

Я обтерла с попки все лишнее и стала подмывать, тут-то и стало понятно, что у нас не мальчик, а девочка.

В порыве чувств я чмокнула малышку в маковку.

— Ты же моя рыбонька, ты же моя девочка. Солнышко.

За спиной от неожиданности «хрюкнул» целитель, удивился:

— Так это девочка? А нам никто не сказал.

Малышка терпеливо переносила помывку, вытирание полотенцем, упаковку в подгузник-наволочку.

После этого я завернула ее в махровую простыню и опять попросила Бернса подержать ее. Собрала грязные пеленки и сунула в пакет, чтобы вынести в мусоропровод. Стирать я их не собиралась, а вот покрывальце оставила для нее как память, выбрасывать не стала, положила в стиралку. Вымыла раковину, прибрала следы помывки.

До прихода курьера еще оставался почти час, и я не стала мужчинам мешать хозяйничать на кухне: по крайней мере, там ничего не билось, не ломалось, не горело. Пусть. Забрала детку их рук целителя и поманила его за собой в гостиную.

Оказалось, что на кухне не двое мужчин, а трое: мальчонки в гостиной тоже не было. Я присела на диван, жестом предложив Бернсу располагаться в кресле.

— Господин Бернс, как целитель, что вы знаете о местных младенцах?

Он пожал плечами и задумался.

Мне пришлось пояснить свой вопрос.

— Смотрите, я сравниваю малышку с земными малышами. У меня своих было двое, и я достаточно изучила литературы, чтобы иметь общие представления. Так вот, по моим представлениям ребенок, неполных четырех месяцев от роду может весить от шести до восьми килограмм. Мой сын в возрасте четырех месяцев весил больше семи килограмм и считался богатырем. Наша малышка по ощущениям весит десять-двенадцать. Это нормально?

— Ааа… Вы об этом. Это нормально. Ее отец оборотень, а мать — человеческая женщина. И это тоже нормально. Смешанные браки и дети смески — нередкость.

Ну что ты будешь делать? Опять я сидела с открытым ртом. Надо как-то убедить себя не удивляться. Это же естественно, что в другом мире все по-другому. Правда, как-то не удается все воспринимать как данность. Слишком сильны привычные стереотипы. Уже неплохо, что не падаю в обморок от каждой новости и не впадаю в истерику.

— Хорошо. Значит, с ребенком все в порядке. Вы, я думаю, ее уже осмотрели.

— Ну специально не осматривал, потому и не знал пол детеныша, но у нее аура здорового ребенка.

— Когда заказывала питание, я была еще слегка растеряна от неожиданности. Скажите, ей подойдет питание для обычного человеческого ребенка? Я заказала ей питание для детей старше шести месяцев, мне показалось, что при ее весе, более легкое питание для детей от нуля до шести будет недостаточным.

— Я не изучал этот вопрос, но, думаю, вы правы. И вы сами увидите, наедается она или нет.

В гостиную заглянул Марк.

— Пойдемте. Завтрак готов. Ева, я вам сделал кофе. Сливки? Сахар?

— О! Спасибо большое, Маркас! Молоко и две ложечки сахара.

Все расселись за кухонным столом на угловом диванчике и двух табуретах.

Что интересно, Марк не предложил мне сесть на диван, угадал. Я этого не делала никогда: хозяйничая за столом, удобнее сидеть на табурете.

На моем круглом столе перед каждым стояла тарелка с симпатичным, довольно пышным омлетом. Марк идеально рассчитал порции. Мальчику было сделано какао, мужчинам чай, мне кофе, а в центре стола стояло большое блюдо с яичными гренками*, обсыпанными сахаром.

(* Яичные гренки. Делается яично-молочная смесь. Не взбивать, просто хорошо перемешать, чуть подсолить. В нее обмакивается нарезка хлеба, любого, чаще всего чуть черствого. Можно подержать в смеси немного дольше, чтобы хлеб пропитался. Обжаривается до легкой золотистой корочки на сковороде, смазанной маслом. Можно так же делать сэндвичи. Перед обмакиванием между кусочками хлеба кладется что угодно: тертое яблоко с сахаром, или сыр, или ветчина и так далее. Сладкие гренки можно обсыпать сахаром или сахарной пудрой.)

— Оу, Маркас, какой вы молодец! Спасибо! А скажите, пожалуйста, где вы научились делать яичные гренки?

— У меня была знакомая, которая делала их довольно часто. Поскольку это не слишком сложно, я могу повторить рецепт без ущерба качеству, — объяснил Маркас, как-то смущенно улыбаясь.

«Наверное, бывшая подружка», — подумала я.

— Троица благословляет нашу трапезу, — высказался Ант, при том почему-то недовольно, почти укоризненно взглянув на Марка.

Я покосилась на Анта. Он был абсолютно серьезен. Ну в отношения с богами я не вмешиваюсь, поэтому только спросила:

— Руки перед едой все мыли?

Арсан покрутил перед собой ладошками. Видимо, это означало, что мыли. Остальные промолчали.

— Что ж. Приятного аппетита!

Мы успели позавтракать и перейти в гостиную. Перед этим Марк под моим руководством загрузил посудомойку.

Едва мы успели расположиться в гостиной, раздался звонок в квартиру. Доставка.

— Ой, мне еще нужно одеться на выход. Маркас, пойдемте.

Я вручила малышку целителю.

Забрав пакеты у курьера и попрощавшись с ним, я не стала закрывать дверь в родной подъезд. Её оставили приоткрытой и зафиксировали.

— Маркас, я быстро переоденусь.

Нужно было бы надеть детке подгузник, но я спешила в аптеку за бутылочками и сосками. Иначе, как ребенка кормить?

Перед уходом я оставила целителю для малышки детскую бутылочку с поильником. В нее я налила кипяченую, чуть подслащенную воду. Терпеливая детка пока молчит, если оголодает и начнет плакать, так хоть водички дадут.

Королевство, в которое я въехала вместе со своей квартирой, называлось Синатина. Официальная религия страны — троебожие. Довольно скромный местный божественный пантеон и давал стране название: богиня Тина и два ее мужа Син и Нат — Светлый и Темный как две стороны медали, и жена их — Жизнь, примиряющая обе стороны. Вот так — Син, Нат, Тина — получилось Синатина.

Это мне рассказал Марк, пока мы прогулочным шагом (а быстрее я и не могу, дыхания не хватает) направлялись к аптеке и к магазину «Все для семьи». О последнем заранее я говорить не стала, чтобы не пугать спутника. Не знаю, как к магазинам относятся мужчины-синатинцы, поэтому ориентировалась на нелюбовь к магазинам земных мужчин. Не могу сказать, что сама люблю зависать в магазинах, но ребенка нужно было одеть.

И вот, теперь мы шли в аптеку, и Марк мне рассказывал о новом для меня «чудном» мире.

— Вероятно, ось вращения нашей планеты* перпендикулярна плоскости эклиптики**.

(* Ось вращения планеты — прямая линия, проходящая через центр планеты и через ее полюса (на Земле через Северный и Южный;

** Плоскость эклиптики — это плоскость, ограниченная орбитой, по которой планета движется вокруг своей звезды.)

— Серьезно?

— Что не так?

— Вот это: сочетание слов «вероятно», «ось вращения», «плоскость эклиптики».

— Ну да. Я все это узнал на Земле. У нас мало кто задумывается о том, что мы живем на планете. И планета даже не имеет собственного названия, как Земля. Просто Мир. У нас не очень развита астрономия и нет почти никаких представлений о космосе. Но зато мы всегда знали, что наш мир не единственный, и сейчас, к счастью или несчастью, как посмотреть, у нас есть выход в ваш мир. А теперь есть и у вас.

— Замечательно! Но зачем это мне?

— Думаю, через очень недолгое время, мы это узнаем.

— Мы?

— Да. Вы, Ант и я.

Я озадачилась. Интересная перспектива. Чувствую, с подвохом.

— Я могу продолжать рассказ? — вернул меня из размышлений Марк.

— Чуть позже. Мы уже пришли.

Да. Мы уже пришли.

Как я и задумала, сначала зашли в аптеку. И там я взяла все необходимое, включая термометр для измерения температуры тела, хотя не была уверена, что он понадобится при наличии волшебного целителя.

Я уже собиралась все оплачивать, когда Марк достал пластиковую карту и рассчитался сам.

Умереть — не встать. Когда это закончится? Я скоро отупею от бесконечного удивления.

— Откуда?

— Что откуда?

— Карта.

— Из банка.

— У вас откуда?

— Открыли счет, заказали карту.

«Прибью! Ну разве можно так отвечать? Ведь понимает, о чем его спрашивают. В самом деле, откуда у иномирянина пластиковая карта из банка? Без проблем. Да?»

Я рассердилась, надулась и не стала больше ничего спрашивать.

С видом, отвергающим всяческие переговоры, я отправилась в магазин «Все для семьи» и повлекла за собой Марка. Там я набрала разных одежек для малышки на все случаи жизни в расчете на неделю, а также одеяло-конверт и плоскую подушечку. В этот раз Маркас не стал рассчитываться сам, достал вторую карту, несколько отличающуюся по цвету, и вручил мне, и сообщил на ушко пин-код. Я не стала спорить в присутствии продавца на кассе, оставив разъяснения на потом.

Едва мы вышли из магазина, Маркас заявил:

— Ева, я не понимаю, что вас так рассердило. Карты самые настоящие. Почему вы считаете, что мы не могли открыть счет и получить банковские карты?

— Да? Может, у вас и паспорта российские или вообще какие-то земные есть?

Маркас лишь слегка стушевался, но ответил:

— Да, у нас есть паспорта. Нам помог друг. Мы открыли счет и внесли на него свои средства. Поскольку вы нас кормите, и мы вас вводим в расходы, вторую карту приготовили для вас. Мы не успели это с вами обсудить, так как не рассчитывали в ближайшее время выходить на Землю.

— Вы вообще ничего не успели со мной обсудить. Ант уже второй день морочит мне голову и ничего не рассказывает. А вы, оказывается, готовились к встрече со мной, даже карту приготовили. У меня кончилось терпение. Я сейчас вас всех выгоню и на порог больше не пущу. А малышку себе оставлю. Вот.

— Ева, пожалуйста, не сердитесь. Мы вам все расскажем. Давайте устроим малышку, сядем и спокойно поговорим.

Я заставила себя успокоиться. Очевидно, что не в моих силах вынудить их говорить. Конечно, я, в самом деле, могу их выгнать, но… Я этого не сделаю. Более того, если они сами соберутся и уйдут, мне будет очень жаль. Это я отчетливо поняла. Да и не в том я положении, чтобы угрожать. Кто вернет мою квартиру в нормальное, естественное до недавнего времени положение?

Но Марку о моих размышлениях знать необязательно, потому последние минуты до входа в подъезд мы молчали.

Знаете, очень странное ощущение: заходишь в знакомый, привычный подъезд, поднимаешься на этаж в лифте, а перед дверью понимаешь, что там в квартире за окнами совсем не тот мир, что при входе в подъезд. Даже немного страшно стало. Появилась мысль: «Может мне смыться, пока я все еще в своем мире?»

Марк заметил мою заминку, но подгонять или удерживать не стал. Мы просто стояли перед закрытой дверью и молча смотрели друг на друга. Ключи у меня были с собой, уходя я по привычке заперла дверь на замок.

— Ева, — Марк мягко притянул меня к себе, погладил по голове, — не волнуйтесь, все будет хорошо.

На несколько мгновений я прикрыла глаза, прижавшись щекой к его груди. Так странно было в объятиях практически незнакомого мужчины чувствовать себя защищенной, в безопасности.

Наконец, я вдохнула-выдохнула, высвободилась из его рук, достала ключи, отперла дверь, и мы вошли в квартиру.

Дальше рефлексировать было некогда. Мы обнаружили оставленную компанию за просмотром канала Нейшнл джиографик. Кто-то — не буду указывать пальцем — умел справляться с пультом и интерфейсом интернет-ТВ. Этому я уже не стала удивляться. Куда уж, если у них даже паспорта есть.

Я быстро переоделась в домашнюю одежду, растасовала купленные вещи, снова ополоснула малютку, занесла ее, укутанную в махровую простынку, в гостиную. По-хорошему, купать детку нужно было бы сытую, но одевать немытую тоже не годится.

— А какие мы чистенькие!

Я вскрыла упаковку подгузников.

— Смотрите, господа, и учитесь, возможно, вам самим придется это делать.

Уложила малышку на диван между собой и Бернсом, освободила от простыни и пеленки, привычным движением левой руки прихватила ее за обе щиколотки, приподняла попку, подсунула нижнюю часть подгузника, завернула верхнюю между пухлых ножек на животик и закрепила липучками по размеру.

— Вот так, — и пощекотала пузико крохе.

Ответом мне была тишина. Я глянула и обнаружила потрясенные лица двоих мужчин: точнее определить выражение лиц Анта и Бернса я бы не взялась. Бесстрастным остался Марк, и заинтересованно смотрел Арсан.

Я как-то не подумала, что это могло быть, с их точки зрения, неприлично. Получается, что я продемонстрировала им не только попку девочки, но и ее половую принадлежность. И, видимо, я заблуждалась, что когда-нибудь они сами будут менять ей подгузники. Ну не подумала.

— Это — не мальчик, — сказал Арсан, и удивленно развел руками. — А кто?

И тут я вспомнила детский анекдот. Не знаю, что мною руководило, но я тут же его и рассказала.

— Встретились два голышка на пляже: мальчик и девочка. Мальчик долго рассматривал девочку, потом спросил: Потеял? Девочка покачала головой: Не-а. Мальчик с ужасом: Отойвали! Девочка спокойно: Не-а. Мальчик: Так и быё? Девочка: Ага. Мальчик: Стъяная констьюкция.

У меня хорошо получалось имитировать детскую речь с выпадением правильных звуков. Мужчины вылупились на меня с вообще непередаваем выражением лиц, причем все четверо.

Я им перевела:

— Потерял?

— Нет.

— Оторвали!

— Нет.

— Так и было?

— Да.

— Странная конструкция, — и не смогла удержаться, начала хохотать. Чуть не плача от смеха, взяла на руки радостную малышку: ей понравилось, как я смеюсь.

— Что такое пляж? И почему там встречаются голые дети? — подал голос Бернс.

— Это такое общественное место у воды на берегу моря или реки, где люди отдыхают, купаются и загорают.

— И все голые? — не скрывая ужаса, спросил Бернс.

Я, стараясь сдержать смех, что не очень получалось, на него посмотрела. Мужик в настоящем шоке. И утешить его особо не получится.

— Нет. Взрослые одеты. Немного.

— Немного? — целитель не справился с голосом и «дал петуха»*.

(* Дать петуха, давать петуха (разг.) — иронический фразеологизм, означающий во время пения или разговора в напряжённый момент срыв голоса на фальцет, что далеко не украшает, выдавая нервную и беспокойную натуру.)

Обстановку разрядил Арсан:

— Я понял! Это — девочка, — и начал смеяться вместе со мной.

Через пару секунд смеяться начали все: и отмершие Ант с Марком, и сконфуженный Бернс.

И тут до меня кое-что дошло, я даже не поняла, как могла этого не замечать так долго, и перестала смеяться.

Сидела и смотрела на ржущих мужиков. Спустя секунд тридцать они обратили внимание на мою напряженную физиономию. И повисло нехорошее молчание.

— Ева, что случилось? — первым не выдержал Марк.

— Почему вы все понимаете и говорите по-русски? Допустим, Ант и Бернс могли выучить как-то, я слышу акцент, Марк тоже, но говорит практически без акцента. А ребенок откуда знает язык? — я кивнула на Арсана.

Тут оживился целитель.

— Леди, но это же совсем просто, — и с таким энтузиазмом, что у меня брови полезли на лоб: что может быть проще, чем иномиряне, свободно говорящие на твоем родном языке.

— Да-да, — с сарказмом отреагировала я, — совсем просто. Еще скажите, что я воспринимаю ваш язык, как русский, и сама на нем говорю, или еще лучше — в вашем мире тоже все говорят на русском.

— Что вы, леди, — с воодушевлением продолжил целитель. — Это невозможно. На самом деле, все, действительно, просто. Есть специальный артефакт, — в этом месте я, пытаясь сдержать нервный смех, «хрюкнула» (ага, еще проще — артефакт!), но Бернса это не остановило. — Да, и этот артефакт считывает с носителя языка базовую основу с актуальным запасом слов. Любого языка! А также переносит любому другому существу, пользующемуся вербальным способом общения*. Если его речевой аппарат приспособлен, то существо не только в состоянии понимать, но и говорить.

(* Вербальное общение — это обмен информацией при помощи устной или письменной речи, проще говоря, СЛОВАМИ, в отличие от невербального общения, где средством передачи информации могут быть, например, мимика, жесты, позы, запах, окраска.)

Некоторое время я переваривала новость.

— То есть, вы все воспользовались этим артефактом и теперь знаете русский язык. А для детей это не вредно? — я снова обозначила кивок в сторону Арсана.

— Совершенно безопасно, при соблюдении некоторых правил использования.

— Кроме русского я еще знаю английский, — похвастался Арсан.

— А мы еще знаем два диалекта китайского, суахили и еще пару африканских языков, — добавил Марк.

— Ага, — пробурчала я. — Asubuhinjema!* Ой, не смотрите на меня так, я больше ничего на суахили не знаю. Так уж получилось.

(* Asubuhi njema — Доброе утро. (суахили))

— Интересный выбор фразы, — вкрадчиво констатировал Марк и поинтересовался: — С милым другом утром здоровались?

И тут же получил кулаком тычок в ребра от сидящего рядом Анта.

Меня вопрос не смутил, а скорее развеселил и снял напряженность.

Когда я после потери ребенка лежала в больнице, в палате со мной находились еще четыре женщины. Одна из них оказалась диктором канала, вещающего на суахили. Вот она нам и говорила «Доброе утро» и «Спокойной ночи», как своим африканским радио-друзьям. «Доброе утро» задержалось потому, что у нас на курсе появилась пара эфиопов, они нам и говорили «Asubuhi njema». А как будет «Спокойной ночи», я забыла. Доброй ночи они желали кому-то другому.

— Маркас, это что за вопросы? Я же не спрашиваю о подружке, которая научила вас делать яичные гренки. Я вообще-то думала, что это семейный рецепт. Очень хотелось спросить, но не стала.

— О! Вы запомнили! А вы спросите, — завелся Марк, и снова получил от Анта тычок в бок.

— Хорошо, непременно спрошу… потом, если напомните. Так. Подгузник вас не впечатлил, менять его, судя по вашему виду, вы не будете. Пойду, сделаю малышке еду. Мэтр Бернс, спасибо за разъяснения.

Честно говоря, выслушивать истории об амурных похождениях Марка, настроения не было. Я лучше послушаю объяснения по поводу моего здесь появления. Что почему-то им нужна, я уже поняла. Но зачем?