О ЧЕМ РАССКАЗАЛ ПЛЕМЯННИКУ ТОРГОВЕЦ КУКЛАМИ

Вот рассказ, услышанный мною из уст продавца кукол:

«Даже спустя десять лет после того, как было совершено покушение на царя Александра Второго, царская охранка не забыла обо мне. Высланный в северную Сибирь, я с 1890 года по 1898 год изнывал в Долубинске - в одном из затерянных в просторах Сибири поселений для каторжников. Поселение это было не из крупных. В семнадцати избах проживало всего тридцать три ссыльных - политических и уголовников, вместе с караульными и их начальником-охранником. Представителями власти, стерегущими нас, были хромой пьяница-пристав и два бывших уголовника, которые выполняли у нас обязанности полицейских. Пристав этот был гнилозубым и кривоносым человеком с маленькими, глубоко сидящими глазками и словно приклеенными к верхней губе редкими усиками. Казалось, его намеренно вырвали из человеческого общества и заслали в это глухое захолустье, чтобы он своей отталкивающей внешностью вызывал ужас и омерзение окружающих. Своими достоинствами не уступали приставу и те двое полицейских, имена и фамилии которых до сих пор сохранились в моей памяти: по забавному совпадению, одного из них звали Авдей Хлоп, а другого - Матвей Клоп. Фамилия пристава также казалась умышленно данной ему для того, чтобы еще резче оттенить его безобразие; его звали Красавкиным. Наши тюремщики привезли с собой своих жен и детей.

Среди ссыльных можно было найти людей самых различных специальностей и профессий - врач, юрист, журналист, химик, учитель, студенты. Были среди ссыльных и уголовники - убийца, бандит, грабитель, карманный вор и т.д. И все - люди любопытные, вызывающие невольный интерес. Среди осужденных за уголовные преступления был и священник, организовавший ограбление одной из киевских церквей. Из числа убийц я упомяну двоих. Один из них несколько раз в различных городах России вступал в брак с немолодыми богатыми женщинами, а затем, недолгое время спустя, убивал их и овладевал наследством. Это был очень красивый и молодой мужчина, едва достигший двадцати пяти лет, из богатой семьи. Второй же был армянин с Кавказа, про которого также говорили, что он кого-то убил. Среди политических ссыльных особое место занимал математик-физик Григорий Кириллович Сапатин. С ним были тесно связаны ссыльные студенты, осужденные на каторгу за организацию подпольной типографии. Каждый из них был приговорен к пятнадцати-двадцати годам ссылки.

Я с доктором Кашуром - добродушным и жизнерадостным человеком и к тому же хорошим специалистом - считались старожилами среди ссыльных.

Физик Сапатин, я, доктор Кашур, народовольцы Александр Ширков и Геннадий Крепич группировали вокруг себя остальных политических ссыльных. Все мы с особой теплотой относились к подростку Сашуку Бенарелю, сосланному вместе с отцом, который вскоре скончался на каторге. Большим влиянием пользовались мы и среди уголовных.

И все мы жили одной мечтой - вырваться из ссылки и вновь вернуться к жизни, не подозревая о том, как близки мы к осуществлению этой мечты. Побег был осуществлен, хотя вначале удалось бежать лишь троим - Сапатину, Кашуру и мне. Общий же побег всех ссыльных был осуществлен лишь тогда, когда мы все овладели тайной превращения в тени…

Вижу, что ты не веришь мне, хотя я говорю тебе правду. Поверь, что нам удавалось самым, непостижимым образом превращаться в светящиеся тени и простым прикосновением руки приводить в такое же состояние все окружающее. Вот как все это началось.

В начале июля 1898 года в природе произошло нечто невиданное. Ясное и мирное утреннее небо над сибирской равниной внезапно как бы воспламенилось и запылало ослепляющим светом. С какой-то точки над горизонтом, прямо напротив солнечного диска, с оглушительным гулом низвергался на землю какой-то огненный шар. Рядом с его ослепительным беловато-фиолетовым сиянием солнце казалось тусклым, слабо мерцающим фонарем.

Сверкающий шар оставлял по пути своего стремительного падения огненный след, ширина которого, по вычислениям Сапатина, была не менее трех километров.

Григорий Кириллович Сапатин всячески старался развеять охвативший всех страх. Он говорил, что наблюдаемое явление природы есть не что иное, как результат обычного падения метеорита с той лишь разницей, что на сей раз этот метеор был исключительным по величине и по интенсивности излучения.

Но расстрига Никанор, не слушая его, твердил, что этот огненный шар предвещает конец мира. «И если погибнет земля, то я первый в сем повинен, ибо, будучи служителем владыки небесного, совершил святотатство, ограбив храм божий!.. - громогласно причитал он.

«Антихрист, антихрист проклятый!..» - вопили жены полицейских и пристава, вцепившись в его жидкую бороденку и нещадно колотя его.

«Убейте меня, христом-богом вас молю!» - выкрикивал молчаливый в обычное время Никанор, молитвами и бдениями пытавшийся успокоить свою совесть и искупить свое «преступление перед богом».

Если б не вмешательство Григория Кирилловича, фанатичные женщины действительно убили бы этого «кающегося осквернителя божьего храма».

Огненное небесное тело еще не достигло Земли, как неожиданно разразившийся ураган выбросил всех нас из хижин. Вслед затем последовало нечто действительно ужасающее: огненный шар ударился оземь с таким грохотом, что почва заколыхалась у нас под ногами. Пламенный столб, взметнувшийся к небу в далекой тайге, дохнул нам в лицо нестерпимым жаром и опалил вершины ближайших деревьев. По вычислениям Сапатина, этот огненный столб должен был иметь в вышину не один десяток километров. Позднее выяснилось, что его видели даже на расстоянии пятисот километров. Ближайшие к месту падения метеора леса были испепелены. Пылающие деревья, с корнями вырванные ураганом из земли, разлетались по окружности, словно исполинские факелы…»

Ты, конечно, догадываешься, Елена, что больной опекун мой описывал случай падения метеора, бывшего, вероятно, двойником метеора в две тысячи с лишним тонн весом, который ровно десять лет спустя упал в болото в глуби сибирской тайги, в Тунгуске. Метеор же, о котором рассказывал мне Богдан Аспинедов, несмотря на продолжающиеся розыски, до сих пор не найден. Впоследствии мне привелось принять участие в одной из научных экспедиций, действовавших в районе Тунгуски, но в район падения описанного дядей метеорита я не попал. И вообще, об этом метеорите ныне имеются самые невероятные объяснения. Но об этом я расскажу тебе потом.

Елена с изумлением взглянула на отца:

- Так ты бывал в Тунгуске? - воскликнула она.

- Ну да, - подтвердил Аспинедов.

- Но зачем?

- Для того чтобы лично проверить, какое физическое явление вызывает превращение людей в «белые тени». Но слушай дальше: в тот вечер опекун рассказал мне и о том, как в месте падения Долубинского метеора произошло превращение в тени как его самого, так и нескольких его товарищей…

- Как, как ты сказал? Каким образом? - со жгучим интересом переспросила Елена.

- Не прерывай же меня, Елена, - я буду рассказывать тебе в той же последовательности событий, в какой слышал эту историю от опекуна. Так вот что рассказал он дальше:

«План побега из ссылки возник у нас давно. Однако ни Сапатин, ни доктор Кашур не считали разумным делать план побега достоянием всех ссыльных. Иначе говоря, необходимо было, как выражался Сапатин, сотрудничать только с теми людьми, которые уже сознательно наметили себе правильный путь своей дальнейшей жизни.

Собиравшиеся бежать с каторги делали это не для спасения собственной шкуры. Свободу, добытую ценой жизни, нужно было отдать на служение интересам народа. Инициаторы побега были в основном согласны с точкой зрения Сапатина.

Однако организовать побег было нелегко. Среди ссыльных были и такие, которые по состоянию здоровья не перенесли бы тяжести и опасности бегства сквозь тайгу и тундру. Приходилось отказаться от мысли взять их с собой и держать втайне от них план побега.

Оставалось теперь выбрать удобное время года, ибо побег нельзя было устроить ни весной, потому что болота тайги становились в это время непроходимыми, и ни зимой, в месяцы безраздельного господства метелей и стужи, когда все пространство вокруг поселения кишело хищными зверями. Решено было бежать в конце февраля или в начале марта. Путь, который предстояло нам пройти, был разбит на зоны, с учетом возможностей охоты.

Ноша каждого из нас состояла из одеяла, горсточки соли и сбереженного от пайка запаса сухарей.

Окончательно выяснился и состав группы беглецов. Всего нас было пятнадцать человек. Из уголовных ссыльных в нашу группу вошел тот кавказец, который, по несчастному стечению обстоятельств, был осужден, как убийца. Фамилия его была Аденц…»

- Аденц?! - невольным восклицанием перебила отца Елена.

- Да, дорогая, - Аденц. Он и был отцом братьев Аденц, которых я тогда еще не знал.

- Значит, этот ссыльный был…

- Родным дедом Абэка Аденца! - докончил за дочь Аспинедов.

Он умолк, поднявшись с места, подошел к окну и распахнул его. На дворе царила мирная теплая ночь. Искусственный свет был настолько смягченным, что небеса за окном казались недрами океана, отливающими синевой.

Николай Аспинедов продолжал свой рассказ, не отходя от окна.

«Упавший из космоса в окрестности Долубинска метеор несколько изменил план нашего побега, - рассказал мне далее опекун. - И произошло это вот почему. Огненный шар врезался в сибирскую тайгу в июле. А через месяц нам удалось убедить Красавкина, чтобы он разрешил нам отправиться на розыски метеора. Сапатин полагал, что он должен был упасть недалеко от места нашей ссылки. Красавкина мы уверили, что если он отошлет в Петербург написанное Сапатиным сообщение о чудесном метеоре, то непременно будет представлен к награде.

Поэтому он и разрешил Сапатину, Чиркову, Кашуру, мне и еще троим ссыльным (студенту-народовольцу, подпольному работнику Шилову и педагогу-биологу, фамилию которого я, к сожалению, теперь позабыл) принять участие в этой «экспедиционной группе». Эти-то лица и входили в первый список будущих беглецов.

Нашему уходу яростно противился поп-расстрига Никанор. Он осыпал нас проклятиями и грозился вымолить у бога, чтобы священный небесный огонь испепелил нас, когда мы подойдем к месту его сошествия. Он попытался было заставить Красавкина запретить нам этот уход из поселения, грозя и ему своим проклятием. Но Красавкин так злобно сверкнул на него своими запавшими колючими глазками, что перепуганный Никанор осекся на полуслове.

- Какая сила в проклятии твоем, святотатец?! - рявкнул он, хрипло захохотав в лицо попу-расстриге.

- Грешен аз, грешен… - осеняя себя крестом, пробормотал бывший священник, обращаясь в бегство.

На следующее утро мы вышли из поселения, взяв направление на запад. С нами был двухдневный запас продовольствия. Да, забыл упомянуть, что в последнюю минуту Красавкина одолели какие-то подозрения, и он приказал стражнику Матвею Клопу сопровождать нас. Было очень забавно прощание Клопа с женой. Оба они изрядно выпили по этому случаю и, едва держась на ногах, плакали навзрыд. Поднялся такой вой, что все высыпали из хижин, чтобы поглядеть на такое редкое зрелище! И муж, и жена осыпали Красавкина самыми отборными «благословениями».

Вначале нам казалось, что Матвей Клоп ревет от страха, потому что поп Никанор многих успел убедить в том, что упавший с неба огонь предвещает конец мира. Однако потом выяснилось, что Клоп ревнует жену, подозревая ее в тайной связи с приставом. А лицемерная женщина разыгрывала настоящую комедию.

- Гляди, не связывайся с ним, с кривоносым чертом… Не потерплю! - орал на весь поселок Матвей Клоп.

- Судьба уж наша такая, Матвейчик, родненький… терпеть надо… - убеждала жена, осыпая поцелуями мужа и проклятиями - безобразника Красавкина.

Погода благоприятствовала нам. За ночь земля промерзла, и шагать было легко. За час мы добрались до извилины сворачивающей на запад реки Дудинки. Там к стволу дерева был привязан используемый для рыбной ловли, охоты и других нужд полусгнивший плот. Отвязав его, мы вверились течению и благополучно достигли другого берега, заросшего сосновым лесом. Здесь мы привязали плот, чтобы течением не унесло его, и продолжали наш путь. Через три часа мы прошли весь лес и выбрались на опушку. Далеко впереди раскинулась безлесная равнина. В воздухе чувствовалась какая-то неприятная духота. Случайно оглянувшись назад, мы были поражены: наш густо-зеленый лес выглядел отсюда каким-то белесовато-желтым. Стволы огромных деревьев клонились к востоку, и вся растительность вокруг точно полиняла. От влажной теплоты дышалось с трудом. Потрескавшаяся, затвердевшая земля звенела у нас под ногами.

Чем дальше, тем необыкновеннее становился горизонт. Казалось, будто какая-то волшебная невидимая рука накладывает на небо резко разграниченные чередующиеся полосы серебра и золота, драпируя эту двуцветную радугу прозрачным голубоватым покрывалом. И каждую минуту происходила в природе новая перемена. Создавалось впечатление, что стремившиеся к небу гигантские скопления цветного тумана кристаллизуются под лучами солнца, испуская волшебное сияние.

Вскоре мы увидели ужасные картины разрушений, вызванных падением огненного шара. Все было испепелено, все было мертво вокруг нас. Земли не было. Мы шагали по неотвердевшему еще слою лавы.

Мы поднялись на невысокую закругленную гряду холмов, замыкавших эту волнообразную равнину, и перед нами открылся новый горизонт. Это было уже совершенно фантастическое зрелище, какой-то волшебный мир, невероятно расцвеченный и кристаллизованный, нестерпимо сверкавший сквозь туман. С неба свешивался молочно-белый полупрозрачный занавес, пронизанный по краям золотистыми и серебристыми пучками света. И на фоне этого колеблющегося занавеса, упираясь ногами в землю и головой в небеса, стояли прямо против нас человекоподобные исполины…

«Смилуйся, господи!..» - завопил в ужасе Матвей Клоп и без сознания рухнул наземь. Признаюсь, не один из нас дрогнул от ужаса. Более стойкие испуганными глазами рассматривали эти чудовищные существа, так неожиданно появившиеся из голубоватого тумана. Странным казалось то, что они подражали нам, повторяя все наши движения. Первый страх у нас уже прошел, и мы стали более хладнокровно разглядывать их. Исполинов было столько же, сколько и нас. Один из них лежал на земле, а двое других наклонились над ним, - совершенно так же, как это было у нас: двое из наших товарищей хлопотали над потерявшим сознание Матвеем Клопом.

Все мы растерянно глядели на нашего ученого физика - Григория Сапатина, безмолвно вымаливая у него объяснения загадки.

- Эврика! - вдруг воскликнул Сапатин, взмахнув шапкой в воздухе.

- Эврика! - оглушающе загрохотали в ответ волшебные исполины и один из них также взмахнул своей шапкой.

- Братцы, да это же мы сами, это наше отражение в волшебном зеркале природы, это эхо нашего голоса! - воскликнул Сапатин, вновь подбрасывая свою шапку в воздух. Мы последовали его примеру.

Нужно было видеть - какое ликование охватило нас… Мы разгадали тайну. Сапатин был прав. Битый час мы бегали и прыгали, как расшалившиеся мальчишки, любуясь своим отражением в исполинском зеркале природы.

Матвей Клоп пришел в себя, но мы никак не могли растолковать ему сущность этого замечательного феномена природы. Бросив один только взгляд вверх, он вновь завопил, как сумасшедший, и опять без чувств растянулся на земле. Так он и не успел полюбоваться неповторимым видением, которое постепенно начало тускнеть и под конец совершенно рассеялось.

Между тем влажная духота вокруг нас все усиливалась. Уже невозможно было двигаться вперед. Казалось, где-то впереди нас кипит на костре гигантский котел с водой, и тепловые лучи грозят сварить нас. Особенно больно было глазам, перед которыми то и дело вспыхивали зеленые и фиолетовые искорки.

- Да тут можно вконец ослепнуть! - воскликнул доктор Кашур. - Без цветных очков немыслимо двигаться вперед.

- Чудесная мысль! - подхватил Сапатин, торопливо доставая из заплечного мешка свои цветные очки.

Каждый из нас пользовался в зимнее время подобными очками, чтобы защитить глаза от ослепительного снежного сверкания. Но как на зло некоторые из нас (в том числе и я) не взяли очков…

Оказалось, что цветные очки отлично защищают глаза от этих ослепляющих лучей. После краткого обсуждения решено было часть товарищей оставить ждать там, где мы увидели свое отражение в небесном зеркале. Они должны были дождаться возвращения товарищей, отправляющихся на розыски метеора.

Сапатин, я и доктор Кашур попрощались с ними и двинулись вперед. Я взял очки у одного из оставшихся, так как иначе не смог бы выдержать эти адские лучи.

Сапатин шел впереди, Кашур следовал за ним, я же, словно пьяный, тащился за ними. Но вот наступила минута, когда мы вдруг перестали ощущать жгучую жару, и слепящие лучи внезапно исчезли.

Нас окружало волнующееся озеро разноцветного тумана, ласкавшего нас своими полупрозрачными волнами. По телу пробегала какая-то дрожь.

- Не отравимся ли мы здесь? - с сомнением спросил доктор.

- Здесь все возможно, - совершенно хладнокровно отозвался Сапатин.

Казалось, он говорит не о возможной смерти, а о том, изменится ли погода или не изменится.

Разноцветный туман густыми волнами заливал равнину, постепенно поднимаясь все выше. Через полчаса туман совершенно поглотил нас. Радужно расцвеченное небо исчезло из виду. Мы уже не видели, куда ступаем. Но странно было то, что дышалось свободно. Мы даже начали чувствовать какую-то необыкновенную легкость и оживление.

- Вперед! - послышался голос Сапатина.

Ничего не видя вокруг себя, мы все же без затруднений двигались вперед, часто окликая друг друга. Постепенно наши шаги перешли в бег. Казалось, что под ногами у нас уже нет земли. Да, да, - точно так, как это бывает во сне! Никаких препятствий, никаких ям или кочек… Какой-то дивный полет в неизвестность…

- Но мы как будто уже в воздухе! - с ужасом воскликнул я.

- Вперед, вперед! - глухо прозвучал приказ Сапатина.

И вот, наконец, мы остановились. Под ногами у нас пылали ледяным огнем кучки каких-то кристаллов.

- Товарищи! - заявил Сапатин. - Я предполагаю, что мы находимся в зоне излучения вещества блуждающих астероидов. Здесь каждый кристалл должен быть насыщен силой, нейтрализующей земное притяжение. Разве не этим следует объяснить ту легкость, которую мы чувствуем здесь? Судьба дает нам возможность ознакомиться с космической материей иных планет…

- Посмотрите, как пламенеют на земле эти кристаллы. И в то же время, как они холодны! Излучают зеленоватое пламя, а сами точно лед, - восхищался доктор Кашур.

- Я возьму на память два-три кристалла из этого ледяного костра! - воскликнул Сапатин.

Он наклонился, чтобы взять кристаллы и… вдруг воспламенившись, исчез из поля зрения. То же самое произошло с Кашуром…

От ужаса и от внезапности происшедшего я закричал таким нечеловеческим голосом, что этот крик, оказывается, слышали, находившиеся от нас на расстоянии двух километров, остальные товарищи.

- Что с тобой, Богдан? - над самым ухом у меня прозвучал спокойный голос Сапатина.

- Мы же тут, рядом с тобой, живы и здоровы, - произнес Кашур.

- Горе мне… значит, я ослеп?! - простонал я.

- Это могло случиться… - прошептал доктор.

- Давайте вернемся! - предложил Сапатин. - Тут уж начинается подлинный ад. Ядовитые газы могут не только ослепить, но и отравить нас. Мы стоим на краю воронки, образованной падением небесного тела. Здесь метеор врезался в земную кору. Кругом царит хаос физико-химических реакций… Все как будто растаяло. Земная кора стала прозрачной. Глядите вглубь нашей планеты: это же что-то невероятное. И как мы не тонем?! Спасайтесь, товарищи, пока не поздно!

Началось наше отступление. Мы возвращались, не чувствуя твердой почвы под ногами, непрерывно окликали друг друга. Я вслепую брел за товарищами. Страшная мысль, что я ослеп, не давала мне покоя. Велика же была моя радость, когда через полчаса, выйдя из волн этих цветных испарений, я снова увидел над собою синее небо.

- Я вижу! Я не ослеп! Подождите меня! Где же вы? Слышите, - я не ослеп! - кричал я, перебегая с места на место в поисках товарищей.

- Вперед, Богдан, вперед! - прозвучал рядом со мной веселый голос Сапатина.

- Спасены, Богдан, спасены! - также не скрывая радости, выкрикивал доктор.

Но я нигде не видел их. Передо мною плыли лишь две отсвечивающие фосфором тени. Я побежал быстрее, чтобы догнать товарищей и вдруг столкнулся с каким-то твердым телом.

- Оставь свои шутки, Богдан! - раздался недовольный голос доктора Кашура.

- Боже, я опять не вижу вас, ваши голоса доносятся из этих светящихся облачков… Неужели это вы? Неужели… Да, да, вы заколдованы, вас нет… вы невидимы! Только белые-белые тени… Вас нет!

- Ах, бедняга, бедняга… - послышался голос Кашура. - Да где же вы, Григорий Кириллович? Идите скорей сюда, с Богданом несчастье. Он опять не видит и заговаривается…

- По-видимому, вы также перестали видеть меня, дорогой доктор! Иначе зачем было бы вам кричать во все горло, когда я нахожусь рядом… Хотя, по правде говоря, я также не вижу вас, - прозвучал голос Сапатина. - Но вы посмотрите на Богдана, он весь оброс черной сажей. Его не узнать. Он похож на фотонегатив…

Значит, они были невидимы и друг для друга! А меня они оба видели…

- Богдан обуглился!.. От него осталась только черная тень… - теперь уже они начали оплакивать мою участь.

Кашур и Сапатин мерцали перед моими глазами, сливались с дневным светом. До меня доносилось лишь их учащенное дыхание.

- Друзья, подойдите, пощупайте меня! Со мной, по-видимому, произошло что-то странное… - умолял физик.

- И меня, прошу вас, пощупайте и меня! - просил врач.

Я подошел и протянул руку к светящимся теням. На-ощупь это были те же тела, но обесцвеченные: фосфорическое сияние обволакивало их.

- Что с тобой, Богдан, что с тобой делается? - упавшим голосом заявила тень Кашура.

Я заметил, что мои руки, которыми я прикоснулся к ним, постепенно теряли свой цвет, бледнели и становились невидимыми.

- Происходит что-то страшное! Взгляните, взгляните! Мои руки также теряют видимость! - кричал я в ужасе, держа перед лицом свои, словно бы тающие, руки. Сапатин и Кашур стояли по обе стороны от меня, точно продолговатые светящиеся облачка.

- Твои руки снова приобретут видимость, - утешал меня Сапатин. - Потерпи немного…

И действительно, фосфорическое свечение постепенно потухло, руки мои стали снова видимыми, к ним вернулся прежний вид.

- Вот так дьявольская штука! - задыхаясь от волнения, бормотал я. - Но это означает, что и вы вернетесь к жизни, дорогие мои! К вам вернется прежний вид, обязательно вернется! - пытался я подбодрить своих несчастных товарищей.

- Эх! - вздохнула тень Сапатина. - И как еще бессилен человек перед тайнами природы… Можешь мне объяснить, доктор, какие физиологические изменения произошли с пигментом в нашей крови? Куда исчез цвет красных кровяных шариков? От чего и как происходит это обесцвечивание и свечение?

- Не знаю, Григорий Кириллович, ничего не могу сказать. Мне только кажется, что это не имеет никакого отношения к физиологическим явлениям, - отозвалась тень Кашура, принимая вид слабо светящегося шара: видимо, усталость заставила его присесть. Его примеру последовала и тень Сапатина.

- Думаю, что это волшебное излучение имеет космическое происхождение, незнакомое и пока необъяснимое для обитателей нашей планеты, и связано оно, очевидно, с падением странного метеора, - задумчиво проговорила тень Сапатина. - Но пройдут месяцы или годы, и это излучение прекратится, потеряет свою силу. А жаль…

- Чего там жаль?! - возмутился я. - Нравится вам, что ли, положение, в которое мы попали? Как бы я хотел, чтобы это страшное излучение сейчас же, здесь потеряло свою силу, и я мог снова увидеть вас!

- Нет! - решительно возразила тень Сапатина. - А я хотел бы, чтобы наши знания были настолько глубоки, чтобы мы могли накапливать и сохранять эту силу для самых благородных и лучших целей!

Тень Кашура молчала.

- Не расстраивайтесь, не огорчайтесь, доктор! - воскликнул я, обращаясь к Кашуру, или, вернее, к заменяющему его молочному облачку.

- Но как мы вернемся к товарищам, Богдан? - с тревогой спросил доктор. - И как они примут нас?.. Вот о чем я думаю! Отсталость и суеверие некоторых из них могут заставить наших спутников побить нас камнями… Наконец, люди могут умереть на месте от ужаса, увидев нас… Вот что меня удручает! А ты бы хоть смыл эту дьявольскую черноту, Богдан…

Доктор был прав. Я сам серьезно задумался над его словами. Мое положение было очень тяжелым. Как мог я убедить кого-либо, что сопутствующие мне светящиеся тени и я сам - живые люди? Никто мне не поверит, я предчувствовал, что никто не поверит.

- Нам все-таки нужно двигаться, солнце уже заходит, - проговорила тень Сапатина, вытягиваясь вверх, точно облачный столб. Очевидно, он поднялся с земли.

- Но куда двигаться? - опросила тень Кашура, также поднимаясь.

- Нас ждут… пойдем к нашим, - решительно заявил Сапатин.

Меня тянуло сделать какое-то предупреждение, но я не решился заговорить после резкого и категорического заявления Сапатина.

- Что ж, пойдем! Пусть уж свершается то, чего не миновать!

По дороге нам встретились лужицы с водой, образовавшиеся после таяния снега. Я попробовал отмыть неприятную черноту. Но черный цвет не сходил с кожи…

- Вот тебе и новая беда!.. - в отчаянии воскликнул я, бросаясь на сырую траву, и разрыдался как ребенок.

Товарищи пытались утешить меня. Но меня заботило не только мое положение, но, главным образом, мысль о них.

Немного погодя я уже следовал за своими преображенными товарищами, которые временами сверкали на солнце, словно получившие возможность передвигаться огромные кристаллы.

Мне казалось, что они двигались быстрее и легче, чем это удавалось мне, и я напрягал все свои силы, чтобы не отставать от них.

Через час мы добрались до условленного места, где товарищи с тревогой дожидались нас.

Немного не доходя до места встречи, Кашур и Сапатин пустили меня вперед, а сами отстали. Заждавшиеся товарищи кинулись ко мне, засыпали нетерпеливыми расспросами. Они по голосу узнали меня. Все были страшно удивлены.

- Ты это почему один вернулся? - зарычал уже пришедший в себя после обморока Матвей Клоп, - и где ты успел закоптиться, точно дьявол?

- Я не один, - возразил я. - Мы все вернулись назад.

- Ты, что, смеешься надо мной?! А где же остальные?

Попросив, чтобы все терпеливо выслушали меня, я подробно рассказал все, что случилось с Кашуром, с Сапатиным и со мной.

- Ну, ну, не крути мне голову своими дурачествами! - завизжал Матвей Клоп. - Всех на месте перестреляю! Темную игру ведете, да? Эти штучки со мной не пройдут…

- Никакой темной игры тут нет, господин Клоп, - попытался разуверить его я.

- То есть как нет? А где же ваш этот физик и доктор?

- Да мы здесь! - в один голос откликнулись обе тени.

Неистовый вопль заставил всех нас содрогнуться. Матвей Клоп и на этот раз грохнулся наземь, чтобы уж больше никогда не подняться.

Тень Кашура нагнулась над вытянувшимся на земле полицейским, и немного погодя голос доктора сообщил нам о том, что Клоп скончался от разрыва сердца.

Смерть Матвея Клопа ускорила и облегчила осуществление нашего побега. Мы поспешили вернуться в поселение. К вечеру мы были уже в окрестностях поселка, решив, однако, не показываться там.

В эту же ночь было решено, что Кашур и Сапатин уходят из поселения. Я согласился сопровождать их. План побега был частично сорван. Оставшиеся решили повернуть дело так, якобы Матвей Клоп, получив взятку, согласился бежать вместе с тремя ссыльнопоселенцами.

Перед рассветом мы распрощались с товарищами по ссылке, остающимися в поселении.

Когда солнце поднялось, мы были уже далеко от места ссылки.

Приставу Красавкину и части наших товарищей так и осталось неизвестным, - что же в действительности произошло с доктором Кашуром и физиком Григорием Сапатиным…»

Загрузка...