Не одно, так другое. Только закончилась эпопея с троном начальника отдела, пришла другая беда: Вика заболела, причем всерьез — доктор сказал, надо лечить почки. Ее положили в больницу, и теперь Торик каждый вечер ехал не домой, а к ней, навестить и хотя бы отчасти разнообразить ее унылую жизнь в палате. Телевизор у них был один на всех, в холле, и показывал, по ее выражению, «всякую мутоту», а читать книги она так и не пристрастилась. Хотя, когда Торик принес ей «Побег из Шоушенка» Кинга, она вспомнила, что смотрела такой фильм, и вот теперь решила попробовать и книгу. С трудом, со скрипом дело сдвинулось. За три недели Вика почти одолела книгу.
* * *
А в субботу днем к нему пришла Зоя. Она не подавала виду, но в душе переживала: а вдруг погружение опять приведет в тот шоковый момент ее жизни? К тому же теперь Вики рядом не было, и Зое приходилось полностью полагаться на порядочность и понимание Торика. Он старался совсем не прикасаться к ней. Даже при нанесении электролита не протирал ее сам, а показал на себе, как это делается, и выдал пиалу, ватку и Викино зеркало.
Чтобы гарантировано не попасть в то же место, Торик выставил частоту гораздо выше, чем в прошлый раз, и начал подбирать амплитуду импульсов. Зоя лежала смирно, не ворочалась, но все тело ее было напряжено, кулаки сжаты, ноги плотно прижимались друг к другу. Стоит ли удивляться, что сон никак не шел?
Торик вспомнил, как укладывал непослушного Вадика, медленно рассказывая ему сказку, и подумал, почему бы не попробовать и здесь тот же подход? Он еще немного добавил амплитуду и заговорил медленно и плавно, не особенно отслеживая смысл. Зоя, не открывая глаз, улыбнулась, расслабилась, легла чуть поудобней и незаметно для себя уснула. На Мнемоскане зажегся нужный светодиод — прибор зафиксировал переход в сон, а Торик сидел рядом и гадал: получится в этой точке погружение или нет?
* * *
Вот только что я засыпала в привычном мире под нескладные сказки Торика и думала, что не усну, а в следующий миг появилось ощущение необычности, головокружения, отстраненности и вдруг…
…я смотрю под ноги, а там грязно. Ходить надо аккуратно, а то мама будет меня ругать, если испачкаюсь. Как здорово держать папу за руку! Он большой и сильный, лучше всех на свете!
— Не бойся, — говорит папа, — она тебя не укусит.
Мне интересно, про кого он говорит, но пока я ничего не вижу — передо мной стоят люди, некоторые с детьми. Пахнет чем-то непривычным.
— Дайте нам посмотреть, — вежливо, но твердо просит папа, и люди нехотя расступаются.
— О-ой!
Я близко, прямо перед собой, вижу огромную белую лошадь.
Совсем недавно на ней скакала тетенька в красивой одежде, а сейчас лошадка отдыхает. Как смешно она фыркает! Ой, что-то упало у нее из под хвоста. И сразу опять появился этот запах. Люди рядом смеются и зажимают носы, а папа отводит меня слегка назад. Вот же она, та тетенька! Она говорит:
— Можете погладить Примулу, она почти ручная. Только не делайте ей больно.
— Хочешь погладить? — спрашивает папа и ведет меня поближе.
Я с опаской протягиваю руку через решетку, но лошадку не трогаю — боюсь. Тогда папа аккуратно берет меня за руку и помогает дотронуться до лошадки.
— Ой! — опять говорю я.
Вот уж не ожидала! Я думала, у лошадки волосы мягкие, как у куклы, а они как… как тугая трава на лугу. Но я все равно глажу их, и лошадка опять фыркает. Она большая и теплая. Ей так нравится или нет?
— Видишь? Они совсем не страшные, — смеется папа.
И я благодарно киваю ему, но потом говорю:
— Пойдем домой? Мама уже пришла и нас ждет.
Он смотрит на свои большие часы, и… мир переворачивается, съеживается, сплющивается…
* * *
Торик озабоченно смотрел ей прямо в лицо:
— Ну как, все нормально?
— Очень! — отвечает Зоя и широко улыбается: часть детского восторга еще светится в ней, окрашивая окружающее теплым и ласковым ощущением, будто прижался к котенку. — Я гладила лошадь.
— Лошадь?! В смысле, живую? У тебя было такое в жизни?
— Ога. Я совсем маленькая тогда была. Мы с папой ходили на представление на улице. А потом они разрешали погладить своих животных.
— Надо же! Я так рад, что наконец что-то хорошее!
— Так приятно! Я сейчас замурчу!
— Вставай, мурлыка, — улыбнулся он, и она потянулась всем телом. — Это дело надо отметить — пошли чай пить.
Хотел подать ей руку, но вовремя одумался.
— Я теперь еще хочу! Попробуем?
— Обязательно, только в другой раз. Сейчас ты не сможешь уснуть — в организме работает какой-то предохранитель.
— Ну ладно. А с чем будем чай пить?
— Эмм… Насчет этого у нас негусто — сейчас Вики нет. Давай, сгоняю в магазин?
— Потом. Хлеб есть?
— Конечно.
— А шпроты будешь?
— Шпроты?! «Ой, Вань, откель у тебя такое богатьство?» — сказал он мультяшным голосом.
— О, это меня муж на них подсадил. Бывший. Есть особо было нечего, а он где-то раздобыл большую партию, где-то полвагона, но продать толком не смог. У него вообще очень много было всяких безумных идей, но ни одна так и не выстрелила, все в минус. В общем… — она изящно развела руки — …с тех пор я к ним и пристрастилась — а потом даже самой понравилось. Одну баночку с собой захватила, будешь?
— Буду! Давай открою.
* * *
Октябрь 1999 года. Город, 34 года
— У вас на работе тоже поди сплошная борьба с «проблемой двухтысячного года»? — Стручок ехидно приподнял бровь и прищурился. — Будто раньше никто даже и предположить не мог, что год будут писать не двумя цифрами, а четырьмя!
— Да знали, просто заранее шевелиться никто не хотел. А уж когда прижучило и прищучило…
— Угу. Как жареный петух прицелился клюнуть…
— Тогда все забегали. Да, тоже кое-что правим. Но куда больше бумажной волокиты. Процент охваченных изменениями программ, ход процесса по неделям, прогнозы по оставшимся работам. У вас тоже?
— Да, пресловутая «Проблема Y2K», будь она неладна. Но у нас в банке все не так формально.
— Ну и ладно. Ты лучше про себя расскажи — чем жизнь радует?
Стручок с удивлением посмотрел на него.
— А ты откуда знаешь? Вообще да, радует. Мы же с тобой сколько лет невыездными были. Так вот, «оковы тяжкие падут, темницы рухнут…» — прикинь, меня все-таки выпустили в Европу!
— Да ты что! И куда съездил?
— Вот в прямом смысле — галопом по европам: пять стран за семь дней, на мутном левом автобусе!
— Но города-то удалось посмотреть?
— Конечно! Берлин, Париж, Прага, Брюссель, Амстердам — теперь для меня это не просто слова. У каждого города свой аромат, свои впечатления. Моя там еще и прикупила себе чего-то, но с этим особо не забалуешь — в каждой стране местные деньги, но менять туда еще можно, а вот обратно не всегда получается. Спать нам толком не давали — все ехали или стояли на таможнях. Но ведь не в этом дело.
— Конечно не в этом! Ты видел живьем Эйфелеву башню?
— И даже залез на нее. Кстати про Y2K: прямо на башне сейчас висит вместо часов табло, показывает, сколько дней осталось до нового тысячелетия.
— Да, но ведь тысячелетие начнется не в 2000 году, а в 2001!
— Знаю, но людям этого не объяснишь. Все просто обожают круглые даты и ровные числа. Так что все равно весь мир отметит событие уже в этом году.
— Просто фантастика!
— Сам себе не верю, — широко улыбнулся Стручок. — В Амстердаме мы плавали по каналам на кораблике. В Берлине дошли до Бранденбургских ворот! А в Праге — прикольные часы на площади. И пиво у них неплохое.
— Ну еще бы, чешское! Слушай, как здорово! Расскажи еще что-нибудь.
* * *
— В Париже к нам примкнул один бывший русский. Очень интересный мужик, перспективный математик. Думаю, Зоя нашла бы о чем с ним поговорить. У него есть свое маленькое агентство…
— Погоди, а зачем он пристал — денег просил?
— Нет, просто поговорить. Скучают они там, уехавшие. По языку, по нормальному общению. Мы тут не ценим все это. А там, как я понимаю, совсем другие реалии жизни. И потом, мне кажется, ему просто хотелось кому-нибудь рассказать о своих открытиях, но так, чтобы это не навредило бизнесу.
— Тогда да, приезжие, говорящие на другом языке — идеальные слушатели.
— Идеальный, точно! В общем, он давно интересуется биржами, сделками, брокерством. И параллельно строит математические модели и контр-модели.
— Это как?
— Модель отображает поведение некой системы — в данном случае, финансового рынка, на интересном ему направлении. А контр-модель — поведение игрока на этом рынке. Такое, чтобы приводило к постоянно растущим прибылям, но обходило всевозможные штрафные ситуации.
— Любопытный подход.
— Да, такое вот практическое приложение теории игр. Как твой «арктангенс страха», помнишь?
— Я удивляюсь, что ты помнишь! Ну и как — удалось ему добиться реальных результатов?
— Говорит, сейчас вплотную подошел к «большому прорыву».
— И если все получится?..
— …он станет королем локальной биржи.
— Хм… И что ты обо всем этом думаешь?
— Знаешь, данных мало, поэтому я как та блондинка из анекдота — или встречу динозавра, или не встречу. Либо у него все получится, либо нет — причем по самым разным причинам. Мне сам подход понравился — вот не лень мужику, теории строит, математику копает, модели разрабатывает…
— Прямо как мы. Кстати, у Зои, наконец, нормальное погружение получилось.
— Да ты что! И ты молчал?! Я тут всякую ахинею несу.
— Не скажи… Я вот слушаю тебя и думаю: как-то засиделись мы в своей глуши. Есть ведь внешний мир, другие страны, другие люди, другие идеи и способы мышления.
В пытливом взгляде Стручка проглянуло ехидство:
— Хочешь добраться до этого богатства?
— Ну… в страны меня никто не пустит, но пообщаться с народом с той стороны было бы интересно. Как-нибудь попробую.
* * *
В декабре, как раз в неправильно посчитанном конце тысячелетия, Торик наконец-то подключил дома доступ к интернету. Раздавали его по-прежнему через телефонную линию, но теперь модемы изменились — они не мешали разговаривать, да и скорости стали в сотни раз выше чем прежде.
За эти пять лет Интернет стал другим. В нем появились HTML-адреса и сайты, разноцветные, часто аляповатые и безвкусные, зато с картинками. Изображения загружались долго, а толку от них было мало, поэтому в браузере (пока единственном) придумали флажок, чтобы их отключать. Любимый ФИДО пока еще существовал, но активность в нем упала до точки замерзания.
Появился специальный сайт Altavista, первобытный поисковик, где можно набирать фрагменты текста, а он в ответ предлагал ссылки на веб-страницы, содержащие такой текст. Чтобы отыскать что-то полезное, приходилось довольно долго играть в угадайку. Сайт принимал только тексты на английском и пока не умел обобщать формы слов, не говоря уж о синонимах. Так что поиск по словам «driver» и «drivers» выдавал совсем разные результаты.
Тем не менее, Торик нашел ссылки на несколько сайтов знакомств и «досок» по обмену адресами для переписки. Сейчас такое даже трудно представить, но в те времена на сайты знакомств люди приходили действительно для поиска друзей и единомышленников, а не затем, чтобы найти себе партнера на ночь. Электронные адреса открыто лежали на страницах. Люди еще не боялись, что кто-то их украдет и будет использовать во вред — они специально оставляли адреса, чтобы другие скорее могли найти их и написать им. Да и сами адреса выглядели не как jstx3-5-8@anyhow, а полноценно, вроде bill-smith@mycity.
Торик набрал себе дюжину кандидатов — мужчин и женщин — из самых разных стран и начал с ними переписываться, а заодно обложился словарями и пытался теперь приподнять уровень своего английского.
На работе пару раз пытался поговорить с Ингой. Но она извинилась, сказала, что совсем некогда, на носу важные отчеты и конференции. «Так что давай уж, дружочек, потом, когда все устаканится, лады?» Что ж. На некоторые вопросы можно дать только положительный ответ.
* * *
«Проблему 2000 года» страна встречала во всеоружии «своевременно принятых мер». Хотя в душе каждого айтишника все же тлел огонек опасения — меры мерами, но ведь черт его знает, что и где может шарахнуть!
Впрочем, того, что случилось, не ожидал никто. Тридцать первого декабря, прямо перед новым годом, люди приготовились слушать поздравление президента Ельцина. Он начал с привычного «Дорогие россияне…», подвел итоги года, сказал несколько добрых слов, а потом произошло то самое, странное. Ельцин сказал свое знаменитое: «Я хочу сделать важное заявление: я ухожу». В первые минуты никто не понял — это всерьез или какая-то шутка? Даже на улицах люди спрашивали друг друга об этом, но ответа не было. За всю многолетнюю историю страны так еще никто не уходил. Правители умирали, их смещали, на них бывали покушения — все что угодно, но не так!
Через пару недель, когда все поняли, что это не ошибка, не розыгрыш телевизионщиков и не случайная оговорка, у айтишников страны завелась новая хохма: «Единственный в стране, для кого проблема Y2K оказалась фатальной, это Ельцин. Только он оказался Y2K-несовместимым!»
В мире все шло своим чередом. Мэром Москвы снова выбрали Лужкова. А население Земли перевалило за шесть миллиардов человек.