Перевозчик душ

Глава 17. Буря в тумане

Как же не вовремя они появились. За сегодняшний день я уже перевёз девятнадцать человек, стремился выполнить данное обещание как можно скорее. Остался только Иваныч, сидящий сейчас рядом. «Нелегалы» будто выбирали момент, когда мои силы будут на исходе. Не удивлюсь, если они следили.

— По ходу приплыли, — сказал я, насчитав с десяток автомобилей, увязавшихся за нами.

— Всё так серьёзно? — спросил Иваныч, оглянувшись назад, — Запал ты им в души, раз отпускать не хотят, хотя вроде не красна девица.

Казалось, что ситуация забавляла старика. А вот мне было не до смеха. Ситуация складывалась не в нашу пользу.

— Посмотрим на что способна эта малышка, — сказал я и утопил педаль газа в пол.

Двигатель взревел, и машина начала набирать ход. Главным для меня стало доставить старика к точке перехода, а потом уже разберёмся с «чертями». Преследователи проспали момент, когда я нажал на газ и немного отстали. На какое-то время свет их фар пропал из зеркал заднего вида, но ненадолго. Минут через десять интенсивной гонки увидел, что «нелегалы» берут нас в кольцо. Впереди виднелись габаритные огни, сзади снова зажглись фары.

— Теперь хрен отвяжутся, — прокричал я.

— Ты езжай, там видно будет, — философски сказал Иваныч.

И мы ехали. Возможно мне показалось, но туман сегодня клубился особенно сильно. Как там говорил Третий во сне? Изначальные частицы своего рода запорный механизм? Окружающая действительность готовилась к прорыву. Это чувствовалось.

На пути стало попадаться множество руин. Разрывы в мареве становились всё чаще. Мы продолжали двигаться со своеобразным эскортом. Машины «чертей» взяли нас в коробочку», но не предпринимали дальнейших действий, просто сопровождая нас.

— Что им нужно? — я проговорил вслух мучающий меня вопрос.

— Остановись и спроси, — просто ответил Иваныч.

— Ты извини, но мне ещё здесь кучу дел переделать надо, самоубиваться желания нет.

— Тогда не задавай глупых вопросов и вези меня на точку.

Поездка продолжалась. Навигатор рисовал очень странный маршрут. Дорога была извилистой и её конца не было видно. Туман клубился, густой, как дым от несгоревших воспоминаний, обволакивая «Волгу» в мертвенные объятия. Фары пробивали его неровно, высвечивая на мгновение то, что пряталось за пеленой — и тут же тьма смыкалась вновь. Дорога петляла, то сужаясь до тропы, то внезапно разворачиваясь в бесконечное шоссе, уходящее в никуда. А по краям — руины. Обломки домов с пустыми глазницами окон, кирпичные стены, поросшие черным мхом. Разбитая колоннада какого-то забытого храма, где теперь гулял лишь ветер, шепчущий на языке мертвых. Мост, оборванный посередине, его ржавые арки уходили в туман, будто кто-то когда-то решил, что дальше пути нет.

Где-то в стороне мелькнул скелет автобусной остановки — таблички с названиями стерты, скамья переломана пополам, будто кто-то в ярости швырнул ее о землю. На ржавой крыше сидела ворона. Или то, что лишь притворялось вороной.

Я не смотрел по сторонам, знал: эти руины не настоящие. Вернее, не совсем настоящие. Они были следами, отголосками, обрывками миров, которые когда-то были — или могли бы быть.

«Волга» мягко переехала через трещину в асфальте — а за ней дорога вдруг изменилась. Теперь по обочинам тянулись ржавые остовы машин, вросшие в землю. Одни — старые, с прогнившими кузовами, другие — почти современные, но с выбитыми стеклами и дверьми, распахнутыми, будто в последний момент кто-то пытался выбраться.

— Никогда не видел подобного здесь, — подал голос Иваныч, — За всё время руины встречал только раз.

— Мне они тоже редко попадались, — я нервничал. Сопровождающие нас автомобили не давали успокоиться.

— У меня ощущение, что я всё это видел, ходил здесь, будучи живым, — старик огляделся по сторонам, словно вспоминая что-то.

— Это же дорога Отсюда. Скорей всего у каждого она складывается по-своему.

— У моих всё было так же? — задал он вопрос, обводя рукой вокруг.

— Нет. Их путь был обычным. Туман, прямая линия пути, с редкими поворотами, точка перехода, как конечный путь.

Мы замолчали. Дорога продолжала петлять, как змея, свернувшаяся кольцами перед ударом. Асфальт под колёсами «Волги» то рассыпался в песок, то вдруг становился мокрым от несуществующего дождя, отражая жёлтые глаза фар. Туман лизал стёкла, оставляя на них следы — будто кто-то невидимый проводил по стеклу пальцами, рисуя узоры, которые тут же расплывались.

— Смотри-ка, — хрипло усмехнулся Иваныч, указывая в боковое окно.

За пеленой мелькнул силуэт — высокая фигура в длинном пальто, стоящая у обочины. Голова её была неестественно вытянута, словно шея состояла из нескольких позвонков, скрученных в спираль. Фигура не двигалась, лишь поворачивалась вслед за машиной, будто провожая нас взглядом. Потом туман сомкнулся, и её не стало.

— Это ещё что за нечисть? — я стиснул руль.

— Охранники, — буркнул старик, — Те, кто не смог уйти, но и не стал частью марева. Застряли посередине.

— Такое возможно?

— Всё возможно.

Дорога сузилась до тропы, и «Волга» нырнула в тоннель из полуразрушенных арок — то ли остатки моста, то ли рёбра какого-то гигантского скелета. Каменные плиты под колёсами гудели, словно под нами пустота.

— Ты слышишь? — я прибавил газу.

— Слышу.

Где-то впереди, в тумане, раздавался стук. Методичный. Тяжёлый. Будто кто-то бил молотом по наковальне, отмеряя такт.

— Кузня, — прошептал Иваныч.

— Чья?

— Мира. Здесь перековывают души, что не нашли дорогу. Неужели ты думаешь, что неприкаянные просто растворяются в тумане? Их затягивает сюда.

Тоннель закончился так же внезапно, как начался. Мы вырвались на открытое пространство — и перед нами возник город. Нет, не город. Отражение города.

Дома стояли криво, будто их строили пьяные великаны. Окна светились тусклым жёлтым светом, но внутри не было никого. Тротуары покрывала серая плесень, а между зданиями тянулись провода.

Дальше дорога пошла под уклон, и «Волга» покатилась вниз, будто съезжая в горло великана. Туман сгущался, превращаясь в молочную стену. Фары пробивали его всего на пару метров, и я ехал почти на ощупь.

— Стой! — вдруг рявкнул Иваныч.

Я ударил по тормозам. В метре от капота дорога обрывалась. Из-за густого тумана провала не было видно и только крик старика да мои рефлексы позволили нам не упасть туду, прямо в ничто. За пропастью, в сердцевине тумана, мерцал мост. Старый, каменный, с потрескавшимися перилами.

— Вот он, — прошептал старик.

— Откуда здесь это провал? — спросил я, оглядываясь по сторонам.

— Об этом нужно спросить наших провожатых, — сказал Иваныч кивая головой на остановившиеся вокруг нас машины.

Вокруг было очень тихо, лишь звук моторов немного разрывал окружающее безмолвие. Я услышал как сзади хлопнули дверью и раздался голос:

— Выходи перевозчик.

Сглотнув, посмотрел назад, но туман, клубящийся вокруг не давал рассмотреть говорившего. Лишь его силуэт тёмным контуром выделялся на фоне белого марева.

Я переглянулся с Иванычем.

— Останешься в машине? — спросил его.

— Нет уж, парень, я с тобой.

Мы вышли. Туман принял нас как родных. Никакого дискомфорта не было. Направились в сторону силуэта, который пошёл нам навстречу. При нашем приближении к друг другу пелена будто расступалась, образуя вокруг сферу, отделившую нас от остальных. Пропали машины окруживших нас нелегалов, исчезла и «Волга». Мы стояли втроём посреди безжизненного клочка земли, окружённого туманом. Я смог рассмотреть человека, пожелавшего со мной встретиться. Его фигура казалась одновременно и монолитной, и размытой — будто тень, натянутая на каркас из костей. На нём было пальто, черное, как провал между звездами, колыхалось в такт несуществующему ветру, а бледное лицо, почти лишенное черт, напоминало маску из слоновой кости. Только глаза выдавали в нем нечто большее, чем просто "нелегала". Они горели холодным синим пламенем, как болотные огни над топью. Он медленно поднял руку, и я увидел, что его пальцы слишком длинные, суставы изгибаются под неестественными углами, будто его тело — лишь грубая имитация человеческого.

— Кто ты? — заговорил я первым.

Мой вопрос растворился в тумане, не встретив ответа. Фигура стояла неподвижно, лишь пальцы её неестественно длинных рук медленно перебирали воздух, словно играли на невидимых струнах.

— Ты знаешь меня, — наконец раздался голос. Он звучал как скрип несмазанных дверных петель, как шелест сухих листьев под ногами, — Ты видел меня во сне. В том самом, где тебе являлся Третий.

Иваныч напрягся рядом со мной. Его рука незаметно потянулась к внутреннему карману куртки.

— Ахиллес, — прошептал я. Не вопрос, а утверждение.

Фигура сделала шаг вперед. Туман вокруг неё заклубился, образовав странный ореол. Теперь я видел его чётче — высокий, худой, с лицом, которое невозможно запомнить. Оно словно менялось с каждым мигом, сохраняя лишь одно — холодную, расчетливую улыбку.

— Очень хорошо, — сказал он. Его голос внезапно стал почти человеческим, бархатистым, убедительным, — Значит, он уже рассказал тебе свою версию правды. Но знаешь ли ты, почему он боится меня? Почему боится, что мы поговорим?

— Не слушай его, парень. Каждое его слово — яд, — как-то слишком резко сказал Иваныч.

Ахиллес рассмеялся. Звук этот напоминал лёд, трескающийся под ногами.

— Старик прав. Мои слова — яд. Но иногда яд — единственное лекарство от иллюзий, — он сделал ещё шаг вперёд, — Ты ведь чувствуешь это, перевозчик? Как туман становится частью тебя? Как он шепчет тебе по ночам?

Мои ладони внезапно стали влажными. Он говорил правду. Я вспомнил последний сон, когда пелена будто говорила со мной, словно кто-то нашептывал мне что-то на ухо.

— Он не сказал тебе главного, — продолжил Ахиллес. Его пальцы сплелись в странном жесте, напоминающем узор паутины, — Десять изначальных частей — это не просто замок. Это пища. Они кормятся нами, перевозчик. Каждая душа, которую ты перевёз, каждый неприкаянный — всё это идёт на поддержание их власти. Наверняка онговорили тебе, что нужно перевезти всех и тогда боги наберутся достаточно сил для того, чтобы уйти на другой план бытия. Это всего лишь полуправда.

Туман вокруг нас вдруг сгустился, образовав картины: три фигуры, восседающие на тронах из костей и забытых воспоминаний. И потоки света, стекающиеся к ним со всех сторон.

— Они обманули даже смерть, — прошептал Ахиллес. Его голос теперь звучал прямо у меня в голове, — Они заставили всех поверить, что это необходимо. Что без их контроля мир рухнет. Но посмотри вокруг!

Туман расступился, и я увидел наш мир — настоящий, живой. Улицы, по которым ходили люди, даже не подозревающие, что их души уже давно учтены, промаркированы, предназначены в пищу древним богам.

— Мы можем остановить это, — Ахиллес протянул руку. Его пальцы были холодными, когда коснулись моего лба, — Ты и я. Последний перевозчик и последний страж. Вместе мы разорвём этот порочный круг.

В глазах потемнело. На мгновение я увидел другое будущее — мир в котором люди всегда получают ещё один шанс, в котором души не становятся кормом для высших сущностей.

— Ты же знаешь, что человечество становится хуже с каждым поколением. Герои вырождаются. Думаешь я всегда был таким? — Ахиллес обвёл себя рукой, — Нет. Я был смертным. Более того — был героем.

Он сделал шаг вперед, и туман вокруг нас сгустился, приняв очертания древнего берега — черной реки, воды которой были гуще крови, тяжелее ртути. Стикс.

— Моей матери вскружили голову боги. Первые двое. Они давно начали свою игру. Третий обустраивался в междумирье, организуя перевозки душ, давая пищу нахлебникам. Первый и Второй помутили материнский разум обещаниями моего величия и перенесли её сюда с только что рождённым ребёнком. Мать окунула меня в эти воды, держа за пятку. Она хотела сделать меня неуязвимым. И она преуспела… отчасти.

В тумане заколебались образы: женщина с лицом, скрытым вуалью, младенец, погружаемый в черную пучину. Вода стекала с его тела, оставляя кожу бледной, как мрамор. Но пятка, за которую его держали, оставалась розовой, живой.

— Я рос, не зная страха. Мечи ломались о мою кожу, стрелы отскакивали, как от стали. Я был непобедим… пока не встретил его.

Туман показал нового персонажа — человека в звериной маске, с луком в руках.

— Парис. Жалкий трус, который даже не осмелился сразиться со мной лицом к лицу. Его стрела нашла единственное уязвимое место. И я умер.

Картина сменилась: Ахиллес лежал на земле, черная кровь сочилась из пятки. Но вместо того чтобы раствориться в небытии, он… проснулся.

— Стикс не просто дал мне неуязвимость. Он сделал меня частью себя. Когда я умер, река не отпустила меня. Она втянула обратно.

Теперь туман изображал другое — черные воды, сжимающиеся вокруг тела, проникающие в рот, в нос, в глаза. Ахиллес корчился в муках, его кожа темнела, становилась гладкой, как полированный обсидиан.

— Я провел в Стиксе века. Он перемалывал меня, перестраивал, наполнял своей сутью. Из реки выбрался не герой, а неизвестное существо.

Он развел руки, и ак его тень растянулась, превратившись в десятки щупалец, сливающихся с туманом.

— Мне нет хода на мост. Последняя часть, связывавшая меня с живыми исчезла. Моя жизнь поддерживается за счёт душ, выпитых в мире живых. Именно так копят силы и высшие. Я больше не человек. Я — эхо Стикса. Его страж., его оружие.

— Что ты предлагаешь?

— Уничтожить богов, отправить их в небытие и самим править этим миром. Поверь, для нас откроется множество возможностей. Мы будем казнить и миловать, уничтожать и давать право на жизнь!

Глаза Ахиллеса горели бледным синими пламенем. Он жил этой идеей, желал этого больше всего на свете.

— Искупайся в реке, прими её силу и мы изменим всё! Ты чувствуешь, как туман уже меняет тебя? Он не вредит тебе, потому что признает своим. Прими это. Стань частью вечности.

Я посмотрел на свои руки — и на секунду мне показалось, что сквозь кожу проступает тот же синеватый оттенок, что и у него.

Но затем раздался хриплый крик Иваныча:

— Не слушай его! Стикс не дарует силу — он поглощает! Ты станешь не богом — рабом!

Ахиллес рассмеялся — звук, похожий на треск ломающихся костей.

— Разве быть рабом богов лучше?

— Не тебе об этом говорить, — в стороне раздался ещё один голос. Из тумана вышло новое действующее лицо.

— Харон? — сказал я с удивлением.

Он вышел из пелены, и его появление было подобно удару грома. Тёмный плащ колыхался, словно сотканный из самой ночи, а глаза светились холодным мерцанием далёких звёзд. В руке он держал весло, покрытое древними рунами, которые пульсировали слабым синим светом.

Ахиллес резко обернулся, его лицо исказила гримаса ярости.

— Ты… — голос главного «нелегала» стал резким, как скрежет металла, — Ты не должен был вмешиваться!

Харон лишь усмехнулся, его губы растянулись в улыбке, лишённой всякой теплоты.

— Ты забыл, кому служишь, Ахиллес. Или, вернее, кем ты стал.

Он сделал шаг вперёд, и земля под его ногами слегка дрогнула. Туман вокруг них заклубился, образуя странные узоры, напоминающие древние письмена.

— Ты говоришь о свободе, но сам стал рабом реки. Ты ненавидишь богов, но сам превратился в то же самое — в паразита, пьющего чужие души.

Ахиллес зарычал, его пальцы сжались в кулаки.

— Они сделали меня таким!

— Нет, — Харон покачал головой, — Они дали тебе выбор. Ты мог уйти. Но ты предпочёл силу и власть.

Я стоял между ними, чувствуя, как туман сжимает моё тело, словно пытаясь втянуть меня в себя. Иваныч схватил меня за руку, его пальцы впились в мою кожу.

— Не дай себя обмануть, — прошептал он, — Они оба лгут. Один лжёт, чтобы спасти мир, а другой — чтобы погубить.

Харон повернулся ко мне, его взгляд был тяжёлым, как свинец.

— Ты должен решить, перевозчик. Сейчас. Или ты завершаешь начатое и освобождаешь Третьего, получая свою ненаглядную Аню в подарок, или мир падет в хаос, а твоя любовь отправится на корм богам.

Ахиллес засмеялся, и его смех был похож на треск ломающегося льда.

— Он боится! Видишь, как он дрожит? Он знает, что если ты откажешься, их власть

рухнет!

Я посмотрел на Иваныча. Его лицо было бледным, но в глазах горела решимость. Он знал, что я выберу.

— Паразиты вроде него, — кивнул в сторону Ахиллеса, — ничем не лучше тех, что сидят за мостом. Я исполню, что обещал.

Ахиллес взревел. Его тело начало меняться, кожа потемнела, стала гладкой, как чёрный обсидиан. Его пальцы удлинились, превратившись в когти.

— Тогда умри вместе с ними!

Он бросился вперёд, но Харон взмахнул веслом. Пространство вокруг нас исказилось, и я почувствовал, как что-то сжимает мою грудь.

— Беги! — крикнул Иваныч, толкая меня в сторону моста., очертания которого проступили в белом мареве.

Я рванул вперёд. За спиной раздался грохот, крики, рёв Ахиллеса, превращающегося в нечто чудовищное. Туман сгущался, пытаясь остановить меня, но я бежал, не оглядываясь. Мост был уже близко. Его камни светились, как будто изнутри них билось живое сердце. Последнее, что я услышал перед тем, как шагнуть на него, был голос Ахиллеса, полный ненависти:

— Ты пожалеешь об этом! Они сожрут тебя, как сожрали всех!

Что-то ударило меня в спину, а потом — только свет и тишина.