Плюшевый: кулак

Глава 10 Пароль и жмурки

…Исторически быть дипломатом — значит, нарисовать у себя на груди и спине две большие красивые мишени и встать на господствующей высоте. Однако в последние пару веков непосредственно на переговорах или конференции о сотрудничестве убивать у нас не принято. Прислать киллера потом — сколько угодно, но во время официального визита? Почти исключено. Так поступают разве что самые недальновидные диктаторы, выросшие из малолетних преступников, и то не всякие. Но мне, разумеется, повезло нарваться на самых отбитых уродов во Вселенной.

РЭБ не просто забил все диапазоны — напряженность поля была такой, что вырубались любые приборы, кроме наглухо экранированных, а металлические поверхности бились током. Встал весь транспорт, противнику пришлось посадить или потерять свои дроны. Больше того, те самые «специальные возможности», продвинутым потенциалом которых так гордились наши несложившиеся «партнеры по развитию», тоже попали под подавление. И все ради чего? Устранить одного пожилого усталого человека. Меня. Даже возгордился бы, если бы попал в эту передрягу один.

Ребята-охранники полегли все, я остался последним рубежом обороны для моей спутницы — и патроны у меня кончились. Старший группы, Миша Коновалов, ценой самоподрыва в узком месте, дал нам шанс на рывок. Или шанс не попасть в плен? Не знаю, о чем он думал, но время терять зря я не стал. Потащил Алёну за руку по служебному коридору, пока еще пустому и даже без ядовитого газа, хотя я бы пустил его в первую очередь. Ах да, дистанционное управление от ЭМИ накрылось, как и вентиляция в целом.

Мысль у меня была простая: разыскать замкнутый объем. Толкнул первую дверь в подсобку — повезло. Тут стояла тележка горничной, старая, сломанная, но как раз подходящего размера.

— Лезь на нижнюю полку, — велел я жене.

Она, естественно, послушалась, хоть и зашипела, когда металл тележки уколол ее статическим разрядом.

— И какой трюк ты на этот раз задумал?

К счастью, Алёна — женщина миниатюрная. Всегда такой была. Как раз по оптимальному объему поля. Я еще в лаборатории, зубоскалил, что, судя по рабочей зоне, оно больше подходит для перемещения подростков и стройных девушек, чем для взрослых мужчин.

— Вот этот, — я наклонился, повернул тумблер, нажал единственную тугую кнопку и всунул ей пенал устройства поверх колен, так, чтобы он оказался зажат между ее бедрами и животом.

— Это что такое?

Очень вовремя: в коридоре уже дробно звучали шаги. Вот кто-то пустил очередь, похоже, вдоль коридора, судя по звону осыпающегося витражного стекла на том конце, — смешно, они что, опасаются, что мы стали невидимыми? Но следующая наверняка в дверь.

— Подарок на второе рождение, — шепнул я ей, понимая, что даже поцеловать не успеваю.

И тут в дверь действительно ударили пули, прошив тонкую фанеру. Я почувствовал сильнейший толчок в спину.

В этот миг десять секунд, необходимые для формирования поля, наконец, истекли — и я открыл глаза в качестве Лиса.

Что характерно, ощущая запах крови, хотя кровь в том зале еще не успела пролиться: голову несчастному пареньку Каю отрубили на несколько секунд позже. Стало быть — оттуда? Это не первое, что я ощутил здесь, это последнее, что осталось со мной из прежней реальности.

Как это мне до сих пор не пришло в голову очевидное — если я здесь, то и Алёна вовсе не очнулась в дружественной лаборатории, чтобы потом, сцепив зубы, с улыбкой принимать соболезнования наших врагов?

Мир, где я оказался, жесток. Много жестче, чем тот, который поколениями создавали мои предки и который отчасти помогал создавать я сам. Он не щадит ни сильных, ни умных, ни удачливых. Пожалуй, чтобы выжить и подняться здесь к вершине, нужно обладать всеми тремя качествами. Обладает ли ими Алёна? Первыми двумя — точно. Насчет третьего… спорный вопрос. В конце концов, ей не повезло встретить и полюбить меня.

Есть два фактора, играющих сильно не в ее пользу. Первое — она не боец. Не в метафорическом смысле, тут как раз да. А в самом прямом. Она никогда не обучалась драться. Я водил ее в тир, когда мы только поженились, но у нас обоих клинически не хватало времени, так что мы с этим закончили, едва она смогла сносно обращаться с самым простым и ходовым пистолетом: разобрать, почистить, техника безопасности, попасть в центр массы с расстояния, когда кинетическая энергия пули достаточна для останавливающего эффекта, вот это все.

А насчет самообороны без оружия она всегда отшучивалась: «Ты же сам говорил, что главное — бегать и подтягиваться! Вот, я бегаю и подтягиваюсь!»

То есть в случае опасности почти все ее навыки и знания из прошлой жизни окажутся бесполезными.

Второе: она женщина. Это и в нашем-то мире не везде устранимый недостаток (с точки зрения паритета возможностей и стартовых условий), а уж здесь… Если ее прямо сейчас выдают замуж против ее воли… Мне эта мысль очень неприятна, но сам по себе такой вариант не самое большое зло: скорее всего, она сумеет выжить, даже окажись ее новый муж домашним тираном. А вот если она в теле рабыни или чьей-то наложницы…

С местными брачными обычаями я успел познакомиться лишь косвенно, но, судя по всему, здесь практиковали нестрогую моногамию: законная жена — обязательна для любого взрослого мужчины, плюс богатым и знаменитым не возбраняются наложницы, но с ограничениями. Какими — я пока не разобрался. Например, у Ориса наложниц, похоже, не было, но почему — из-за любви к жене, из-за высокого положения ее отца, из-за традиций Школы или вообще по финансовым мотивам? Как бы то ни было, положение этих дам непрочно, а судьба, как правило, незавидна. Как и во многих культурах моего родного мира. Что касается рабынь, то их брачные обычаи не защищают даже минимально. Они просто собственность хозяина.

Моя беда: в свое время слишком много читал про исторические пытки и злоупотребления семейной властью в нашем мире. Уготованные наложницам, а иногда и женам, «наказания» многочисленны и разнообразны. Вырезанные из тела ремни, содранные скальпы, отрезанные языки, закапывание в землю по шею, утопление в мешке или в клетке, морение голодом — малая доля. Вряд ли здесь с этим дела обстоят гуманнее.

Нет, хватит. Шансы на то, что это произошло с Алёной или грозит произойти в ближайшем будущем, все-таки не очень велики. Лучше об этом не думать, потому что пока я не знаю, где она и что с ней, я все равно не сумею ничего делать.

И вот это ключевой момент.

Я не знаю, где она. Я не могу ее узнать в другом теле.

Она может оказаться на другом континенте — или в соседнем поместье. Младенцем — или древней старухой. Она могла быть в одной из деревень, через которые мы проезжали. Я мог уже даже касаться ее — и не узнать. Если буду думать об этом, сойду с ума, поэтому опять же — не думать.

Но и не проверить хотя бы тех женщин, что находятся в зоне моей досягаемости, тоже нельзя. И мужчин, если на то пошло. Что если Алёна оказалась в мужском теле? Нашему браку тогда конец — по крайней мере, пока не вернемся домой и не сможем что-то сделать с технической несовместимостью. Но лучше так, чем потерять ее совсем.

Впрочем, вероятность смены пола я оценивал низко, процентов в пять. Мы с Лисом оказались похожи личностью и характерами — едва ли это случайность. Возможно, так проявляется пресловутая квантовая запутанность… если она вообще может проявляться на макроуровне, но это слишком непознанное для меня поле. Плюс я не исключаю, что имел место не «чистый» перенос сознаний, а частичное слияние моего тела с телом Лиса — иначе как объяснить, что он оправился от удара по голове, который должен был его убить? И как объяснить, что наши воспоминания частично слились — настолько, что произошел подбор эквивалентных понятий на уровне языка? Одной точки мало для построения графика, но, если рассуждать по аналогии, Алёна тоже очнулась в теле женщины или девочки, на нее похожей.

Вот, кстати, готовый метод распознавания: искать женщин и девочек, напоминающих характером мою жену. С поправкой на то, что местный этикет для женщин жестче, чем для мужчин, и увидеть чей-то характер при беглом знакомстве очень сложно. Так же стоит обратить внимание на женщин и девочек, которые были ранены или пережили смертельную опасность примерно тогда же, когда я очнулся здесь. Однако в отсутствии тут мировой компьютерной сети, где можно сделать подборку из схожих несчастных случаев и обращений в неотложную помощь по странам за определенный день, это не метод проверки, а профанация. Только если я случайно услышу о женщине, которая резко поменяла поведение и образ жизни после той же самой даты в начале мая — но это маловероятно.

Нужно что-то получше. Что-то, что позволит мне подать Алёне знак: это я, можешь открыться мне.

Метод должен быть устойчив против ложных срабатываний и не выставлять меня идиотом: мне предстоит применять его вхолостую невероятно долго, может быть, всю жизнь. Я же помню, что с тем же успехом Алёна может быть уже мертва или жить на другом континенте, так?

Спрашивать всех встречных-поперечных: «А вы знаете Алёну?» — значит, как минимум, прослыть странненьким. Цитаты из популярных фильмов, книг и компьютерных игр тоже не годятся: даже то, что Алёна точно должна узнать, в переводе будет звучать по-другому, а цитировать на нашем родном языке — это еще сильнее привлечет внимание и неизбежно запомнится. То есть первое, что приходит в голову, не годится, нужно прикинуть и отработать разные варианты.

Подумаю. Здесь явно не найдешь верное решение с наскоку.

…Самый глубокий страх — страх от бессилия. Когда ты понимаешь, что ничего, физически ничего не можешь сделать. Да, можно уповать на Господа. Но пути Его неисповедимы. На мой взгляд, если я все эти испытания заслужил с лихвой, то Алёна — нет. Однако у нее могут быть свои счеты с высшими силами, о которых я не в курсе. А еще существует такая вещь, как происки дьявола. Иногда страдают невинные. Тем более, что ее втянул в это дело я — и не самыми чистыми руками.

Однако неважно, насколько я боялся, я никак не мог себе позволить показать это на публике. Значит, собраться, умыться, натянуть доброжелательную маску хорошего мальчика Лиса, благородного наследника и вежливого лапочки… Нет, все-таки удачное имя мне попалось — как тут обошлось без замысла свыше?

А раз так, то я должен верить. Предпринимать максимум усилий, максимально торопиться, но и не допускать к сердцу отчаяния: Алёна жива, и мы рано или поздно встретимся. Если для этого нужно захватить весь этот мир и провести всеобщую перепись или изобрести хотя бы радио, чтобы зачитать по нему фантастический рассказ о потерянных влюбленных, — что ж, так тому и быть.

А может быть, я вообще рано запаниковал. «Бывают и просто сны, деточка». Может быть, Алёна все-таки дома, сидит сейчас в своем любимом кресле и гладит кота. Или, скорее, в рабочем кабинете, пытается решить десять дел одновременно. Или вежливо, но безжалостно размазывает по полу очередного интригана, который приперся к ней с потрясающе выгодным предложением по распилу бюджета…

Однако разум выдергивался из черной ловушки отчаяния с трудом: накрыло меня так накрыло. Что ж. Время от времени это случается, надо просто пережить и перетерпеть, как боль в натруженных мышцах.

Кое-как приведя себя в порядок из полной эмоциональной размазни, я умылся и оделся в зеленую форму. Мне нужно было бежать на тренировку, — и я побежал, и промахнул ее нечувствительно для себя. Даже о чем-то машинально шутил с Гертом. Потом свободный час. Обычно в это время я занимался прописями и искал что-то в библиотеке, но тут ко мне прибежал слуга и передал записку от Тильды: она просила меня явиться.

— Зачем ты меня звала, мамочка? — удивленно проговорил я, заходя в рабочий кабинет хозяйки поместья.

Да, у нее тоже имелся рабочий кабинет: назначение этой комнаты с письменным столом и многочисленными шкафами считывалось с первого взгляда! И, в отличие от Ориса, шкафы были реально заняты книгами.

— Вот что, милый, — сказала мать моего донора, чуть нахмурившись. — Вчера я дала тебе отдохнуть, но сегодня… Ты сам притащил в наше поместье этих людей — я имею в виду, старосту деревни Фейнир, ту истеричную женщину и второго, довольно разумного крестьянина. Зачем, и что ты собирался с ними делать?

— Подробнее допросить, что творится в деревне, чтобы отец мог получить понимание из первых уст, — сказал я. — А также разобраться, что все-таки случилось с мужем этой женщины, Хилеи. Думаю, двух свидетелей будет достаточно, дело-то явно общеизвестное. А врать Коннахам у них дома они явно не посмеют.

— Хорошо, — одобрительно кивнула матушка. — Считай, что свидетельство из первых уст я получила: поговорила вчера и со старостой, и с Брейтом Каном. Думаю, что он также метит на место старосты, и не вижу ничего против — у него большая семья, он небогат, но не нищий, значит, в условиях, когда Тейн и староста с еще двумя семьями сознательно обирали других крестьян, умеет неплохо вести хозяйство. Однако финальное решение за тобой.

— А разве старосту назначаем мы? — удивился я. — Я думал, собрание семей деревни…

— По закону и обычаю — да, но если ты скажешь, что хочешь именно его видеть старостой, никто не станет возражать, — пожала плечами Тильда. — И я хочу, чтобы ты решил этот вопрос. А что касается мужа Хилеи, то, по-моему, женщина врет, что он провалился под лед, и знает, что врет. Я бы сказала, это довольно мутный случай и не стоит нашего внимания, пусть община решает сама. Но раз уж ты взялся… — она сделала многозначительную паузу.

Да, похоже, у Тильды педагогические приемы почти те же, что у Ориса. Скидок на то, что мне девять, она почти не делает! Ну и не надо. Молодец, матушка. Нет, на самом деле молодец. Приятно, что она адекватно оценивает собственного сына — по крайней мере, пытается.

— Хорошо, мамочка. Поговорю со всеми тремя и решу. Вот только до завтрака могу не успеть…

— Не до завтрака, а до завтра, — улыбнулась Тильда. — Завтра надо отправить их восвояси с вердиктом — нечего так долго держать их в поместье!

— Понял, — кивнул я.

Так что час свободного времени до завтрака я посвятил допросу свидетелей. Успел пообщаться с Брейтом (мужчина с ожогом на щеке) и лысым старостой Спейтом. Допрос Хилеи оставил на второй свободный час, перед обедом.

Затем последовал завтрак, с обязательным восхвалением святого-предка и бога-покровителя до. Ел я механически, вкуса не чувствовал, и, кажется, ненароком съел больше, чем следовало бы: утомленное юное тело требовало пищи, даже живот заныл. Хорошо, что после завтрака два часа продолжались уроки: как раз можно кое-как утрясти съеденное.

На занятиях по местной общеобразовательной программе я уже мог кое-как вести лекции и кое-как отвечать на вопросы, благо материал был по сложности — не бей лежачего.

На уроке-то меня и осенило, пока я пялился на знакомое панно с алфавитом.

Все это время какой-то частью разума я пытался придумать пароль-отзыв для меня и Алёны — что-то, что помогло бы ей меня узнать. Кое-что даже придумал: загадки. Логические загадки, например любимую младшими школьниками историю про «волка, козу и капусту». Или вовсе культовое «А и Б сидели на трубе». Их можно задавать и женщинам, и мужчинам, залегендировав как мое желание проверить интеллект нового знакомого. Недостаток: сложно, долго, нужен относительно вдумчивый диалог, при случайном, поверхностном знакомстве с этим не обратишься… Но с чего я взял, что пароль и отзыв должны быть звуковыми?

Местный алфавит содержит много совпадающих звуков, но ни в одном символе не совпадает с привычными мне, что нашими, что иностранными. Если я сделаю на своей одежде вышивку нашим языком — какую угодно, любое слово! — Алёна ее прочтет и все поймет. А местные не воспримут эти значки как текст, увидят просто абстрактный узор… Да, решено! Именно это я и сделаю. Надо будет только как-то залегендировать перед Тильдой желание украсить одежду строго определенными «выдуманными» знаками. И… вот что-что, а вышивание в мой арсенал навыков не входит: не было случая научиться. Так что нужно будет либо изгаляться самому, либо дать задание кому-то из служанок, спрошу у Тильды, как приличнее поступить. Возможно, в рамках принятой в особняке Коннахов самодостаточности «настоящему воину» нужно самостоятельно украшать свою одежду!

Я так обрадовался этой идее, что даже забыл вслушиваться в речь преподавателя — и вопрос по истории Эремской империи застал меня врасплох. Точнее, застал бы, если бы не звучал так:

— Назови три причины падения империи.

— Плохое хозяйствование, развращенность элит и ухудшение боеспособности армии, — произнес я, не задумываясь.

Сегодня учителем был незнакомый мне старший подмастерье, из тех, что уже получили первый ранг и формально учеником не считались. Такие молодые люди жили при школе, надеясь дорасти до высшего ранга и звания мастера — ну и заодно служа «официальным» пушечным мясом, в отличие от учеников, которые мясом были «неофициально». Подмастерье одобрительно кивнул.

— Отличное обобщение, Лис, а мне, было, показалось, что ты не слушаешь!

Некоторые вещи из мира в мир не меняются!

После занятий умственных настал черед занятий физических: опять переодеться в форму и бежать в спортивный зал, проверить, насколько ребята из моей группы все перезабыли, пока меня не было. Правильный ответ: ничего не перезабыли, прилежно занимались. Прелесть какая. Все-таки дети здесь изрядно более дисциплинированны, чем привычно мне. Преимущество более «зубастого» мира.

Кроме того, я был приятно удивлен, что мне, судя по всему, искренне обрадовались. Все, кроме Риды: она слегка надулась. Похоже, ей хотелось побыть «при власти»: то есть с журналом в руках проверять, какие упражнения делаются детьми каждый день. Те четыре дня, считая вчерашний, что я все-таки отсутствовал на тренировке, там были размечены крайне пунктуально!

Но я все поломал.

— Раз вы такие молодцы, — сказал я, — сегодня ни подножками, ни падениями, ни кувырками заниматься не будем! Сегодня будем тренировать память.

— Зачем это? — поинтересовалась Рида, но не хмуро, а с интересом.

— Память — это скорость мышления, — пояснил я. — Скорость мышления пригодится в бою.

— А мастер-наставник говорил, что чем меньше думаешь в бою — тем лучше!

— Конечно! — воскликнул я. — Меньше — в смысле, по времени! Вот поэтому надо думать быстро.

— А-а-а… — протянула Рида.

Сегодня я смотрел на нее новыми глазами: прикидывал, не может ли она оказаться Алёной. Увы, исключено Девочка упрямая и довольно умная, эти качества — ставим флажок. И даже Алёнин перфекционизм наличествует. Но у нее нет ни инстинктивной доброты моей жены, ни ее мудрости. Да, детская непосредственность может быть и маскировкой, но в момент моего попадания Рида не была дезориентирована. Да и на уроках отвечала с энтузиазмом той же «отличницы и старосты класса», значит, об отсутствии памяти говорить не приходится.

По тем же причинам не подходили и остальные девочки из моей группы — кроме Риды, их было еще три человека. Как и мальчики.

— А для развития памяти, — сказал я, — мы немного поиграем.

Я хотел сказать «поиграем в жмурки», но обнаружил, что моя комбинированная языковая память не содержит такого слова. То ли в этом мире не существовало аналогичной игры — ох вряд ли! То ли Лис никогда в нее не играл. Ну надо же, как сурово воспитывают здесь детей. Или, по крайней мере, этого ребенка.

— Сейчас я завяжу глаза, — я вытащил из кармана поясок от запасной спортивной формы. Уже вечером второго дня, после того, как нашел тетрадь донора, я устроил в комнате качественный обыск. Нужно было сделать это намного раньше, в первый же день. Дурацкая ошибка для человека с моим опытом, но ладно, спишем на то, что умирать и воскресать мне доводилось всего пару раз, и эти довольно тривиальные, если подумать, события все же в первые дни несколько выбивают из колеи. Среди прочего нашел несколько комплектов спортивной формы, так что приходить на послеобеденные занятия в одежде, пропотевшей после утренней разминки, перестал.

— Так вот, — продолжал я, — сейчас завяжу глаза и буду вас ловить по всей комнате. Кого поймаю, тот надевает повязку вместо меня и ловит остальных. Ваша задача — остаться как можно более незаметными, не шуметь, уворачиваться. Если за пять минут никого не поймаю, то я проиграл, надо тренироваться лучше. Выбираем следующего. Герт, возьми песочные часы и следи.

Песочные часы стояли на небольшом стеллаже в углу спортивного зала вместе с немудреным инвентарем вроде весов и даже — ничего себе! — обручей. Когда я думал о том, как еще разнообразить занятия с детьми, то обручи приходили мне на ум — как и скакалки, а также дворовое девчоночье развлечение «резиночки». Вместо резинки можно использовать просто натянутые веревки. Однако прыжками Школа Дуба не увлекалась, и мне не хотелось вот так сходу ломать устои. Хотя, по-моему, ничего плохого в развитии икроножных и бедренных мышц нет и быть не может.

Я завязал себе глаза, выгнал все посторонние мысли об Алёнке, которые еще крутились где-то на периферии сознания, и приготовился ловить разбежавшуюся по залу малышню. Не шуметь и двигаться тихо они умели гораздо лучше, чем обычные дети их возраста, так что я предчувствовал сложную задачу. Однако оказалось, что все проще, чем я думал.

Оказывается, волнение за жену проникло глубже, чем я думал — выкорчевывая его, я ненароком провалился в этакий полутранс. И оказалось, что в нем я отлично ощущаю остальных детей. Не вижу, нет. Чувствую их токи огня и льда. Но ничего общего с инфракрасным зрением, это вообще не зрение. Однако я не просто ощущал где они, но и мог заметить более тонкие колебания потоков энергии — возможно, от поднятия рук или перемены позы. Так вот о каком умении Кая говорил Герт! Подозреваю, что если потренироваться, можно довольно четко визуализировать перемещение других людей. Интересно, только тех, кто владеет внутренней энергией, или любых? А, кстати, еще вопрос в копилочку: владение внутренней энергией — это универсальное качество, зависящее только от обучения, или генетическая особенность? Отсев с младших рангов — это отсев тех, кто не может использовать внутреннюю энергию, или тех, кто недостаточно старается?

Короче говоря, с таким читом я очень быстро поймал ближайший ко мне «светящийся» силуэт, которым оказался парень по имени Кирт.

— Ну вот, — сказал я. — Ты следующий?

— Но… — проговорил он, неуверенно крутя повязку в руках. — Мы же только восьмой ранг! Мы не можем чувствовать внутреннюю энергию!

— Так и не надо! — обнадежил я. — Упражнение вообще не про то! Надо прислушиваться, ориентироваться в зале по звуку, запоминать движения людей, которые услышишь и не врезаться в стену… Короче, я же сказал — это развитие памяти и умения ориентироваться в пространстве! Ну и слуха со зрением, наконец.

— Правда? — удивился внимательно слушавший Герт. — А я думал, ты реально нас решил той технике научить!

И он туда же.

— Если бы я решил вас этому научить, я бы так и сказал, — мягко заметил я, оставляя за скобкой, что сам этой техникой еще пять минут назад не владел. — А я вам честно все говорю наперед. Это, вообще-то, игра такая. Веселая.

И следующие полчаса мы играли. С переменным успехом. Движения детей в повязке, сперва неловкие и неуклюжие, постепенно становились все более раскованными. Постепенно начали раздаваться смех и азартные возгласы. Естественно, за занятие все попробовать себя в роли ведущего не успели, но я царственно пообещал, что мы будем периодически это повторять.

— Или можете сами в свободное время поиграть! — заявил я.

Дети переглянулись, и я вспомнил, что у них-то свободного времени не так уж много. В отличие от меня.

— Посмотрим, — добавил я. — Поговорю с мастером-наставником, может, удастся вам поставить дополнительные тренировки вместо рукоделия.

Дети натурально обрадовались!

В свободный час после обеда, перед тем, надо было идти на вторую тренировку, я заглянул к Тильде в кабинет, думая спросить ее насчет вышивки. Но ее там не застал. Зато вместо в ее кабинете, правда, не за ее столом, а за дополнительным столиком в углу, сидел незнакомый мужчина с длинными, убранными в хвост волосами. На вид он был примерно ровесником Ориса, может быть, чуть младше, да и богатырским сложением лишь немного ему уступал — более худощавый, и ростом чуть повыше. А еще он носил очки! Ничего себе. Первый раз я увидел очки в этом мире.

Неужели Фиен Рен?

Мужчина вскинул голову от документа, который писал, поглядел на меня и вернулся к документу.

Я только мысленно плечами пожал. Ну, игнорирует — так игнорирует, мало ли, почему.

— Доброго дня, — вежливо сказал я и развернулся, чтобы выйти. Ждать Тильду мне было некогда, лучше пойду в библиотеку. Если уж я собрался изобретать радио, нужно попробовать узнать, в каком состоянии тут вообще наука и производство…

— Лис, постой! — сказал мужчина. — Настолько обиделся, что даже не похвастаешься?

Да, скорее всего, Фиен Рен.

Я развернулся.

— Обиделся на что? — удивленным тоном спросил я.

— Что я не взял тебя с собой. Забыл уже? Но я не хотел, чтобы ты оказался поблизости от земель Школы Ворона… Кто ж знал, что они посмеют устроить рейд на нашу территорию!

— Нет, что вы, мастер Рен, — сказал я. — Ничуть не обижаюсь.

— А дядей Фиеном не зовешь… — вздохнул мужчина. — И историей о своем расследовании поделиться не желаешь. Ни строчки мне не написал о том, что у вас там с управляющим Тейном вышло. А жаль, я этого слизняка давно пытался прищучить… Ты хоть досье на них составил, на этих крестьян, которых сюда привез?

Тут у меня щелкнуло в голове: ну точно. Это Фиен Рен научил Лиса составлять досье. И вообще, видимо, именно он играл для мальчика роль наставника, которую не мог или не хотел выполнять его собственный отец. Знакомая мне ситуация, что уж там. Я тоже в нее попадал, только с другого конца.

Интересно, насколько он действительно искренен и лоялен?

— Извините, дядя Фиен, просто сейчас время занятий, я хотел официально обращаться, — сказал я. — И… я правда хотел вам написать, но как-то все быстро закрутилось! Я даже не ожидал.

— Обычно так оно и бывает, — чуть улыбнулся Фиен. — Ну ладно, расскажи же мне в подробностях, что тут у вас произошло! Я сгораю от любопытства.

Я набрал воздуха в грудь — и начал рассказывать.