Отморозок 5

Глава 11

Раннее утро. Солнце встало полтора часа назад, и еще довольно прохладно. Это для нас весьма кстати, заниматься физическими упражнениями в прохладе намного приятней. По пустынной в это время улице, бухая кирзачами по грунтовой дорожке проложенной вокруг школы, бегут чуть более тридцати молодых парней. Впереди бодро пылят Эдик и Рамазан. Они бегут легко и красиво, сразу видно, что спорт для них не просто слово, а образ жизни.

Немного позади лидеров держатся Карасев с Бергманом и Николай Терещенко, он тоже из нашей учебки. Ромка, кстати, большой молодец, за немногим больше чем три месяца, он очень здорово набрал в физической форме и его теперь реально не узнать. Бергман хоть и остался худым как щепка, но его тело окрепло, стало жилистым и привыкло к нагрузкам. Теперь Рому уже не нужно тащить под руки, чтобы он добрался до финиша, он прекрасно добежит сам, причем, будет чуть позади лидеров, да и в спортгородке Рома далеко не последний на силовой зарядке и в кроссфите. Вот что армия животворящая делает с тихим домашним мальчиком.

Дальше бегут остальные парни, приехавшие со мной из учебки. Среди них два новых лица — это Славик Гончаренко и Витас Бразаускас, те самые замученные парнишки европейской наружности, бросившиеся мне в глаза в первый день нашего приезда на строительный объект. Они буквально на второй день подошли ко мне и попросили разрешения перебраться к нам в спальню. Я не возражал, и с того времени, все командированные в поселок солдаты, поделились ровно на две части. В каждой по семнадцать человек. Таким образом, у нас в жилой зоне образовалась что-то вроде Евразии с разделением на «европейскую» и «азиатскую» части. В столовке за столы все садятся так же по этому негласному разделению.

В нашей — «европейской» спальне полный интернационал. Есть и русские, и парни с Северного Кавказа, и с Украины, есть литовец Бразаускас, и даже три парня из Средней Азии, во главе с Бердымухамедовым. Последние — это те кто попали сюда из учебки, но все они остались с нами, а не перешли в противоположный лагерь по национальному признаку. Это не может не радовать, значит наша модель армейского коллектива, где все решается по уставу, и никто никем не помыкает, для них оказалась более близкой, чем пресловутый национальный вопрос продвигаемый Абаевым и его корешами. А с другой стороны, что этим пацанам может предложить Абай? Стать «духами» на побегушках у старослужащих? Перспектива, честно говоря, так себе. А у нас в спальне полное равенство по бытовым вопросам.

Во второй — «азиатской» спальне подобрались только ребята из Средней Азии. Там сейчас собрались все: и «духи», и «черпаки», и «дедушки». Верховодят «азиатской» спальне по-прежнему трое «дедушек»: Абаев, Бабаев и Жасымов, или, если проще то: Абай, Бабай и Жос.

Группа из «азиатской» спальни всегда бежит плотно. Во главе «дедушки», а дальше все распределяются по старшинству службы. Иерархия етить ее. Что не говори Абай, при всех его недостатках, неплохой организатор, и все же умеет держать в кулаке соплеменников. Вон как у него получилось не отпустить «своих духов» из под влияния. Не знаю, что он с дружками там им пел, но по факту, у Абаева осталась солидная группа в подчинении.

С парнями из Средней Азии в армии так: пока они в меньшинстве, или в незначительном большинстве, эти ребятки весьма тихие и покладистые. Но стоит им получить подавляющее преимущество по численности и тогда начинается ад для всех остальных. Гончаренко и Бразаускас, которые натерпелись от этой армейской национальной диаспоры не дадут мне соврать. Пока мы не приехали сюда, они были на правах изгоев, получавших трендюлей и от старших призывов и от своего, только потому, что они «русские». А какие же они русские, если Бразаускас литовец, а Гончарено украинец? Но землякам Абая это все равно, если ты не азиат, то значит русский. Ну совсем как для иностранцев, тем все кто из СССР, кажутся русскими, и даже те же Абай со товарищи, попади они заграницу придется услышать, что они, так нелюбимые ими «русаки».

Позади всех бегу я. Моя задача давать пинка тем, кто попробует сачковать и отстать от всех. В мы это уже проходили, знаем. За две недели, которые мы здесь находимся, бывало всякое.

В первое утро после нашего приезда, я вывел весь взвод на зарядку и легко побежал впереди, задавая темп остальной группе, пока догнавший Рамазан не дернул меня за руку и не кивнул назад, туда где старожилы ковыляли за нами словно группа инвалидов, а «дедушки», так те вообще неторопливо шли пешком, демонстрируя свою независимость. Пришлось нам с Рамазаном, Карасевым, и Ханикаевым вернуться назад и пинками сапог и подзатыльниками заставить саботажников бежать нормально. С той поры так и повелось, я бегу всю пятерочку сзади, чтобы ни у кого не было соблазна сачкануть.

Тогда же, после пробежки, когда кое-как, с горем пополам пробежав трешку, мы вернулись на школьный двор, я устроил всем хорошую разминку на полчаса, заставив повторять за собой собственный порядком облегченный утренний разминочный комплекс. Даже несмотря на сильно сокращенное количество упражнений и повторов, до конца разминки дожили не все, как из наших, так и из «местных». Здесь я уже особо не зверствовал и не пинал тех, кто задыхаясь, с высунутым языком падал на землю. Пусть привыкают постепенно.

— «Ничего,» — думал тогда я, — «через месяцок эта разминка для них будет вообще фигня. Вон как Бергман бодро козликом скачет, просто любо дорого смотреть. Правда такая легкость далась ему ой как непросто, и путь к ней занял немало времени, но Ромка это был вообще запущенный случай.»

После разминки я построил взвод и с улыбкой глядя на хмурые лица запыхавшихся старослужащих предложил им.

— Парни, по вашим не обезображенным излишней доброжелательностью лицам, я вижу, что здесь есть люди, которым не нравится происходящее и наши новые порядки. У меня есть для вас предложение, подкупающее своей новизной. Предлагаю всем недовольным честную схватку. Биться только голыми руками и ногами, без разных посторонних предметов. Все, кто захочет, могут выйти против меня одного, причем, не по одному, а все разом. Если вы меня сейчас отфигачите, то я вашу «азиатскую» спальню оставлю в покое. У вас будут те порядки, к которым вы привыкли, и я не буду лезть в вашу кухню. Пусть старослужащие ездят на «духах» и ничего не делают, я слова не скажу. По мне, лишь бы нормы, которые установит бригадир, выполнялись, а кто будет работать, а кто чаи гонять будет — не мое дело.

Я сделал паузу и посмотрел на скучковавшихся «старослужащих». Те загомонили на своем языке, по всему видно, о чем-то заспорили. Наконец, Абай вышел вперед и, буровя меня своими черными колючими глазами, спросил.

— Даешь слово, что будешь драться один против всех, кто выйдет вместе со мной без посторонней помощи?

— Даю, — кивнул я.

— Согласны, если остальные не будут вмешиваться, и ты будешь драться один. — Еще раз уточнил Абаев, расплываясь в широкой улыбке.

Я каверзно усмехнулся ему в ответ.

— Ты не спросил, что будет, если я один вас всех все же отфигачу.

— Ты ни за что не сможешь этого сделать, — покачал головой младший сержант. — Ты сам на это напросился, и мы из тебя отбивную сделаем.

— А ты пофантазируй. Ну, а вдруг? — Ослепительно улыбаясь, предложил ему я.

— Ну, и чего ты тогда хочешь? — Криво усмехнулся мне Абай.

— Если вы проиграете, то вы будете жить по единым для всех правилам, где нет молодых и старослужащих, а есть просто военнослужащие, которые живут по советским законам и по уставу.

— И это все? — Презрительно усмехнувшись спросил меня Абаев,

— Да. — Кивая подтвердил я.

— Ты наверное совсем дурак, русский, если даешь нам так много, а за это просишь так мало. — Ухмыляясь своими желтыми от частого курения зубами бросил он в ответ. — Но для вас русских это не удивительно, вы никогда не отличались особым умом.

— Ты даешь слово, что если я в одиночку вас положу, то вы все будете подчиняться нашим порядкам? — переспросил я, не обращая внимания на смешки в рядах земляков Абая раздавшиеся после его слов.

— Даю, — важно кивнул Абай, явно очень довольный собой.

— А вы все даете слово? — Обвел я глазами дружно вставших за его спиной земляков.

— Даем, даем — вразнобой закивали они.

— Юра, зря ты это затеял. — тихо сказал Бергман, стоявший позади. — Ты не вывезешь один против семерых. Это нереально.

Я оглянулся. На меня хмуро смотрели Рамазан, Эдик и Серега Карасев. Они явно были согласны с Ромкой и считали, что я сошел с ума.

— Не дрейфьте пацаны, так надо для дела. Я положу их всех, — подмигиваю им чтобы хоть немного подбодрить, — Главное не вмешивайтесь, чтобы там не происходило. Просто стойте и смотрите, чтобы никто не взял в руки чего то тяжелого или колюще-режущего.

Весь наш взвод разошелся, располагаясь большим кругом и освобождая пространство для схватки на твердой как камень утоптанной грунтовке футбольного поля. Абай и его земляки, немного посовещавшись, разошлись полукругом, охватывая меня с флангов. Мы все были одеты по форме номер два. В штанах и с голым торсом. Абай и двое дедушек были в кроссовках, а остальные, в том числе и я, в сапогах. Как по мне, то лучше бы все они были в кроссах. Удары обутыми в тяжелые сапоги ногами гораздо опасней. Тут ни в коем случае нельзя, чтобы меня сбили вниз. Вывезти внизу против обутых в кирзачи противников будет очень трудно.

В схватке один против нескольких, самый реальный способ выжить — это самому стать агрессором. Ни в коем случае нельзя отдавать инициативу противнику, иначе сомнут и тогда конец. Нужно стать волком в отаре овец. Если не напугать овец до полусмерти, то они массой могут затоптать волка, поэтому нужно действовать максимально жестко, внушая всем ужас.

Ну, поехали. Я злобно оскалившись, зарычал, и не, дожидаясь нападения, сам рванул вперед. Никто из моих противников этого не ожидал, поэтому правильно среагировать они не успели. Парень, которого я выбрал своей первой целью, в испуге отшатнулся назад и вскинул в защите руки. Это ему не помогло, и он получил на скачке супермен-панч — максимально жесткий удар с правой руки, усиленный реактивным выбросом одноименной ноги назад. Второй раз бью в драке этот удар, и результат прямо радует. Противник, закатив глаза, падает на землю. Минус один!

Дальше, накрест бью два прямых: вправо и влево, встречая налетающих подельников упавшего парня. Правой хорошо попал, левой промазал, противник, уходя от удара, отшатнулся назад. Тут же получаю удар ногой в спину и, чуть не потеряв равновесие, пробегаю пару шагов, врезаясь с толчком в отшатнувшегося назад противника. Вяжу его руки своими, не давая вцепиться в себя чтобы сковать, и жестко бью лбом в лицо. Есть второй! Тут же меня накрывает бешенная круговерть ударов, сыплющихся с разных сторон. Меня наконец догнали и окружили основные силы противника.

Дерусь в кругу. Пропускаю. Уклоняюсь. Бью! Снова пропускаю. Работаю в двойной локтевой защите. Держу голову втянутой в плечи и прижимая подбородок к груди, перекрываюсь локтями, стремясь подставить под летящие со всех сторон удары острия своих локтей, чтобы отбить противникам кулаки и им неповадно было бить меня дальше. Если это и получается, то пока не заметно. Кручусь словно юла. Качаю маятник. Град летящих отовсюду ударов не ослабевает. В основном они идут по касательной и не сильно ощутимы. Возможно, это от адреналина, затопившего меня до ушей. Немногочисленные удары, четко проходящие по голове, отдаются резкими вспышками. Эх, не отбили бы мне так последние мозги. Вот нафига я, спрашивается, все это затеял?

Берегу голову, перекрываясь локтями и получаю мощный пинок ногой по отрытым ребрам, который отбрасывает меня на кого-то. Хорошо, что влетев в противника удержался на ногах и не упал. Тут же, уходя вниз в уклоне от удара, бью локтем снизу в челюсть тому в кого врезался, и сразу же добавляю вторым локтем уже с разворота. Этот готов! Вот и нужная прореха в строю дружно молотящих меня противников.

Вырываюсь из круга и бегу вдоль ряда отшатывающихся назад зрителей. Оставшиеся на ногах противники, тут же устремляются вслед за мной. Они что-то кричат, но я даже не понимаю что. Может в горячке боя у меня мозги не воспринимают речь звучащую сейчас фоновым шумом, а может они вообще кричат не на русском. Резко останавливаюсь и встречаю двоечкой: прямой левой — боковой правой, вырвавшегося вперед Бабая. Тот не ожидал от меня такой подлости и пропустил все. Бью боковым правой в голову еще раз уже падающее тело, и встречаю ногой следующего противника, всадив фронткик ему точно в солнышко. Бедолагу отшвырнуло назад на зрителей. Снова делаю рывок, убегая от остальных настигающих преследователей.

Не понимаю, сколько еще у меня осталось противников. Явно не более четырех, потому что, я вижу три тела, лежащие на земле. Начинаю хаотично метаться по площадке, налетая то на одного, то на другого врага, на бегу засаживая им одиночные удары руками. И неплохо так попадаю, но остановиться и добить, пока не рискую, чтобы не налетели и не замесили остальные, пока я зависну на одном из противников. Перескакиваю через лежащих, стараясь, чтобы преследователи снова не взяли меня в круг, а те бестолково пытаются загнать меня, но я, постоянно меняя направление, все же ухожу. Чувствую, что начинаю сдавать и задыхаться, слишком высокий темп я взял, а иначе нельзя. Я по любому должен быть быстрее их всех. Но так долго не протянуть, надо срочно менять тактику.

Налетаю на ближнего к себе противника и выстреливаю двоечку боковых тому по нагло торчащей ботве. А не торгуй хлебалом в драке! Вместо того чтобы убегать, захожу ошеломленному атакой парню за спину, прихватывая его за шею сгибом локтя и закрываясь его безвольным телом от остальных, кинувшихся вслед. Они не могут прицельно по мне бить потому, что их товарищ закрывает меня как щит. А я, не отягощенный джентльменскими условностями, пользуясь удобным моментом, бью ногой в пах того, кто подобрался ближе всех. Он, схватившись обеими руками за отбитые кирзачом причиндалы, заваливается с диким воем на землю. А я толкаю свой живой щит на второго атакующего противника, и пока они запутываются друг в друге, налетаю на третьего врага со стаптывающим ударом пятки в бедро. Нога атакованного парня подламывается, он теряет равновесие, и я еще успеваю всадить ему хайкик точно в голову. Готов!

Разворачиваюсь, чтобы встретить оставшихся на ногах двух старослужащих, среди которых мой знакомец Абай. Ты смотри, как он долго продержался. Иди сюда дорогой. Двое это не семеро, тут можно сойтись и в прямом бою, не увиливая, и не бегая. Я быстрее, точнее и мои удары поставлены, поэтому преимущество тут на моей стороне. Бью вскользь два прямых в рожу Абаю, тут же переключаюсь, блокирую локтем летящий в голову кулак и отвечаю четким боковым. Снова Абай, который бьет меня размашистым колхозным свингом. Ныряю ему под руку и, заходя за спину, обхватываю корпус обеими руками, потом вырываю вверх, бросая прогибом через себя, и в конце втыкаю Абая лысой башкой в сухую, твердую как камень землю. Получи фашист гранату! Тут же, обратным кувырком, выхожу на ноги и сбиваю левой ладонью кирзач летящий мне в живот, чтобы сразу же вбить жесткий прямой правой в челюсть последнего оставшегося на ногах противника. Его сразу повело, а глаза затуманились. Выпрыгиваю и пробиваю коленом в голову. Все еще готовый к продолжению боя, делаю полный оборот, ища глазами новую цель. А все уже! Противники закончились.

Стою тяжело дыша. Легкие работают как кузнечные меха, в глазах все плывет. Кажется, что сейчас я сам упаду от усталости, но приходится держать марку. Я со слабой улыбкой на разбитых в хлам губах принимаю поздравления от пацанов, окруживших меня и хлопающих по плечам, а самому хочется просто лечь, закрыть глаза и чтобы меня никто несколько часов не трогал.

Чуть позже ушел подальше, чтобы прийти в себя. Едва отошел за угол, меня тут же кинуло на колени и вырвало горькой едкой желчью. Опираясь за стенку, я с трудом поднялся и поковылял к стопке деревянных поддонов, чтобы хоть немного полежать и отойти от последствий дикого перенапряжения всего организма. Во рту как кошки насрали. Мне этот бой все же дался очень тяжело. Лежу на поддонах и концентрируюсь на дыхании, впитывая всем телом ци и мысленно окутывая себя золотистым облаком.

После той эпичной драки мой авторитет во вверенном подразделении поднялся просто на космическую высоту. Правда это, признаю, безрассудное решение, стоило мне: прилично заплывшего глаза и кучи синяков и гематом по всему телу. Там, где по мне попали сапогами были не просто синяки, а прямо таки ссадины с содранной кожей. Мои противники, если честно, выглядели даже получше, и это с учетом, что им досталось еще в первый день когда мы приводили их к покорности. Пришлось мне с такой рожей встречать бригадира который приехал как и обещал к восьми и делать вид, что ничего такого в этом нет. Тот тогда только крякнул, посмотрев на мой заплывший глаз, но сдержался и не стал задавать вопросов.

Потом несколько вечеров я лечил ци не уже только Эдика, но и себя и даже «дедушку» Жасымова, который прослышав о том, что я лечу как колдун, водя над больным местом руками, смиренно попросил меня посмотреть мной же отбитые ребра. За несколько сеансов мне удалось помочь и себе и своим «пациентам».

После этих событий число приверженцев новых порядков значительно выросло и даже старослужащие из «азиатской спальни» внешне смирились с поражением. А Жос даже угодливо улыбался мне при встрече. Конечно же, я прекрасно понимаю, что это только показное смирение, а улыбка Жоса — чисто восточная показуха, он вот также улыбаясь, при случае не приминет сделать мне гадость. Хотя внешне все благопристойно, вроде бы старослужащие должны держать слово данное перед всеми, но держать его можно по разному.

В этом я убедился уже после первой раздачи заданий Федором Ивановичем. Мы с Рамазаном и Эдиком постарались скомпоновать бригады так, чтобы перемешать и своих и чужих, чтобы наши приглядывали за земляками Абая. Часть парней поставили на школьный спортзал, там под руководством строителей нужно было содрать деревянный пол, отбить стяжку, и залить новую, а потом, поверх настелить новый пол. Другая часть помогала менять окна и двери на втором этаже, выполняя в основном демонтаж. Следом шли рабочие Федора Ивановича и ставили уже новые окна и двери. Абая и еще трех его земляков я поставил на бетономешалку, втиснув к ним в коллектив здоровяков Рамазана и Карасева для присмотра. Работа непростая, попробуйте-ка потаскать тяжеленые носилки с раствором по этажам. Да и часами накидывать песок и цемент в саму бетономешалку, это вам не фунт изюма. Абай поворчал, но подчинился.

К «духам» из «азиатской спальни» никаких вопросов нет, они все молчаливые и покорные. Если еще за ними минимально приглядывать и не поручать что-то сложное, то работают усердно. Абай с корешами постоянно стараются сачкануть и устроить перекуры, жалуясь на что угодно от болей в животе, до подвернутой на лестнице ноги. Приходится заставлять их работать, сначала уговаривая, а потом, когда просто слова не действуют, угрожая применить водные процедуры. Пока это работает, но чувствую, что придется повторить урок с купанием для наиболее отъявленных саботажников.

Зато Иваныч нами доволен, надеюсь он и Приходько об этом скажет. Работа на объекте, с появлением пополнения, резко поперла в гору. Явных отказников у нас уже нет, хотя есть любителя «пошланговать» пока нет надзора, а над каждым надсмотрщика не поставишь, но мы с такими боремся, по мере возможностей. Планы теперь выполняются и появилась надежда все же успеть сдать школу к первому сентября.

Я, Бергман и еще пара человек из нашего взвода брошены на помощь электрикам. Узнав, что я немного соображаю в этом вопросе, бригадир придал нас в помощь Семенычу и Кузьмичу —двум пятидесятилетним электрикам, которые тянут проводку в уже оштукатуренных помещениях. Мы, в основном, штробим каналы для проводки и гнезда для розеток и распределительных коробок. А потом, когда проводка протянута, заделываем эти штробы. Посмотрев как я тяну проводку и монтирую розетки, Семеныч стал поручать мне и моим помощникам и разводку проводки в помещениях. Сам он потом за нами делает только соединения в распредкоробках, не доверяя этот ответственный процесс даже Кузьмичу. Бергман с его аккуратностью и точностью научился отлично заделывать штробы и монтировать розетки.

Я по началу сомневался брать ли его с собой на объект, может лучше было договориться с Приходько, чтобы устроил того в штаб писарем. Ведь писаря, находящегося под защитой своей должности, никто в здравом уме трогать не будет, а с нами пока еще непонятно как все вывернется. Но Ромка тогда категорически отказался оставаться и захотел ехать с нами, и я не стал его отделять. Тем более, что он доказал делом, что не струсит и не даст заднюю. Теперь вижу, что все правильно сделал. Бергман, по сравнению с собой прежним, стал уже совсем другим человеком не только внешне, но и внутренне. У него появилась уверенность в себе, голос стал более твердым и даже выражение лица и взгляд стали другими. Теперь, несмотря на очки, его уже не назовешь ботаном, за это можно и схлопотать по физиономии.

Тем временем пока я на бегу размышлял о делах минувших дней, Рамазан и Эдик повернули в открытые школьные ворота. Это значит, что мы уже пробежали шесть полных кругов вокруг территории школы, что, с некоторым допущением, составляет пять километров. Дальше все по плану: силовая зарядка, обязательная для всех, после гигиенические процедуры и завтрак, а дальше: общее построение и распределение на работы.

Каждый вечер, через два часа после ужина, я провожу в спортгородке школы еще одну, уже боевую тренировку, но это уже только для своих. Жителей «азиатской» спальни мы туда не допускаем. Да они и сами, глядя на то, как я безжалостно гоняю пацанов, и заставляю их долбить друг друга, не горят желанием к нам присоединиться. Работы в этом направлении очень много, но я не ставлю сильно высокую планку. Главное, дать парням несколько самых простых ударных техник и научить их работать согласованно, прикрывая спину друг другу. Один хорошо отработанный удар, в драке принесет гораздо больше пользы, чем сотня техник, которые боец умеет делать кое-как. За те месяц — полтора, что у нас есть до возвращения в часть, нам бы освоить хотя бы самые азы.

Конечно, среди общей массы моих новых учеников есть и те, кто выделяются либо габаритами, либо ловкостью, либо занимались единоборствами. Такие, как Рамазан, или Эдик, который, как оказалось, неплохо боксирует, или как Серега Карасев, немного неуклюжий, но очень физически сильный. Эти парни у меня работают по отдельной программе и будут лидерами боевых троек. Да, я снова решил использовать хорошо зарекомендовавшую с моей первой группой систему троек, с одним лидером и двумя ведомыми, которые следуют за лидером и прикрывают его спину. Зачем изобретать велосипед, если есть проверенные жизнью схемы. Тут конечно ребята намного слабее, чем моя команда из Энска, но ничего, надо работать с тем, что есть. Как верно говорил вождь народов, товарищ Сталин — «Нет у меня для вас других писателей».

Теперь мы каждый день назначаем двух дневальных, по одному из каждой комнаты. Дневальные дежурят на этаже днем и ночью. Они следят за порядком, и чтобы никто самовольно не отлучался из расположения. Хотя, конечно, пацаны все равно бегают в поселковый магазин купить что-то к чаю, или не к чаю. Но это фигня. Есть еще пара тихушников из старослужащих, которые, по моему, ходят к каким то местным бабам. По крайней мере, они уже несколько раз ночью тайком уходили из расположения и возвращались только под утро. Я пока делаю вид, что ничего не знаю. Меня не сильно тревожат их ночные отлучки, пока они ведут себя более менее прилично. А вот если накосячат, то я им это дело припомню.

Сегодня должен будет приехать Приходько с инспекцией. Надеюсь, то что он увидит, ему понравится. Я решил пробежаться с обычной инспекцией по школе посмотреть как работают парни. Оставив в кабинете за старшего Ромку спустился по лестнице, и по обычному маршруту двинулся к черному выходу, который вел на задний двор школы, чтобы выйти к спортзалу не через саму школу, а к его уличному входу. Быстро сбежав по ступенькам вниз я двинулся по свободному проходу у стенки, как вдруг услышал сверху какой-то непонятный звук. У меня сильно заныла голова в том месте куда ударил Тима год назад. В глазах потемнело, и меня даже как будто повело, и я невольно задержал шаг. И тут перед самым носом что-то пролетело и с глухим стуком ударившись о землю взорвалось, обдав меня густым пыльным облаком.

Инстинктивно отскочив назад, я присмотрелся к тому, что произвело такой эффект. Передо мной лежал разорванный от удара о землю бумажный мешок из под цемента. Он был не полный, всего треть от обычного объема, но мне бы и этого за глаза хватило, чтобы сломать шею.

— Охренеть! И что это было? — Заполошно замельтешили мысли в моей чудом уцелевшей голове.

Я сразу же отошел еще дальше от стены и посмотрел вверх, но там, в окнах надо мной, никого не было. Тогда я изо всех сил рванул назад к входу. Мешок с цементом упал либо со второго, либо, что вернее, с третьего этажа. Молнией пронесясь по лестнице до самого верха, я никого не увидел. На этажах был слышен шум строительных работ. Но в самих коридорах никого не было, звуки доносились из открытых кабинетов. Кто бы не скинул этот злополучный мешок, он сумел быстро слинять, и искать его сейчас нет смысла. Им может быть любой из находящихся на двух верхних этажах людей, а их тут сейчас, как минимум, полтора десятка работает. Устраивать допросы тоже бессмысленно. Свои, вряд ли такое могли сделать. Им наоборот, нужно держаться меня, чтобы выжить. А обитатели «азиатской» спальни будут непонимающе таращиться на меня своими раскосыми глазами «типа я по русски не понимай» и ни за что не сдадут своих.

Тут нужно действовать по-другому. Для начала прикинуть, кто бы мог наблюдать за мной, чтобы знать, когда я пойду через черный вход на улицу. Вообще то, наблюдать мог кто угодно, из компании Абая. И даже не находясь в школе, а будучи где-то напротив выхода, а потом подать знак тому, кто был наверху. Блин, а точно. Скорее всего, кто-то был на улице, среди нагромождений стройматериалов, и увидев меня, подал знак тому, кто кидал мешок с третьего этажа. Значит, было минимум двое подельников: один наблюдатель, а второй исполнитель.

В принципе, я на девяносто процентов уверен, что это дела Абая. Но скорее всего, он действовал не сам, так как находится все время на глазах у Рамазана и Эдика, а через кого-то. Может, не городить огород с расследованием, а просто сегодня вечерком повторить для Абая водные процедуры, помакав его башкой в бак? Ладно, до вечера еще есть время, и я подумаю над этим вопросом.

Я все же пошел на обратную сторону школы. Там все было как обычно. Абай и Карасев методично накидывали лопатами песок в крутящуюся бетономешалку. Еще двое парней из команды Абая набирали готовый раствор из бака в носилки. Ничего подозрительного. Абай искоса глянул на меня и продолжал кидать песок. Я подошел к Карасю, который увидев меня, бросил лопату и пошел в мою сторону, закуривая на ходу.

— Ну как дела? — Поинтересовался у него.

— Да все нормально, — пожал плечами он, выпуская дым.

— Абай никуда не отлучался за последний час? — Уже тише спросил я.

— Нет, мы с ним все это время вместе тут работали. — Покачал головой Карасев, — а что, что-то не так?

— Да нет, все в порядке, просто спросил. — Махнул я рукой и пошел в спортзал.

— Отлично — Приходько хлопнул меня по плечу и улыбнулся во все тридцать два зуба, — вы хорошо поработали за время моего отсутствия и Иваныч вами доволен. Признаться, я сомневался, как ты тут справишься с Абаевым и другими старослужащими, но должен признать, что ты не подвел.

— Все нормально Роман Александрович — пожал плечами я, — мы с ними полюбовно договорились.

— Знаю я, как вы с ним договорились, — заразительно засмеялся прапорщик. — Мне Федор Иванович в тот же вечер позвонил, и все рассказал. Идея с баком воды вообще на пять балов. У нас тут до такого еще до тебя никто не додумывался.

— Мне пришлось так поступить, — начал было я, но Приходько остановил меня и покачал головой.

— Не парься, ты все правильно сделал. Это такой народ, с ними по-другому нельзя. Иначе они тебя просто сожрут. Я знаю, так же, что ты готовишь команду к возвращению в часть. Это тоже правильно. Тебе там придется еще столкнуться со старослужащими, и, что самое главное, с Жоржем и его землячеством. Засеев, гораздо опасней всех остальных.

— Чем же он так опасен? — Поинтересовался я

— Когда он только пришел в часть, он начинал так же как и ты сейчас. Жорж еще в учебке сумел сбить команду земляков и сразу же, еще в столовой, внаглую, сел за «дедовский» стол, одев тарелку с борщем на голову одному из «дедушек», когда тот пытался возмутиться. Там тогда сильный замес вышел. Несколько недель часть лихорадило от массовых драк, пока комбат не поставил на Засеева и не договорился с ним. Тогда Жорж, при поддержке Кабоева, смог быстро подмять всю часть под себя. Они работают в паре. Комбату выгоден Засеев. Он очень эффективно может решать вопросы и заставлять людей работать. Взамен Засеев и его люди имеют очень большие привилегии в части. Но Засееву и большей части его людей скоро на дембель. И комбату нужен новый Засеев. Система, которую установил в части Жорж, комбату гораздо выгоднее чем обычная «дедовщина».

— Вы намекаете, что я могу занять место Жоржа? — Лениво поинтересовался я.

— Да, если сможешь здесь довести все до ума, а потом договориться с комбатом. — Кивнул прапорщик. — Здесь у тебя дела пошли на лад, а договориться с комбатом я тебе помогу.

— Но я не Жорж, и не хочу использовать его методы, — покачал головой я. — Тут кое что слышал от пацанов о порядках установленных им в части. Это просто жуть.

— Так не будь таким. Если сможешь договориться с людьми по-другому — договаривайся. Комбату нужно, чтобы все исправно работали, и в части был внешний порядок. Он не лезет в то, что твориться в казармах, если это не выходит наружу. Если ты займешь место Жоржа, то, как ты это устроишь, будет твое личное дело. — Махнул рукой Приходько. — Но в любом случае, об этом пока еще рано говорить. Закончи сначала здесь, укрепи свою команду, а потом мы будем решать твои вопросы там.

— Товарища прапорщик. Товарища прапорщика — к нам подбежал запыхавшийся парень из команды Абая — Там товарища сержанта, совсем плохо стала.

Мы быстрым шагом пошли за солдатом. Тот повел нас в «азиатскую» спальню. Там наверху все сгрудились около двух кроватей у окна, на которых лежали Абай и Бабай. Они оба были очень бледные и их рвало в ведра, которые стояли рядом с кроватями. Резкий запах блевотины стоял на всю комнату.

— Что случилось? — потребовал ответа Приходько.

— Они вместе ели консервы, — пояснил подошедший Жасымов. — А потом обоим стало плохо.

— Что еще за консервы? — Удивился Приходько

— Эти — Жасымов кивнул на стул на котором стояла открытая банка с тушенкой, а рядом еще одна вздутая.

— Они что, блядь, так оголодали тут, что тухлятину жрать стали? — Вышел из себя Приходько — Отравление мясными консервами, это же вообще ЧП. А если они подохнут тут прямо сейчас? Быстро их в машину и ведра им дайте с собой, чтобы они и там мне все не заблевали.

Уже через пять минут зеленый военный УАЗик с пробуксовкой рванул со двора школы, увозя Приходько и двух отравившихся консервами «дедушек». Перед отъездом прапорщик успел мне сказать, чтобы я действовал тем же образом и все силы кинул на завершение стройки. Я стоял глядя вслед удаляющейся машине и думал, что как-то слишком кстати Абаю и Бабаю вдруг поплохело.