Победители тьмы

В ПОДВОДНОМ ГОРОДЕ

Уже более месяца Абэк, вместе с сотнями своих помощников и тысячной армией механиков и техников-строителей, сверхсрочными темпами проводил грандиозную работу по монтажу подводного города.

Высокая трудовая дисциплина и энтузиазм строителей дали вскоре блестящие результаты. В огромных гнездах для установки пятидесяти вертикальных двигателей геликоптерных пропеллеров люди, казалось, не ходили, а летали, словно бы боясь потерять даже секунду времени. Винты в полной готовности один за другим вступали в строй. Немалая работа была проделана в кормовой части подлодки, в полостях конусообразного хода, где должны были течь могучие струи газа, создавая движущую силу по принципу схемы будущего ракетоплана Аденца.

Задача воздушно-реактивного продвижения была в основном разрешена. Теперь оставались одни лишь мелкие недоделки - монтаж специальной аппаратуры и инструментов (высотомеров, пультов управления, включателей и выключателей форсунок) в общую систему оборудования подводного города, а также установка особых механизмов, с помощью которых должен был открываться и закрываться вход в камеру сгорания и должны были откидываться или герметически сдвигаться плиты, закрывающие гнезда винтов геликоптеров.

Еще до первого кругосветного полета астероидиноплана АЛД-1 проект Абэка Аденца был принят конкурсной комиссией по сооружению реактивных и межпланетных аппаратов, а затем и утвержден специальной сессией ученого совета Академии наук. На этой же сессии была рассмотрена и проблема объединения проектов Аспинедова и Аденца. Вопрос получил благоприятное разрешение. При сооружении корпуса подводного города были приняты во внимание все требования, вытекающие из проекта Абэка Аденца. После завершения основных работ по строительству плавающего подводного города, должны были развернуться интенсивные работы по претворению в жизнь проекта летающего города. В этом именно направлении и велись теперь работы.

Досрочно выполняя взятые на себя обязательства, все машиностроительные гиганты Союза слали в адрес Октября самое разнообразное оборудование для строящегося летающего города - генераторы, специальные поршни активного горения, которые должны были обеспечить движущую силу последовательными взрывами; мощные стабилизаторы-регуляторы - для нейтрализации вибрации и сотрясений при переходе в атмосфере от планирующего полета к ракетному.

Чтобы составить себе хотя бы лишь общее представление о характере будущего воздушного корабля, надо помнить, что все его оборудование было рассчитано на передвижение трех типов.

«Октябрид» мог плыть и под водой, опускаясь на самое дно морей и океанов, и плавать на поверхности воды, как корабль-исполин. Вместе с тем этот гигантский атомовоз должен был и подниматься в воздух, как самая большая на земле летательная машина. Все его пятьдесят винтов были невиданной величины. Они были построены по последнему слову техники, с соблюдением всех законов аэродинамики. Чтобы составить представление о подъемной силе этих пятидесяти винтов геликоптера, достаточно указать, что для замены их понадобилась бы сила десятков мощных электростанций.

Чтобы обеспечить отрыв от поверхности воды и перевести «Октябрид» на вертикальный полет, достаточно было выключить штурвал судового управления, - и тогда немедленно же автоматически включался штурвал управления гигантских геликоптеров, движимых атомной энергией.

Иной была механика перехода от геликоптерного полета на полет реактивный. С этой целью винты геликоптера уже в воздухе втягивались в обшивку «Октябрида». Каждый винт имел в длину двенадцать метров. Втягиваясь в свои колоссальные гнезда, они тотчас же закрывались герметически завинчивающимися крышками. В корме «Октябрида» открывался вход в огромную камеру сгорания, величиной в сто восемьдесят метров. Она располагалась между мощными компрессорами и турбинами. В центре проходили валы сталолитовых двигателей, соединяющие эти агрегаты. Центробежные компрессоры были многоступенчатыми, и этим достигалось страшное давление воздуха - в тысячи и тысячи атмосфер. Многомощные турбореактивные двигатели «Октябрида» были способны обеспечить его самостоятельный взлет. Одно только рабочее колесо осевого компрессора способно было поднять давление на сорок процентов. Из камеры сгорания газовые струи передавали скорость валам и дискам турбин. И тогда лопасти турбин начинали двигаться с большой скоростью в потоке раскаленных газов, придавая подлодке постепенно все более нарастающую скорость, пока «Октябрид» в своем стремительном полете не достигал скорости звука. Такая комбинация применения газовых турбин, с целью привода в движение компрессоров, являлась крупнейшей победой современной науки и техники.

Караваны советских судов непрерывно подвозили в Октябрь циклопическое оборудование для камеры сгорания, диффузоров и турбин. Возглавляемые ледоколом «Сталин», они беспрепятственно пересекали Белое и Карское моря и торжественно причаливали к пристани Октября.

Над претворением в жизнь конструкторских расчетов Абэка Аденца работало до двухсот инженеров «Межпланетного экспериментального стройбюро ракетопланов» и Министерства промышленности астероидинолетных аппаратов. Они трудились, не смыкая глаз, чтобы с честью разрешить поставленные перед ними сложные и ответственные задачи.

Это был огромный сплоченный коллектив, каждый член которого с полным доверием относился как к конструктору, так и к его смелому проекту.

Более ста с лишним инженеров уже давно работало внутри мощной обшивки самого «Октябрида». Они детально знакомились с его внутренним строением, изучали вертикальные и горизонтальные ходы, свободные полости и ниши, предусмотрительно оставленные Николаем Аспинедовым.

И вот в самом разгаре работ на «Октябриде» произошла неожиданная авария. Аспинедов и Аденц были сильно встревожены. Тотчас же покинув зал заседания пленума городского комитета партии, они поспешили в подводный город.

Когда Аспинедов с Абэком показались на «Октябриде», их немедленно окружила группа сотрудников, работавших на сборке оборудования с главным конструктором Валерием Утесовым во главе.

- Несколько турбинных лопастей вылетело к черту! - доложил разъяренный Утесов.

- Значит, лопасти?! Так я и знал… - хмуро повернулся к Аспинедову Абэк.

- Пойдем, Абэк Давидович, посмотрим, что там случилось! - торопил Аспинедов.

Когда Аспинедову и Абэку дали знать об аварии на подлодке «Октябрид», молодой конструктор прежде всего подумал о лопастях турбин, поставленных в свое время фирмой «Фредерикс америкэн индустри». Еще несколько дней назад Абэк распорядился испытать их на максимальное давление и жаростойкость и лишь после этого сдать в эксплуатацию: ему что-то не верилось в доброкачественное выполнение заказа американской фирмой.

И все же авария оказалась более серьезной, чем можно было предположить поначалу. Сорвавшиеся лопасти одного из генераторов врезались в подшипники компрессорной камеры и напором воздуха были отброшены с такой силой, что вывели из строя один из дорогих трансформаторов и распределительный щит атомоэлектрического тока. Если бы при этом выключатели автоматического контроля на «Октябриде» оказались не в порядке, опасность могла угрожать всей машинной системе подводного города. Но автоматические предохранители в машинном отделении давали возможность локализировать всякие аварии и немедленно выключать поврежденные секции, предупреждая тем самым дальнейшее расширение опасности.

Благодаря осмотрительности инженера-механика Валерия Утесова, дело обошлось без человеческих жертв: в момент испытания он предварительно приказал всем монтажникам покинуть камеру.

- У меня было неясное опасение, что может произойти какая-нибудь неприятная неожиданность, - рассказывал Утесов на чрезвычайном заседании бюро партийной организации.

Главный инженер атомной станции «Октябрида» Петр Миронович Резцов, бывший одновременно и первым секретарем партбюро, спросил:

- А не находите ли вы, что беспечность, проявленная вами в деле испытания прочности заграничных турбинных лопастей, граничит с вредительством?

Утесова бросило в пот. Он провел рукой по лбу, взъерошил волосы.

- Не отрицаю своей вины… Ведь я даже успокаивал Абэка Давидовича, когда он требовал моего заключения об этих лопастях…

- А здесь вы бьете себя в грудь и рассказываете нам о каких-то своих опасениях… Чем же вы объясняете то, что успокаивали товарища Аденца, когда он предупреждал вас о возможной недоброкачественности лопастей? - вновь задал вопрос Резцов.

- Испытаниями не было обнаружено каких-либо дефектов в стальной конструкции лопастей, - глухо отозвался Утесов. - Однако…

- Продолжайте! - предложил Резцов, видя, что Утесов замолчал и нервно вытирает платком лоб.

- Однако, - продолжал Утесов, - нам следовало учесть показания химического спектроскопа… Мы не сделали этого ни тогда, когда лопасти были привезены из-за границы, ни тогда, когда они были доставлены к нам сюда…

- То есть как это? Ведь эти лопасти были получены с требуемыми показателями химического спектроскопа! - прервал с места Абэк Аденц и обратился к Резцову: - Разрешите, пожалуйста, осветить этот вопрос…

Резцов предоставил ему слово.

- В таких сверхсталях, какие употребляются для изготовления лопастей, содержание углерода обычно колеблется в пределах от ноля целых пяти десятых до ноля целых восьми десятых. Обработка бессемеризованного чугуна по нашему заказу требовала, чтобы содержание углерода было доведено до желаемой степени в особых печах-ретортах или плоских печах Симменс-Мартена. А наличие углерода в стальной конструкции изготовленных лопастей составляло… целый процент. Полагаю, что доказывать далее нет надобности, - заключил свое выступление Абэк.

- Товарищи, выслушайте меня. Прошу!.. Я утверждаю, что не вводил в заблуждение Абэка Давидовича и не совершал никакого преступления, не придав значения наличию одного процента углерода в стали лопастей. Вы знаете сами, что во всех сверхтвердых сталях обязательна примесь углерода в пределах от ноля целых пяти десятых вплоть до одной целой шести десятых. Однако существует опасное процентное соотношение, колеблющееся между указанными крайними пределами… где-то между одной целой одной десятой и нулем целых девятью десятыми, когда данный сплав еще не сталь, но уже и не чугун. Эта примесь так и называется «провокатором» или «сатаной», и часто приводит к катастрофам в промышленности. Все это вам должно быть известно… и вы, конечно, это знаете! Откуда же могла быть уверенность в том, что эти проклятые лопасти не имели именно этого «сатанинского» процента примеси углерода? Вот на чем основывалось мое подозрение и вот почему я опасался аварии! Однако утверждать это, как нечто бесспорное, я не имел ни права, ни основания… да и никто не имел бы этого основания, повторяю - никто! Единственным доказательством могла явиться только проверка, испытание, к которому мы и прибегли. А отказываться от лопастей на основании подозрения, в то время как наше правительство затратило огромные суммы на их заказ в Америке, мы не могли! Я не мог убедить Абэка Давидовича, так же как он…

- Правильно, Валерий, меня также что-то беспокоило. И я, конечно, знаю и помню о существовании этого «провокационного» процента примеси углерода. Но ведь мы все знаем, что эта катастрофическая примесь встречается, может быть, раз на тысячу случаев!

Слово попросил Николай Аспинедов.

- Я полагаю - вопрос уже ясен. И думаю, что нет никакой надобности заниматься самобичеванием. Причина аварии выявлена. И я твердо убежден, что если мы завтра снова закажем фирме «Фредерикс америкэн индустри» такие же лопасти, то мы обязательно получим лопасти именно с этим же «провокационным» процентом содержания углерода!

- Николай Львович, вы хотите сказать… - прервал его Резцов, угадавший его мысль.

- Да, вот именно, - хочу сказать, что это была не случайность, а точно выверенный расчет! Забыли вы, что ли, опыт второй отечественной войны?! Ведь каждый раз, когда мы закупали у них какое-либо оборудование, всегда получалось так, что присланные машины и гроша не стоят. И приславшие их, вероятно, ухмылялись себе под нос, когда мы вынуждены были плавить в наших доменных печах их продукцию, словно это были не машины, а простой металлолом. Я считаю, что у нас никакого отсутствия бдительности не наблюдалось. Условия сложились так, что нам пришлось использовать машины не отечественного производства, проведя предварительно тщательное испытание их пригодности. И мы выяснили этот вопрос, хотя он и обошелся нам довольно дорого: мы на практике установили, какое необходимо давление для того, чтобы выявить скрытое количество суррогата в металле. Счастье еще, что наша массивная переборка смогла выдержать удар, подготовленный коварством американской фирмы.

Заседание партийного бюро уже близилось к концу, когда стало известно, что Елена Николаевна Аспинедова просит разрешить ей сделать крайне важное сообщение.

Через две-три минуты Елена была уже в кабинете капитана подводного города. Все члены бюро с напряженным вниманием слушали ее сообщение.

- Товарищи, я считаю своим долгом познакомить вас с содержанием полученной мною сегодня радиограммы. Чтобы вам ясно было - что же именно представляет собой это послание и кто является его автором, я думаю, самое лучшее, это прослушать его и перевести на телевизорный экран, - заявила Елена.

Подойдя к установленному на столе аппарату, она вложила в него ленту. Все присутствующие пересели так, чтобы можно было следить за экраном.

Свет потушили. Аппарат начал работать.

На экране появился представительный мужчина, улыбнулся и зашагал прочь. Вслед за ним показалась на экране молодая красивая женщина и быстро заговорила на каком-то неизвестном языке. Никто не понял, что она сказала.

Затем в руках женщины появился какой-то документ; хотя он и не был в отдельности показан на экране, но женщина возмущенно потряхивала им, по-видимому, объясняя его содержание.

Затем снова показался тот же мужчина, но теперь уже на фоне высотных зданий какого-то очень большого города. Он беседовал с молодой девушкой. Затем у входа с металлической доской, на которой было выгравировано «Фредерикс америкэн индустри», снова был показан тот же мужчина, беседующий с прежней девушкой.

Мелькающие на экране картины все время сопровождал голос молоденькой женщины, что-то горячо объяснявшей.

Потом на экране снова появилась она, продолжая свою взволнованную речь; наконец, послав воздушный поцелуй, она закончила на чистом русском языке:

«Будь же здорова и счастлива, дорогая. Этого от души желает тебе твоя Эвелина!»

Демонстрация радиограммы была закончена. Кабинет вновь осветился.

- Я знаю, что вы не поняли ничего из того, что говорила Эвелина. Видите ли, эту радиограмму присылает мне друг моего детства. Мы разошлись с нею, когда она вышла замуж за нашего заграничного представителя - Эрвина Кана. Это было в прошлом году.

- Эрвина Кана я знаю, - вмешался Аспинедов. - Помню я и Эвелину. Она иногда приходила к тебе.

- Да, да. По окончании десятилетки дороги наши разошлись. Эвелина поступила в Институт иностранных языков, но, так и не окончив его, вышла замуж за Эрвина Кана, уже будучи членом партии. Памятью о нашей детской дружбе остался у нас выдуманный нами «птичий язык» - нехитрая ребячья затея. Мы наловчились так бегло и свободно говорить на нем, что при встречах впоследствии всегда прибегали к нему, - нам нравилось иметь свой, особый язык, которого никто из окружающих не понимал. Но если вы внимательно прислушаетесь, вы поймете, что это - тот же русский язык, с той лишь разницей, что перед каждой согласной буквой ставится буква «ч». Например, обычное слово «дом» будет звучать, как «чдочм». И вот на этом шуточном языке Эвелина Кан сообщает мне очень важную тайну относительно своего мужа. Я сейчас расшифрую вам ее сообщение.

«Личность на экране - мой муж, которого ты, я думаю, помнишь - Эрвин Кан. К сожалению, я также ношу эту фамилию. Очень глупо распорядилась я своей жизнью. Не буду распространяться, скажу лишь, что Эрвин Кан - не наш человек. О его личной жизни, связях и образе действий достаточно свидетельствуют те документы и снимки, которые швырнула мне в лицо одна из его приятельниц - работница одного из наших консульств - во время моей встречи с нею в Москве. Это та женщина, которую ты увидишь на снимке гуляющей с Эрвином на одной из улиц Нью-Йорка. Эрвин имел глупость взять меня с собой на банкет в ресторане гостиницы «Националь» и даже познакомить с этой миловидной молодой девушкой. Эта особа до самого конца банкета так и не догадывалась, что я - жена Эрвина. Когда же я в беседе случайно упомянула об этом, она сразу изменилась в лице, тотчас же под каким-то предлогом отозвала Эрвина и увела его в соседнюю комнату. По правде сказать, я не усидела на месте: мне крайне не понравилась эта, сквозившая во всем, близость посторонней женщины с моим мужем. Я встала и заглянула в соседний зал. Да, они были там, в уголке, заставленном пальмами. Слов их я не разобрала, но звук пощечины, которой был награжден Эрвин, был более чем красноречив. Взбешенный Эрвин выбежал из зала, не заметив меня. «Негодяй! Продажная гадина!» - возмущенно крикнула ему вслед эта женщина, поднимаясь с дивана. Она не смутилась при виде меня, хотя глаза ее были полны слез. Подойдя ко мне, она взяла меня за руку, попросила подняться к ней в номер и там рассказала мне о себе. Она итальянка, зовут ее Беатой. Выросла и воспитывалась в нашей стране. Ты еще услышишь о ней, а может быть, и увидишь ее. Она не хочет больше возвращаться в консульство, в котором служила. Так же, как и я, она хочет проситься переводчицей на подводный корабль. Но об этом после… Отец Беаты был коммунистом. Его арестовали и удавили в тюрьме приспешники Муссолини. Вскоре после этого была арестована и мать Беаты. Друзья помогли Беате ускользнуть от рук искавших ее палачей и бежать в Грецию, откуда она перебралась, наконец, в Советский Союз. Ее незаурядные способности дали ей возможность поступить в Институт дипломатии и успешно окончить его. Ее направили на работу в одно из наших консульств в Америке. Познакомившись с нею в Нью-Йорке, Эрвин Кан с места в карьер объяснился ей в любви и, выдав себя за холостяка, предложил выйти замуж за него. Она дала свое согласие, и свадьбу должны были справить в Москве. Накануне отъезда из Нью-Йорка, она случайно увидела на столе документ, который Эрвин собирался подписать и передать фирме «Фредерикс америкэн индустри». В нем упоминались какие-то турбинные лопасти, изготовленные фирмой по стандарту и принятые Каном, за кото-рые фирма «Фредерикс америкэн индустри» в дальнейшем никакой ответственности не несла. И Эрвину заплатили за эту сделку! Полученные деньги он оставил у одного своего дальнего родственника, проживающего в Америке. Под влиянием винных паров он проговорился об этом Беате и даже предложил ей, по возвращении в Америку, переменить подданство и остаться с ним там, но потом, увидев ужас и возмущение Беаты, превратил все это в шутку. А я сама слышала от Эрвина, что он должен выслать в адрес «Октябрида» какие-то лопасти из качественного металла. Спешу поэтому предупредить вас - проверьте вы эти лопасти, - тут определенно пахнет вредительством. Арестованный на днях Кан, наверное, расскажет все об истинном положении дел с этими машинами.

Ну, пока довольно.

Ты поймешь, Елена, что я глубоко несчастлива, и меня утешает лишь то, что отныне я могу считать себя свободной от связи с этим грязным человеком и снова буду носить свою прежнюю фамилию.

Будь же здорова и счастлива, дорогая. Этого от души желает тебе твоя Эвелина!»

- Эвелина поступила весьма благородно, жаль только, что ее предупреждение запоздало… - задумчиво проговорил Аспинедов. - Да, жаль, очень жаль!

Заседание было объявлено закрытым. Восстановление пострадавшего теплопроводящего оборудования и распределительного щита было решено поручить Утесову и Абэку Аденцу.

По предложению Аспинедова, на изготовление и замену всех лопастей турбин для реактивных двигателей «Октябрида» решено было использовать сталолит. Заказ на изготовление был передан сталолитоплавильному заводу города Октябрь. Следить за всеми этими работами взялся Аспинедов. Об аварии на подводной лодке решено было пока хранить молчание.

Утесова к ответственности решили не привлекать - для этого не было никаких веских оснований. К тому же полученное секретное предписание министерства указывало, где именно следовало искать подлинных виновников аварии.

Нечего и говорить о том, что, несмотря на это постановление, каждый из руководителей работ на «Октябриде» в глубине души считал и себя несущим известную долю ответственности за происшедшую аварию.

После заседания Аспинедов взял под руку Абэка и дружески сказал:

- Не думайте больше об этом, Абэк Давидович! Изготовленные руками наших людей лопасти будут верно и безотказно служить нам!

- Я не сомневаюсь в этом, Николай Львович! - отозвался Абэк. - И я думаю, что мы имеем полное основание расторгнуть договор о дальнейших торговых взаимоотношениях с фирмой «Фредерикс америкэн индустри».

- Да, давно пора, - подтвердил Аспинедов, - давно!