Четвертое утро в николаевской Москве Городецкий провел сначала за столом у Олимпиады Модестовны (они завтракали и дружески пикировались — отчасти по-французски), а затем он приступил к разметке проволоки, опираясь на смутное впечатление от интернетовской картинки: то ли 10, то ли 20 обручей сделать? Или 12–15? Колебания его прекратились после измерения всей длины мотка: получилось 30 аршин, то есть около 20 м. При диаметре нижнего обруча 1,5 м длина его оказалась 4,7 м. Ну а выше 4,2 м, 3,7 м, 3,0 м, 2,4 м, то есть проволоки хватило на 6 обручей. Придется ее докупать. А может тогда сделать просто турнюр на попу и несколько обручей понизу? Ладно, буду пока рисовать эскизы и вымерять. Тем более, что спереди желательно сделать выемку без обручей — проще будет танцевать, да и ходить… Обедать он пошел в виртхаус, хоть гранддама его и улещивала.
— У меня будет не просто обед, а деловая встреча, — объяснил Макс. — Вы позволите потом заглянуть ко мне Лизе — на полчаса?
— Только без ваших мужских глупостей, — строго сказала Олимпиада, хотя в глазах ее Максу почудились бесенята.
— Мы намереваемся сшить платье нового фасона, — приглушенным голосом сказал Городецкий. — Первый удачный экземпляр презентуем вам, Олимпиада Модестовна.
— Это то, на чем вы будете зарабатывать деньги? — приглушенно спросила и она.
— Да, — шепнул Макс и вышел за дверь.
На обед была в этот раз свиная рулька, с которой он еле управился. Девушки предусмотрительно взяли одну на двоих и тихонько посмеивались, глядя как он отдувается. Хорошо, что он ограничился поллитром пива… Оглядывая зал, Макс вдруг наткнулся на ненавидящий взгляд позавчерашнего приказчика. «Лучшее — враг хорошего, дружок», — подумал он и спросил у Лизы:
— Паренек вас больше не беспокоит?
— Отвадил его герр Дитер, — улыбнулась она.
— А о каких подарочках шла речь?
— Пфф! — презрительно сморщилась Лиза. — Подсунул раз грошовый платок с распродажи, который пришлось взять во избежание ссоры…
В комнате у Макса Лиза с любопытством огляделась и заключила:
— Чистенько у вас, Максим. Диван удобный. И мебель из красного дерева… А это та самая проволока? И как я должна ее перевязывать?
— Вот мой эскиз. Он вам понятен?
— Мы должны сделать такую кольчатую клетку? Ходить в ней, наверно, можно, а как садиться?
— При усаживании кольца легко соберутся вместе и беспокойства не причинят.
— Что-то верится с трудом…
— Сделаем, накинем сверху платье, подвигаетесь в нем и поверите. Но пока надо вас обмерить.
— Это ни к чему: свои размеры я знаю досконально.
— Тогда говорите, а я их проставлю на эскизе… Хорошо. Теперь вот еще что: сооружать платье мы ведь будем здесь, больше негде? Значит, нам надо заинтересовать Олимпиаду Модестовну. Давайте пообещаем ей такое же платье?
— Это можно, — согласилась Лиза. — Но материя пусть будет ее.
— Тогда пойдемте говорить с ней, а потом вы снимете с нее размеры…
Итогом оживленных переговоров с хозяйкой стало ее согласие на воскресную деятельность Макса и Лизы в его комнате — под надзором Маланьи. После ухода Лизы Городецкий малость полежал на диване, все еще переваривая плотный обед, но вскоре встал и подсел к столу: пора было составлять первую статью о цивилизации будущего. «Начну с железных дорог и конки», — решил он и взял из пачки бумаги первый лист, а также карандаш «Кохинур» и ластик (все купил еще позавчера, когда принялся за кроссворд). Были у него и гусиные перья с чернилами, но писать ими чисто он при первой пробе не научился.
Общую часть о перспективах железнодорожных перевозок в мире и России Макс накатал за час. Но вот перешел на прокладку конок в Москве и призадумался: ее холмистый рельеф для них не очень-то подходит. Где же тогда их прокладывать? А, пожалуй, вдоль Москвы-реки получится, по бережку: ровненько и уклон совсем небольшой. Но там фактически нет оживленного движения… Хм, нет так будет: если проложить конку от устья Яузы по Москворецкой, Кремлевской и Пречистенской набережным. Там мигом и магазины возникнут и увеселительные заведения! А на краю пустующих Лужников можно многолюдную ярмарку устроить и уж тогда конка эта будет через каждые пять минут вагоны подвозить! Решено, так и опишу и красок не пожалею… Вечером он как штык был на традиционной «спевке» у Надеждина и получил неожиданный втык:
— Где вы прочли про этот «стриптиз»? — сверкнул глазами Белинский. — Ни в Лондоне, ни в Париже нет такого развратного публичного танца!
— Публичного нет, а нелегальный есть, — парировал Макс. — В борделях Парижа девицы его танцуют: под музыку и у шеста. Очень будоражит, знаете ли!
— Вы что же там бывали?
— Бывал, — бодро соврал Городецкий. — С одним татарским мурзой, из Нижнего Новгорода.
— Где же подобный бордель находится? — спросил Надеждин.
— Прямо в Пале-Рояле, при ресторане «Провансальские братья», — сказал попаданец, интересовавшийся проституцией Парижа в 19 веке, когда писал своего «Петербургского пленника».
— Все равно, придется этот вопрос из крестословицы убрать, — скривился Надеждин. — Ценсор может придраться.
— Мамма мия! — воскликнул Городецкий. — Это же мне полтаблицы переделывать!
— Мы пошли вам навстречу, — улыбнулся Надеждин. — У нас в штате нашелся тот самый педант, которому в сласть подобное занятие. Думаю, он справится. Вы же первое время будете ему помогать.
— Это ж другое дело! — расцвел Макс. — Я сосредоточусь на своих рассказах о будущих чудесах и возможных московских прожектах. Вот, кстати, принес первый рассказ, о железных дорогах.
— Дайте сюда, почитаем. А почему написано карандашом? К тому же безграмотно, без ятей и еров?
— Уверяю вас, в будущем от этих архаизмов люди откажутся. Вам же все понятно в моем тексте?
— Понятно, но непривычно. Так почему карандашом?
— Мой почерк гусиным пером ужаснее карандашного, — совсем повесил голову Городецкий. — Потому я и привык писать карандашом.
— Все у вас не слава богу, — пробурчал Белинский.
— На самом деле ничего ужасного, — сказал вдруг Надеждин. — Зато идеи ваши очень интересны. Надо же, создать связку «конка-ярмарка»! Одно будет тянуть за собой другое, а в итоге все будут в выигрыше: купцы, промышленники и обыватели. Хоть к генерал-губернатору с такой идеей идти!
— Вот и сходите, — сказал Макс. — Соберите группу профессоров МГУ соответствующих факультетов, изложите проект более основательно, с цифрами расходов и возможных доходов, и добейтесь личной встречи у Голицына.
— А что? — задумался Надеждин. — Дмитрий Владимирович основной целью жизни своей принял обустройство Москвы после пожара и сделал уже очень много. Данный прожект может принести в казну много денег, да и удобств у горожан прибавится. Тем более что конки можно проложить и по главным улицам, пристегивая, где надо дополнительных лошадей. Я завтра же поговорю с профессорами физико-математического факультета Перевощиковым, Ловецким и Павловым: они у нас известные универсалы и неоднократно консультировали чиновников генерал-губернатора по использованию земель столицы. Что-то они мне скажут?
— Только мое имя лучше не упоминать, — спохватился Макс. — Сошлитесь на опыт Англии.