Обретение стаи

Глава 8. Спектрум

Апрель 1993 года, Город, 27 лет

Больше всего Торик напоминал себе медведя в спячке. Всю зиму просидел в берлоге, стараясь никуда не выходить без крайней необходимости. Время неспокойное — меньше ходишь, крепче спишь. Опять же, сидя дома, лишнего не потратишь. Зато уж начитался вдоволь. Очень кстати рядом, всего в трех домах, обнаружилась библиотека. Пусть не особо богатая книгами, зато там разрешали сначала их полистать. Толковой фантастики у них не нашлось, зато попадались книги из категории «странное». Причудливый мир японца Кобо Абэ. Удивительный мир Льюиса Кэрролла, на сей раз не про Алису. Книга оказалась про математическую логику и называлась «История с узелками». Причем автор придумал свою хитрую математику на тридцать лет раньше, чем этим занялся остальной мир, а излагал ее так, будто сказку рассказывал.

Весна не слишком изменила ход жизни Торика: медведь привык к берлоге и не спешил из нее вылезать. Апрельским вечером он как раз принялся читать нового Хайнлайна, когда в дверь позвонили.

Михалыч? А вот и нет. За дверью стоял… Роберт! Возмужал, отъелся, стал пошире в плечах, но в остальном все тот же.

— Пустишь? — А в глазах чертенята бегают.

— Привет! Заходи, конечно! Ты как тут оказался?

— Родители твои подсказали. Кстати, перекусить ничего не найдется? Жаль. Я пристроился в общежитии при заводе. Обещали на днях взять на испытательный срок начальником программистов. А ты?

— Да я-то что. В стране сам видишь, какие дела. На работе всех разогнали. Сидим по домам, ждем лучшей жизни. Ты про себя расскажи. Я помню, ты уехал в Самару за Алиной. Она тебя прогнала?

Роберт в красках описал, как огорчились родители Алины: они и не знали, что ее отчислили, и сразу обвинили в этом ее дружка. Как они с Алиной тайком встречались почти полгода, а потом все же сыграли свадьбу. Где-то через год молодые позволили себе ребенка. Мама Алины души не чаяла во внучке и с удовольствием занималась ею.

Роберт весь сиял, вспоминая о лучших днях. А затем словно погас.

— Потом все развалилось. Причем сначала я и сам не понял. В Алинке что-то переменилось, будто лопнула пружина. Или появилась новая движущая сила. Не люблю я про это… Короче, мне шепнули, что она уже полгода встречается с мужиками, причем с разными. Прикинь? Понять и простить я не смог. А смысл? Если уж начала, так и будет, правда? Развелись. И мне так тоскливо стало в этой Самаре, что я решил уехать. Тут в стране как раз все начало рушиться. Дома мне ловить нечего. А здесь — я же помню — столько предприятий с электроникой! Есть где разгуляться, были бы руки и голова. Кстати, удивляюсь, что ты работу найти не можешь. Нет-нет, к себе не приглашаю: я пока сам на птичьих правах.

Торик всегда поражался неуемной энергии Роберта. Таких живчиков и проныр поискать еще! Меняет города, легко находит нужных людей. Только приехал — уже есть работа. А тут ищешь-ищешь… Хотя, если честно, больше сидишь в ожидании, что перемены сами с неба упадут. Так ведь падали всю жизнь сами, вот в чем штука!

— Знаешь, ко мне ведь Валерыч приезжал! — вдруг прервал его размышления Роберт. — Мы там организовали клуб эсперантистов для старших школьников. Такие чудеса устраивали, ты бы видел! Настоящий островок страны Эсперантуйя! Но потом — сам знаешь — всем стало не до этого. Валерыч ходил весь потерянный. Кстати!

Он огляделся, нашел стоявшую в углу гитару, сдул пыль, на секунду смутив Торика, и прочистил горло.

— Вот, последняя песня. Ну… в смысле, свежак от Валерыча.

Пальцы двигались уверенно, четко, выдавая энергичные отрывистые аккорды. Это было явно подражание Высоцкому, прикинул Торик, скажем, как в песне «На братских могилах не ставят крестов». Ему даже послышалось характерное хрипение, хотя высокий голос Роберта звучал иначе, да и слова были совсем другие.

.

Даже сильный огонь погаснет,

Если ему не помочь.

Вот и я сгорел понапрасну,

И теперь наступила ночь.

.

Мне дороги никто не прочертит:

Спотыкаясь бреду впотьмах.

Всюду шастают злые черти

Со свечами на гнутых рогах…

.

— Как тебе? — вдруг прервался Роберт, откладывая гитару.

— Это точно Валерыч сочинил? Ты не путаешь? — не поверил Торик.

— Представь себе. Это _новый_ Валерыч. Время меняет людей, особенно армия.

— Вообще здорово, хоть и мрачновато.

— Такие времена… Слу-у-ушай! — вдруг просиял лицом Роберт. — А как там наш волшебный прибор, работает? Сломался? А этот твой… деятель не починит? Ну да, дети — это святое. Мой-то? Да понимаешь, какая штука… Мне ведь пришлось потом как-то выживать, вот и продавал буквально все. Штаны свои продал, кроссовки… Нет, ты что! Да и кто бы его купил. Но пришлось… да, на детали на радиорынке… Голод — не тетка. Жаль, конечно. Идейка-то была живая, рабочая. Я подумал, может, на заводе наладили бы выпуск, а? Это хоть настоящая вещь, а не всякие там магнитные браслеты от всех болезней. Жаль, жаль.

Роберт демонстративно посмотрел на часы, вздохнул и встал с дивана.

— Ладно, кормить ты меня не хочешь, я так понимаю. Поеду. Приятно было увидеться.

Он закрыл дверь и пропал из жизни Торика, теперь уже окончательно.

* * *

Апрель 1993 года, Город, 27 лет

Роберт ушел, а Торик все никак не мог успокоиться. Вспомнилась Ира Лошадкина со своим извечным «Какая у людей бурная жизнь!» Вот уж поистине — бурная! Зачем Роберт приходил? Заново наладить связи? Рассказать о своих делах? Поесть? Все сразу. Но главное — хотел узнать про прибор: не осталось ли прототипа. Вот ведь жук! Только заикнись — тут же и продаст. Внутри недобро вспомнилось «мое сокро-о-вище» Горлума.

Торик встрепенулся и засуетился. Хм… надо бы и правда взглянуть на «сокровище». Давненько не доставал. Где же прибор? В ящике с электроникой? Среди кассет? С этими переездами, да перевозками… Не угадал. Прибор нашелся среди коробок, а рядом шлем и свернутый плед с сеткой Фарадея. Сердце забилось чаще. Спокойно, Ипполит, спокойно… Освобождаем стол, вот розетка. Диван рядом, расстилаем сетку. Вроде не порвалась. Хотя при такой конструкции пара-тройка разрывов не помешают экранировать помехи.

Включаем. Опа, что-то не так. Что означает мигающий желтый светодиод? Ох, Семен! Руки-то у тебя золотые, а вот чтобы инструкцию сделать… Хотя Торик и сам хорош — пока помнил, надо было хоть в тетрадку записать. Сколько прошло с последнего погружения? Семь лет! Он покачал головой, примиряясь с этим фактом. Припомнил, как в тот год сидели с отцом на крыше и разговаривали. Вроде бы отец тогда сказал что-то важное? А потом жизнь закрутила Торика, унесла в потоке событий, людей, задач. И где все они теперь? Эх…

И еще одна странная мысль пришла: Роберт во всей этой истории с прибором — чистый катализатор. Сам в реакции не участвует, но без него она не происходит. Именно с него все тогда началось, и вот сейчас именно он вытянул идею прибора из небытия.

Ладно, лезем внутрь. Плата вроде целая. Провода на месте. Разъемы… О, вспомнил! Желтый мигающий — это неконтакт нагревательной полосы. Ну-ка? Точно, разъем слегка окислился. Ищем жесткий пурпурный ластик, чистим-чистим контакты до блеска. Втыкаем. Включаем. Вот, другое дело! Теперь должен работать. Стелем сетку, наводим электролит. Время погружения ставим небольшое, минутки три. Сейчас главное — узнать, работает ли прибор. Частоту — знакомую, на тот самый коридор барака, это самая стабильная точка. Ну, поехали…

…Слабый запах вареного мыла и сильный — картошки, что жарится на старом сале. Тусклый свет в коридоре, стены снизу темно-зеленые, а дальше — побелка. Двери, двери, я прохожу мимо Карасикова и… вывинчиваюсь в привычную реальность.

Ура! Все работает как раньше. Даже на душе спокойней стало, словно потерял какую-то важную вещь, а потом вдруг нашел. Раз уж все приготовлено и работает, можно поискать новых точек, на более высоких частотах. Легкая досада: и почему он раньше не занялся этим? Не было повода. Будто теперь повод появился. Поехали.

Пару раз ничего, кроме серой мути, не происходило, и Торик уже отчаялся, но потом незаметно уснул и тут…

* * *

…вокруг так ярко, пахнет сырой землей, повсюду торчат палки. Снега почти нет, а бурые листья — вот они. Их так смешно пинать ногами, они разлетаются, летят вверх, падают обратно. Весело! Ой, это мама? Какая молодая, в синей блузке и коричневом сарафане. Мама ругается. А я куда-то бегу-бегу, вокруг деревья, они такие высоченные, и совсем без листьев. А вон и папа, остановился и что-то кричит нам. Ничего не слышно! Бегу к папе, но внезапно падаю, вспыхивает боль в левой руке — я стукнулся о старые корни, не так сильно. Вскакиваю, боль почти тут же проходит, но мне обидно. Это несправедливо, неправильно! И я ударяюсь в рев.

— А я говорила: смотри, куда бежишь! Это лес, тут везде корни, хорошо еще не камень. Ну ладно, не надо плакать, ты же мальчик. Пойдем, папа что-то интересное нашел.

Я еще шмыгаю носом, но уже переключился на новую цель.

— Миша, что там?

— Посмотри, ты лучше разбираешься.

— Ой, а кто это? — Я с удивлением смотрю в траву: там лежит птица.

— Не знаю. Не сорока, не ворона… — гадает папа.

Мама качает головой:

— Это благородная птица. Не глухарь и не фазан, конечно, но… Пестрая, как перепелки, только большая. Почему она тут лежит? Она больная, упала? Смотри, кровь.

— Тут недавно собака проходила охотничья, с пятнами на боках. Может, она как раз эту птицу искала? А я отогнал ее.

— Тогда, наверное, тут и охотник был! — смеется мама. — Ладно, теперь добыча будет нашей. Я могу ее ощипать.

— Так раз на них охотятся, надо ее взять и домой отнести, там приготовишь.

— А птичку едят? — снова влезаю я.

— Едят, — уверенно кивает мама. — Я думаю, она вкусная.

— Я тоже думаю, — со значением замечает папа и непроизвольно сглатывает. — Особенно учитывая, что мяса мы уже месяца три не покупали…

— Миш, ну оно такое дорогущее на рынке, а у нас… Из такой тушки я и бульон сделаю на суп, и жаркое, на пару дней хватит. Ну что, нагулялись, домой пора?

— Не-е-ет, — протестую я. — Еще погулять! Может, другую птичку найдем?

— Вряд ли. Такое раз в жизни бывает. — Папа берет меня за руку и ловко меняет тему. — А ты знаешь, как птицы научились летать? Однажды…

Я поворачиваю к нему голову и внимательно слушаю, но… мир тускнеет, застывает и выкручивается. Ох, как же не хочется возвращаться!

* * *

Пару секунд Торик еще держался, видел, как на стоп-кадре, весенний лес из саратовского детства, а потом все же вывернулся в реальность и тут же, словно по инерции, ощутил во рту вкус той птички. Вальдшнепа… Торик совсем забыл эту прогулку, и голый лес, и веселые вороха листьев… Но, получается, где-то в глубине все это сохранилось, такое же свежее, и ничуть не потускнело. Надо же! Выходит, все наши воспоминания хранятся вечно, надо их только правильно разбудить?

Торик машинально потер левую руку. Фантомной болью в ней кольнуло забытое ощущение от падения, случившегося… четверть века назад? Или вот только что?

Непрошенно мелькнула еще одна мысль. Маленькому Торику в этом воспоминании года три. Получается, отцу — двадцать девять. Почти как Торику сейчас. Отец живет в голодном Саратове по распределению после института, но у него уже есть сын. А тут даже постоянной девушки еще нет и пока не предвидится.

Как же все переменилось в жизни!

И все же странно. Торик вернулся гораздо раньше заданного времени. Почему? Что именно вытаскивает его в реал, не дает оставаться в погружении сколько угодно?

Есть прибор, четко работающая конструкция, есть погружение в воспоминания. Но что при этом происходит на самом деле? Мы считываем какие-то сигналы мозга. Мы умеем выставлять разные параметры воздействия, чтобы попадать в разные моменты времени. Но два этих края задачи никак не связаны между собой. Вот если бы прибор мог чувствовать изменение состояния человека, можно было бы корректировать воздействие, чтобы оставаться в погружении сколько хочется.

Получается, для серьезной работы с воспоминаниями нужна настоящая обратная связь. Чтобы не только различать, спит человек или бодрствует, но еще воспринимать и анализировать более тонкие оттенки погружений. Жаль, аппаратные возможности ограничены. Эх, был бы дома свой компьютер! Со временем можно было бы написать программу и анализировать ответ мозга. Выделять нужные частоты, менять воздействие, динамически подстраиваясь под ситуацию. Но что толку мечтать! Компьютеры стоят почти как самолеты. А тут на книги и еду едва хватает.

Торик вздохнул и принялся сворачивать прибор.

* * *

Октябрь 1993 года, Город, 28 лет

В октябре, когда клены снова окрасили парк в дивные цвета, Торик зашел на радиорынок, купить свежей музыки на кассетах. Чего здесь только не было! Радиодетали всех цветов и размеров, старые и новые магнитофоны, какие-то брошюрки, обещающие мигом наладить жизнь и принести богатство, а рядом — столы с нормальными книгами, тут Торик задержался подольше. Потом бросил рассеянный взгляд на соседний стол, разговорился с продавцом и выяснил вот что.

Недавно появились совсем маленькие компьютеры под названием ZX Spectrum. Физически продается всего лишь небольшая печатная плата. Клавиатуру можно собрать из заготовок самому. Вместо монитора подходит обычный цветной телевизор. Для хранения программ и игрушек годится кассетный магнитофон. Разве это не чудо?

Торик понял, что всеми правдами и неправдами хочет заполучить такой компьютер! Это был реальный шанс не только не утратить навыки программирования, но и в перспективе обрабатывать сигналы, приходящие от мозга!

Оставалось добыть денег. Но где?

* * *

Ноябрь 1993 года, Город, 28 лет

Для начала Торик решил позвонить Стручку. После ухода Торика из отдела они так ни разу и не встречались, только созванивались. И вот теперь Торик напросился к Стручку на новую работу, приехал и обомлел: убогая комнатка, дверь, стол, стул, телефон — вот и весь «офис». Робко поинтересовался насчет работы. Стручок криво ухмыльнулся:

— Устроиться? К нам? А смысл? Посмотри: здесь даже одного человека слишком много. Не контора, а фирма-однодневка. Мои обязанности — читать газеты и обзванивать всех по объявлениям. Вдруг наткнусь на идиотов, которые захотят у нас что-нибудь купить. Хотя лично я никому бы не советовал. Но это между нами. Так что извини — ничем помочь не могу.

Стручок задумчиво вздохнул и еще тише добавил:

— Сейчас такие времена… Мать недавно попросила помочь им разобрать хлам на балконе.

— Доброе дело.

— Доброе, но прикинь: у них седьмой этаж. Балкон застеклен. Я коробки у стенки отодвинул, а там в стекле маленькая ровная дырочка.

— Стекло треснуло?

— Да нет. — Он со значением посмотрел на Торика. — Похоже, из соседнего дома тренировались стрелять по близким мишеням. Лихие времена, эти девяностые. Эх, закисну я тут скоро с этими телефонными деятелями. Живут так, будто никаких компьютеров не существует. А ведь совсем недавно, пять лет назад, все было — еэски, Адабас, помнишь?

— Еще бы! «И он уже не тот, что был вначале…» Слушай, может, еще все вернется?

— Вряд ли, не думаю. Мы движемся куда-то совсем в другую сторону — в социализм обратной дороги нет, но и в капитализм вряд ли попадем. Так и будем идти… своим путем.

«По-отличнически, а не как все люди», — вдруг вспомнилось Торику школьное пророчество. Вздохнув, он поспешил попрощаться.

* * *

В итоге найти работу «по знакомству» опять не вышло. Так и пришлось идти на поклон к родителям и занять денег у них. Торику было мучительно стыдно, но иного выхода он не видел.

За чаем поговорили о жизни. И тут отец рассказал об эксперименте у них на работе. Ситуация сложилась дикая, на грани абсурда. Зарплаты, как почти у всех в городе, платить было нечем, поэтому руководство завода временно «отменило» деньги. Еду и товары в местном магазинчике отдавали даром, в долг, под будущую зарплату, а задолженности сотрудников старательно записывали. Алкоголь не продавали принципиально. Но этого оказалось недостаточно.

Узнав, что можно «покупать все без денег», многие женщины совершенно теряли голову. Хватали все подряд. Тратили будущие зарплаты — свои и мужа — на полгода вперед и потом не знали, как жить дальше. Видимо, природные ограничители у людей не приспособлены для таких экстремальных возможностей. У одной из самых ярых «грешниц» в итоге случилось нервное расстройство. Дело чуть не закончилось суицидом, но женщину вовремя остановили и откачали: теперь она лежала в больнице и восстанавливалась. После этого случая на заводе распорядились ограничить «покупки с отложенной оплатой» на срок не более месяца.

Странные времена приводили к странным последствиям. Раньше людям такое бы и в голову не пришло!

* * *

После Нового года счастливый Торик выкупил свой новенький «Спектрум», подсоединил клавиатуру и маленький телевизор, подключил — работает! Ура! Снова настали времена программирования. Раздобыл книжку и принялся осваивать встроенный бейсик. Через два-три месяца программы стали получаться. Маленькие программки, которые он успевал набрать с клавиатуры за один вечер, запускались просто замечательно. Особенно ему нравилось, что прямо посреди программы на бейсике можно было вставлять фрагменты кода на ассемблере. Они исполнялись в десятки раз быстрее, да и памяти занимали куда меньше. Коды множились и свивались в причудливые цепочки. Зато понимание новых языков росло и крепло. Вот это уже было похоже на настоящую работу на компьютерах! Торик воспрял духом и начал строить планы.

И тут дело застопорилось, причем с неожиданной стороны. В качестве накопителя информации предполагалось использовать обычный магнитофон. Программы — и свои, и чужие, купленные на рынке на кассетах — читались, но работали очень ненадежно. Торик снова и снова терял то, что записывал. Даже игрушки временами считывались лишь кусками. Проходишь первый уровень, радостно идешь на второй, а там уже все сломалось: изображение на экране рассыпается в случайный набор цветных точек и хаос мигающих символов. А сам компьютер ни на что не реагирует. Можно нажимать любые клавиши, скакать вокруг или осыпать ситуацию проклятиями — результат получался одинаково нулевым. О, как же злился Торик на такие состояния! А они, как нарочно, случались все чаще.

Торик не сдавался. К середине лета он перешел к главной задаче. Ему хотелось изучить то, что прибор принимал от мозга при погружениях. Внутрь прибора сигнал поступал. Оставалось научиться вытаскивать данные наружу и отправлять на компьютер. Поковырявшись так и эдак, Торик понял, что без Семена, как и прежде, ему не обойтись.