Отморозок 5

Глава 9

Время в предчувствии нападения тянется очень медленно. В ожидании мести от потерпевших, мы забаррикадировали вход. Хорошо, что казарма находится на втором этаже, и на нас вряд ли нападут через окна, уж слишком высок риск свалиться вниз и если не свернуть себе шею, то ногу сломать — это уж точно. У двери прислушиваясь к тому что за ней, сидят Рамазан и один из местных — это наш передовой дозор, который должен заблаговременно предупредить о нападении.

Если все пойдет серьезно, то никто голыми руками драться не будет. Поэтому, сдерживать себя в методах защиты тоже глупо. Мы заранее подготовили прутья, ремни и табуретки. Если дойдет до дела, то все это пойдет в ход. Население нашей казармы разделилось на две неравные части. Львиная доля местных «духов», большинство из которых родом из Средней Азии, не веря в нашу победу, предпочитает не влезать в свару и отсидеться в стороне, надеясь, что тогда мстители удовлетворятся примерным наказанием только внезапно забуревших «духов». Шансов на это немного, в случае нашего поражения не поздоровится всем, но слабодушным дурачкам нужно же на что-то надеяться

Нас «забуревших» всего шестнадцать человек. Десять парней прибывших вместе со мной из учебки, и еще шесть местных, которые решили попробовать рискнуть и изменить свое положение в местной иерархии. Это не так много, как бы хотелось, но и не так уж и мало. Сколько может быть с той стороны, пока непонятно, но не думаю, что намного больше. Пассионарных личностей в любом коллективе или обществе, всегда гораздо меньше чем «болота». «Болото» это не ругательство, а обозначение пассивной или ведомой части общества. Есть, условно говоря, «революционеры» и «реакционеры» — эти силы, бескомпромиссно борются между собой за власть и возможность вести «болото». И тех и других относительно немного, они спаяны своими идеями и готовы к борьбе за свои идеалы. «Болото» — всегда большая часть членов любого сообщества, это люди исповедующие принципы: моя хата с краю, и пусть все сгорит, лишь бы меня не тронули. Любое «болото» можно качнуть как в одну, так и в другую сторону, но не добровольно, а буквально пинками и зуботычинами. Все крупные изменения в обществе всегда делали немногочисленные пассионарии, пинками гнавшие основную массу к новой жизни. И противостояли им тоже пассионарии, но с обратным знаком. Мы сейчас выступаем в качестве «революционеров», начиная борьбу против сложившегося в течении продолжительного времени порядка.

Не поддержавшие бунт против «черпаков» пацаны, спящие с нами в одной казарме и сидящие за одним столом в армейской столовой, сейчас не готовы к активной борьбе, предпочитая, чтобы за них все решали другие. Если у нас все получится, то они подчинятся пришедшим к власти «революционерам» и будут пользоваться благоприятными изменениями в своей судьбе завоеванными другими. Со временем их даже можно заставить воевать вместе с собой, но для этого, они должны бояться нас больше чем «черпаков». Пока это не так, но я буду не я, если не расшевелю этих забитых испуганных срочников и не заставлю их вспомнить, что они люди, а не «чуханы» и не «душары». Но это будет потом. Сначала мы должны доказать, что мы это реальная сила, с которой нужно считаться, а не трава гнущаяся под непреодолимой мощью ветра.

Наряд по роте, видя наше численное преимущество, после переговоров предпочел не связываться с нами, и дав связать себе руки запереть в каптерке. Если что у них будет оправдание что духов было больше и они навалились всем скопом. Штык-нож, находившийся у дневального, те благоразумно спрятали в ленинской комнате, за ящиками с подшивками газет, чтобы потом забрать когда все закончится.

Глядя прямо перед собой расфокусированным взглядом, сижу на своей койке и считаю вдохи и выдохи, опустошая голову от посторонних мыслей. Ко мне подошел мускулистый парень, на вид немного старше двадцати лет. Это один из присоединившихся к нам местных «духов».

— Не помешаю? — Спрашивает он, присаживаясь рядом.

— Нет, — качаю головой, хотя для меня лучше было бы сейчас настроиться на предстоящую схватку. Но, с другой стороны, я вроде как лидер местного сопротивления, поэтому важнее поддерживать боевой дух среди своих сторонников.

— Эдик Ханикаев, — он протягивает мне руку. — Призвался этой весной из Ставрополя.

— Юра Костылев, — жму его руку, — Я сам из Энска, но призывался из Москвы.

— Москвичей здесь не любят — усмехнулся Эдик, сообщая давно избитую истину.

— А мне как-то по барабану, — пожал плечами я.

— Мне тоже, — с усмешкой отвечает он. — Лично у меня нет предрассудков по поводу москвичей.

— Ну вот и хорошо. Ты же вроде постарше остальных будешь? — Интересуюсь я.

— Мне двадцать один. У меня была отсрочка по семейным обстоятельствам, поэтом и загребли на три года позже. — Поясняет он, — Что дальше делать думаешь?

— Бороться. — коротко отвечаю я.

— Идейный борец против дедовщины? — насмешливо поднимает бровь Эдик.

— А хотя бы и так — пожимаю плечами. — Ты против?

— Я лично нет, но все не так просто. Я здесь уже три недели и немного успел присмотреться. Это уже давно сложившаяся система, — качает головой Эдик. — Она выстраивалась годами. Те «черпаки», которых ты отметелил, это так, мелочь. Тут шишку держит Жорж и его земляки с Кавказа. Эти настоящие звери. «Черпаки» перед ними на цирлах ходят, а на нас потом отрываются. К тому же основной контингент здесь из Средней Азии: таджики, узбеки и так далее. Они тебя не поддержат ни при каких обстоятельствах. Скорее постараются слить, для них Жорж ближе чем «москвич» и к тому же русский.

— И что ты предлагаешь? — Смотрю ему в глаза.

— Я думаю, что от «черпаков» мы сейчас отобьемся, а вот с Жоржем будут проблемы. Он не даст поломать его систему. — Эдик отвечает мне прямым спокойным взглядом. — Местным офицерам на все наплевать. Наш ротный вообще не просыхает, остальным тем более похер. От них поддержки точно не получим. Наоборот, нас будут давить, потому что, текущее положение дел тут всех устраивает, главное чтобы работа на строительных объектах шла своим чередом.

— Будем решать проблемы по мере их поступления, — пожимаю плечами. — Я, в любом случае, прогибаться под Жоржа, или кого бы то ни было не стану.

— Ладно, поживем увидим, — кивает Эдик. — Если что я, и еще несколько пацанов из нашей казармы с тобой.

— Спасибо! — Киваю ему. — Вместе и батьку легче бить.

Эдик в ответ усмехнулся и ушел к своим.

К нам пришли примерно через час. Пространство за дверями вдруг наполнилось криками и топотом бегущих ног. Рамазан вскочил и заорал

— Атас! Идут!

Вся наша команда подхватилась со своих мест и кинулась к дверям. Роли всех были расписаны. На острие защиты должны были быть я, Рамазан и Эдик, обладавший довольно неплохой мускулатурой. Мы были вооружены стальными прутьями вынутыми из спинок кроватей. Остальные парни должны были нас страховать, на случай если двери будут выбиты и баррикада рухнет. У них в руках были табуретки и те же прутья из спинок кроватей. Двустворчатые двери казармы открывались внутрь. Сейчас они были заперты двумя деревянными швабрами, просунутыми между металлических ручек в виде скоб. Кроме того, распашные двери укрепляла еще и баррикада из коек, усиленная нашими телами. Раздался мощный удар по дверям, от которых все содрогнулось и откуда-то сверху посыпалась штукатурка.

— Открывайте пидары! Пиздец вам пришел! — Громко заорал кто-то с той стороны.

— Вешайтесь духи!

— Открывай, сука бля!

В дверь замолотили ногами.

— Башками своими тупыми стучите твари, — проорал в ответ Рамазан. — Может толку будет больше.

— Я тебе жопу порву! — Орали с той стороны. — Я твою маму во все дыры имел.

— Я сам тебя лично зарежу, — взбеленился Рамазан, у которого, при упоминании, матери, аж жилы вздулись на лбу. — Иди сюда пидар вонючий, я сейчас твои кишки на нож намотаю и жрать заставлю. Я убью тебя, сука!

Рамазан в ярости попытался было убрать баррикаду, чтобы наказать обидчика, но мы с Эдиком удержали его. Я кивнул другим парням, чтобы они его убрали подальше. Двери продолжали содрогаться от ударов, но наша баррикада держала. Ругань, крики и ор под дверями продолжались не переставая около часа. Потом нападавшие ушли, так ничего и не добившись. Оставшуюся часть ночи у баррикады по очереди дежурили часовые, давая возможность остальным поспать.

Утром мы, как ни в чем не бывало, возглавляемые нашим старшиной выбежали по форме номер два на зарядку. Бессонная ночь давала о себе знать, но порядок есть порядок. Наш взвод организованно разминался в спортгородке, когда откуда-то сбоку на нас налетела толпа вчерашних и не только «черпаков» с прутьями и ремнями, намотанными на руки.

— Пиздец вам душары! Мочи их! Дави духов!

Большая часть пацанов из нашего взвода, тут же бросилась врассыпную. Около меня, навскидку, осталось человек десять моих и местных. Этим малым составом мы отбиваемся от минимум вдвое превосходящего нас противника, к тому же вооруженного разнообразным подручным оружием. У нас даже ремней с собой нет, но кое кто из наших, не растерявшись быстро выломал проржавевшие трубы из забора, так что игра идет не в одни ворота.

Подныриваю под руку противника с прутом который летит мне прямо в голову, и сразу же бью его открытой пятерней снизу вверх в пах, отчетливо чувствуя, что попал. Его тут же согнуло от боли, а я, на выходе, бью его сверху вниз основанием кулака по затылку. Алес! Вырубленный наглушняк противник, головой вниз, без чувств рухнул, на асфальт. Тут же вынужден уклоняться от второго прута, который просвистел буквально в считанных сантиметрах от головы. Ухожу вниз, и сделав кувырок, подбираю выпавший из руки первого атакующего прут. При выходе на ноги получаю болезненный удар бляхой ремня по плечу. Реагирую сразу, разворачиваясь в сторону удара и нанося ответный удар своим прутом по голове противнику. Тот испуганно вскидывает руки, защищаясь и прикрывая голову, поэтому удар прутом приходится ему по сведенным в защите предплечьям. Тогда я перевожу атаку на открытые ребра, а потом бью по ноге, и снова по ребрам, но уже с другой стороны. Финальный фронт-кик в живот. Противник улетает отброшенный мощным пинком. И этот готов! Я отработал прутом очень быстро, постоянно сменяя уровни и стороны, а фронткик довершил начатое.

Увидев нового нападающего с железякой, мгновенно переключаюсь и, уходя вниз бью его прутом по колену, потом на выходе добавляю ему по затылку и выхватываю из его обессилевших рук второй прут. Добиваю противника локтем в челюсть. Теперь, с двумя стальными прутками в руках, я чувствую себя гораздо уверенней.

Вокруг идет бешенная круговерть общей схватки. Около трех десятков человек яростно месят друг друга кулаками, армейскими ремнями и стальными прутками и выломанными трубами. Несколько парней валяются на асфальте. Вокруг одного из них растекается лужа крови. Вокруг слышны, яростные крики, хрипы валяющихся под ногами и сплошной мат. Налетаю на большого парня, который хлещет ремнем уворачивающегося от его ударов Рамазана. Тело моего товарища уже покрыто кровавыми ссадинами а скула рассечена попаданием бляхи. Обрабатываю агрессора прутками в стиле эскримы, пока тот не падает вниз пытаясь прикрыть голову руками. Он получил не меньше десятка ударов, и теперь ему явно не до нас.

— Стоять! Всем, блядь, стоять, я сказал! — Сквозь проклятия и крики дерущихся солдат пытается порваться чей-то голос. Но какой там, никто его не слышит.

— Бах! Бах! — Вопли и дикий ор на площадке перекрывают два сухих пистолетных выстрела.

На какой-то момент все замирают и наконец видят усатую морду дежурного по части капитана Измайлова. Его лицо красное от напряжения, в руках табельный пистолет. Он орет выпучив глаза и брызгая слюной.

— Оружие на землю, суки! Кто не подчинится, следующая пуля в ногу. А потом, бля и в бошку засажу, если не поймете.

Все участники драки, в том числе и я, кидают подручные предметы, которые были в руках на площадку.

— Всем построиться! Кто старший? — Разъяренный Измайлов, со стволом в руках, мечется по площадке выискивая старших.

Старшина, выведший взвод на зарядку, а потом, когда начался общий замес, мгновенно пропавший, вдруг возник как из ниоткуда. Он командует построение и весь наш взвод суетливо строится в шеренгу по два. Здесь и те кто дрался, и те кто трусливо сбежал чтобы смотреть за побоищем издалека. Почти все наши «духи» участвовавшие в драке, имеют отметины на телах и на лицах: где от блях солдатских ремней, где-то от прутьев, а где-то от кулаков и ног. С противоположной стороны строятся приблизительно двадцать «черпаков». Что отрадно, на них тоже полно отметок от наших попаданий. У одного из наших парней кровь обильно течет по лицу, но он, немного покачиваясь, все равно стоит в общем строю. Насколько я вижу, там ничего страшного — простое рассечение кожи на черепе, скорее всего прутком засадили. Крови много, а так по сути фигня. Несмотря на сильное ожесточение критических повреждений вроде ни у кого нет. Измайлов вовремя прервал побоище.

— Вы что блять, в конец охуели⁈ — Измайлов и пара подоспевших незнакомых мне пока еще офицеров ходят вдоль строя буквально проедая нас глазами. — На дизель захотели?

В ответ ни звука. Крики капитана уходят словно вода в песок.

— Кто зачинщик? — Измайлов обводит нас тяжелым взглядом, словно желая силой воли придавить всех к земле. — Кто зачинщик драки, я спрашиваю?

Все молчат. Оно и понятно, стукачей нигде не любят. А в закрытых армейских коллективах тем более. Стукач здесь просто не выживет и никакие офицеры, даже если захотят, ему не помогут. А они не захотят, потому что, стукачи для них — одноразовый материал. Использовали и забыли, совсем как презерватив. Измайлов орет, беснуется, но напрасно, все угрюмо молчат опустив глаза вниз смотря на серый асфальт, словно выискивая там что-то очень важное. Наш старшина вообще слился с пейзажем как ниндзя, вроде и здесь человек, а хрен его заметишь. Ему бы диверсантом быть, при его талантах маскировки.

— Хуй с вами, блядь! Придет комбат, тогда вам всем, по любому, крышка. — Наконец устало говорит капитан, у которого с бодуна сильно болит голова. Он кивает окровавленному пацану в строю. — Ты, дуй в санчасть пусть тебе голову посмотрят. Остальным, строем каждый в свое расположение, шагом марш! И чтобы там все как мыши сидели, бля…

Георгий Засеев заходит в кабинет комбата. Тот черный как туча сидит за своим столом и вертит в своих мощных пальцах простой карандаш.

— Разрешите, товарищ майор? — Почтительно спрашивает Засеев, остановившись на пороге.

— Заходи, — кивает Кабоев и смотрит на вошедшего Жоржа тяжелым взглядом так, что тот невольно застегивает, расхлябанно расстегнутые верхние пуговицы на хбшке.

Комбат взрывается и бьет кулаком по столу, так что карандаш зажатый в руке ломается на кусочки, которые летят во все стороны.

— А скажи-ка мне Засеев, какого черта я тебя здесь держу, а?

Жорж вытягивается по стойке смирно и молча смотрит на майора, ожидая услышать причину его гнева.

— Ты уже слышал про утреннюю драку во время зарядки? — Едко спрашивает его Кабоев.

— Нет, — удивленно отвечает Жорж, который ночью гудел с приятелями. Потом он дрых почти до десяти утра в хорошо оборудованной бытовке, служившей и им штабом, и фактически, местом обитания, до момента, когда его вырвали из сна сообщив, что комбат срочно зовет его к себе. Он чешет затылок и покаянно признается — Это мимо меня прошло как-то.

— Вся часть гудит, что «черпаки» из первой роты, подрались с «духами» из второй, а ты, бля ни сном не духом? — Еще раз бьет кулаком по столу майор.

— Да, как то мимо прошло, — вновь повторяет Жорж, и виновато пожимает могучими плечами. — У меня голова всю ночь болела, я в санчасть с утра собирался за таблеткой но даже двинуться не мог. Вообще голова раскалывается сил нет.

— Так с это у тебя с перепоя наверное? — Давит взглядом Кабоев, с которым Жорж выпивал не раз в его кабинете, но сейчас явно не тот случай.

— Никак нет, товарищ майор, — вытянувшись рапортует Засеев, которого действительно мутило от пьянки, но не критично. — Давление у меня наверное поднялось. Пойду, потом в санчасть померю, может на больничку заберут.

— Охуение у тебя поднялось, Засеев. — качает головой Кабоев. — Залупу тебе конскую, а не санчасть и тем более больничку. Короче, разберись с этим случаем. Мне на хер не нужны в части групповые драки. Сейчас все друг другу головы попроламывают и по больничкам разбегутся, кто тогда работать будет? Ты что-ли со своими приятелями на объекты поедешь вкалывать? Я тебя спрашиваю?

— Понял, товарищ майор. Со всем разберусь, виновных накажу. — Кивает Жорж, предпочитая не дискутировать с разозленным командиром части.

— Смотри мне только, чтобы без излишних эксцессов, — внушительно предупреждает его Кабоев. — Мне здесь несчастные случаи больше не нужны. Решай все вопросы быстро, но с умом. Мне порядок в части нужен. Понял меня?

— Так точно, товарищ майор!

В гараже автороты, на кожаных сидениях, вытащенных из списанных грузовиков и установленных на деревянные поддоны, сидит Жорж и братья Резвановы. Они с аппетитом едят приготовленную на электроплитке жаренную картошку, с тушенкой. Тут же, на импровизированном столике из обычного деревянного ящика накрытого листом фанеры и застеленного газетой «Красная звезда», нарезанные огурцы, помидоры, зеленый лук, начатая бутылка водки и хрустальные стопки. Немного в отдалении, у электроплитки со второй сковородкой, суетиться забитый «дух», боящийся даже посмотреть в сторону жрущих «дедушек». Перед «дедушками» стоят трое черпаков с побитыми лицами, которые, глотая слюну, смотрят на то как те уминают картошечку.

— Руслан, а расскажи-ка мне, что ты со своими дебилами сегодня утром на зарядке устроил? — Почти ласково спрашивает Жорж стоящего по центру темноволосого младшего сержанта, с раскосыми глазами, которому на вид около двадцати лет.

— Мы «духов» из второй роты хотели поучить пока их старшие призывы в командировке. Вчера новое пополнение прибыло и среди них оказались «бурые», — потупившись, бурчит Руслан.

— А как ты Русик понял, что они «бурые»? — Участливо интересуется Жорж, кладя вилку на газету, вставая с места и подходя к «черпакам».

— Мы вчера зашли к ним в казарму познакомиться, ну и те на нас кинулись. — Отвечает Руслан неуверенно оглядываясь на стоящих молча товарищей.

— Прямо вот так сразу на вас и кинулись? — Уточняет Жорж.

— Ну не сразу, сперва мы их построили на взлетке, — нехотя поясняет Руслан — Марат одному из «духов» в грудак зарядил за то, что тот стоял сгорбленный и трясся. Потом он увидел одного из новых, который сидел на койке. Ну он его в строй хотел вместе с остальными поставить, а он начал хамить, послал нас всех. Мы тогда к нему кинулись, а он каратистом оказался. Расшвырял пару пацанов, а потом остальные «духи» налетели и замолотили нас количеством.

— Т-а-ак, — одобрительно кивает Жорж. — Продолжай. И что же было дальше?

— Дальше, мы побежали за своими в расположение первой роты, и привели еще пацанов, чтобы разобраться с бурыми «духами» из второй. А эти пидары закрылись у себя в казарме и мы не смогли выбить дверь. Тогда утром мы подстерегли их на зарядке и налетели с ремнями и прутами. Там уже вышел крутой замес с «душарами». Мы бы их поломали, если бы некстати не прибежал Михалыч с пистолетом. Он пальнул пару раз в воздух и разогнал нас всех по казармам.

— И это все? — Прищурился Засеев, не отрывая взгляда от Руслана.

— Все, Жорж. — Развел руками тот. — Ну ты сам посуди, разве мы могли спустить этим борзым «духам» то, что они руку на «черпаков» подняли? Нам по любому их ломать надо было.

Жорж коротко и без замаха ударил апперкотом Руслана в живот. А когда того согнуло от боли, он двумя стальными пальцами прихватил его за нос и силой поднял голову вверх.

— Скажи мне, сука, какого хера вы ночью поперлись в чужую казарму строить «духов»? Вам блядь, что заняться было больше не чем?

— Ай, Жорж, больно! Мы хотели просто немного поучить их порядку, — гнусаво зачастил Руслан, у которого от боли в стиснутом как плоскогубцами носу, на глазах выступили слезы. — Ничего такого не было, просто как обычно зашли построили и все.

— А я тебе, сука, разрешал чужих «духов» щемить? — Грозно вопрошал Засеев, не отпуская носа младшего сержанта. — Здесь все «духи» мои и только я могу их щемить. И ты Руся, ты тоже мой, захочу и ты будешь у меня бодрым оленем по взлетке скакать, как ты делал еще полгода назад. Ты меня понял, блядь?

— Понял, понял, — быстро заговорил младший сержант, готовый на все лишь бы Жорж отпустил его нос.

— То то же, — Жорж, видя покорность, немного смягчился и отпустил нос младшего сержанта.

— Если вы, дебилы, не можете несколько «борзых духов» под шконки загнать, то какие же вы «черпаки»? Может вам самим пора под шконки?

— Так мы и хотели их на место поставить, — пробормотал Руслан потирая пальцами покрасневший нос, — поэтому на зарядке и налетели на них.

— Там в казарме, сразу надо было все решать, мне сегодня от комбата из-за вас прилетело. — Жорж начал давить взглядом съежившихся «черпаков». — А оно мне надо?

— В казарме их целая толпа на нас налетела, человек двадцать не меньше, а нас всего шестеро было, — в оправдание сказал «черпак» с соплей ефрейтора на погонах. Тот самый, получивший пяткой в челюсть от бурого «духа». Он сам не видел драки, потому как, после удара ногой, провалялся в отрубе несколько минут и очнулся только за закрытыми дверьми, но нужно же что-то сказать в свое оправдание.

— Шесть здоровых лбов «черпаков», не смогли справиться с только что прибывшими в часть «духами»? — Издевательски засмеялся Мага Резванов, вытирая жирные пальцы об штаны хбшки — Это же пиздец как смешно. Мы вдвоем с Лечей всю эту казарму раком поставим. А этот «бурый дух» будет по очереди у нас отсасывать и причмокивать при этом.

— Угу, — подтвердил Леча слова брата и посмотрел на Жоржа, — Может сделаем его девочкой на пару Машке?

Жорж подумал и кивнул.

— Возьмите Дато и Бека и навестите эту казарму сегодня ночью, пусть они утихнут. Только сильно там не усердствуйте, чтобы никого потом в больничку не надо было класть. — Жорж повернулся к младшему сержанту — Знаешь как зовут этого «бурого»?

— Да, — охотно кивнул тот — Пацаны уже пробили. Его зовут Юрий Костылев, он из Москвы этой весной призвался.

— Ну вот мы его на костыли и определим, — снова заржал Мага — Смешно будет когда Костылев будет прыгать на костылях вместе с Машкой.

— Только не убейте там никого, — еще раз предупредил Жорж братьев, — Мне перед комбатом снова стоять не очень охота.

Я стою перед, нашим ротным. Это тот самый капитан, которого мы вчера видели бухого в дупель дрыхнущим на стуле. Сегодня он выглядит намного лучше. По крайней мере, китель у него уже не вымазан и даже туфли начищены, а то, что лицо помятое и нос красный, так это мелочи жизни.

Нашему ротному Котлярову Михаилу Петровичу на вид уже под сорокет, и по всему видно, что он уже давно переходил в капитанах. Про таких в войсках говорят «пятнадцатилетний капитан» и дело тут отнюдь не в возрасте. Скорее всего, в стройбат он был сослан за какой-то косяк, и глядя на его морду знатного пропойцы, понятно даже за какой. Карьеры ему уже не сделать. Максимум получит майора, когда его через несколько лет выпнут из армии пинком в отставку. И отношение к службе у него соответствующее. После утренней массовой драки, мы успели позавтракать в солдатской столовой, слава богу, там все обошлось без происшествий. Потом нас наорал наш взводный — прапорщик Приходько. Колоритный такой дядечка: лет под сорок, грузный, высокий, с вислыми пшеничными усами и огромными сильными руками. Орал он на нас больше для проформы, потому что так положено, а не со злобы. Он мне даже понравился, хотя поносил нас по матушке весьма виртуозно. Потом тех, у кого были следы драки на лице, стали по одному таскать к ротному. Вот и до меня очередь дошла.

Кроме самого ротного в кабинете еще сидит высокий костлявый тип с желчным лицом. Это капитан Алкснис Владлен Генрихович — местный особист. На счет него меня просветил Эдик, заходивший в кабинет до меня. Взгляд голубых глаз особиста какой-то рыбий, без всякого выражения. Смотрит сквозь тебя, типа просвечивает рентгеном и видит насквозь. Психологически, гад, давит. Знаю я такой типаж людей, встречался в прошлой жизни. Сволочь должно быть редкостная. С его рожей и внешностью ему только фашистов в фильмах про войну играть. Даже интересно, что он будет делать после развала Союза? Может подастся к себе на историческую родину в Латвию и будет там служить новому «демократическому режиму», отлавливая сочувствующих России и бывшей Советской власти.

— Так. Значит ты у нас младший сержант Костылев? — Ротный рассеянно смотрит в бумаги лежащие перед ним. По всему видно, что ему вся эта тягомотина нафиг не упала. Он бы лучше поспал минут шестьсот.

— Так точно, товарищ капитан, — вытягиваюсь я перед начальством.

— Очень плохо службу начинаешь Костылев, — едко вворачивает Алкснис. — Еще и суток с тех пор, как ты в часть прибыл, не прошло, а ты уже накосячил по полной. Как же так то?

— Виноват товарищ капитан, — смотрю уже на Алксниса, стараясь придать лицу придурковато виноватое выражение.

— Конечно, виноват, — вроде благожелательно кивает он и в его рыбьих глазах мелькает какой-то интерес, — А раз сам понимаешь, что неправ, расскажи подробно, что произошло, кто драку начал. Вас, наверное, этой ночью «черпаки» прессовали? Да? Ты не стесняйся, отсюда то что ты скажешь, никуда не уйдет.

— Не могу знать товарищ капитан. — Преданно поедаю глазами особиста. — Никто нас не прессовал. Не знаю ни о какой драке.

— А ссадина на лице у тебя тогда откуда? — Хмурится тот.

— Ночью в туалет выходил и об дверной косяк зацепился, — тут же без запинки отвечаю я.

— Врешь! Не потому ли у тебя ссадина, что ты как раз в утренней драке и участвовал? А может это ты ее и затеял? — Обостряет разговор Алкснис.

— Не знаю ни о какой драке, товарищ капитан — гляжу прямо в его холодные глаза. — Я на площадке все время отжимался, ничего не видел и не слышал. Потом прибежал товарищ капитан и стал в воздух стрелять и ругаться. Почему не знаю.

— Тебя, наверное, заставили отжиматься? — С надеждой спрашивает особист.

— Никак нет, товарищ капитан, я сам очень люблю отжиматься. Как есть свободное время, отжимаюсь и приседаю — отвечаю я.

— А еще что любишь делать в свободное время? — Благожелательно интересуется ротный.

— Еще пресс люблю качать. — Смотрю уже на ротного, как на отца родного.

— Ну что же, тоже неплохо — удовлетворенно кивает тот. — Спорт —это наше все. Тебе здесь он пригодится, чтобы траншеи копать и бетон мешать.

— Так точно товарищ капитан, — Охотно соглашаюсь я.

— Так значит, никакой драки ты не видел и в ней не участвовал? — Снова переспрашивает особист.

— Не видел и не участвовал, — охотно киваю я.

— Вот я и говорю, Костылев, плохо службу начинаешь. Врешь в глаза своим командирам. Смотри, если так пойдет и дальше, то ты очень плохо закончишь, — качает головой Алкснис и прикрывает глаза, теряя ко мне интерес. Потом добавляет. — По таким как ты губа, а то и дисбат горькими слезами плачут. И я думаю что ты обязательно с ними познакомишься

— Все, иди уже отсюда Костылев, и вызови сюда Бергмана. — Приходит ко мне на выручку ротный, которому я вроде понравился.

Выхожу из кабинета и киваю Ромке, фонарь на лице которого уже налился приятной синевой. Ромка молодец, сегодня утром он тоже не убежал, а дрался вместе с нами, за что и пострадал, получив несколько ударов бляхой ремня по телу и фонарь под глаз.

— Иди там тебя зовут. — Громко говорю ему.

Он побледнел и обреченно побрел в кабинет ротного. Я подмигнул ему и успел шепнуть.

— Не менжуйся, просто на все вопросы говори, что ничего не знаешь и ничего не видел. Ничего они тебе не сделают.

Он благодарно посмотрел на меня и, пройдя по коридору, осторожно постучал в дверь.

После обеда меня вызвал к себе взводный.

— Слушай Костылев, есть у меня к тебе дело. — Сразу беря быка за рога, сказал мне Приходько. — Ты что-нибудь в строительстве понимаешь? Конечно, странно такое спрашивать военно-строительной части, но ты сам, наверное, заметил какой у нас тут контингент, сплошь одни чурки и прочие чучмеки из аулов, которые и по русски-то плохо понимают, не то, что в строительном деле.

— Так точно, товарищ прапорщик, заметил, — подтверждаю я.

— Давай наедине без официоза, — машет мне рукой прапорщик. — Когда рядом никого, можешь меня просто по имени отчеству Романом Александровичем звать. Ты я вижу парень нормальный, и пользуешься авторитетом среди товарищей.

— Понял, Роман Александрович — киваю прапорщику.

— Так, что по строительству? Умеешь хоть что-нибудь? — Снова спрашивает меня он.

— Понимаю немного. Могу штукатурить, могу плитку класть, по малярке немного понимаю, по электрике чуток смыслю, ну и по сантехнике тоже. В общем, во всем этом что-то могу, но не сказать что профи. — Сообщаю я, видя как при каждом моем перечисленном умении, улыбка на лице прапора становиться все шире и шире.

— Дорогой ты мой человечище, — крепко облапил он меня, отбросив в сторону субординацию. — Как же мне тут тебя не хватало. У меня сейчас срочный объект горит, а работать некому, либо белоручки, которые мастерок от шпателя не отличают, либо чучмеки, которым только бетон месить можно доверить, и то, в оба глаза приглядывать надо. Я с ними совсем замучался.

— Так я тоже вроде не профессиональный строитель, так самоучка, — Осторожно вставил я, опасаясь, что взводный раздавит меня в своих медвежьих объятиях.

— Да среди наших олухов и это за радость, — ответил Приходько, разжимая медвежье объятия. — С тобой вчера люди из учебки прибыли, вижу что они за тебя горой стоят, а как они в смысле работы?

— Не знаю, но думаю, что будут работать нормально, поспрашиваю сегодня, кто на что горазд, — пожимаю плечами.

— Вот и хорошо, — так просиял взводный. — Я прямо сегодня вечером вывезу вас на объект. Это после ударно проведенного вами утра, будет даже к лучшему. Месяц- полтора там покантуетесь, пока все не закончите, а там, глядишь, и тут все устаканится. Ну и я тебя по возвращении поддержку окажу, если оправдаешь мое доверие. А поддержка здесь тебе по любому не лишней будет, тут в части полно скверных людишек. Ну как, договорились? Сможешь и сам ударно потрудиться, и людей своих, и тех, кого я тебе дам, уговорить хорошо поработать?

— Смогу, Роман Александрович, — подтверждаю я. — Понимая, что судьба в лице усатого прапора делает мне подарок, давая время освоиться, подготовить и укрепить свою команду.

— Смотри, там будут ребята из старших призывов, и тебе нужно будет заставить нормально работать и их тоже. Звание у тебя позволяет, а вот хватит ли авторитета, чтобы они тебя послушали и не послали по матушке? — Хитро улыбаясь спрашивает меня Приходько.

— Если они попробуют послать меня по матушке, Роман Александрович, то я по отечески вразумлю их заблудшие души, — усмехаюсь я в ответ прапору.

— Ну вот и ладушки, — довольно кивает взводный. — Я с комбатом вашу командировку прямо сейчас и улажу. Так что собирайтесь, сегодня же и поедете.