Обретение стаи

Глава 23. Зоя погружается

Декабрь 1998 года, Город, 33 года

«Свет и тишина, покой и белый снег…» Большие окна, забранные жалюзи, давали ровно столько света, сколько хотелось. Никакого надрывного треска матричных принтеров, лишь изредка интеллигентно прошуршит лазерник, выдав пару листов почти полиграфического качества. В комнате не двадцать человек, а всего четверо — не кричат, не носятся как угорелые — сидят и спокойно делают свое дело, чаще всего молча. Поначалу Торику не верилось, что такие места существуют. Замученный прошлой работой, он вздрагивал от каждого телефонного звонка, потом благостно осознавал, что к нему они теперь не имеют никакого отношения, зарплатники его здесь не достанут, и на складе сидеть до ночи тоже не придется. Тогда он вздыхал и продолжал читать инструкции, вникая в тонкости новой для себя деятельности.

Официальное название организации было длинное и нескладное, поэтому даже сотрудники ее называли проще — Контора. Пришлая инспектриса не обманула — им и правда требовался подготовленный программист, так что попасть сюда оказалось несложно. Руководила здесь леди-босс Маргарита Николаевна, немолодая и решительная женщина приятной внешности. Сотрудники ее не то чтобы боялись, но спорили с ней только в самых крайних случаях, поскольку «воля у нее несгибаемая, а пробивной силы на троих хватит».

Не зря говорят «ты не становишься старше, просто вокруг все больше людей моложе тебя». Времена, когда Торик был самым молодым в отделе, незаметно ушли в прошлое, и уже здесь все остальные сотрудники оказались чуть моложе его. Начальника отдела, Матвея Смирницкого, все почему-то называли просто Матвейка. Долговязый и худой, спокойный до меланхоличности, он, тем не менее, умел быстро принимать решения и отстаивать то, во что верил, или что полагал правильным.

Еще в комнате сидели два техника — Дима Мухин и Витя Дворков. Когда отдел фотографировал корреспондент из газеты, коллектив смотрелся довольно комично. В центре — долговязый Матвейка с философским взглядом библейского старца. По левую руку от него — почти такой же высокий и худой Витя, недавно вернувшийся из армии, а потому коротко стриженный, а по правую — очкастый коротыш Дима, матерый кавээнщик, острый на язык и со злым взором.

Сейчас Матвей пришел откуда-то с озабоченным выражением лица и негромко, но четко спросил:

— Контрольщики жалуются: опять нет доступа ко второй базе. Версии есть?

— Им, гагарам, недоступно… Им вчера не дали доступ! — картинно продекламировал Дима, но потом посерьезнел: — Я вчера не работал с базами.

— Ой! — Витя вдруг прикрыл рот ладонью. — Точно же! Сейчас сделаю.

Матвейка вздохнул и страдальчески поднял глаза к потолку. А Торик улыбнулся и подумал, какие они славные ребята. Может, здесь наконец он найдет «своих»?

* * *

Дальше — больше. За стеной работали две девушки-инспектрисы и их грозный начальник. При всей неспособности Торика к запоминанию лиц, начальник с первого же взгляда показался ему знакомым.

— Руслан, ты, что ли?

— Во-первых, не «ты», а «вы». Тот факт, что мы когда-то учились на одном потоке, не дает вам никакого права не проявлять ко мне должного уважения, а во-вторых…

«Во-вторых» как-то сразу стало для Торика совершенно неинтересным. Он и так не любил навязываться, а уж если человек так себя позиционирует, хорошего ждать не приходится. Кроме того, в воздухе сразу повеяло противно-зудинским.

— Ладно, я понял.

— Ну вот и чудненько.

Больше они не общались.

Зато Аделаида, одна из инспектрис Руслана, к ним часто захаживала — попить чайку или просто поболтать. В ее внешности чудилось что-то ведьминское — то ли из-за пронзительно черных глаз, сиявших на узком, впалом лице, то ли из-за странного звучания ее голоса — негромкого и невысокого, но при этом легко перекрывавшего любые шумы. Таким голосом можно рассказывать сказки. Или творить заклятья. Говорила она как бы даже не с тобой, а так, в пустоту, иногда бросая по сторонам острые до пронзительности взгляды:

— Кошка вчера пришла. Наша. А с ней еще одна. Не наша. А может, кот. Смотрит на меня, глаза больш-шие, греш-шные…

Торику сразу представлялась то черная кошка, что приносит несчастье, то булгаковский кот Бегемот. В одну из пауз, когда Аделаида отрешенно размешивала чай с таким видом, будто мешает в котле колдовское зелье, Торик спросил:

— Ада, чем занимаешься в свободное время?

Ожидал, что она расскажет о книгах или о музыке, может быть, о макраме или вязании, но она смутилась, будто он застиг ее врасплох, и сказала только:

— Ну, так… поколдовываем помаленьку.

— Как?! — он просто не ожидал такого ответа.

— Ну вот ТАК. — И уперлась в него невыносимо черными глазами.

Торик невольно отпрянул.

— Ада! Кончай свои штучки! Непуганого нашла? — вдруг строго сказал сидевший рядом Матвейка. — Сейчас напугаешь его, ценный сотрудник уйдет, и с кем мне тогда работать?

* * *

Зоя долго сомневалась. С одной стороны, страшновато и неуютно уснуть и оказаться беспомощной в чужом доме. Да, Торик был ей симпатичен и во многом созвучен, но все равно мало ли что? Опять же, электричество и мозг: кто знает, какие могут быть последствия? С другой стороны, глупо годами исследовать файлы и данные, относящиеся к иному, нездешнему миру, нащупывать математически его контуры, но даже не попробовать заглянуть в этот мир самой. Вероятность, что мир ее впустит, ничтожно мала, но есть. В итоге она все-таки решилась.

Торик суетился, будто в первый раз: несколько раз поправлял коробку с прибором, приготовил электролит, потом нечаянно опрокинул чашку с ним, хорошо хоть ничего не замкнулось, но электролит пришлось делать заново.

Чуть потемнел Зоин уверенный серый взгляд, на самом дне которого притаился страх. Никто из них не догадывался, с чем это может быть связано, а сама она не рассказывала. Но страх разъедал ее, он мешал ей жить.

— Мне не мешать? Уйти к себе? — чутко уточнила Вика, бродившая поблизости: ей было любопытно, что получится.

— Нет, я хотела, наоборот, попросить, чтобы ты посидела около меня. Мне так спокойней. Можно?

— Ладно. У меня как раз стопка тетрадей. Сяду вот здесь, за столом, и буду их проверять.

— Ты ведь все запишешь, весь сеанс? — спросила Зоя у Торика.

— Конечно. Заодно потом посмотрим, что не так, если не получится.

— Думаешь, ничего не выйдет?

— Ну, как сказать… Сама все знаешь — люди пробовали разные, а сработало пока только на мне. Да и то… Стручок до сих пор сомневается.

— Нет, больше не сомневается. Он верит в математическую обработку данных. Куда мне сесть?

— Сесть? Нет, спать удобней лежа — так не упадешь. Иди сюда, на диван. Укладывайся, сейчас тебе лоб протрем.

— Щиплет?

— Почти нет — как пот на лбу. Так, провода сюда продеваем. Голова мягко лежит?

— Да, вроде. А куда сетку?

— Сеткой накроем тебя как одеялом. Повязку на глаза дать?

— Э… пожалуй, не надо. Что мне еще нужно знать?

— Расслабься максимально, отпусти всю ситуацию к чертям собачьим! — вдруг ответила Вика. — У меня первые три раза не получалось, потому что я все время чего-то ждала и подпрыгивала.

— А потом?

— Потом решила, что все равно ничего не получится, махнула рукой и сразу на следующий раз уснула!

— Но без погружения?

— Да, — вздохнула она. — Погрузиться ни разу не вышло, а так засыпала.

— Спасибо, Вик, попробую расслабиться. А можно шторы закрыть?

— Ой, я забыла, сейчас закрою. Лишь бы сегодня самолеты не летали, а то с ними точно не поспишь.

Торик тоже немного суетился:

— Ну как, готова? Запускаем запись?

Зоя чуть помедлила и потом заговорила:

— Торик, если я вдруг по каким-то причинам не проснусь…

— Зой! Ты что такое говоришь-то!

— Подожди. В жизни все бывает, так что слушай. Вон моя сумка, внутри записка с телефоном отца. Звони сразу ему. Больше никому звонить не надо, хорошо? Обещаешь?

— Ты меня пугаешь!

— Я сама себя боюсь. Ладно. Давайте уже, а то передумаю.

— Закрывай глаза. Как тебе? Все хорошо?

— Горячо, жжет на лбу!

— Ого! Ты такая чуткая?

— Видимо. Убавим?

— Уже. Готова?

— Ох… Вряд ли что-то получится…

От резкого стука все трое вздрогнули.

— Ой, простите, у меня методичка упала.

— Вик!

— Все-все, сижу тихо.

* * *

Торик начал со средней частоты, потом интуиция подсказала, что лучше перейти к чуть более высокой. Выставил девиацию. Теперь потенциалы — как бы не переборщить. Зоя, лежа на диване, постепенно задышала ровнее и глубже. Уснула или пытается? Чуть добавил амплитуду. Руки Зои расслабились. Торик старался смотреть на ее лицо лишь изредка, и то не напрямую — люди иногда чувствуют чужой взгляд. Зажегся светодиод — все, теперь точно спит.

Торик глянул на Вику. Какие там тетради! Ее глаза переполняло любопытство, весь ее вид вопрошал: ну, что там? Получилось? Говорить нельзя. Торик поднял обе руки, сложил их ладонь к ладони, поднес к щеке и на миг прикрыл глаза: уснула. Вика просияла и подняла большой палец. Торик на всякий случай приложил палец к губам. Вика ответила успокаивающим жестом, мол, я все понимаю, и взялась за тетради.

Минут через двадцать Зоя начала дышать чаще, лицо немного покраснело, голова начала слегка покачиваться, пальцы почти сомкнулись в кулаки, словно ей очень хотелось проснуться. Успела погрузиться или нет? Разбудить или дать еще поспать? Торик с Викой беспокойно переглянулись. Вика пожала плечами. Торик на всякий случай понизил амплитуду импульсов. Через пару минут Зоя задышала ровнее и вроде начала успокаиваться. Но потом опять разволновалась, лицо сморщилось, как от боли, потекли слезы, она начала метаться, точно в бреду, протяжно застонала, с силой втянула воздух сквозь зубы и широко распахнула глаза. В них стоял ужас! Она попыталась вскочить, но сетка мешала, затрудняла движения. Торик кинулся помочь ей выпутаться, случайно коснулся ее запястья, отчего Зоя глухо вскрикнула и вся сжалась, словно ожидая удара.

— Тихо-тихо, Зоя, все хорошо, мы — друзья, ты — дома, — последние слова заставили ее содрогнуться всем телом.

— Зоя, посмотри на меня, — медленно сказала Вика, глядя ей в глаза, — все хорошо, водички дать?

Зоя снова судорожно вздохнула и неуверенно кивнула. В ее взгляде читалась благодарность за понимание. Торик заканчивал выпутывать ее из сетки Фарадея, стараясь нигде не касаться ни кожи, ни одежды — на всякий случай.

— Держи. Нет, поставлю сюда. Попей.

Зоя медленно привстала, затем села, глотнула воды из чашки, прислушалась к внутренним ощущениям, а потом жадно выпила почти половину.

— Спасибо. — Голос сдавленный, словно после аварии. — Я… не ожидала.

Взгляд в сторону Торика, но не в глаза, а в пол.

— Ты рассказывал, конечно, но… Это настолько реально! Ярче, чем на самом деле. И да, в начале картинка странно перевернулась, но потом мне внутри стало казаться, что так и надо. Похоже, у меня… получилось?

Она осторожно встала — вдруг голова закружится?

— Ура, — тихо сказал Торик. — Посиди еще, не вскакивай сразу. Расскажи, что видела? Сцену из прошлого? Из детства?

Она испуганно обвела взглядом комнату, попыталась собраться с мыслями. Судорожно, со всхлипом, вдохнула воздух, затем безнадежно покачала головой:

— Я… нет, не могу. Извините. Это очень… личное.

— Там была хотя бы ты? — Торик хотел узнать хоть что-то. Впервые появился реальный факт, подтверждающий, что все это ему не чудится, что погружения объективно существуют.

— Конечно, я! А кто это еще мог быть?

— Честно говоря, не знаю. Например, система могла отправить тебя в мое детство. Мы ведь не представляем, как это на самом деле работает.

— Ну да. — Она все никак не могла прийти в себя. — Запиши мне эти файлы тоже, ладно? Дома посмотрю.

— Конечно. Я пометил параметры. В следующий раз…

— Нет! Больше — никогда в жизни! Я не хочу опять через все это проходить!

— Тихо-тихо, не волнуйся. Я хотел сказать, в другой раз можно попробовать совсем другую частоту, далеко от этой.

— И что тогда? — с подозрением спросила Зоя.

— Тогда увидишь совсем другой эпизод… своей жизни.

— Но не этот? Точно? — уточнила Зоя.

— Другой. В чем тут вся фишка — одинаковый набор параметров почти всегда ведет в одну и ту же точку воспоминаний. А другие параметры приводят к другим эпизодам.

— Пометь эту точку черным крестом. Или красным. Я не хочу туда возвращаться. Никогда!

— Значит, не будешь. У меня тоже не самое приятное воспоминание базовое. Но я… как-то привык, притерпелся.

Зоя потрогала свое мокрое лицо, смутилась и, буркнув «Пойду хоть умоюсь», вышла. Вика с сочувствием посмотрела ей вслед:

— Трудно ей пришлось.

В дверях показалась Зоя. Она слегка привела себя в порядок, причесалась и теперь выглядела получше. Но все еще оставалась очень бледной.

— Я, пожалуй, пойду. Но все равно не зря попробовали. Теперь у тебя есть подтверждение: да, это все — не бред и не выдумка. Эта штука действительно работает

— Конечно не зря! Мне очень жаль, что тебе так тяжело пришлось. Но это настоящий прорыв.

— Да, — тихо сказала она, одеваясь, — я пойду.

— Зоя! А дискета?

— Забыла, — так же ровно сказала она.

— Давай-ка я тебя провожу хоть до остановки?

— Давай.

* * *

Она ехала в троллейбусе по зимнему городу, продышав себе небольшое окошко в полностью замерзшем окне. Это несправедливо. Ну почему из всех моментов ее жизни на погружение выпал именно этот?! И ведь никому не расскажешь! В окне бессмысленно проносились фонари, люди, дома, машины… Так было легче. Она цеплялась за привычную реальность, но воспоминания о только что испытанном ужасе настигали снова и снова.

* * *

…Я сплю, а солнечный луч падает мне на ногу, такой приятный, теплый, ласковый. Не хочу вставать, хочу лениться! Как хорошо. Так бы и пролежала весь день.

Дверь хлопнула. Частые легкие шаги. Артур — вечно ему неймется. Быстро вскакиваю, набрасываю халат. Эх, не успела! Он обнимает меня сзади, сажает на кровать и шепчет мне прямо в ухо:

— Малы-ышка!

Я отворачиваюсь, но он все равно ловит губами мое ухо и тянет чуть громче:

— Малышка-глупышка!

Терпеть не могу, когда он так меня называет! Ненавижу это, и ему сто раз уже говорила, но ему хоть бы хны — «А мне так нравится». Что в этом может нравиться? Что я ростом не вышла? Маленький уродец? Я и так это знаю, зачем об этом говорить? И почему, черт возьми, «глупышка»? Вот уж с этим я никак не могу смириться. Я могу быть какая угодно, но уж точно не глупая. И это мы тоже тысячу раз обсуждали! Во мне закипает злость. Может, он нарочно меня дразнит, выводит из себя?

— Чего надулась, малышка-глупышка?

Господи, неужели мне когда-то нравился этот голос? Ладно, я прощу ему все что угодно, лишь бы он не начал меня щекотать. Только бы…

— Ай! Перестань!

— Ну во-о-от, мы уже и смеемся, зайка-зойка моя!

— Артур, я не хо…

Я отбиваюсь локтями, но он сильнее. Зачем, зачем он это делает? Прекрасно знает, как я все это ненавижу. Ну, хочешь ты секса — на, возьми, вот он. Так нет, ему надо довести меня до слез. А потом утеша-а…

— Ай, ну больно же! Перестань!

Поцелуем он затыкает мне рот, а сам продолжает щекотать меня.

— Не-ет! Я не хо…

Я бьюсь в его руках как большая рыбина. Бессильная ярость сменяется паникой. На секунду левая рука освобождается, и я с размаху влепляю ему пощечину.

— Артур! Перестань!

— Ну, ты чего? — обижается он. — Все же так хорошо было!

— Нет, не хорошо! Ненавижу когда ты…

— Да ла-а-адно тебе! Все я знаю: если баба сказала «нет», она имеет в виду «да»!

Я пытаюсь вырваться, но он снова принимается меня щекотать, и я падаю на кровать. Господи, ну как, как мне это выдержать? Уж лучше бы он меня бил! Он наваливается сверху и целует в шею, не прекращая щекотать мои бока. Я выгибаюсь дугой, пытаюсь сбросить его, но силы слишком неравные. Я уже не женщина, я — сплошной оголенный нерв, и мне ничего не надо от жизни, только бы скорее кончилась эта пытка!

Я из последних сил переворачиваюсь на спину и толкаю его ногой. Угу, с тем же успехом могла бы пинать стену, пробивая в ней дверь. Я выворачиваюсь, выгибаюсь всем телом, стараясь избавиться от его шарящих рук. Мы падаем на пол, падаем, падаем, и это падение никак не кончается, мгновение падения длится, а мир съеживается, выкручивается, крутится, сердце колотится, как бешеное, мне нечем дышать, нервы горят огнем и… я просыпаюсь, а на меня испуганно смотрят Торик и Вика. Только бы они не коснулись меня! Нет!

* * *

— Девушка, конечная. Выходите или так и будем кататься?

— Ой, я свою остановку проехала. Теперь надо назад.

— Да, пожалуйста, только билет еще один возьмите и катайтесь хоть до утра!

Подходя к дому, Зоя уже почти успокоилась. И как с этим жить? Торик говорит, что они не попадут на это место, но что если… Нет, так нельзя. Надо взять себя в руки. Взять? В руки?! Брр! Слова-то какие гадкие! Надо… как там это называется? Не давать эмоциям управлять моей жизнью. Все будет хорошо. Обязательно. Ох ты!

— Мам! Ты чего опять на полу?..