Отчаяние. Том 2.

Глава 17

Щупальца вперёд. Камень сухой. Пыльный. Воздух — густой. Как будто им никто не дышал годами. Пахнет медью, ржавым железом и старым потом.

Я иду медленно. Впереди тоннель раздваивается. Левый ведёт вниз. Правый — горизонтально. Оба мертвы. Ни света, ни звука. Только глухой пульс в ушах.

Выбираю правый.

Пол трещит. Каменные плиты смещены. Где-то обрушение. Щупальце проверяет свод — держится. Но напряжение чувствуется даже в воздухе. Тоннели живут. Шевелятся. Вязнут в себе.

Прошёл метров тридцать. Слева — старая линия электрокабеля. Почерневший. В нескольких местах — перегрызено. Я не трогаю. Даже не смотрю. Любая деталь может быть гнездом какой нибудь херни.

Щупальца остановились.

Справа — пустота. Яма. Глубокая. Проверяю щупальцем. Камень. Неровный. Сырой. Но воздух оттуда идёт. Слегка.

Я не спускаюсь. Иду дальше.

Шорох.

Слева. Быстрый. Один раз.

Я остановился. Меч в руке. Щупальца — по секторам. Один — вверх, два — по бокам, четвёртый назад. Замер. Дышу через зубы.

Никого.

Прошёл дальше. Ещё двадцать шагов — расширение. Камера. Когда-то здесь была станция. На стенах — таблички С какими-то затертыми и потемневшими названиями на итальянском. Сейчас — обломки. Пол — вонючий. Что-то здесь умиралo.

Смотрю вниз. Кровь. Старая. Но много. Куски. Обугленные. Возможно, здесь был пожар. Или что-то взорвалось.

Дверь. Старая. Металлическая. Открыта.

Я вхожу.

Внутри — склад. Пустой. Но стены в следах когтей. Пахнет сталью и мясом. Недавнее.

Я не задерживаюсь.

Выхожу. Щупальца — вперёд. Режим охоты.

Ещё проход. Узкий. Наклонённый. Вниз. Мне не нравится, но других нет. Спускаюсь.

Щупальца скользят по камню. Один на потолке, другой по полу. Остальные по бокам. Ползу, будто у меня шесть рук.

Снова камера. Небольшая. Но с телом.

Разорванное. В форме. Полицейской. Старое. Наверное, неделя. Не меньше.

Иду дальше.

Щупальце вцепилось в свод. Камень сыплется. Осторожно. Плотно. Тяжело.

Меч наготове. Щупальца колышутся.

Тварь.

Мелкая. Как паук. Но с пастью. Бросается — я отступаю. Удар тентаклем — в воздух. Второй — в ногу. Сбил. Третьим — прижимаю к полу. Она визжит. Четвёртое щупальце — в глотку. Удавливаю.

Молча. Без мыслей. Просто фиксирую труп.

Подобрал карту. Ещё один хлам.

Продолжаю путь. Становится жарче. Пахнет гарью. Где-то глубже, возможно, действующий очаг. Геотермальный разлом? Или снова свалка тел.

Коридор тянулся вперёд. Стены — бетон. Плесень по краям, осыпавшаяся штукатурка, ржавчина на трубах. Справа — расплавленный металлический шкаф, будто кто-то выжег его изнутри. Запахи: старая проводка, влажный камень и слабый, но явный след гнили. Здесь что-то есть. Или было недавно.

Я двигался медленно. Щупальца — в разные сектора. Один вдоль потолка, другой от стены до стены. Остальные держат фронт и тыл. Каждое движение — на автомате. Я больше не думаю, куда ими бить. Они уже знают.

Метров через десять — скрежет. Слева, за металлической дверью. Старая, перекошенная. Окно в ней забито изнутри. Я остановился. Прикоснулся щупальцем к поверхности — тёплая. Кто-то внутри. Или только что был. Снова движение. Тихий стук — как ногти по железу. Но не человеческие.

Я не открываю. Иду дальше.

Проход уводит вглубь. Снова старая шахта. Остатки рельсов, подгнившие шпалы. Влажно. Щупальца оставляют следы в пыли. Над головой — треснувший свод. Камень держится, но осыпается. Я иду быстро. Здесь не место для стоянки.

Дальше — резкий поворот. За ним — пустота. Обрыв. Остатки лестницы уходят вниз, а под ними — только чернота. Но снизу тянет воздухом. Слабым, но другим. Как будто ближе к поверхности.

Я спускаюсь щупальцами. Как паук. Два держат стены. Два тянут вниз. Я скольжу. Медленно. Без резких движений. Камень местами влажный, местами осыпается. Один срыв — и я падаю на десятки метров. Но щупальца держат. Всегда держат.

На дне — грохот. Кто-то услышал.

Я замер.

Потом — треск. Справа.

Слева — движение. Быстрое. В тоннель лезут сразу трое. Я уже на ногах. Щупальца — в бой.

Первый тентакль идёт в бок, перехватывает одну из тварей за шею. Вторая сжимает лапы другой, третья уже цепляется за хвост. Я кручу её, бью об стену. Череп трескается. Я обрушиваюсь на следующую.

Меч в правой. Удар — сбоку по суставу. Щупальце в грудь. Третье — в рот. Тварь издаёт звук — не визг, а хрип, будто задыхается собственной плотью. Я рву ей голову пополам. Последняя кидается. Она крупнее. Лапы с когтями. Прыжок — слишком широкий. Щупальце ловит её в воздухе и вонзает в землю. Вторая линия тентаклей — в бока. Я разрываю её пополам. Всё. Тишина.

Тепло. Слишком. Пот катится по вискам. Кровь по коленям. Я шиплю сквозь зубы. Спина болит. Дыхание сбито. Но я стою.

Иду дальше.

Впереди — металлическая дверь. Не как раньше — настоящая, герметичная. Щель снизу. Света нет. Но тянет воздухом. Я пробую открыть. Ручка ржавая, но поддаётся. Скрип. Давление. За ней — техзона. Старая. Но не разрушенная. Внутри — проход. Вентиляция. Электрокороба. Настоящее помещение.

Я вхожу. Осматриваюсь.

Щупальца ползут по потолку. Впереди — коридор. Уже не шахта. Бетон гладкий. Плесени меньше. Пахнет сухо. Металлом. Пылью. Местами — гарью. Тянет воздухом. Сквозняк не сильный, но постоянный. Где-то есть вентиляция. Живая.

Я ускоряюсь.

Проход плавно поворачивает вправо. За ним — тупик. Почти. Слева — пролом. Стены треснули. Похоже на обрушение. Но в трещине — свет. Не белый. Сероватый. Как через бетонный фильтр.

Щупальца тянутся туда. Чувствуют ток воздуха. Мягкий. Снаружи. Почти чистый.

Я раздвигаю трещину руками и тентаклями. Камень сыплется. Арматура скрежещет. Я продираюсь вперёд, сгибаюсь, тянусь, пролезаю в щель. Слева что-то цепляется за куртку. Я рву это щупальцем. Оторвал. Дальше.

Выхожу в новую зону.

Высокий коридор. Пустой. Старые кабели висят с потолка, как кишки. Лежат вдоль стен. Где-то мигает свет. Настоящий. Очень слабый. Система аварийного питания? Может, остатки генераторов. Я чувствую: здесь был человек. Много лет назад. Потом — никого.

Пол покрыт тонким слоем пыли. Щупальце скользит по нему. Но есть следы. Древние. Почти стерлись. Человеческие. Несколько человек шли туда, откуда я пришёл. Назад никто не возвращался.

Я не торможу.

Каждое движение — как в последний раз. Тело гудит. Вены пульсируют. Живучесть держит, но на пределе. Вижу на руке шрам, что был открыт два дня назад — почти исчез. Но под ним всё ещё ноет. Как будто память о боли осталась внутри мышц.

Слева — ответвление. Я прохожу мимо. Но щупальце дёрнулось. Там что-то было. Тепловая разница. Микросигнал. Может, ещё одна тварь. Неважно. Я иду только вперёд.

Впереди — решётка. Тяжёлая. Широкая. Приваренная к стенам. Но изогнута. В одну сторону. Вглубь. Как будто кто-то протиснулся. Или выломал изнутри.

Я нагибаюсь. Щупальце тянется внутрь. Тихо. Пусто. Но воздух — свежее. Ближе. Я чувствую.

Лезу через решётку. Щупальца скользят, удерживают, тянут. Протиснулся. Встал. Огляделся.

Это вентиляционный канал. Старый. Но в нём свежие потоки. Холодные. Не искусственные. Не обработанные. Настоящие.

— Да ладно… — прошептал я. Голос сиплый, почти хрип.

Щупальце дёрнулось. Напряглось. Впереди — движение. Очень лёгкое. Почти неуловимое. Я замер.

Один шаг. Второй.

Тварь.

Из потолка. Плоская. Без лица. Только жвала. Я не думаю. Тентакль — в бок. Второй — в грудь. Она пробивается, но извивается. Третье щупальце — по шее. Режет. Четвёртое держит за лапу. Я вбиваю меч в основание черепа. Плавно. До конца. Она слабеет. Падает.

Собираю карту. Не глядя. Руки трясутся. Ноги сводит. Но иду дальше.

Шум. Где-то спереди. Шорох. Потом — гул. Как будто огромный вентилятор работает. Или воздух проходит через сотни труб.

Я бегу.

Щупальца помогают. Как дополнительные конечности. Ускоряют, ловят баланс, поддерживают. Я бегу, как хищник. Низко, быстро, точно.

Вижу свет. Прямой. Без искажений.

Прямо — лестница.

Наверх.

Лестница — старая. Металлическая. Идёт очень высоко. Пласты ржавчины отваливаются при каждом шаге. Под ногами скрежет, с потолка падает пыль. Щупальца держат за стенки, фиксируют корпус. Каждый метр вверх — как подъем из могилы. Я уже не дышу — хриплю.

Три пролёта. Потом люк. Весь в грязи. В дырках. Примятый. Кто-то пытался его закрыть… изнутри. Или снаружи.

Я упёрся плечом. Один рывок. Второй. Третий — с хрустом откинул крышку. Свет ударил в лицо. Не дневной. Утренний. Пасмурный. Но настоящий.

Я вылез.

Асфальт. Треснувший. Заросший. Сбоку — полуразрушенное здание. Магазин или станция. Всё поросло бурьяном. Пахнет — как осень. Земля, ржавчина, что-то сладко-гнилое. Гул откуда-то далеко.

Глаза режет от утреннего света.

Я поднялся на ноги. Щупальца прижались к спине. Впервые за долгое время — тишина. Без шорохов, без скрежета, без визга. Только ветер.

Сделал глубокий вдох через нос. Шумно втянул свежий воздух.

Лёгкие заболели, горло запершило и я закашлялся.

Огляделся.

Никаких опознавательных знаков. Только поля, разрушенный перекрёсток и лес за дорогой. Табличек нет. Людей нет. Машин нет. Даже птиц нет.

Это не Тревизо.

Я не знаю, где я.

Но я — снаружи.

Я выбрался.

Где-то далеко, на горизонте — столб дыма. Или пыли. Значит, там кто-то есть. Или что-то.

Я встал. Взял флягу. Сделал глоток. Тёплая. Металлическая. Но чистая. И этого достаточно.

Щупальца вытянулись. Один — вперёд. Остальные за спиной. Автоматически.

Пора идти дальше.

Шёл по трещинам в асфальте. Каждая шаг — будто по земле, которая больше не принадлежит людям. Сбоку обугленные деревья. Между ними — заросшие кучи бетона, остатки стен. Табличек не было. Только покосившийся знак с выгнутыми латинскими буквами. Ни один не читался.

Щупальца втянуты. Под формой. Кровь уже подсохла. Спина тянет, левая лопатка ноет — но это всё. Главное — я на поверхности. Главное — ветер.

На горизонте дым. Тянет в сторону разрушенного шоссе. Там должно быть что-то. Кто-то. Я свернул с пересечёнки на дорогу. Разбитую, с провалами. Но она шла в нужную сторону. Шоссе ещё дышит. Значит — ведёт.

Справа остов грузовика. Пустой. Кабина выгорела. Внутри следы — обувь, вываленные бинты, сломанный прибор связи. Я не тронул. Только прошёл мимо. Время — ресурс. А я его почти сжёг.

На пятом километре — первый звук. Мотор. Глухой. За холмом. Я замер, прижался к машине. Меч в руку. Щупальца держу. Не выпускаю.

Показался броневик. Самодельный. Сварка по бокам. На борту — флаг, чёрный треугольник на сером фоне. Не армия. И не мародёры. Самопровозглашённые.

Машина остановилась в пятидесяти метрах. Дверь открылась.

— Эй! — крик. Мужской. Хриплый.

Я медленно поднял руки. Вышел на середину дороги.

— Кто ты? — тот же голос.

— Турист. Ранен. Вышел из-под земли. Ищу цивилизацию. – Сказал я по-английски.

Пауза. Потом:

— Покажи руки. Медленно. – Сказал он на английском.

Я убрал меч в ножны за спиной. Медленно. И поднял руки. Ладони грязные, в шрамах, грязи, слизи и крови, вторая с проклюнувшимися пальцами, но руки человеческие. Щупальца не выпускал.

Боец вышел из броневика. Высокий. В чёрной броне. Поверх — лёгкий камуфляж, покоцанный и перешитый. Автомат держит уверенно, но не нервно. Посмотрел на меня, прищурился. Оценил.

— Не похож ты на туриста.

— Не похож ты на офицера, — ответил я.

Он усмехнулся. Без радости.

— Идёшь в Новенту?

Я кивнул.

— Пропустим. Только без фокусов. Тут самопровозглашённые, если что. Порядки свои.

— Мне плевать на порядки. Я просто хочу отдохнуть. Я несколько дней бродил под землёй.

Он кивнул. Отступил в сторону.

— Прямо по дороге. Через два квартала будет блокпост. Назовёшь меня — пропустят.

— Как зовут?

— Россо.

Запомнил.

Броневик тронулся. Я остался на дороге. Сделал несколько шагов, выдохнул.

Справа показались первые строения. Разбитые, обугленные. Где-то на стене — надпись краской: “ORDINE È MORTO”. Ниже — зачёркнутое имя и пятна крови.

Город начинался так же, как и все сейчас — со страха.

Я дошёл до блока. Заграждение из машин. Мешки. Крыша снайпера. Справа — бочка с костром. У костра трое. Автоматы на плечах, лица усталые. Один поднялся.

— Стой.

Я остановился.

— Кто такой?

— Россо пропустил.

Он кивнул, глядя в сторону. Молча отодвинулся.

Я вошёл в Новенту-ди-Пьяве. Тихо. Пыльно. Пахнет жареным мясом и гарью.

На ближайшем углу — девочка лет десяти. Смотрит, не мигая. На мне крови больше, чем на половине её улицы. Я прошёл мимо.

Через пару минут нашёл лавочку. Автобусная остановка. Сел. Понял, что устал. Всё тело зудит. Я закрыл глаза на секунду.

Рядом раздались шаги.

— Ты откуда? — голос мужской. Рядом. Открыл глаза. Мужик лет сорока. Шея в татуировках, но взгляд вменяемый.

— Из-под земли. – Ответил по-английски.

Он кивнул. Не стал уточнять.

— Там был? – Спросил уже на английском.

Я посмотрел в сторону дыма.

— Что там?

Он плюнул в сторону. Пыль поднялась.

— Колдунов жгут. У церкви. Словили пятерых. Двое, говорят, в башке копались. Третий — с глазами как у насекомого. Можешь пойти глянуть, если хочешь. Тут многим интересно.

Я ничего не сказал. Только поднялся.

— Спасибо за наводку.

Он махнул рукой и ушёл.

Я остался сидеть.

Запах дыма становился сильнее. Воздух был холодный, но под ним всё ещё что-то горело. И вот с этим — я уже снова был дома.

Повернул на улицу, что вела к церкви. Асфальт был прожжён. Где-то вдоль тротуара валялись разбитые ящики, перегоревшие гирлянды, мёртвые шины. Людей становилось больше. Кто-то стоял у стен. Кто-то сидел. Кто-то просто смотрел в сторону огня.

Гомон усиливался с каждым шагом. Сначала приглушённый, потом отчётливый. Крики. Перешёптывания. Один голос над толпой — будто выкрикивал что-то важное. Я не различал слов. Слишком много говорили сразу.

Церковь стояла на возвышении. Небольшая. Каменная. Без купола. Крест — снесён. Вместо него — ржавая труба, из которой валил дым. Перед входом — площадь. На ней — толпа. Человек триста. Или больше. Кто в броне, кто в тряпках, кто с оружием, кто без. Все смотрели в одну точку.

В центре — костёр. Прямо на булыжнике. Деревянная рама. На ней догорающее тело. Валит дым. Воняет горелой плотью. И рядом ещё одно такое же. Но уже сгоревшее. Рядом стоит ещё три готовых рамки. Без людей. Ещё не паленые. Чуть левее помост. На нем стоит священник.

Я подошёл ближе. Прошёл мимо первого круга. Меня почти не замечали. На таких не смотрят. На таких — не смотрят в упор.

Костёр полыхал. Дым тянулся вверх, ложился по ветру. Запах — не только дерева. Пахло волосами, жиром, прожаренной плотью. Глаза резало.

Один из привязанных пытался что-то говорить.

Толпа не слушала. Кто-то крикнул: «Гори, ублюдок!» — и засмеялся. Кто-то бросил бутылку. Она не долетела. Разбилась у ног догорающего.

Я стоял.

Рядом прошёл парень. Юный. С арбалетом. Остановился рядом.

Что-то спросил по-итальянски. Что-то про первый раз. Не совсем понял.

Я посмотрел на него. Не ответил.

Он опять что-то сказал.

– По-английски. – Сказал я.

Он пару секунд посмотрел на меня. Осмотрел с ног до головы. И заговорил:

– Они людей в сон тянули. У двоих вообще темный источник. Источник тьмы! Темной магии! Понимаешь? – Я кивнул. Он продолжил. – Похищали, копались в башке. Один даже оживлять пытался. Видел своими глазами.

— Ты видел?

Он замялся. Сжал ремень арбалета.

— Мне рассказывали. Но я верю. Слишком много было исчезновений.

Огонь треснул. Тело повисло на проволоке. Мясо поддалось, плечо соскочило. Тело дёрнулось. Парень отшатнулся.

— Сука… — выдохнул.

— Кто судил?

— Да все. Совет. Мы сами себя защищаем. Никаких адвокатов. Всё по справедливости.

Я кивнул. Европа во всей красе. Прошли сотни лет с последних сожжений. Вроде бы цифровизация, прогресс. Но люди все такие же тупые.

Потом сделал шаг вперёд. У самого огня стоял мужчина. С длинным ножом на поясе и рацией на груди. Он заметил меня.

— Новый?

— Вроде того. – Ответил на английском.

— Нравится шоу?

— Нет.

Он хмыкнул.

— Тогда иди. Здесь только для тех, кто помнит, кто мы. А не для тех, кто хочет пожалеть уродов.

Я не ответил. Посмотрел на помост где стоял священник с большой книгой и что-то читал.

Развернулся и ушел обратно в толпу. Стал наблюдать.

Найран: Ты все таки выбрался. Очень вовремя! Даже оказался там где необходимо. Удивительное совпадение! Есть задача для тебя. Заплачу достойно. Ты в деле?

Я задумался. Занятно получается. И манера речи у неё интересная...

– Говори. – Прошептал я по-русски.

Она мне тоже пишет сообщения то на русском, то на английском. Будто не может определиться, какой язык я знаю лучше.

Найран: Вчера схватили мою последовательницу. Церковники. Скоро ее должны сжечь на этой площади. Спаси её. Попробуй убедить толпу, что она ни в чем не виновна. Попробуй договориться, откупить... Что угодно. Но забери её и обеспечь безопасность на время.

Я усмехнулся. Банальщина.

– Сразу говори оплату и срок защиты. Я не нянька. Все строго по уговору. Я знаю такие уловки. – Прошептал я.

Найран: Карты характеристик. Десять очков. Срок защиты до трёх суток. Я скажу, когда её поведут на сожжение. Сейчас оставшихся держат под стражей. Не суйся туда. Её могут сразу расстрелять.

– Принято. – Сказал я идя чуть вперёд.

Толпа гудела. Плотнее. Дым тянулся по ветру, резал глаза. Костёр у стены догорал, оставляя под собой только мясо и обугленные кости.

Раздался звон. Короткий, металлический. Церковный помощник ударил в висящий на цепи диск. Все повернулись.

Из бокового входа вывели следующего.

Парень. Молодой. Лет восемнадцать. Щуплый. Волосы сбиты, лицо разбито. Под левым глазом — кровоподтёк, губа лопнула. Шёл плохо. Почти волочили. Руки связаны. Ноги — в шрамах и грязи.

Толпа зашумела.

— Очередной!

— Мерзость!

— Поджигай, пока не взвыл!

Парень попытался что-то сказать. В горле только хрип. Его провели мимо толпы, вытащили к костру. Туда, где стояла одна из трёх оставшихся рам.

Столб. Доски. Проволока уже обмотана в кольцах. Его прислонили. Зафиксировали. Не аккуратно — с хрустом плеча. Он вскрикнул. Кто-то из женщин в толпе засмеялся.

Церковник вышел следом. Всё тот же — в выгоревшей рясе, с книгой. Помощник за ним — коренастый, в бронежилете. В руках факел.

Парень дёрнулся, когда проволоку начали наматывать на живот. Потом на грудь. Потом затянули на шее. Кожа прорезалась — тонкой, мокрой линией пошла кровь.

Он посмотрел в небо. Потом — в сторону толпы. Рот открылся. Хотел что-то сказать. Никто не слушал.

Церковник поднял книгу. Прочитал пару строчек. Глухо. Без вдохновения. Как будто проговаривает протокол.

— Да сгинет та скверна, что гниёт под нашей плотью. Да сгорит тот, чьё пламя чуждо миру.

Кричали на итальянском. Но слова были понятны.

Помощник сделал шаг вперёд. Присел. Поднёс факел к щепе под рамой.

Пламя пошло медленно. Как всегда. Пахло смолой, горелой тканью, жареной кожей.

Парень снова зашевелился. Дёрнулся. Попробовал вырваться. Проволока затрещала. Щека прилипла к дереву. Рот изогнулся. Но не закричал. Только короткий всхлип. Не от боли — от отчаяния.

Костёр зашипел.

Толпа выла.

Кто-то крикнул:

— Не смотри в его глаза! Он может проклясть!

Я смотрел.

Он уже не видел. Взгляд стекленел. Дым шёл вверх. Всё по схеме. Всё, как раньше. Сотни лет назад.

Гребаное стадо.

Это был не он.

Не та, кого надо спасти.

Значит — просто чужой. Очередной.

Я развернулся. Отошёл в сторону. Время ещё было.

Я отошёл подальше, к ближайшему дому. Сел на перевёрнутую урну. Спина к стене. Рядом — два подростка. Говорят о том, как одному удалось украсть банку тушёнки. Они смеются. У одного под глазом шрам, у другого руки дрожат.

Я смотрю на костёр. Он всё ещё горит. Тело уже не видно. Только движение в огне и пар над спиной.

— Осталось две рамы, — шепчу.

Незаметно достал из пространственной карты пачку сигарет, зажигалку и банку колы.

Закурил, открыл колу, сделал глоток.

Во рту пошло шипение. Рот уже давно сухой. Привык. Много воды не пью, чтобы ссать не бегать каждый час. Кола хорошо подходит.

Значит, время уходит. Надо думать.

Найран хочет договор. Или выкуп. Или убеждение. Всё, кроме штурма. Типично. Они все сначала про "пути", а потом зовут, когда остаётся только резня.

Ладно.

Вариант первый. Уговор.

Подойти к старшему. Сказать, что ошиблись. Что она нужна. Что её можно обменять. Сказать, что я сам — специалист по отлову системников, темных и так далее. Что таких, как она, можно перепрофилировать. Внушить. Использовать.

Минусы: меня никто тут не знает. Авторитета — ноль. В лучшем случае проигнорируют. В худшем — поставят рядом с ней.

Реализация возможна, если:

Узнаю имя девчонки;

Достану хоть одну карту или артефакт на подтверждение системного ранга для неё.

Найду точку давления на местного старшего.

Вариант второй. Выкуп.

Деньги не работают. Карты работают. Надо предложить им навык. Или шмот. У меня с собой дохрена всего. На силу, на магию, ещё мелочёвка.

В обмен — она. Или хотя бы "передача на мою ответственность".

Минусы: потребуется точка входа. Кто именно решает такие вопросы? Церковник? Совет? Старший на блоке? Пока неизвестно.

Вариант третий. Подставить другого.

Если начать слух, что среди них есть “ещё один” — возможно, отвлекутся. Можно будет провернуть замену.

Для этого нужно:

Узнать, как её зовут;

Узнать, как её внешне описывают;

Найти кого-то подходящего — или подставить местного.

Грязно. Но работает.

Вариант четвёртый. Боевое решение.

Забрать силой. Режим мясорубки. Уложить охрану, сжечь документы, вырвать её прямо из лап. Унести, спрятать, исчезнуть.

Минусы: здесь минимум двадцать вооружённых. Автоматы, броня, наверняка несколько системников. И толпа в три сотни. Паника. Баррикады. Если пойду в лоб — не выйду.

Работает, если:

Будет темно;

Будет паника;

Будет отвлечение;

Будет точка отхода.

Вариант пятый. Поджечь церковь.

Да. Отвлечь. Всё просто. Сжечь к хера эту халупу. Они бросятся тушить. Я забираю её. Исчезаю.

Цена — огонь. Хаос. Возможно — ещё несколько жертв. Но это работает.

Пока только размышляю.

Она — не подруга. Не союзник. Клиент.

Пока не вижу смысла вмешиваться. Но договор есть договор.

Жду, пока выведут следующую.

Если это будет она — тогда решаю. Если нет — наблюдаю дальше.

На площади стало тише, чем было минуту назад.

Толпа знала — сейчас выведут следующую.

Никто не говорил вслух, но все почувствовали. Как перед грозой. Люди начали тянуться ближе. Грудь к спинам. Лица к огню.

И вот они появились.

Двое охранников. Между ними — девчонка. Молодая. Лет двадцати, не больше.

Тонкая, как ломанная ветка. Лицо разбито. Немного веснушек на лице. Под глазом синяк. На лбу — ожог. Копна слипшихся в крови рыжих волос.

Стигма. Метка. Клеймо.

Кто-то из толпы затаил дыхание. Кто-то прыснул со смешком. Она не кричала. Не вырывалась.

Шла как зверёк, которого уже били, били долго. Не сопротивляется — но и не сдаётся.

Просто идёт. Ждёт.

Один из стражников что-то сказал. Грубо. Подтолкнул. Она споткнулась. Колено об булыжник.

Визг в толпе. Смех. Кто-то швырнул камешек. Попал не в неё — отскочил. Но жест уже был.

Охранники подняли. Провели к четвертой, ещё не запачканной раме.

Деревянный столб. Свежая проволока.

Церковник поднялся на помост. Всё тот же. С книгой.

В его голосе не было силы. Он просто читал. Как бухгалтер.

Найран: Это она. Спаси её.

Её поставили к столбу. Проволоку — на плечи, на талию, на горло.

Один из охранников затянул слишком туго — она закашлялась.

Снова никто не вмешался.

Публика смотрела.

Смотрела, как в цирке.

Она подняла голову. Посмотрела на лица.

И люди отвели глаза. Почти все.

Даже те, кто секунду назад смеялись.

Даже те, кто держал в руке камень.

На секунду стало тихо.

Ветер донёс запах — кожи, жира, прожжённой плоти. С прошлых казней.

Один голос выкрикнул:

— Это ведьма! Пусть горит!

Снова смех. Кто-то — “Аминь!”

Но никто не посмотрел ей в глаза.

Она пыталась говорить. Шептала. Её губы дрожали.

Не мольбы. Просто “я не виновата”.

Но слова гасли в дыме.

Коммуникатор в кармане был мёртв. Батарея давно села.

Но у меня в голове всё ещё звучали слова Найран.

"Спаси её. Договорись. Уговори. Откупи. Или забери."

Вариантов больше не осталось.

Если сейчас не вмешаюсь — сожгут.

Я вышел из толпы.

Я сделал шаг. Потом ещё.

Толпа сначала не отреагировала. Когда подошёл ближе к помосту — начали расступаться. Не из уважения. Просто как перед хищником. Молча. Без лишних движений.

Остановил охранник.

— Стой. Куда собрался? — сказал по-итальянски. Быстро, резко. Я понял не всё, но суть уловил.

— Мне нужно поговорить. С вашим командиром, — ответил по-английски.

Он щурился. Перешёл на ломаный английский:

— Ты кто?

— Тот, кто хочет забрать девушку.

Он нахмурился. Уже хотел что-то сказать, но сверху подошёл второй. Поглядел внимательнее.

— Ты говоришь по-английски? — спросил он.

— Да. Итальянский плохо знаю. Лучше так, — кивнул я.

Он помолчал, потом кивнул охране:

— Жди здесь. Я спрошу.

Поднялся на помост. Подошёл к церковнику. Тот стоял с книгой, смотрел на столб, где девчонка — худая, избитая, почти без одежды — всё ещё стояла привязанная. Потом — на меня. Молча. Измерил.

Кивнул.

Спустя минуту охранник вернулся:

— Поднимайся. Только без фокусов.

Я кивнул. Прошёл мимо него. Поднялся. Дым тянул на юг. Пахло гарью и мясом.

Церковник ждал. Не здоровался. Сразу по делу:

— Говори. — По-английски. Голос сухой.

— Я пришёл за ней. Хочу её забрать. — Сказал я, тоже по-английски.

Он не удивился.

— Стигма подтверждена. Источник нестабилен. Тьма. Решение принято.

— Я предлагаю обмен. Две карты. Настоящие. Оружие ближнего боя. На выбор. Один F, один E. Без ловушек.

Он молчал. Смотрел на меня. Потом — на неё. Она стояла, еле держась. Кровь стекала по щиколоткам. Плечо обожжено. Шея в порезах от проволоки.

— Мы не торгуем душами.

— Но сжигаете их.

Он чуть качнул головой.

— Мы защищаем город. Это очищение.

— Она никого не убивала.

— Это не доказано.

— И не опровергнуто. Значит, она не виновна. Дайте мне её. Я выведу. Больше не увидите.

Он смотрел на меня ещё секунд десять.

По спине пробежал холодок.

Потом выпучил глаза. Сделал шаг назад.

– Нет. – Наконец ответил он. – Твоя душа тоже темна. Черна как ночь!

Черт. Справку запросил. Узнал уровень. Блядь!

Охрана дернулась со стороны. Он остановил их жестом руки. Сказал им что-то быстро на итальянском.

– Ты можешь покаяться. Бог всё простит. Очисти свою душу...

– Нет. Мне нужна только она. Я готов заплатить и больше. Просто назови цену.

Он покачал головой. Медленно. Почти с жалостью.

— Деньги не очистят тьму. И карты — тоже. Это только маска. Внутри — гниль.

Я молчал.

— Я вижу твой уровень. Я вижу, что ты несёшь. Ты пролил слишком много крови. Система не врёт.

— Я выжил. Это всё, что она показывает.

— Нет. — Он шагнул ближе. Лицо было бледным. Глаза — яркие. — Она показывает вес души. Твоя — тяжела. Пропитана убийством.

— Это моя проблема.

— Это наша проблема. Ты принесёшь заразу. Как и она. Ты принес Ад сюда.

Я не ответил.

Он вздохнул. Смотрел на меня, как священник на грешника в исповедальне.

— Я не хочу убивать тебя. Но если ты сейчас отступишь — ты спасёшь её. И, может быть, себя. Покаяться — ещё не поздно. Всё прощается, если искренне.

— Нет.

— Почему?

— Потому что мне плевать на прощение.

Он замолчал. Пальцы сжались на корешке книги. Плечи напряглись.

— Ты думаешь, что выживешь в этом мире один? Без веры? Без очищения? Без общины?

— Я выжил под землёй. Один. Несколько дней. Среди тварей, которые не читают ваши проповеди.

— Ты будешь следующей тварью, если не отступишь.

Я усмехнулся.

— Не сегодня.

Он посмотрел на охрану. Помолчал.

— И всё же… ты можешь спасти её не через торг. А через искупление. Очисти себя. Прими благословение. Мы спишем долг. И ты уйдёшь с ней. Оба — чистыми.

— Очистите лучше улицы. Там трупы.

— Твоя душа хуже.

Со стороны толпы была тишина. Сейчас начался гул. Кто-то спереди слышал разговор. И слова пошли по рядам. Люди начали орать, что я тоже темный. Что мне надо очиститься. Я сделал пару шагов по помосту в сторону толпы.

Весь в крови, грязи, лицо уставшее. В шрамах, но с решительными глазами.

Все стихли. Замолчали абсолютно все. Я обвел взглядом толпу и заговорил:

– Бессмысленно меня вам убеждать. Я ваши не приму заветы. Наверное, легко вам убивать. Привычно прикрываясь делом света. – Сделал паузу, набрал воздуха и продолжил. – Движением привычным топора. Отродье тьмы убито по закону. Ликует восхищенная толпа. Угодно то и господу и трону. – Всмотрелся в лица. – Мальчишке, что на площади сожжён – минуло лишь недавно восемнадцать. А вся вина, что темным был рождён. За это должен с жизнью он расстаться?

Опять замолчал. Никто не перебивал. Все смотрели и слушали.

– С усмешкой боги потакают вам. Чем больше крови - тем сильнее святость. Но ждите, скоро я за все воздам. Бедою обернется ваша радость. Не я, а вы решили убивать. Во имя света нить судьбы калеча.

Я опять взглядом обвел всех и шепотом по-русски спросил у Найран:

– Ты сможешь забрать их души, если я их смерть тебе посвящу?

Ответ последовал мгновенно.

Найран: Нет. Их боги сильнее. И их слишком много. Надеюсь ты не собрался устраивать мясорубку?

Я не ответил. Все ждали, что я продолжу.

– Вы думали умру я на костре очищения? В страдании и ужасе сгорая?

Я активировал щупальца. Они медленно вылезли из спины из под куртки сверху. Опустились на пол с четырех сторон.

– Говорите с вами Бог? Я русский. Со мной Бог тоже... – Я выпустил в правой ладони немного энергии. Багровый дымок заклубился над рукой. Я начал ритуал. – Съедаемы проказой и чумой. Умрут сегодня паладины света. Но даже в смерти не найдут покой. Все по канонам темного завета. Они к богам дорогу не найдут. Не обретут спасительного рая. Надёжно перекроет этот путь Богиня Тьмы и Смерти – МАРА!

Я сжал кулак и дым в руке погас. Но не втянулся обратно и не рассеялся. Намерение было отправлено. Я почувствовал на себе взгляд. Сильный, тяжёлый. И такой знакомый.

– Придурки, вызов бросившие тьме. Я снесу ваши храмы. Сотру лики ваших Богов. – Я стал медленно подниматься на щупальцах. – Я завершаю обряд. – Шепотом сказал я. – Я посвящаю жатву тебе, Мара. – Добавил по-русски.

Окинул взглядом толпу. На лицах непонимание. Они будто только что родились. Глаза круглые, никто ничего не понимает. Для них я просто диковинка. Часть представления.

Они никогда не видели ничего, кроме своей веры — и вдруг реальность пробила купол.

Я свёл руки вместе и стал выпускать энергию создавая большой энергетический шар. Медленно. Завораживающе.

– Пеплом я развею свет. Несправедливость вся уйдёт.

Почувствовал приток силы. По всему телу пошла энергия. Энергоканалы на руках засветились. В глазах появился багровый оттенок. Перед глазами появились какие-то системные сообщения. Но я не читал.

Итак понятно. Мара приняла жатву. Пора начинать. Голос стал грубее, я направил энергию к голосовым связкам и он разнёсся эхом по площади, сотрясая каждого.

– Welcome to Ад! Время страдать...