Перевозчик душ

Интерлюдия 5

Почему люди боятся смерти? Кто-то скажет, что всему виной страх болезненных ощущений, другой ответит, что потеря близких пугает больше всего. Иваныч склонялся к мнению о боязни неизвестности. Вот живёт человек лет шестьдесят, а потом бах и не стало его. При жизни всё понятно. Вот земля, вот небо, вот солнце, вот звёзды. Облака, трава, деревья, люди. А что ждёт там? Есть вообще этот, так называемый, другой свет? Если верить мировым религиям, то после смерти каждому воздастся по деяниям его. Иваныч жил обычно. В богов особо не верил, но считал, что какая-то высшая сущность есть. Смерти не боялся, а вот неизвестность его манила. Любопытен был очень. При всём при этом самоубиваться даже не думал. Хотел получить от жизни всё, а посмотреть на посмертие всегда успеет. Так думал.

Настигла его дама с косой в пятьдесят четыре года. Мужчины вообще по статистике живут у нас в стране лет на десять меньше, чем женщины. Вот и Иваныча инсульт догнал. Он ещё помнил, как стоял над своим телом, а вокруг мельтешила родня, врачи, потом участковый. Кого-то ещё на этой стороне мужик не видел. Не заметил девушку, оборвавшую его нить. Она пропала очень быстро, едва выполнив свою работу. Он был абсолютно один.

Посетил свои похороны, поминки. Долгое время не решался выйти из квартиры. Непонятно почему. То-ли оттягивал миг погружения в неизвестность, то-ли боялся исчезнуть совсем.

Долго так продолжаться не могло. В один из дней Иваныч ходил по своей квартире, переходил из комнаты в комнату. Перешагнул порог и оказался в месте, наполненным густым туманом. То, что он больше не в мире живых понял сразу. С любопытством огляделся. Вокруг было пустынно, тихо. Только белая пелена обволакивала и убаюкивала. Наклонился, потрогал обычную на вид почву. Откуда-то пришло осознание, что нельзя долго засиживаться на одном месте. Туман облизывал его, будто пробуя на вкус, забираясь под одежду. Ощущения были не из приятных.

Иваныч пошёл, сам не зная куда. Просто прямо, в надежде куда-нибудь выйти. В начале шагал бодро, даже напевал что-то под нос, но, со временем, силы начали покидать мужчину. Туман, всё чаще касавшийся тела, будто забирал частички сил. Мужик уже давно потерял счёт времени, не знал, идёт он час, день, месяц. Когда, казалось, что остаётся только упасть и исчезнуть, впереди показался силуэт строения. Собрав все оставшиеся силы в кулак, Иваныч побежал туда.

Продравшись сквозь пелену, он вышел к типовой советской пятиэтажке. Странно, но слабость отступила. Мужик огляделся и обнаружил, что туман остался позади, а сам он находится в границах своеобразного пузыря. Выдохнул облегчённо и стал осматриваться. Дом не представлял из себя ничего необычного. Четыре подъезда по пять этажей. Окна квартир были безжизненными, вокруг стояла мёртвая тишина. Чуть в стороне находились пять гаражей ракушек.

— Точно в прошлое перенёсся, — сказал Иваныч вслух, чтобы хоть немного разрушить давящую тишину.

Набравшись смелости, пошёл к дому. Гаражи решил оставить на потом. Подъездные двери были открыты. Появившихся в новое время домофонов здесь не было. Вообще казалось, что этот кусок мира был перенесён сюда с незапамятных времён да так тут и остался. Иваныч зашёл в дом.

Старый советский подъезд — это словно портал в прошлое, где время замедлило свой бег, оставив следы эпохи, которая давно канула в лету. Дверь подъезда, тяжелая и обшарпанная, с потускневшей краской и следами ржавчины, скрипит на петлях, будто жалуясь на годы службы. Над ней — козырек из серого бетона, покрытый трещинами и следами птичьего помета, словно памятник ушедшей архитектурной утилитарности.

Внутри — полумрак, пробиваемый тусклым светом лампочки, которая, кажется, висит здесь с незапамятных времен. Стены, когда-то белые, теперь покрыты слоем пожелтевшей краски, испещрены царапинами, детскими каракулями и объявлениями, которые никто уже не читает. Лестница, узкая и крутая, со ступенями, стертыми тысячами шагов, ведет вверх, вглубь этого бетонного лабиринта. Перила, холодные и шершавые на ощупь, местами погнуты, а кое-где и вовсе отсутствуют, словно вырванные в порыве чьей-то давней ярости.

На каждом этаже — двери квартир, одинаковые, как близнецы, с облупившейся краской и номерами, едва различимыми под слоем пыли. Некоторые из них украшены ковриками, которые когда-то были яркими, а теперь выцвели и покрылись слоем городской копоти.

На лестничных площадках — окна с мутными стеклами, через которые едва пробивается свет. Подоконники заставлены горшками с чахлыми растениями, которые упрямо цепляются за жизнь, несмотря на скудный свет и пыльный воздух. Где-то в углу — сломанный велосипед, забытый хозяином, и стопка старых газет, которые никто не удосужился выбросить.

Подъезд был не просто местом, это история, застывшая в бетоне и краске. Здесь каждый уголок, каждая трещина, каждый скрип ступеней рассказывает о жизни, которая кипела здесь десятилетия назад, о людях, которые приходили и уходили, о времени, которое оставило свои следы на этих стенах. И, несмотря на всю свою обветшалость, он все еще живет, дышит, хранит в себе память о прошлом, которое, кажется, никогда не уйдет окончательно.

Единственное, чего не хватало, это шума из-за дверей квартир. Иваныч пробовал открыть двери. Каждая легко открывалась. Внутри никого не было, лишь слой пыли на старой советской мебели и мёртвая тишина. Мужчина обошёл каждую квартиру. Обстановка везде была идентичной, будто неизвестный при строительстве и дизайне обстановки сделал только одно помещение, а для всех остальных использовал комбинацию горячих клавиш ctrl-c и ctrl-v.

В одной из таких квартир Иваныч и остался. На кухне обнаружил небольшой запас продуктов. Соорудил нехитрый перекус. Пожарил картошку, порезал колбасу, хранившуюся в холодильнике. Странно. Он не видел никаких коммуникаций, но из крана текла вода, в плите был газ, а холодильник и лампочка работали, несмотря на отсутствие столбов с проводами.

После еды потянуло в сон. Не сказать, что Иваныч натерпелся много страхов в этом туманном мире, но усталость от долгой прогулки плюс сытный обед (или ужин) сделали веки очень тяжёлыми.

Иваныч уже и не помнил, когда был таким отдохнувшим. Проснулся без будильника, без криков жены и детей. Если честно, то и до смерти он себя загнал сам. Постоянная работа, шабашки, дача. Съезди туда, привези то, прибей это. Место в котором он оказался сейчас можно было назвать раем для мужика на исходе лет. Никто не пилит, никто ничего не требует.

Доев остатки вчерашней трапезы, он решил выйти и прогуляться вокруг дома, чтобы получше всё осмотреть. Вот только сделать это не получилось. Выглянув в окно, Иваныч обнаружил, что всё вокруг затянуло белым маревом. Клубы тумана остановились на уровне третьего этажа. Ещё живы были воспоминания о том, как пелена вытягивала силы, как чуть было не остался там. Это пугало очень сильно. На каком-то подсознательном уровне Иваныч не хотел вновь там оказаться. Решил остаться в квартире и посмотреть, что будет дальше.

Ждать пришлось долго. Туман висел дня три по внутренним ощущениям. Отступил он незаметно. Вот буквально только что был и вот его не стало. Прям как в старой популярной песне. Иваныч собрался и вышел на улицу. Если честно, то за время пока пелена перекрывала все входы и выходы, мужчину одолела скука. Сначала пробовал читать имеющиеся в квартире книги, но никакая информация в голову не лезла. Вообще на второй день накатила своеобразная апатия. Делать не хотелось ничего. Только одна мысль засела в голову: «Поскорее бы этот хренов туман ушёл». Даже подумалось, что пелена навсегда повисла вокруг. Санаторий превратился в тюрьму. Тем радостнее был момент освобождения.

Иваныч выскочил из дома полный энтузиазма. Вот только вокруг ничего не изменилось. Старый советский двор, покинутый людьми, выглядел как застывший во времени снимок из прошлого. Он пугал своей тишиной и безлюдностью, словно жизнь здесь остановилась внезапно, оставив после себя лишь следы былого уюта и активности.

Сера бетонная пятиэтажка, облупившаяся краска на стенах, окна с потускневшими шторами. Детская площадка, некогда наполненная смехом, теперь стоит в запустении: ржавые качели скрипят, стоит их коснуться, песочница заросла сорняками, а горка покрыта слоем пыли и опавших листьев.

На асфальте, потрескавшемся и поросшем травой, виднеются полустёртые следы от мела — остатки детских игр в классики. Футбольные ворота, сделанные из старых труб, стоят криво, сетка на них порвана и болтается, как паутина.

Во дворе тихо. На лавочках, где раньше собирались бабушки и соседи, теперь лежит толстый слой пыли, а на перилах сушится забытое кем-то бельё, уже выцветшее и пожелтевшее от времени.

В углу двора стоит старый «Запорожец», вернее то, что от него осталось. Его колёса спущены, корпус покрылся ржавчиной, а фары смотрят в пустоту, словно глаза, потерявшие надежду.

Воздух здесь кажется густым, наполненным воспоминаниями, которые никто уже не может услышать. Этот двор — словно призрак, напоминание о том, что даже самые привычные места могут стать пустыми и безжизненными, если из них уходят люди.

Рядом с пятиэтажкой, словно молчаливые стражи, выстроились старые советские гаражи. Их ржавые ворота, покрашенные когда-то в зелёный или синий цвет, теперь покрыты слоем рыжего налёта и облупившейся краски. Каждый гараж — это отдельная история, маленькая крепость, за которой скрываются автомобили, пережившие своё время.

Они столи плотно друг к другу, образуя своеобразный лабиринт из металла и бетона. На некоторых дверях виднелись потёртые таблички с номерами или именами владельцев, написанные от руки корявым шрифтом, который невозможно было разобрать. Кое-где висели замки, покрытые паутиной и насквозь проржавешие. Они рассыпались от одного прикосновения

Заглянув внутрь, Иваныч обнаружил, что гаражи не пустовали. Словно заснувшие в металлических клетках здесь стояли старые автомобили. В одном был «Москвич-412» с потускневшей краской и слегка просевшими колёсами. Его фары, словно глаза, смотрят в темноту, а на крыше лежит слой пыли, как будто машина ждёт своего часа, чтобы снова выехать на дорогу. В другом притаился «Запорожец» с характерной округлой формой. Его жёлтая краска местами облезла, а на заднем стекле висит старая тряпка, забытая кем-то при последней мойке. В углу гаража лежат инструменты: ржавый гаечный ключ, домкрат и канистра с бензином, которая, кажется, уже давно пуста.

В соседнем гараже стоит «Волга» ГАЗ-24, некогда символ статуса и достатка. Её длинный капот и массивные формы выглядят внушительно, даже несмотря на слой пыли и потускневший хром. На заднем сиденье лежит старая газета, датированная 1980-ми годами, а на полу валяется пустая бутылка из-под минеральной воды. В последней коробке Иваныч обнаружил Иж Пикап — редкий и необычный представитель советского автопрома, который выделялся своей практичностью и нестандартным для СССР дизайном. Это небольшой пикап, созданный на базе легендарного Иж-2715.

Воздух в гаражах тяжёлый, пропитанный запахом масла, бензина и ржавчины. Тишина здесь кажется ещё глубже, чем во дворе, словно эти машины и гаражи хранят в себе истории, которые уже никто не расскажет. Они стоят как памятники ушедшей эпохи, напоминая о времени, когда эти автомобили были не просто железом, а частью чьей-то жизни.

Иваныч попробовал завести хоть один автомобиль. К его удивлению, каждый из экземпляров сразу откликнулся на поворот ключа в замке зажигания. Двигатели гудели ровно без посторонних звуков. Работали фары, подвеска не стучала. Колеса, несмотря на то, что машины, по всей видимости, простояли здесь очень давно, не деформировались и не пропускали воздух.

Иваныч сел за руль Ижа и выехал из гаража. Сделал круг по периметру двора и остался доволен ходовыми качествами автомобиля. Загнал Ижа в гараж и только теперь решил посмотреть, что же там под капотом. Открыв его, с удивлением начал чесать в затылке. В машине не было привычной силовой установки. Непонятные трубочки, по которым текла какая-то синяя жидкость.

— Во дела, — сказал Иваныч. Последнее время он всё чаще разговаривал сам с собой. Иногда, чтобы разрушить окружающую тишину, но чаще, чтобы не забыть человеческую речь.

Так проходил день за днём. Мужик ел, пил, спал. Катался на машинах в границах жилой зоны. В одну из таких поездок пелена вновь заполонила всё вокруг. Иваныч испугался и запаниковал. Пятиэтажка исчезла из поля зрения, а впереди показался человеческий силуэт. Он направил автомобиль к нему. С приближением силуэт превратился в женщину.

— Подождите, — крикнул Иваныч в открытое окно, остановившись рядом.

Женщина его как будто не слышала. Тогда он вышел наружу, схватил её за руку и чуть-ли не силой посадил в машину.

— Кто вы? Как здесь оказались? — начал расспрашивать Иваныч.

Женщина молчала. Её глаза были затянуты, в них не отражались мысли, только пустота. Неожиданно загудел двигатель, и машина поехала сама будто на автопилоте.

— Э, подожди, стой!!! — кричал мужчина и с остервенением пытался крутить руль, но автомобиль никак не отреагировал на его потуги.

— Тьфу, — сплюнул Иваныч с досадой и бросил бессмысленные попытки, отдавшись на волю судьбе.

Поездка продолжалась сравнительно недолго и закончилась в пятне света, свободном от тумана. Машина остановилась, Иваныч вышел и услышал шум реки, а через некоторое время из пелены показались очертания моста. Такого он не видел нигде. Сооружение поражало своей монументальностью. Над чёрными водами, соединяя противоположные края, раскинулся самый удивительный мост из всех, которые я когда-либо видел. Он не заканчивался на том берегу. Его конец терялся в тумане, но я знал, что он ведёт куда-то дальше — туда, где нет ни времени, ни боли, ни воспоминаний. Мост был окружён светящимися символами — крестами, полумесяцами, звёздами Давида, инь-ян. Они мерцали, как огни далёкого города, и создавали ощущение, что ты стоишь на пороге чего-то великого.

Иваныч направился к мосту, совершенно забыв о своей пассажирке. Ступил на холодный камень и направился на другую сторону реки. Вот только перейти не получилось. Дойдя до середины, он обнаружил, что идёт к оставленной на берегу машине. Иваныч наполнился досадой. Попробовал перейти ещё пару раз. Даже перебежать не получилось.

Тогда он открыл дверь и помог выйти своей пассажирке.

— Не принимает меня мост. Наверное, не мой он. Иди, тебя ждёт.

Женщина пошла как сомнамбула. Она не реагировала ни на что. Ни голос Иваныча, ни шум реки её не заботили. Она шла к одной ей виденной цели. Мост запел, зазвучал. Вот только его звук был только для неё. На мужчину он не производил никакого эффекта.

Пассажирка ступила на первый камень перехода и озарилась яркой вспышкой света. Иваныч прикрыл глаза и обнаружил, что женщины уже нет, а мост снова затягивается туманом. Этот факт он встретил с улыбкой. Только что, мужчина обрёл новую цель в жизни. Он сел за руль. Непонятно как, но теперь Иваныч знал, где его дом. Из тумана выбрался быстро. Поставил машину в гараж. Присел на лавочку во дворе.

— Мужчина! Да-да, я к вам обращаюсь, — с края тумана его окликнул звонкий девичий голос, — Где это мы?

Со временем к Иванычу и Светлане, как назвала себя девушка, присоединились ещё десять человек. Ежедневно они направлялись на патрулирование местности в белом мареве и перевозили заблудшие души, но сами они пересечь мост не могли, как не старались. Вся их деятельность свелась к поиску того, как покинуть это место, гнетущее своей тишиной и однообразностью. И выход был найден.