Торик постучался. Сначала он ходил к Инге поговорить о коллаже, потом — чтобы узнать, как люди восприняли их творение, плюс честно выполнял наказ Матвейки — «дружить и поддерживать». А затем и сам не заметил, как стал заходить к ней просто так — пообщаться и отвести душу. Иногда она была занята, порой и ему бывало не до визитов. Но в целом оба старались найти время для общения.
— Какими судьбами, Толян? Садись, рассказывай!
— «Чем жизнь радует»?
— Ты смотри, запомнил! А она радует?
— Вроде да. Четвертую программу запустил для Конторы. Полет нормальный.
— Молодец. — Инга сегодня почти не улыбалась. Очки придавали ей более официальный вид, хотя на собеседника она старалась смотреть поверх стекол. — Но ты ведь не об этом хотел поговорить, я так понимаю?
— А можно и не про работу?
— Нужно! — Вот теперь она улыбнулась. — Мне вот недавно новый гороскоп сделали, и сразу стало понятно, куда надо жить и зачем стремиться.
— Как вы интересно разговариваете.
— Ну так надо ж соответствовать! Я ведь разная бываю, очинно разная, когда надобно. Где-то гламурная блондинка, а где надо — строгая брюнетка в очочках. Даже если волосы светлые. Дело ведь не в них, по большому счету.
— И что с гороскопом?
— Ну а что там может быть? Ерунда полнейшая. Механическое движение планет определяет наши судьбы? Да ладно! Не может быть такого.
— Но что-то ведь определяет?
Быстрый испытующий взгляд на него.
— Если об этом задумываться всерьез, мы придем к одному из вариантов эзотерики.
— Мм, я часто слышу об этом, но лично не знаком, а вы?
— Я иногда почитываю книжечки всякие. Но мне интересней не происхождение наших верований, а странствия души.
Еще один острый взгляд: он не смеется? Не строит скептическую мину?
Торик не смеялся. Он уловил внутри себя легчайшее дуновение. Или шелест мыслей? Тема его зацепила. И он попробовал двигаться на ощупь, собирая крохи того, о чем где-то слышал:
— Странствия души? Это когда астральное тело… да?
— Названия авторы дают разные, но суть одна — человек впадает в некий транс, а в это время душа его устремляется к новым горизонтам и исследует иные миры, недоступные нам в обычной жизни.
Вот теперь его душа точно екнула и на миг прыгнула в пятку!
— А вы… пробовали когда-нибудь вот так… э… путешествовать?
— Ну что ты! Разве что во сне.
Ему захотелось рассказать ей о проекте. Он понимал, что это безумие, что так нельзя — взять и вывалить первому встречному свою невероятную историю, в которую с трудом верят даже близкие друзья. Тем более человеку такому непростому и где-то даже опасному… Но она сказала нужные слова, и они оказались ключом, отпирающим замок на сундуке с его тайной. Он улыбнулся, открыл рот и…
— Инга Альгисовна, тут возник еще один вопрос… — В двери показалась шефиня, элегантная и слегка погруженная в себя, как обычно. — Э… вы заняты?
— Нет, что вы, — ровно ответила Инга, а потом официально обратилась к Торику: — Хорошо, подготовьте мне предложение, и в ближайшее время я его рассмотрю.
— Конечно, — кивнул он, подыгрывая ей, и вышел.
По дороге размышлял о странностях жизни. Вот Аделаида тоже порой говорила что-то про эзотерику, но у него ни разу не возникало желание что-нибудь ей рассказывать. Никогда.
* * *
Июнь 1999 года, Город, 34 года
— Я уже начинаю привыкать к твоей безумной люстре из синих перьев, — улыбнулась Зоя, отпив чая на кухне у Торика.
— Мне тоже на это понадобилось время.
— В ней есть свое очарование, но для меня все равно несколько «too much» (это уж слишком — англ.)
— Согласен. Хочешь еще печенья?
— Не очень. А зефир есть?
— Сластена! Сейчас открою новую пачку. Так ты что-то вспомнила?
— Я до сих пор сомневаюсь, но… если не оно, у меня никаких других зацепок.
— Расскажешь? Или…
— Нет, тут все нормально, быстро отмахнулась Зоя. — У нас проходила лаба по СВЧ.
— Да? У нас тоже такие лабы были два семестра.
— Ну и вот, на этот раз мы изучали распространение СВЧ-волн в большом объеме. Замеряли параметры, строили распределение амплитуд…
— Но что-то пошло не так?
— Хм… Это как посмотреть. Там камера установки здоровенная, как платяной шкаф, помнишь?
— Нет, мы с такой не работали.
— В ходе лабы внутри этой камеры надо было переставлять систему датчиков и потом включать и снимать новые показания. Мы так и делали. Я залезала в камеру, двигала датчики и вылезала. Потом мы со Светой запускали установку и записывали показания. И вот так раз двадцать в ходе этой лабы.
Она помолчала, вспоминая тот день.
— А потом Света отвлеклась — что-то смешное ей рассказали, что ли — и включила установку слишком рано.
— А ты…
— Да, я была там, внутри. И она подала восемьдесят процентов мощности на магнетрон.
— Кошмар! Больно было?
— Я ничего не помню. Дай еще зефирку? Потом мне описывали, что я прямо там молча съехала на пол, а Светка закричала, но выключить установку не догадалась. Гена подбежал выключить только секунд через тридцать, как я поняла.
— И все это время ты находилась в самой гуще СВЧ-поля?
— Ога. Меня потом в медичку отнесли, привели в чувство, немножко обследовали, но явных повреждений не нашли.
— Фуф, обошлось.
— Не совсем. — Она медленно покачала головой. — Я тогда носила часы, мне отец подарил, крупные, командирские. Практически неубиваемые. В ту секунду, когда Света включила поле, они остановились и с тех пор так и не пошли. Таскала их по часовщикам, но ни один не смог починить. Говорят, в них все исправно, должны работать, но — нет. Жалко, они мне нравились — большие часы для маленькой женщины.
— Ну, это не самое худшее все-таки.
— Не самое, — согласилась она. — Я потеряла сознание и сколько ни старалась, ничего не могла вспомнить о тех секундах. Как будто остановился мозг или где там у нас идет регистрация текущей жизни.
Она поймала его взгляд и все же решилась сказать:
— И с той поры у меня еще появилось такое…
— Чувствуешь электричество? — с надеждой спросил он.
— Нет, не то. Как тебе сказать? Я иногда… теряюсь.
— Не знаешь, куда идти? У меня часто…
— Нет-нет, другое. Вот позавчера вышла с работы, прошла два перекрестка — помнишь где, мы с тобой ходили?
Он кивнул.
— Потом вышла на третий и… все.
— В смысле?
— А я не помню. — Она энергично развела руками, словно выполняя танцевальное па. — Меня не сбивала машина, не били по голове, ничего такого. Я даже не упала, но… через полчаса я все еще стояла на том же перекрестке. И понятия не имела — почему.
— Теряешь память? — Он с беспокойством заглянул ей в глаза.
— Не знаю. Вряд ли. Я не забываю, где живу, и сколько мне лет. Помню все свои формулы, интегралы. Помню каждого препода в Универе, темы почти всех курсовых, а по некоторым еще и решения хоть сейчас напишу. Но что я делала в эти тридцать минут, я не знаю. И началась эта беда после того самого случая с СВЧ-камерой.
— Да уж… Неожиданные последствия.
— И не говори. Я все думала. Когда ты рассказал об «электропальцах», перебирала варианты, вспоминала. И вот вспомнила! Если совсем за уши притягивать, там тоже было электрическое воздействие на мозг.
— Но совсем на других частотах.
— Мы ничего не знаем. Может, для нужного воздействия частоты — не главное?
— То есть, мы оба — пострадавшие в несчастных случаях с электрооборудованием?
— Да. Я бы даже сказала иначе: «крещеные электричеством».
Он глянул ей в глаза:
— Ты верующая?
— Я — ученый, хотя… какая разница? Формально по матери я католичка. Но нет, в душе я атеистка. А ты?
— Я тоже. Просто ты говоришь…
— Да я так, фигурально. Это как пройти посвящение в какой-то орден.
— Стать избранным?
— Не знаю… Не думала об этом. Я даже не знаю, проклятье или благословение — наша способность к погружениям.
— Тебе тяжело далось первое?
— Очень! Давай только не будет об этом. Хочу скорее забыть ту точку и перейти к новым погружениям.
— Да? — обрадовался он. — Думаешь, ты готова?
— Возможно. Если только там и правда что-то другое покажут. Не такое… тяжелое. Мне нравится интенсивность подачи информации. Какое там кино! Это даже не виртуальная реальность. Трудно объяснить тому, кто этого не видел.
— Знаю, — усмехнулся он, — я пытался. Очень трудно такие ощущения передать словами. Ты словно живешь там заново.
— Даже хуже, — мрачно заметила Зоя, — там все гораздо сильнее.
— Я думал, это из-за того, что в детстве мир воспринимаешь ярче. Нет?
— У меня там совсем не детство. И разница — как между яблоком реальной жизни и яблочным концентратом в погружении. Все сильнее и ярче. Надеюсь, и хорошее тоже?
— Да! У меня именно так. И хорошее, — он вдруг вспомнил жадные чужие руки, шарящие по карманам пальто — и плохое — все ярче.
— Ты ведь пометил ту мою точку погружения? Мы больше не попадем туда, точно?
— Пометил. Кстати, если ты и правда дозрела, нам бы надо придумать какую-нибудь стратегию погружений. При всей технической помощи сначала приходится засыпать. А это не слишком быстро. Поэтому весь процесс занимает много времени.
— Да, я тоже думала об этом и хотела тебе предложить в каждый сеанс спать по очереди. Так мы сможем исследовать по две точки. И отдыхать.
— А как выбирать эти точки?
— Может, просто регулярно, по линейной сетке частот?
— У тебя — да, а…
— А у тебя — тоже, но пропуская уже сделанные на этих частотах погружения.
— Но так мы получим много холостых засыпаний. Я же рассказывал, что далеко не любая частота позволяет погружаться. И потом там не только частоты, но и потенциалы важны, их конфигурации, синхронность, а это сильно увеличивает количество точек.
— Можно погружаться ненадолго. Сейчас наша задача — хотя бы примерно выявить полезные области пространства погружений. Тогда я смогу построить его контуры.
— Их контуры. Теперь их будет два — для тебя и для меня.
— Пока да. Но кто знает… возможно, все это окажется единым многомерным континуумом. Знать бы, куда мы попадаем…
— Значит, будем ставить новые эксперименты.
* * *
Июль 1999 года, Город, 34 года
— Толя, мы можем обсудить один вопрос? — неожиданно обратился Матвей и смущенно потер идеально выбритый подбородок.
— Конечно. Что-то с моей программой?
— Да нет, там вроде бы все в порядке.
Он немного помолчал, а потом заговорил быстро, словно прыгнул в воду, когда уже нет возврата.
— У нас осталась неделя, а потом я ухожу в отпуск. На месяц. Как ты понимаешь, наш отдел не может оставаться без руководства. Мы с Маргаритой Николаевной перебирали возможные кандидатуры, и в итоге выбор пал на тебя.
Он предостерегающе поднял руку, заметив ошарашенное выражение собеседника.
— Подожди, не возражай. На самом деле, временная замена, да еще и летом и не в отчетный период — это не так уж сложно. Опять же, — он улыбнулся, — все официально, полная компенсация разницы в окладах на это время.
— Подумать можно?
— Думай. Два дня. Потом я начну передачу временных паролей, кодов доступа, каналов синхронизации данных и всего остального.
Дома Торик никак не мог найти себе места. Пусть отношения с сотрудниками установились вполне мирные (не считая Руслана, который продолжал важничать). Но командовать людьми на таком уровне? Собирать и отправлять данные такого ранга, разруливать конфликты, отчитываться лично перед шефиней… Страшно. Непривычно. И даже прибавка к зарплате не особенно компенсировала все это. Он колебался.
Похоже, Судьбе не слишком пришлись по нраву его колебания. Иначе чем объяснить, что именно в этот вечер совершенно случайно Торик выбрал себе для чтения новую фантастику? Книга Хайнлайна называлась «Астронавигатор Джонс». Самое удивительное оказалось в том, что герой книги стоял точно перед таким же выбором, как сейчас Торик! Он был совершенно не готов, боялся и переживал, но отступать оказалось некуда, и ему пришлось повести большой коллектив взрослых людей за собой. И у него все получилось! Разумеется, это не давало никаких гарантий, что все хорошо сложится и у Торика. Однако, пока он читал книгу, стрелка воображаемых весов для принятия решения ощутимо сползала в сторону «Да». И кто скажет, что это не постаралась Судьба?
* * *
К вечеру третьего дня он уже готов был согласиться, но Матвей куда-то запропал. Пришел только за полчаса до конца рабочего дня.
Сотрудники молча переглянулись, решив вопросов не задавать. Но Матвей подозвал Торика:
— Ты фантастику любишь читать?
Торик осторожно кивнул, но тут же добавил:
— Понятно, что не на работе.
Матвей улыбнулся:
— Только не в этот раз. В России появился альтернативный писатель-фантаст, зовут Сергей Лукьяненко. Он написал очень интересную книгу, называется «Лабиринт отражений». Там про компьютеры, про хакеров, игрушки, сетевые войны.
— Надо же! Я поищу в магазинах.
— Этот роман альтернативный! В книгах ты этой истории не найдешь, она никогда не будет издаваться. А распространяется только в электронном виде, на дисках. Я положил текст на сервере в папку RNDSRV. Захочешь — почитай, только не уноси никуда файл. Пока все. Про дела завтра поговорим.
* * *
Все формальности улажены, коды получены, распоряжения отданы… На прощание Матвей сказал:
— Сразу объявляю: я никуда не прячусь. Буду в городе. Если какие вопросы возникнут — звоните, приеду.
Окинул всех внимательным взглядом и добавил:
— Сильно не расслабляйтесь. Не забывайте — в Конторе все про всех знают. Ну и я еще могу заехать, вас навестить, если вдруг соскучусь. Все, ушел.
* * *
Потянулись дни двойной нагрузки: теперь помимо разработки своих программ Торик еще занимался делами начальства — проверял и принимал отчеты, ходил с докладом к шефине, сглаживал острые углы при взаимодействии разных отделов. В целом люди, с которыми приходилось сталкиваться, воспринимали его вполне адекватно.
Пару раз заходил Матвей. Пояснял непонятное, давал советы по тонкостям общения с конкретными людьми. А потом на пару недель пропал. И тут понеслось.
Все началось с визита Насти Жуковой, «мисс тридцать три несчастья». Она зашла буквально на пару минут, но забыла свои бумаги. Позже вернулась за ними, неловко облокотилась на принтер, упала и чудом не сломала руку. А вот принтеру не так повезло — он свалился, разбилась панель, да еще и кабель порвался. Потом из Серверной пришел Виктор, и его вытянутое лицо не предвещало ничего хорошего.
Именно сегодня внезапно вышел из строя архивный накопитель.
— Как так, Витя? Мы же защищены со всех сторон!
В его глазах стоял ужас.
— Мы защищены от сбоев питания, даже от полного отключения на шесть часов. Защищены от атак по сети. Защищены физически от проникновения — на серверной двойной замок, нет окон, а кругом помещения — контур защиты.
— Ну и?
— Но если само устройство выходит из строя, как сейчас, что сделаешь?
— Есть копия данных?
— Только позавчерашняя. — Он даже побелел от волнения. Глаза запали. — Я вчера не успел, думал, с утреца все нагоню…
— И что делают в таких случаях? Отдавать в ремонт?
— С нашими архивами? Ты серьезно?! — удивился Виктор. — Эти данные никуда нельзя передавать. Только по акту — устройство под бульдозер. Чтоб никто, никогда…
— Я так понимаю, у нас две задачи. Первая: каким-то чудом еще раз со всех собрать вчерашние данные. И вторая: срочно купить новый накопитель и встроить его взамен утраченного.
Он хмуро покачал головой:
— Не-а. Ничего не выйдет. Одна надежда — надо Матвейку вызывать.
— Почему не выйдет-то?
— Не все смогут и захотят искать вчерашние данные. И главное: видишь надпись? «Хьюллет Паккард». Это значит, что вскрывать стойку имеет право только сертифицированный специалист.
— Плохо дело! Звони Матвею?
Виктор загадочно посмотрел и слегка улыбнулся:
— Сначала попробую другой способ. Знаю, мистика, но работает безотказно.
* * *
Торик думал, что он наберет какой-нибудь секретный номер, но Виктор просто поставил новую песню. Мадонна пела «This used to be my playground». Песня была слишком пассивной и вялой, поэтому Торик ее не любил, но и не раздражала — ну, поет себе и поет.
— Давай, звони, время идет, — поторопил он Витю, тот покачал головой.
— Он должен прийти еще до конца этой песни. Всегда приходит.
— Да, мы всегда так делаем, когда надо, чтобы он появился, — добавил Дима.
— А почему именно эта песня? — удивился Торик.
— Вроде у них с женой все началось, что ли, под эту вещь. Я не знаю. Но пока всегда срабатывало.
— Посмотрим. Пять минут роли не сыграют, — философски заметил Дима.
— Ну как вы тут без меня, не скучали? — Матвей открыл дверь и во весь рот улыбался.
Мистика безотказно сработала и на этот раз!
* * *
Роман «Лабиринт отражений» просто покорил Торика — виртуальная реальность книги казалась до боли близкой, а проблемы героев органично вплетались в собственные. А еще там тоже были погружения! Человек надевает интерфейс, садится за компьютер, набирает волшебную команду DEEP и оказывается в «глубине», где все так ярко и непривычно, но потом становится знакомым.
Вот только у писателя всю эту виртуальную реальность создают программы, которые пишут люди (или боты), а здесь… Они и сами пока не знали. Но это точно было частью существующей реальности. Поверхность погружений — не сделанная людьми и даже не смоделированная компьютерными программами, она настоящая и была всегда. Только раньше о ней никто не знал.
А они теперь узнали.