Ночь роя

— Наша лояльность тоже не изменилась, — проворчал Хаддисмал. — Мы служим Аметриновому Трону и будем делать это до тех пор, пока наши руки не опустят мечи. Будьте поосторожнее, маг.

— В вашем присутствии я никогда не вел себя иначе, сержант. Но, я думаю, вы сочтете визит коммодора актом провидения. По крайней мере, я надеюсь, что вы это сделаете.

— И что это значит?

Дарабик резко встал. Его глаза стали свирепыми, ястребиными: всякое притворство исчезло.

— Это значит, — сказал он, — что в течение многих лет я выступал перед такими людьми, как вы, и призывал их блюсти свои клятвы, а не нарушать их. Чтобы доказать свое мужество и твердую сталь своей верности...

— Что ж, тогда...

— ...я сражаюсь за единственную, кто, по закону и благосклонности Рина, заслуживает сидеть в Аметриновой Палате. Я имею в виду Ее Величество Императрицу Маису, дочь Магада Третьего. Она жива, и многие тысячи истинных арквали сражаются, истекают кровью, умирают за ее дело. Мы не потерпели крушения во время шторма, турах. По нам открыли огонь военные корабли узурпатора Магада Пятого.

Хаддисмал, рыча, двинулся вперед:

— Узурпатора! Ты говоришь о Его Превосходительстве, ты, предатель, сукин сын!

— Собственный дед Его Превосходительства возвел Маису на трон, — тихо сказал Герцил. — И ваши деды, осмелюсь напомнить, дали клятву верности этой женщине.

Турах заколебался. Он снова пристально посмотрел на Дарабика.

— Вы направлялись не в Пулдураджи, — сказал он. — Куда вы направлялись и почему?

Дарабик помолчал, изучая лицо огромного морпеха, стоявшего перед ним:

— Мы направлялись на остров под названием Голова Змеи, где собрались все силы Маисы.

— А Маиса? — спросил Хаддисмал. — Она будет там, собирая свои отряды перебежчиков?

Дарабик покачал головой:

— Этого я не могу сказать.

Глаза тураха сузились:

— Позволю себе не согласиться, коммодор: вы можете.

Не сводя глаз с Хаддисмала, старый коммодор расстегнул рубашку. Пазел отшатнулся: грудь мужчины была похожа на окно, разбитое камнем, но трещины были рельефными красными шрамами. Совершенно очевидно, что они были сделаны ножом.

— Тайный Кулак тоже так думал, — сказал он. — Я решил не предавать нашу страну Тайному Кулаку. Неужели ты думаешь, что я выдам ее тебе?

Сержант Хаддисмал наклонился вперед, сжав руки в кулаки. Но он не предпринял никаких действий против коммодора.

— Сражение было жестоким, но великолепным, — сказал Дарабик. — Генералы и губернаторы, принцы и графы присоединились к нашему восстанию. Целые легионы порвали с Этерхордом. И Магад сталкивается и с другими врагами: мзитрини по-прежнему обескровливают его на западе; Нунфирт прекратил поставки с востока. Бескоронные Государства предоставляют нам кров, оружие и продовольствие.

— Бескоронные Государства, — усмехнулся Хаддисмал. — Значит, вы просите милостыню у беспризорников. По-моему, это не похоже на выигрышную комбинацию.

— Мы не выигрываем, но и не проиграли. В прошлом году в это время наши войска насчитывали девяносто тысяч человек.

— Девяносто тысяч! — воскликнул Герцил, сверкая глазами.

— Девяносто тысяч, клянусь своей чертовой задницей, — прорычал турах. — Командор, все это гниль и предательство.

— Да, парень, это предательство, — резко сказал Дарабик. — Вы, морпехи, были первыми, кого предали, когда вам наговорили всевозможной лжи о вашей императрице. Вы отдавали свои жизни и кровь за фальшивого короля, искаженный образ Арквала, которого вы заслуживаете. О, в Ямы со всеми вашим...

Дарабик широко развел руками:

— Убей меня, и покончим с этим. Или будь таким же храбрым и верным, каким ты поклялся быть, и выбери более тяжелую битву.

Наступила ужасная тишина. Турахи стояли, как волки перед прыжком. Но первым двинулся Герцил. Со скоростью, которую Пазел только мельком видел у Сандора Отта, он выбил меч из руки ближайшего к нему тураха, затем увернулся от внезапного выпада Хаддисмала так, что оказался позади мужчины. Левая рука Герцила скользнула по плечу Хаддисмала; локоть обхватил шею морпеха.

Герцил резко рванулся назад. Оба мужчины рухнули на пол и внезапно затихли: Хаддисмал распластался на спине, Герцил под ним, Илдракин у горла сержанта.

— Перестань! — прохрипел Герцил. — Сержант Хаддисмал, выслушайте меня: я не хотел на вас нападать. Воистину, я боюсь того, что сделал.

— Ты должен, — сказал Хаддисмал.

— Мы не можем продолжать сражаться между собой, — сказал Герцил. — Если товарищ по кораблю снова убьет товарища по кораблю, мы все пропали. Я чувствую это всем сердцем, сержант Хаддисмал. Я не арквали и не хочу им быть. И все же все эти годы я тайно служил истинной Императрице Арквала. Я доверяю этому Дарабику. И теперь я доверю тебе свою жизнь и жизнь самого Алифроса.

— Герцил, нет! — воскликнула Таша. Она попыталась протиснуться к нему, но турахи схватили ее за руки.

— Успокойся, Таша! — крикнул Герцил. — Вы все, успокойтесь! Турахи, я обезоружил вашего предводителя, чтобы вы знали, что меня вела надежда, а не страх. Теперь я говорю то же самое, что и Дарабик: встаньте с нами или убейте нас. Мы вас не убьем.

Он разжал руку, и Илдракин упал на пол. В тот же миг турах приставил острие своего меча к шее Герцила. Хаддисмал вскочил на ноги и схватил оружие. Его взгляд был убийственным.

— Ты был полным дураком, что разоружился, — сказал он. После нескольких судорожных вдохов он добавил: — Или святым. Я не знаю. Капрал Мандрик рискует жизнью с тех пор, как вернулся. Он клянется, что вы все правы, что Нилстоун — враг, что ваше задание — единственное, что имеет значение. Он называет Магада обманщиком. Я должен был посадить его на гауптвахту или бросить на съедение рыбам. — Хаддисмал сглотнул. — Он пока не с рыбами.

— Что касается вас, сер, — сержант бросил взгляд на Дарабика, — вы говорите как офицер, каким был мой старик. Из тех, кто мог высоко держать голову перед всем миром и судом Рина. Вставай, Станапет, и забери свое оружие. Я буду на вашей стороне. Я чертовски устал от лжи.

Глава 33. НАСТУПЛЕНИЕ НОЧИ

28 модоли 942

360-й день отплытия из Этерхорда[17]

Обожженный, потрепанный, усталый, текущий, потерявшийся в океане. И, несмотря на все это, корабль объединился. Остальные турахи последовали примеру сержанта Хаддисмала, и мало кто, казалось, об этом сожалел. Многие даже испытывали облегчение от того, что встали на сторону Пазела и его союзников, и кивали им, когда они проходили мимо, как будто им присвоили какое-то почетное звание. Капрала Мандрика выпустили с гауптвахты.

Марила сказала, что почва под ногами изменилась с тех пор, как Отт убил капитана Роуза. «Какое-то время все делали вид, что не знают. Если бы ты сказал вслух, что его убил Отт, турахи могли бы убить тебя». Теперь даже турахи стали говорить об Отте с презрением. Что-то в Пазеле почувствовало себя исцеленным. «Чатранд» стал единым кораблем, и на этот раз никто не погиб за него.

Более того, благодаря Дарабику они примерно представляли свое местоположение. Коммодор с некоторой точностью знал, где затонул его корабль: всего в пятидесяти или шестидесяти милях к югу от архипелага Бэриды и примерно в восьми днях пути к западу от Брамиана. Фиффенгурт сохранил курс на север, и к шести склянкам показалась земля: два крошечных острова, маленькие самородки из увенчанного деревьями камня, позвонки змеи. Да, это были Бэриды. За всю жизнь Фиффенгурт несколько раз видел цепь островов — с северной стороны, разумеется.

— В любом случае, вы не солгали о нашем местоположении, — сказал он Дарабику.

— Я редко лгу, — сказал коммодор, — но абсолютная честность... что ж, это роскошь, предназначенная для тех, кто не страдает ни от нужды, ни от боли. Я страдал и от того, и от другого. После того, как Маиса подняла свой мятеж, мы разделили наши военно-морские силы на три части. Я попрощался с отцом Таши в Ормаэле и поплыл на восток через Нелу Перен. На третий день огромная группа военных кораблей из Этерхорда застала нас врасплох и уничтожила мою эскадру. Мой собственный квартердек взорвался у меня под ногами. Я провалился в дым и тьму, а когда очнулся, то оказался в руках Тайного Кулака.

В течение нескольких месяцев они пытали меня, душу и тело. Я молился о смерти. Я сказал им ложь, потом правду. В конце концов я сам перепутал их и сказал все, что, по моему мнению, могло заставить их остановиться. Ничто не могло заставить их остановиться. Я пытался морить себя голодом; они ввели мне яд, от которого я обмяк, и насильно запихивали мне в горло кашу.

Но настал день, когда я был избавлен от мучений. Только тогда я узнал, что меня отвезли в Этерхорд и пытали в недрах самого замка Мааг, где-то под этими прелестными аллеями и садами. Весть обо мне дошла до адмиралтейства, и император Магад передал меня моим братьям по оружию. Больше всего он боялся солдатского бунта. Конечно, он все равно его получил.

— Все зашло так далеко, да?

— Гораздо дальше, на самом деле. Сожги лорда-адмирала и его сына заживо на их кухне, и придется расплачиваться, даже если носишь корону.

— Ночные боги, коммодор!

Дарабик покачал головой:

— Постыдная история, и к тому же долгая. Дело в том, что произошло восстание: почти треть внутренних войск покинула узурпатора, бежала на запад и присоединилась к кампании Маисы. Я пошел с ними и сражаюсь до сих пор. За это время я выиграл больше сражений, чем проиграл. Но в последнее время все изменилось, и не в лучшую сторону. Капитан, вы должны направиться к Голове Змеи.

Сбор сил Маисы должен был состояться на пятый день тиалы, всего через неделю. Они все еще могли бы это сделать, сказал Дарабик. Фиффенгурт напомнил ему, что их задачей было избавить Алифрос от Нилстоуна, а не императора Арквала.

— Да, Нилстоун, — неуверенно сказал Дарабик. — Принц Эберзам говорил о нем с ужасом. Я до сих пор не знаю, что это такое.

— И вы этого не хотите, — сказал Фиффенгурт. — В любом случае, у вас есть удача богов. Мы отвезем вас в Голову Змеи через архипелаг. Отсюда нет более безопасного пути к Гуришалу.

Дарабик внезапно напрягся:

— К... Гуришалу?

Фиффенгурт ухмыльнулся ухмылкой самоубийцы.

— Но это безумие, сер. У вас нет даже надежды проскользнуть мимо мзитрини.

— Надежда? Что это такое? Но вы правы, коммодор. Вот почему Отт с самого начала отправил нас в Правящее Море: обойти Белый Флот и напасть на Гуришал с тыла.

— Безумие, — снова сказал коммодор. — Возможно, до войны западный фланг Гуришала был оставлен без охраны. Но не сегодня. Сиззи знают, что Отт хотел вернуть Нессарим их Шаггата — мы сказали им это, мы объявили об этом всему миру! За каждой гаванью следят, за каждым подходом к ней. Весь остров находится на карантине.

Ухмылка Фиффенгурта растаяла.

— Нельзя поместить в карантин такой огромный остров, — сказал он.

— Нельзя? А если он переполнен фанатиками, ожидающими возвращения величайшего массового убийцы в истории?

— Проблема в том, коммодор, что мы должны идти в Гуришал.

— Вы не можете.

Дарабик больше ничего не сказал, и Фиффенгурт остался, щурясь на закат и пытаясь успокоить свои нервы. Но когда стемнело, Пазел и его союзники собрались в рулевой рубке и снова поговорили с коммодором. Настроение Дарабика тоже омрачилось. Он попросил, чтобы они не зажигали лампу. В ту безлунную ночь они почти не могли разглядеть его лицо.

— Я сказал вам, что год назад нас было девяносто тысяч, — сказал он. — Это правда, и я мог бы сказать больше: на какое-то время мы захватили Опалт и удерживали материк вплоть до берегов реки Ипурва. Но в этом году борьба прошла неудачно. Магад превратил восток в военную машину. Мы топим корабль, а он спускает на воду еще два с верфей Этерхорда.

— Север и Юг повторяют действия друг друга, — печально сказал Киришган.

Дарабик не обратил на это внимания.

— Мзитрини готовы продать нам корабли, но наша казна пуста, — сказал он. — Без золота мы ничто для Черных Тряпок. В последнее время они сочли нужным изгнать нас из своих вод прямо в зубы нашим врагам. И... есть еще один слух, хотя я не знаю, верить ли ему.

В его голосе послышалась глубокая нотка беспокойства.

— Расскажите нам, — сказал Рамачни.

Дарабик заколебался, затем его темные плечи передернулись:

— Облако, которое убивает. Они говорят, что оно такое же большое, как Брамиан, и что в движении оно, скорее, похоже на живое существо, чем на облако. Чепуха, наверное. Небылицы прорастают, как сорняки в военное время.

Союзники сидели в напряженном молчании, едва дыша, пока Дарабик не спросил их, в чем дело.

Всю ночь «Чатранд» мчался на запад. С первыми проблесками рассвета Фиффенгурт послал людей наверх натянуть побольше парусов, на самом деле все паруса, которые корабль мог нести. Снова пошел дождь, хлесткий и холодный. Еще больше островов с зазубренными краями появилось по правому борту. Корабль следовал вдоль островов Бэрид, лавируя вдоль с одной стороны змеи. Никто из тех, кто слышал слова Дарабика, не повторил их — экипаж и так был близок к отчаянию, — но они не могли удержаться и постоянно смотрели в небо. Рой уже был здесь, и он стал огромным.

Дни проходили в сером мрачном свете. Между истерзанными волнами островами дозорные замечали корабли, бороздившие более спокойные воды Нелу Рекере, но они были слишком далеко, чтобы их можно было их опознать. Дарабик был уверен, что это были силы Маисы, но Фиффенгурт не хотел рисковать и не зажигал сигнальные огни. Ночи были прохладными, но Пазел не мог уснуть. Когда он закрывал глаза, то чувствовал, как темнота давит на него и топит — черный воск льется с неба.

Во внешней каюте Нипс и Марила кричали друг на друга, и несколько последних обеденных тарелок были разбиты. Собаки выли, Фелтруп плакал. Но поздно ночью Пазел выползал наружу и находил Нипса и Марилу спящими под окнами галереи, свернувшись калачиком, как дети, рука об руку.

Они дети. Были. Все мы были такими, совсем недавно.

Однажды ночью, лежа без сна, Пазел увидел красную вспышку в оконном стекле. Он протянул руку: стекло в раме дрожало. Он тихо покинул каюту Таши. Во внешней каюте он обнаружил Фелтрупа, смотревшего на кильватерную струю «Чатранда».

Фелтруп подкрался к нему.

— Ты тоже это видел, — прошептал он. — Мы почти на месте, Пазел. Я чувствую зловоние вулкана.

Они поднялись выше. Дождь прекратился, ночь была ясной. По левому борту возвышалась Голова Змеи — высокий и черный горный массив, извергающий огонь: огромные дуги проносились над западным океаном, словно королева бросала богатства толпе. Теперь Пазел тоже чувствовал запах тухлых яиц: запах серы, запах карболки всего мира.

Горящая гора привела Фелтрупа в ужас.

— Зачем кому-то понадобилось устраивать встречу там? — спросил он.

— Потому что на Голове Змеи никто не живет, — сказал Пазел. — Ни крестьяне, ни рыбаки.

— И некому потом рассказать о нас врагу?

— Или подвергнуться пыткам за свое молчание. Это мое предположение.

Остаток ночи они наблюдали, как странный остров приближается. Несколько раз с небес падал пепел, черный липкий снег. Но Голова Змеи состояла не только из дыма и огня: крутые холмы возвышались над восточной половиной острова, и на рассвете Пазел увидел силуэты пальм на фоне неба.

Голову Змеи окружало кольцо зазубренных островков: шпили магмы, выброшенной вулканами на протяжении веков. При свете дня Пазел увидел, что они скоро окажутся между этими островками и Головой Змеи.

— Будь я проклят, — сказал он Фелтрупу. — Кто-то на борту знает это место. Посмотри туда, по правому борту. Ты знаешь, что это такое?

— Чайка?

— Песчаный берег, Фелтруп. Не очень большой, но определенно берег. А эти маленькие островки ничем не хуже морской стены.

— Это значит, что мы могли бы причалить там на лодке?

— Мы могли бы попытаться.

Влажная рука опустилась на плечо Пазела:

— Мы попытаемся, парень.

Это был мистер Драффл: совершенно трезвый и ухмыляющийся:

— Не смотри так потрясенно. Двадцатифутовый баркас справится с этими волнами. По крайней мере, этого отжимает капитан.

Пазел и Фелтруп уставились на него, моргая.

— Ожидает, — поправил Фелтруп.

Драффл пожал плечами:

— Иди разбуди своих приятелей, — сказал он. — Те, кто хочет сойти на берег, должны собраться ровно через десять минут.

— Десять минут? — воскликнул Пазел. — Но, мистер Драффл, они еще не проснулись!

— Крепкий олешек, мое сердце Чересте. Офицеры императрицы Маисы уже высаживаются на северном берегу. Сейчас пятое тиала: ее война-совет начинается сегодня. И, будь уверен, волны успокаиваются здесь, с подветренной стороны этих лава-островов. Но там есть и барное сильное течение. Мы не сможем удержать позицию, если не встанем на якорь, а какой дурак станет здесь бросать якорь? Нет, кораблю лучше остаться в Неллуроке, где у него не будет компании. Он сделает круг и заберет нас завтра, после того, как мы узнаем, что могут дуть повстанцы Маисы.

— Но почему бы нам самим просто не отправиться на северное побережье?

— Потому что мы представляем собой чудное зрелище, вот почему. Думай, Паткендл! Этот корабль был в центре заговора Магада, и никто не видел его шесть лет! Мы не можем просто так появиться, как беременный пролаза.

— Временной! — взвизгнул Фелтруп. — Сэр, ваши неточности губительны. Прежде всего, слово временно́й. Во-вторых, нет такой поговорки, есть только бессмысленный набор слов.

— Крыса-школьный учитель, — пробормотал Драффл, все еще ухмыляясь. — Тогда отгадай вот это: Лягушонок и полевая мышь отправились на ярмарку пешком. Лягушонок сказал полевой мыши: «Завяжи волосы сзади...»

— Невозможно!

Спор был прерван ударом корабельного колокола. Сразу же застучали ботинки и полетели приказы: Натянуть паруса, команды на кабестанах — на свои посты! Фегин издал пронзительные звуки в свой свисток. Мистер Драффл хлопнул Пазела по спине.

— Поднимай своих товарищей на ноги! Кусай их, обливай супом, пинай, пока не начнут ругаться! Мы отправляемся на берег!

Высадка была удручающей. Двадцатифутовый баркас перевернулся в волнах прибоя. Держась за корпус в ледяной пене, Пазел наблюдал, как их пакеты с едой тонут, словно камни. Следующая волна подняла его, швырнула вниз, вдавила между планширом лодки и песком. Пазел просто ждал; море отбросило лодку в сторону. Когда он встал, укус ветра был холоднее, чем у морской воды.

Они вытащили суденышко на берег и подсчитали головы. Драффл, Дарабик, Таша, Неда, Нипс, Болуту, Герцил, Киришган: никто не пропал, все в синяках. Неда выплюнула полный рот песка и крови; Нипс пнул лодку, затем выругался и схватился за ногу. Дарабик выругался с большим мастерством и страстью, чем Пазел когда-либо слышал от офицера. За неделю он уже дважды едва не утонул.

Только Рамачни остался сухим: он выпрыгнул из лодки в облике совы, долетел до берега и принял свой обычный облик. Он наблюдал за их борьбой с вершины уютного на вид камня.

— На самом деле я заказывал сорокафутовый, — сказал он.

— Иди в Ямы, — рявкнула Таша.

Герцил громко рассмеялся:

— Нет ничего плохого в быстром утреннем купании. Но ради наших более деликатных товарищей нам следует укрыться от этого ветра.

— И пересечь этот треклятый остров, — сказал Дарабик. — Совет Ее Величества наверняка уже собрался на северном берегу. Если вы действительно намерены предпринять это безумное путешествие на Гуришал, вам понадобится вся помощь, которую мы можем предоставить. — Он покачал головой. — Конечно, этого будет недостаточно.

— Ходьба сейчас, хандра потом, — сказал Драффл. — За мной, товарищи по кораблю! Забейте на свои маленькие шишки!

Его хорошее настроение не ослабевало, пока он вел их вглубь острова. Он утверждал, что знает Голову Змеи — это была знаменитая остановка контрабандистов, — но могло ли это объяснить его ликование? Теперь, когда Пазел подумал об этом, он сообразил, что Драффл ухмылялся с тех пор, как спасли Дарабика и его людей. Теперь он шел, тихо посмеиваясь про себя и издавая горлом счастливый жужжащий звук.

Это было утомительное утро. Хотя эта часть Головы Змеи и не была гористой, она была в основном пустынной, пересеченной пересохшими реками лавы, спускающимися с высот подобно корням гигантских деревьев. Повсюду виднелись трещины, разломы и голые выпуклые холмы. Надо всем стонал и шипел вулкан.

Но деревья, которые видел Пазел, тоже были настоящими: они стояли группами, как острова в мертвом ландшафте, оазисы, уцелевшие по воле случая. Молодые пальмы и жесткие древовидные папоротники, виноградные лозы и веточки алых цветов, колибри и муравьи. Пазел находил их еще более прекрасными из-за их хрупкого, обреченного мужества. Что касается мистера Драффла, то он, затаив дыхание, подбегал к каждому оазису, изучая верхушки деревьев. Каждый раз, когда это происходило, его улыбка увядала только для того, чтобы вспыхнуть снова, когда его взгляд переходил к следующей группе деревьев.

Таша в двадцатый раз расспрашивала Дарабика о своем отце.

— Да, м'леди, я действительно его жду, — сказал коммодор. Он позволил себе неохотно улыбнуться. — Излишне говорить, что он не ждет вас.

— Он сойдет на берег?

— Сойдет ли он! Хотел бы я встретиться с человеком, который смог бы остановить его! Нет, адмирал не будет ждать, пока мы обезопасим остров. С глубочайшим уважением, леди Таша, ваш отец — невозможный человек.

— Это семейное, коммодор, — сказал Пазел, уворачиваясь от кулака Таши.

В течение пяти часов они тащились и карабкались наверх. Когда им захотелось пить, Драффл показал им, как высасывать росу из листьев папоротника. Тропинок не было, но время от времени они проходили мимо небольших холмиков из раковин моллюсков. Драффл утверждал, что они были ориентирами, и со временем его правота подтвердилась: холмики достаточно осознанно вели их по лавовому лабиринту.

— Я слышу шум прибоя на северном берегу, — сказал Киришган. — Когда мы перевалим через следующий холм, я думаю, мы его увидим.

Холм, о котором шла речь, был большим и увенчан особенно красивой рощицей деревьев. Они начали подниматься, упиваясь пением птиц. Пазел повернулся и снова посмотрел на юг. Вдалеке виднелось побережье, но не «Чатранд»: он ушел до завтра, самое раннее.

Внезапно Драффл взорвался:

— Вот! Вот! Вы эт' видите? Сладкие чайные чашки на небесах, мои дорогие! Это мед!

Он взбежал на оставшуюся часть холма и, прежде чем кто-либо успел его остановить, начал взбираться на пальму. В своем маниакальном состоянии он обрел ловкость молодого человека, если не обезьяны. Пазел прикрыл глаза ладонью: возле ветвей на верхушке дерева копошились пчелы. Остальные тоже увидели их, и все они выкрикивали предупреждения. Но Драффл не обратил на это внимания. Он взобрался на дерево, прямиком к улью, и, добравшись до него, погрузил в него руку по самое запястье. Снова вытащив его, он показал массу чего-то липкого и бледного. Он откусил большой кусок и заулюлюкал от радости.

— Что я вам говорил? Островной мед! Прямо из пушистых задниц самых нежных созданий на зеленой земле Рина. Безжальные пчёлы! Для чего им нужны жала, а?

Пазел рассмеялся помимо своей воли; большинство остальных тоже рассмеялись.

— Треклятый псих, — сказал Нипс.

— Подойдите и попробуйте, подойдите и попробуйте! Им не нужны жала. На островах нет медведей, которые могли бы украсть это золото. Только я, только счастливчик Драффл, чья мечта только что осуществилась...

Резкий звук. Спина Драффла страшно выгнулась дугой. Он упал вперед, все еще держа руку с медом поднятой, и, когда он свалился на землю, Пазел увидел стрелу, глубоко вонзившуюся ему в ребра.

— О боги, нет!

Пазел и Нипс помчались вверх по склону, глухие к крикам тех, кто был позади них. Пазелу пришло в голову, что он, возможно, бежит навстречу своей смерти. Он не мог остановиться. Драффл, несчастный дурак, лежал, корчась на земле. Стрела прошла сквозь него насквозь. Она удерживала его грудь над землей, как свая.

Когда мальчики подбежали к Драффлу, из подлеска выскочила фигура в темном плаще. Пазел увидел вспышку падающего меча и попытался увернуться. Слишком медленно. Это была смерть.

Сталь со звоном встретилась со сталью.

Герцил. Он остановил смертельный удар Илдракином, а теперь прыгнул и нанес мужчине хлесткий удар ногой в грудь. Однако нападавший в темном плаще не был неуклюжим бойцом; он отразил удар и развернулся, чтобы нанести еще один, мастерский, его меч описал дугу, целясь в грудь Герцила.

И снова Герцил оказался быстрее. Илдракин взлетел вверх, оказавшись внутри дуги другого оружия. Меч Герцила едва замедлился, отсекая мужчине руку. Пазел не видел последовавшего за этим удара вниз. Но он услышал его и увидел, как человек без головы упал на землю.

Вершина холма внезапно заполнилась людьми. Драффл захрипел. Вокруг раны пенилась кровь: Игнус сказал бы, что у него пробито легкое. Пазел прижал ладони к ране, и Драффл поднял слабую руку, словно желая помочь ему. Рука, покрытая медом. Несколько безобидных пчел все еще ползали по его телу.

Потом рука опустилась и Драффл замер.

Пазел удивился своим собственным сухим глазам. Этот человек выкупил его у работорговцев. Этот человек сам был рабом Аруниса. Этот человек играл на скрипке, как ангел, и пил спиртное, как дьявол. Этот человек сбежал от всех своих мучителей и в последний раз вкусил сладости.

Он поднял глаза. Никто не сражался. Шестьдесят или более бойцов в темных одеждах стояли вокруг них кругом, направив мечи внутрь. Мужчины и женщины с нанесенной на скулы тушью и татуировками на затылке. Мзитрини поджидали их в засаде.

Отряд был разоружен и поставлен на колени. Их руки связали за спиной, а лодыжки крепко стянули. Шестеро охранников окружили Неду, которая лежала лицом вниз в грязи, с сапогом женщины-солдата на шее. Мзитрини подобрали отрубленные руку и голову человека, убитого Герцилом, обмыли их маслом и отнесли труп к деревьям. Тело Драффла они оставили там, где оно лежало.

Пазел огляделся. Рамачни нигде не было видно.

Их похитители по-прежнему не обращались к ним, но они с откровенным изумлением глядели на Болуту и Киришгана. Пазел уловил их шепот:

— Что это такое, во имя черных проклятых Ям? Демоны во плоти? Могут ли они творить проклятия, с такими глазами?

— Братья, послушайте меня... — начала было Неда на мзитрини. Их похитители рявкнули на нее, чтобы она замолчала, и один из них пнул ее в бок.

Прошел час. Им дали воды и перенесли в тень. Несмотря на их шок от встречи с длому и селком, их похитители на самом деле уделяли им мало внимания: они казались несколько озабоченными. Примерно половина исчезла за деревьями на вершине холма.

Солнце опустилось низко. Вулкан стонал и грохотал. Наконец Пазел услышал приближающиеся шаги, и из-за деревьев вышел офицер-мзитрини в безупречной черно-красной форме. Его лицо было непроницаемо, движения точны. Охранники вытянулись по стойке смирно: этот человек, очевидно, занимал высокое положение. Подошел помощник и протянул ему бухгалтерскую книгу. Офицер несколько раз перевел взгляд с книги на пленников и обратно. Затем он кивнул и подошел к сестре Пазела. Женщина-солдат сняла свой ботинок с шеи Неды. Офицер указал на Герцила.

— Этот человек убил нашего брата в честном бою, чтобы спасти своего друга. Это не бесчестие, и ему не нужно бояться особого наказания. Сообщи ему.

Неда подняла глаза на Герцила:

— Он говорит...

— Я понимаю вас, сэр, — сказал Герцил на мзитрини.

Офицер резко обернулся:

— И ты тоже! Вы все говорите на нашем языке?

— Нет, брат, — сказала Неда. — Только он и...

Офицер плюнул ей в лицо.

— Ты называешь братом меня? Мятежный сфванцкор, перешедший на сторону Арквала!

Глаза Неды вспыхнули яростью. Она попыталась подняться, но в нее ткнулись шесть наконечников мечей, и женщина-солдат снова придавила ее ботинком. Неда заговорила сквозь грязь и траву, покрывавшую ее лицо:

— Я не служу Арквалу, ни сейчас, ни когда-либо...

— Похотливая сука. Ты лжешь.

— Меня послали убить их, — сказала Неда. — Я потерпела неудачу. Они взяли нас в плен.

— Вот почему ты смеялась над дураком на дереве и смотришь на этого воина с неприкрытым вожделением. Молчи, клятвопреступница, или я срежу эти знаки отличия с твоей плоти.

Пазел с ужасом понял, что он имел в виду ее татуировки. Неда изогнулась под ботинком солдата, бесстрашно глядя на офицера снизу вверх. Но она придержала язык.

Глаза Герцила были не менее смертоносны, хотя его голос прозвучал сдержанно:

— Вы называете ее клятвопреступницей, — сказал он, — и вы правы: она нарушила клятву. Но еще большее преступление — растить молодых людей в камере без окон, а затем требовать клятв, относящихся к внешнему миру. Те, кто нарушает такие клятвы, могут быть кем угодно, но они никогда не бывают слабыми.

— Где ты выучил мзитрини? — спросил офицер.

— В моей собственной камере без окон. От моих старых хозяев и ваших заклятых врагов, Тайного Кулака. Я тоже нарушил определенные клятвы. Ожидалось, что я всю свою жизнью буду убивать ваш народ и разрушать вашу страну изнутри.

Офицер долго смотрел ему в глаза. Затем он повернулся и изучил их лица одно за другим.

— Что это за существа? — спросил он.

— Черный человек — это длому. Другой — селк. Они не больше ваши враги, чем...

— Заткнись. — Офицер указал на труп Драффла и обратился к своим людям: — Похороните этого. Отметьте место. — Затем, снова обратившись к Герцилу, он указал на Дарабика.

— Этот человек слишком стар, чтобы сражаться. Но он не вел вас, как тот идиот на дереве. Он ведет себя как генерал. Он командир вашего отряда?

— У нас нет командира на берегу, — сказал Герцил.

— Тогда у вас вообще нет командира.

Герцил нахмурился.

— Ты сомневаешься в моих словах? — спросил офицер. — Очень хорошо: развяжите им ноги. Держите воина и девушку-предательницу, как смертоносных змей, которыми они и являются. Вы все, вставайте.

Им освободили ноги, но не развязали руки. Пленники с трудом поднялись на ноги, и офицер повел их в зелень, по тропинке под пальмами. Внутри уже сгустились вечерние тени, но Пазел мельком увидел многих воинов: они отдыхали, ели, точили свои мечи. Пленники молча проходили мимо них, подталкиваемые клинками своих охранников.

Выйдя из оазиса, они остановились на дальнем склоне холма. Офицер отступил в сторону, и пленники ахнули. Под ними простиралась вся северная сторона острова, вплоть до побережья Узкого Моря, и там...

Айя Рин!

Неисчислимое число кораблей, неописуемая бойня. Сначала Пазел не видел во всем этом никакого порядка. Большие суда, суда поменьше, горящие, взрывающиеся, накренившиеся, идущие ко дну. Вспышки огня, клубы дыма.

— Поразительно, не правда ли, что мы почти ничего не слышим? — сказал офицер. — Вините в этом западный ветер и, конечно, вулкан.

Глаза Пазела начали осмысливать то, что он видел. Огромная группа тяжелых военных кораблей продвигалась на юг, к Голове Змеи и самым западным островам архипелага. Это была, несомненно, самая большая флотилия, которую Пазел когда-либо видел в Северном мире, и она уничтожала силы примерно в треть своей численности. Последние корабли были в беспорядке. Некоторые шли на запад, навстречу ветру; другие повернули, чтобы встретиться со своими врагами лицом к лицу. Некоторые бежали на юг между островами, в сторону Правящего Моря. Бой не был полностью односторонним: суда с обеих сторон горели и тонули. Но Пазел не видел никакой надежды для более маленького флота.

— Вы являетесь свидетелями конца мятежа, — сказал офицер. — Ме́ньшие силы зажаты между Неллуроком и великой флотилией Магада. Они умирали все утро и будут продолжать умирать всю ночь.

Никто из группы не мог вымолвить ни слова. Пазел едва слышал пушечные выстрелы из-за грохота вулкана. Голова кружилась, он чувствовал себя так, словно потерпел поражение. Слева от него лицо коммодора Дарабика было пепельно-серым, Герцил тоже выглядел потрясенным.

— Они храбро сражаются, — сказал офицер-мзитрини. — Они жалят флот Магада и будут продолжать делать это до самого конца. Да, у них определенно есть мужество. Все остальное, конечно, против них. Ветер, численность, боеприпасы, удача. Некоторым сумеют добраться до берега после того, как их лодки будут превращены в пыль. Они умрут завтра. У Магада достаточно людей, чтобы выгнать их, как крыс, как только закончится морское сражение. И знаете ли вы, кто они такие, эти крысы? Мятежники Маисы. Остатки ее военно-морских сил. Они планировали собраться здесь, перегруппироваться и еще раз попытаться свергнуть короля-людоеда. Но вы все это знаете. Вы тоже агенты Маисы.

Никто этого не отрицал. Коммодор Дарабик вышел вперед, волоча ноги.

— Нас предали, — сказал он. — Узурпатор знал о сборе наших сил. Он знал.

Герцил посмотрел на офицера.

— Сухопутные войска Магада найдут завтра и вас, — сказал он.

— Возможно, — спокойно ответил офицер. — Возможно, нас заставят сдаться этим каннибалам. На час или два.

Он повернулся и указал на северо-запад. Вдалеке шел дождь и виднелась дымка:

— Вы пока не можете этого увидеть даже в подзорную трубу...

— Я вижу, — сказал Киришган. — Другой флот, еще больший, чем этот. Это грозные корабли, все выкрашенные в белый цвет и ощетинившиеся пушками, все до единого. Наверху много людей, но они не подняли паруса. Флот стоит на месте.

Офицер снова был ошеломлен.

— Брови-перья и орлиный взгляд, — сказал он. — Да, наш Белый Флот приближается. Не спасать повстанцев Маисы — это не наша задача, — но уничтожить флот Арквала, который является силой зла в этом мире.

Он указал на холм, ближайший к тому, на вершине которого они стояли. Бесплодный холм, но на его верхушке лежала огромная насыпь из веток и пальмовых листьев.

— Пропитанный химикатами, особыми химикатами, которые горят долго и ярко. Мы будем наблюдать за битвой, и когда повстанцы Маисы сделают все, что в их силах, мы зажжем этот маяк и призовем наш флот. Уже перевалит за полночь, Арквал станет раненым и очень усталым, и у него будет не хватать боеприпасов. Тогда настанет очередь Арквала оказаться зажатым между молотом более сильного врага и наковальней Правящего Моря.

— Вы это сделали, — сказал Пазел. — Вы сказали Арквалу, где собираются силы Маисы.

— Дурак, — сказал офицер. — Мы не будем проливать свою кровь за ваше восстание, но почему мы должны помогать Арквалу его подавить? Нет, Тайный Кулак узнал об этом собрании сам по себе. После долгих лет безделья без Сандора Отта, они, похоже, снова стали действующим шпионским агентством. Вы не можете возлагать вину на нас. А теперь, — он повернулся и обвел их всех взглядом, — расскажите мне, как вы здесь оказались и перед кем именно вы отчитываетесь в рядах Маисы.

Последовало долгое молчание. Наконец его нарушил Дарабик:

— Я служу под началом супруга Ее Величества, принца Эберзама Исика. Эта девушка — его дочь, которая была Договор-Невестой. Все они — экипаж Великого Корабля «Чатранд», который только что вернулся из-за Правящего Моря.

Сначала мзитрини просто растерянно смотрели на них. Затем все как один расхохотались. Даже их командир не выдержал.

— Конечно, — прохрипел он, вытирая глаза. — Почему я сам не догадался? И это объясняет, почему так много из вас говорят на нашем языке. И почему с вами путешествует бывший сфванцкор. И почему этот идиот улюлюкал и подавал сигналы с дерева. — Он махнул своим людям. — Давайте, обыщите остров. Может быть, сама императрица Маиса где-то там, внизу, бродит среди скал.

— Я Таша Исик! — в ярости закричала Таша.

Это чуть не прикончило их.

— Она правильно назвала имя, капитан! — сказал один из солдат. — Это была Таша, девушка, которая умерла в Симдже...

— Нет, ты осел, это был Пака, Паки, что-то в этом роде...

— Сирарис! Сирарис Лападолма!

— Как вы можете быть такими невежественными? — взревела Таша. — Сирарис была супругой моего отца, и она пыталась нас убить. Паку́ Лападолма была моей фрейлиной, которая заняла мое место, когда меня чуть не задушили. Взгляните на мою проклятую богами шею; вы все еще можете увидеть шрамы!

Молчание.

— Ну, давайте же! Это не так уж чертовски сложно!

Конечно, она кричала на арквали. Никто из мзитрини не понял ее, но, тем не менее, они протрезвели.

— Она говорит точь-в-точь как он, — пробормотал один из солдат.

Офицер потер подбородок. Он приказал заткнуть Таше рот кляпом, а затем скрылся за деревьями. Пазел не мог видеть, что происходит внутри оазиса, но через несколько минут он услышал приближение нескольких человек и голос офицера.

— Поверните его. Старый дурак смотрит не в ту сторону.

Затем из-за деревьев донесся более глубокий голос:

— О Древо Небес! О милый и милосердный Рин!

Грохот, топот, а потом появился он: лысый мужчина с бочкообразной грудью, волочащий за собой ножные кандалы, пытающийся бежать в них, протягивающий руки к Таше. За его изодранной униформой тянулись листья и виноградные лозы. Он ничего не заметил. Легким движением руки он вырвал у Таши кляп, затем опустился на колени и обнял ее. Таша, все еще со связанными руками, прижалась щекой к его голове и заплакала.

— Прахба.

— Моя дорогая девочка, моя красавица...

Эберзам Исик. Пазел много раз думал о нем после Красного Шторма. Адмирал выглядел старым человеком с дрожащими руками, когда Пазел впервые увидел его на набережной в Этерхорде. Но сейчас, во всяком случае, он выглядел на шесть лет моложе, а не старше. Его плоть приобрела цвет; его конечности выглядели сильными и крепкими.

Он свободен от смерть-дыма, понял Пазел. Никто больше его не травит.

— Таша, Таша, — сказал Исик. — Я позволил им причинить тебе боль, забрать тебя у меня, я никогда не прощу себя...

— Шшш, — прошипела Таша сквозь слезы. Пазелу хотелось, чтобы он мог убрать всех отсюда, подарить им двоим это мгновение, позволить им какое-то время побыть наедине. Исик поднялся на ноги и прижал ее щеку к своей груди. Только тогда он обратил внимание на остальных.

— Станапет! Ундрабаст! Пазел Паткендл! Благослови тебя небо, Дарабик, ты их нашел!

— Они нашли меня, Ваше Высочество, — сказал коммодор.

Мзитрини были поражены.

— Ты действительно Таша Исик, — сказал офицер. — Остальная часть твоей безумной истории тоже правда?

Исик посмотрел прямо на Пазела и неуверенно протянул руку. Пазел шагнул вперед и схватил ее — не просто пожал руку, а крепко, яростно сжал.

— Ты дал мне обещание, — сказал адмирал. — В Симдже, по дороге из святилища. Я просил тебя защитить ее...

— Я помню, — сказал Пазел.

— Я имел в виду ее тело. Я думал, вы уносите мертвую девушку.

— Да, сэр.

— Ты остался с ней. Вы все остались. Вы уберегли моего ангела.

— О, Прахба, — сказала Таша, смеясь сквозь слезы.

— Мы помогали друг другу, сэр, — сказал Пазел, — и Таша сделала больше, чем кто-либо другой.

— Мы опасались за вашу жизнь, адмирал, — сказал Герцил. — Хотя какое-то время сны Неды и Пазела давали нам представление о вас или, по крайней мере, о мыслях о вас их матери.

— Много мысли, — сказала Неда на своем ломаном арквали. — Всегда хорошие мысли, любимые.

Исик посмотрел на нее и, казалось, был поражен как ее словами, так и самим фактом ее существования.

— Если Рин заберет меня сегодня, я умру счастливым человеком, — сказал он.

Затем до его ушей донеслись отдаленные взрывы. Впервые он поднял глаза на битву, и Пазел увидел, как ужас исказил лицо адмирала. Его губы задрожали. Он покачал головой, властный, беспомощный: этого не должно было быть.

— Теперь он знает, почему я держал его подальше, среди пальм, — сказал офицер не без сочувствия.

Исик посмотрел на офицера, затем на Пазела:

— Он должен это остановить. Скажи ему, Паткендл. Если флот Маисы будет уничтожен, она никогда не восстановится, никогда не займет трон Арквала. Император Магад станет сильнее, чем когда-либо, и таким же будет его желание уничтожить Мзитрин. Скажи ему, что я умоляю, умоляю его подать сигнал Белому Флоту.

Пазел глубоко вздохнул и повторил слова адмирала на мзитрини. Офицер покачал головой.

— Я дожил до того, что вижу события, недоступные предсказаниям провидцев, — сказал он. — Адмирал Исик собственной персоной умоляет Белый Флот уничтожить флот Арквала. Скажи ему, чтобы не волновался: мы его уничтожим. Но что касается его бунтовщиков: слишком поздно, слишком поздно. Даже если я зажгу этот маяк сейчас, к тому времени, когда они прибудут, от сил Маисы мало что останется.

— Вам не обязательно прибывать, — сказал Пазел. — Просто подведите свой флот достаточно близко, чтобы силы Магада его заметили. Им придется прекратить борьбу с повстанцами и отплыть на север, чтобы встретиться с вами лицом к лицу. Или повернуться и убежать.

Офицер улыбнулся:

— Да, но мы же этого не хотим, верно? Вы забываете о молоте и наковальне. Силы Магада держат ваших повстанцев там, где они хотят: мы вступим в бой с Магадом в том же месте.

— На карту поставлено нечто большее, чем одна победа на море! — сказал Герцил. — Если императрица Маиса потерпит неудачу, то же самое произойдет и с лучшим шансом на мир между империями. Маиса поклялась положить конец конфликту, установить мир раз и навсегда.

— Знаменитое арквальское стремление к миру, — сказал офицер. — Возможно, она предложит подписать другой договор на Симдже. Хватит! Вы расскажете остальную часть своей истории моему лейтенанту. Ваше присутствие здесь меняет очень мало — хотя, признаю, вы создали этот день... странник.

— Все еще более странно, чем вы думаете, — сказал Рамачни.

Солдаты закружились, клинки со свистом вылетели из ножен. Маг сидел на камне примерно в десяти футах от них. Красные лучи заката отражались в его глазах.

— Не стреляйте, — сказал он. — Из меня получается гораздо лучший друг, чем враг.

— Проснувшееся животное, — сказал офицер, — что дальше? Спускайся оттуда, маленький цирковой урод, пока мы не всадили стрелу тебе в сердце.

Рамачни медленно встал, не сводя глаз с командира.

— Если вы думаете, что убьете меня так же, как убили нашего безобидного товарища, вы ошибаетесь, — сказал он.

Вроде бы ничего не изменилось, но каким-то образом Рамачни казался крупнее, и в его неподвижности было что-то вроде угрозы. Мзитрини нервно взглянули на своего командира. Он тоже выглядел потрясенным, но стоял на своем.

— Если ты не разбуженное животное, то кто же ты, во имя Черных Ям?

— Союзник, если вы позволите, — сказал Рамачни. — Наш рассказ правдив, командир, и «Чатранд» вернулся. Вы, должно быть, слышали о заговоре, который отправил его в Правящее Море. Но вы, возможно, не в состоянии постичь рок, который призывает его вернуться. Рой Ночи был спущен на Алифрос. Чтобы победить Рой, мы должны высадиться на Гуришале, в месте, отмеченном морской скалой под названием Наконечник Стрелы.

Офицер недоверчиво покачал головой:

— Это самое безумное заявление, которое я слышал.

— Я самая здравомыслящая личность, которого вы, вероятно, встретите, — сказал Рамачни.

— Ты вообще не личность, — сказал офицер, — а Гуришал — суверенная территория Пентархии, несмотря на ее оккупацию еретиками Шаггата. Мы не позволяем врагам разгуливать по нашим водам.

— Вы могли бы нам помочь, — сказал Пазел.

— Конечно, — сказал офицер, — если бы я был предателем и нуждался в быстрой казни.

— Знаешь, они могут нам помочь, — сказал Пазел, взглянув на Рамачни. — Должно быть, у них где-то спрятан корабль. Они могли бы сопровождать «Чатранд».

Солдаты снова рассмеялись, и даже офицер улыбнулся, отворачиваясь.

— Хватит, — сказал он. — Мне нужно понаблюдать за битвой.

— Бойня внизу ничего не значит, — сказал Рамачни.

Офицер снова взглянул на него:

— Ничего, а? Ты, болтливый урод. К завтрашнему рассвету баланс сил в этом мире изменится навсегда.

— Да, боюсь, что так, — сказал Рамачни.

Его немигающий взгляд по-прежнему был устремлен на командира мзитрини. На следующем холме внезапно вспыхнула искра, и пламя со свистом охватило пропитанный маслом кустарник.

Пазел был вынужден признать, что реакция офицера заслуживала похвалы. Он никого не убил и, более того, не приказал кого-нибудь наказать, хотя было ясно, что пленники каким-то образом виноваты. Он только приказал атаковать огонь маяка, задушить его, заглушить, задуть. Однако эта задача оказалась невыполнимой. «Особые химикаты» — вот и все, что сказал его человек. Огонь ревел, как в доменной печи; солдатам ничего не оставалось делать, кроме как наблюдать. Со стороны моря могло показаться, что в этом тихом уголке Головы Змеи произошло извержение нового крошечного вулкана.

Киришган посмотрел вдаль.

— Белый Флот поднимает паруса, — сказал он. — Авангард уже направляется сюда.

— Они были готовы, — пробормотал офицер, с треском открывая подзорную трубу. Изучив горизонт, он приказал своим людям сворачивать лагерь. — Арквали тоже увидят огонь и отметят это место. Нет смысла ждать, пока они сойдут на берег и проведут расследование. Сегодня мы заночуем на Желтом Утесе. — Он повернулся к Рамачни. — Что ж, маг, ты доказал, что можешь зажечь спичку с пятидесяти шагов. Есть ли в твоем распоряжении еще какие-нибудь трюки?

Рамачни просто показал зубы.

— Ты собираешься сражаться с восьмьюдесятью солдатами Пентархии? Ибо для пленников это единственный способ выйти на свободу.

— Я не стану обвинять вас в хвастовстве, — сказал Рамачни, — но и драться с вами тоже не буду — пока.

Офицер пожал плечами, затем указал на заключенных:

— Положите им в рот немного еды, если только вы не хотите нести этих сумасшедших.

Пазел в очередной раз поразился его спокойствию. Солдаты принесли им мяса и хлеба, поместили в центр роты и повели вниз по склону, обратно в лабиринт скал, потоков лавы и оврагов. Солдаты шли гуськом. Рамачни карабкался вдоль колонны, всегда оставаясь вне пределов досягаемости.

Темнота наступила быстро. Руки пленников все еще были связаны, и они часто спотыкались на неровной земле. Обычно они шли в гору, но избегали вершин или каких-либо наблюдательных пунктов, и Пазел вскоре потерял всякое представление о том, где они находятся. Он шел, измученный и встревоженный. Он подумал, что командир, вероятно, приказал убить Драффла таким же небрежным тоном, каким он потребовал свою подзорную трубу. Только один раз этот человек вышел из себя — когда говорил с Недой, которую, казалось, он был готов убить.

Проходили часы. Запястья и плечи Пазела перестали болеть и онемели. Взошла луна, но тут же скрылась за плотными облаками. Иногда, при свете особенно мощных извержений лавы, Пазел видел, что они действительно поднялись гораздо выше, к подножию вулкана. Он ни разу не видел море, но в какой-то момент поздней ночью Рамачни тихо окликнул их на арквали:

— Не сдавайтесь! Силы Магада заметили Белый Флот еще до наступления темноты, как я и надеялся. Они прекратили атаку на корабли Маисы и перегруппировываются, чтобы противостоять новой угрозе. Увы, большая часть их работы была выполнена. Многие жизни были спасены, но императрица потеряла свой флот или бо́льшую его часть.

— А «Чатранд»? — прошептал Пазел. Но солдаты зашипели, требуя тишины, и Рамачни больше ничего не сказал.

Еще один томительный час, и они добрались до рощицы высоких сосен и разбили лагерь. До рассвета оставалось не больше часа, но темнота была почти абсолютной — мзитрини даже не чиркнули спичкой. Пленников сковали вместе за лодыжки, а цепи прикрепили к деревьям. Только тогда им развязали запястья. Пазел рухнул среди своих друзей и подумал, что сосновые иголки под ним — самая совершенная постель, которую он когда-либо знал. Он слышал, как солдаты бормочут что-то о приближающемся конце войны, но заснул прежде, чем успел сообразить, что они имеют в виду.

Он тонул. Захлебывался. Похоронен заживо.

Пазел проснулся, судорожно вздохнув. Сон, ужасный и смутный, ощущение того, что он раздавлен какой-то чудовищной тяжестью. Он сел. Был дневной свет, но тусклый и странно косой. На деревьях неуверенно пели птицы. Сейчас утро или нет?

Воздух был отчетливо холодным. Его друзья просыпались, медленно двигаясь в своих цепях. Все солдаты были на ногах. Что-то было очень не так. Они вглядывались в небо, и даже при слабом свете Пазел мог видеть, что они напуганы. Он встал и почувствовал, как холодная лапа сдавила его живот. Тяжесть воздуха. Давление, холод.

Нипс поднялся рядом с ним, держась за дерево. Он бросил на Пазела взгляд, полный понимающего ужаса. Рядом с ними, стоя на четвереньках, возился отец Таши:

— В чем дело, мальчики, скажите мне! В этот момент я не принц и не адмирал, просто старик в цепях.

— Рой здесь, — прошептал Пазел. — Я думаю, он прямо у нас над головами.

— Рой чего?

Рамачни выполз из тени.

— Смерть встала между нами и горой, — сказал он, глядя вверх. И Пазел понял, что это правда: он больше не слышал шума вулкана. Только пение птиц и сосны, которые гнулись и скрипели, хотя ветра не было.

Все остальные уже проснулись и пытались подняться. Ропот ужаса распространялся среди солдат. Пазел видел их дыхание, белое и прерывистое на неестественном холоде.

Внезапно все птицы умолкли. Мзитрини шептали молитвы. Затем раздался странный звук: негромкий стук, как будто на них десятками сыпались маленькие кошельки. Это продолжалось всего несколько секунд. Пазел протянул ногу, пощупал крошечное тельце и понял: птицы замертво упали с деревьев.

Солдат бросился бежать. Секундой позже десятки других последовали его примеру, их товарищи ругались и кричали: Вернитесь, вернитесь, вы, скулящие собаки! Затем бросились бежать те, кто кричал.

На какое-то ужасное мгновение пленники остались одни, все еще прикованные к гнущимся деревьям. Затем из мрака с грохотом выскочила пара солдат, и один из них начал расстегивать их ножные кандалы.

— Вы должны пойти к командиру, — крикнул он. — Сюда, около верхушки утеса. Бегите!

Солдаты и пленники пробирались сквозь сосны. Впереди свет был немного ярче — и отвратительное подбрюшье Роя было видно более отчетливо. Он прочесывал верхушки деревьев, двигаясь на север, как приостановившийся прилив. Черный прилив, пульсирующий, одушевленный, прилив червей и плоти.

— Не смотрите, адмирал! — крикнул Герцил; он и Таша поддерживали Исика под руки.

Деревья кончились, и они, спотыкаясь, вышли на голый участок земли, покрытый шрамами от пепла и желтыми, сернистыми камнями. Пазел увидел, что они находятся на гораздо более высоком месте, чем вчерашний холм. Прямо впереди командир и около двадцати его людей сидели около вершины утеса.

В их глазах был неприкрытый ужас. Отвратительная масса простиралась на многие мили во всех направлениях, по суше и морю. Она обтекала вулканы к западу от них. На юге и востоке Пазел не видел четкой границы, только бледное свечение у горизонта доказывало, что Рой где-то заканчивается. Ясно был виден только северный край Роя, и он тоже быстро удалялся от них.

— Теперь вы нам верите, командир? — спросил Пазел.

Офицер просто смотрел вверх, на Рой. Казалось, он потерял дар речи.

— Боги наверху, он такой же большой, как весь Рекере! — воскликнул Дарабик.

— Он пировал с тех пор, как мы видели его в последний раз, — сказал Рамачни, — и скоро сделает это снова.

Они добрались до утеса, где стояли солдаты. Пазел посмотрел на север, в том направлении, где рос Рой: темный остров, темное побережье. Хромающие остатки войск Маисы. Десять или пятнадцать миль пустынного моря...

И вот она: добыча Роя.

Под огромными облаками пушечного дыма два величайших флота Северного мира взрывали, избивали, жгли и швыряли друг в друга всевозможными смертоносными снарядами. Верные Магаду корабли не собирались быть прижатыми к наковальне Головы Змеи. Они отплыли в Нелу Рекере и вступили в лобовое столкновение с мзитрини. Чудовищное столкновение. Было так много огня, так много летающего железа и расщепленного дерева, что Пазел удивился, почему столкновение не закончилось мгновенно: каждая сторона была разорвана на куски натиском другой. Но, по правде говоря, ни то, ни другое не было преобладающим. Мзитрини были многочисленнее, и ветер по-прежнему дул им в спину. У арквали была более тяжелая броня и более дальнобойные орудия. Их атакующие порядки пересеклись и раскололись. Мачты падали, такелаж горел.

— Командир, маг здесь! — сказал солдат с ключами. Офицер-мзитрини по-прежнему пристально вглядывался в Рой.

— Маг, — сказал солдат, — ты вызвал это облако? Прогони его, прогони и назови свою цену!

Рамачни печально посмотрел на этого человека.

— Я не вызывал его, — сказал он, — и ничто из того, что я могу сделать, не предотвратит того, что должно произойти.

Рой пролетел над войсками Маисы. Он ускорялся по мере приближения к фронту сражения. Пазел почувствовал, как холод пробирает его до костей. Он задавался вопросом, сколько матросов заметили его сквозь пелену пушечного дыма.

— Отвернитесь, солдаты, — сказал Рамачни. — Не заставляйте себя на это смотреть.

Пазел инстинктивно вытянул руки, притягивая Нипса и Ташу поближе. Он не хотел закрывать глаза. Как они могли бороться с тем, что им было невыносимо даже видеть?

Солдаты забыли о них. Они стояли в ряд вдоль края утеса, уставившись на ужасную сцену. Край Роя достиг первого из военных кораблей.

— Нет, — сказал командир, внезапно оживая. Он сделал резкий жест, затем крикнул: — Нет! Люди, люди! Этого не произойдет, того, что, как ты думаешь, должно произойти, никак не может...

Рой упал.

Это была река, перетекающая через водопад, занавеска из запекшейся крови, огромная бесформенная часть плавающей массы наверху. Она опустилась до уровня моря, поглотив в одно мгновение сорок или пятьдесят миль — и битва закончилась. Ни света, ни звука не вырвалось наружу. С края массы темные щупальца ощупывали воду, хватая те немногие лодки, которые не пострадали от первоначального натиска, и затаскивая их внутрь. Пазел не мог пошевелиться. Он думал, что свыкся с кошмарами, но это, это... Кто-то смеялся — отвратительный звук, похожий на козлиное блеяние. У командира-мзитрини подогнулись колени. Мужчина выглядел совершенно больным. Чернота пульсировала и дрожала; это была больная мышца, это была свернувшаяся смерть. Пазел слышал, как его друзья ругались, плакали, почти душили его в своих объятиях, и он делал то же самое, истекая кровью изнутри; было ли все кончено, было ли ему позволено отвести взгляд? Рой скручивался, корчился, и фрагменты кораблей начали просачиваться из него, как крошки сквозь зубы. Заставь это прекратиться. Сделай так, чтобы это закончилось. От окружавших его людей доносились звуки безумия и проклятия; один солдат ел гравий, другой бросился со скалы; остальные ползали, дрались, выкрикивали богохульства, их лица были искажены, как маски.

Рой снова поднялся в небо.

Под ним распростерлись остатки воюющих флотов. Гигантские, перемешанные, мертвые. Некоторые суда были раздавлены и тонули; другие были целы, но дрейфовали, как пробки. Ни звука выстрела. Пелена дыма исчезла. Каждый пожар был потушен, как и каждая жизнь.

Командир свернулся калачиком. Он был бледен и совершенно неподвижен; возможно, он мертв. Возможно, ты, Пазел, мертв. Нет, нет. У тебя изо рта течет кровь, ты прикусил язык, и кровь теплая и сочится струйками. Ты можешь попробовать ее на вкус. Ты можешь поцеловать своих друзей и увидеть свою кровь у них на лбу. Ты жив.

Командир повернулся, чтобы посмотреть на Рамачни.

— Скажи мне точно, что тебе нужно, — сказал он.

Глава 34. ИЗ ПОСЛЕДНЕГО ДНЕВНИКА Г. СТАРЛИНГА ФИФФЕНГУРТА

Понедельник, 22 тиала 947.

Несомненно, именно так чувствуют себя люди на Пути Искупления через Тсордоны, в конце шестимесячного пешего перехода, глядя вверх на последний крутой склон Святой Горы. Я не могу на нее взобраться. Я должен на нее взобраться. Если я поднимусь еще на фут, что-то во мне разобьется вдребезги. Если я не поднимусь, свет Рина никогда больше не согреет мою душу.

Мы так близки & в таком отчаянии. Шестнадцать дней к северу от Головы Змеи, большинство из них в холодной тени Роя, борясь с течами, которые мы не можем обнаружить, борясь с цингой, оцепенев от страха. Кто будет нас помнить? Не я, не добрый капитан Фиффенгурт: я не могу вспомнить вчерашний ужин, хотя Теггац уже месяц подает одни & те же три про́клятых богами блюда. Плохая память — одна из причин, по которой я заполняю эти страницы. Вторая — сама охота за словами помогает мне преодолевать страх. Навстречу чему мы идем? Концу Нилстоуна? Концу мечты об Анни & нашем ребенке, моем семилетнем мальчике или девочке? Или холодному концу Алифроса, когда Рой станет больше, чем мир, над которым он парит, солнце погаснет & замерзшее море раздавит «Чатранд», как яичную скорлупу.

В 900 году я сошел на берег в Утурфе́ & заплатил восемь пенни за пип-шоу, как делают все смолбои. Когда я снова вышел, мой приятель сказал, что в городе мзитрини, пытающиеся сжечь доки. Мы были очень взволнованы. Мы помчались в порт. Тогда я был быстр & оставил его позади, но я не знал Утурфе́ & неправильно оценил маршрут. Не успел я опомниться, как оказался на берегу & увидел, что солдат-мзитрини выпотрошил моего приятеля, как макрель. Жертва лежала на спине & держала убийцу за предплечье, как будто предлагая помощь, & лицо у нее тоже было как у макрели. Сиззи взглянул на меня, увидел мой безмерный ужас & ухмыльнулся. Я убежал & прятался в подвале, пока Арквал не отвоевал порт. Это была моя первая смерть. Я думал, что никогда не приду в себя, &, в каком-то смысле, был прав. Глупый, чистосердечный плут, который бежал в те доки, исчез; его место занял изменившийся, более холодный мальчик, который сбежал.

А теперь посмотри на море крови, через которое он прошел. Сотни убитых в этом путешествии. Все люди на Юге мертвы или лишились рассудка. Длому убивают длому, армады сжигают города, маги & генералы владеют машинами смерти. На Севере бушует Третья Морская Война, «Большая Война», в страхе перед которой мы все жили. И еще это. Парящий ужас. Бесформенная масса, поглощающая флотилии, которая стала такой большой, что мы провели под ней последние девять дней, так & не увидев ее края. Мы замерзаем & боимся. Ночь приносит бесконечную черноту. Рассвет приносит слабые сумерки, которые длятся весь день.

«Чатранд» разговаривает со мной: он полон странных содроганий, тревожных скрипов. И корма у него странно низко опущена. Мы перекладываем балласт вперед; он выравнивается. Но на следующий день снова появляется намек на проблему. Я не могу объяснить это: у нас нет никакой течи, никакой груз или вооружение не были перенесены на корму. Это еще не кризис, но это тайна & еще один гвоздь в крышку гроба моих надежд на сон.

Единственное утешение, которое я нахожу, — новые лица. Теперь мы часть флотилии: пять военных кораблей, девять канонерских лодок поменьше, двадцать разношерстных служебных судов. Это все, что осталось от великого восстания Маисы или, во всяком случае, от ее флота. Конечно, после бойни в Голове Змеи ее врагам на родине вряд ли стало лучше.

Адмирал Исик провел с нами на «Чатранде» пять дней, в течение которых он & его дорогая девочка были неразлучны. Теперь Исик & коммодор Дарабик вернулись на «Ночной Сокол», флагман повстанцев. Однако с нами все еще несколько сотен повстанцев, подавляющее большинство из Этерхорда. Наши тоскующие по дому парни, должно быть, сводят их с ума, выспрашивая истории о доме. Повстанцы, со своей стороны, слушают наши рассказы о Бали Адро & плавучих крепостях со странной смесью ужаса & смирения. На самом деле они не могут сомневаться в нас, потому что прямо над головой находится нечто более странное, чем любая часть нашей истории. Что-то, на что можно смотреть целый месяц & все еще думать: Этого просто не может быть.

Менее приятный пассажир — некий жесткошеий командир мзитрини, который разбил лагерь на Голове Змеи с небольшой ротой. Я его ненавижу: Болуту сказал мне, что он забавы ради застрелил мистера Драффла & пытался оставить остальных наших людей прикованными к деревьям. Тем не менее, у него хватило мудрости спрятать свой собственный корабль (изящную маленькую канонерку с прекрасными обводами) подальше от боевых действий, в бухте на северо-западной оконечности острова. Теперь это судно — наш эскорт, & я рад, что мзитрини идут впереди, когда мы входим во вражеские воды.

Жесткошеий все равно резок с нами:

— Вы плывете навстречу своей смерти. Да, бо́льшая часть нашего военно-морского флота уничтожена, но то, что осталось, все еще может превратить эти небольшие силы в кашу. Вокруг Гуришала мы держим широкую охрану по периметру, а второй патрульный отряд — у берегов острова. Они легко уничтожат вас — если только Рой не сожрал их всех.

Рин, прости меня, я просиял при этой мысли, но Рамачни заявил, что это практически невозможно:

— Рой выполняет свою работу не так. Посмотрите на Голову Змеи: люди все еще умирали в войсках Маисы, но Рой пролетел над ними, атаковал эпицентр смерти & полетел дальше в поисках другого места, где война в самом разгаре. Он всегда охотится на самую крупную добычу. Но это защитит нас только до тех пор, пока остается крупная добыча.

— А Нессарим? — добавил Жесткошеий. — Кто защитит вас от них? Мы контролируем моря, но они владеют сушей & охраняют ее, как боевые псы.

— Но этот, как его там, пролив Наконечник Стрелы, к которому мы направляемся. Неда говорит, что он треклято далеко.

— Корабли будут там, несмотря ни на что, — возразил Жесткошеий.

После Головы Змеи у нас была неделя холода & темноты. Затем наступил рассвет, когда даже турахи заплакали от радости, ибо половина неба была свободна от Роя. Это уродливое злокачественное образование скользит на север, & его край находился почти прямо над нами.

Это было доказательство, которое взволновало наши сердца: доказательство того, что эта штука еще не заполнила все небеса Алифроса. Доказательство того, что мы не опоздали. Мы чувствовали солнце добрых восемь часов, прежде чем Рой снова вернулся & погрузил нас в темноту. С тех пор прошло девять дней, & я спрашиваю себя, увидим ли мы когда-нибудь снова голубое небо.

Именно в эти восемь ярких часов я попытался завоевать доверие Жесткошеего. Сестра Пазела & Герцил уговорили меня это сделать, & теперь я вижу, что они были правы. Мы отвели его в хлев, в грязное логово Шаггата. Мы позволили ему взять с собой своих вооруженных людей, но ничего не сказали им, пока не пришли туда. Неда настаивала на этом пункте.

Я отпер дверь & широко ее распахнул. Его Мерзость (как Роуз называл Шаггата) стоял посреди комнаты, одетый только в тряпку, прикрывающую его половые органы, & держал в руках большую & грязную книгу. Массивная цепь приковывала его лодыжку к стойке. Чедфеллоу надел латунный колпачок на обрубок его левой руки. Ногти на правой руке были длинными & желтыми, как крысиные зубы. Он свирепо смотрел на меня. Казалось, он каким-то образом нас ожидал.

Неда первой вошла в комнату. Но прежде чем войти, она плюнула на порог, растерла плевок ботинком & произнесла нараспев несколько слов на мзитрини — заклинание или проклятие.

— Это он, — сказал я Жесткошеему. — Твое воплощение дьявола, человек, которого ты больше всего ненавидишь.

Жесткошеий посмотрел на меня, шокированный.

— Лжец, — сказал он. — Шаггат утонул сорок лет назад. Почему вы, арквали, настаиваете на распространении этой лжи?

Мы гуськом вошли внутрь. Рука Неды лежала на рукояти ножа. Она посмотрела на Шаггата с отвращением, которое преобразило ее хорошенькое личико. Шаггат не двигался, но его глаза, как у марионетки, следили за каждым нашим движением. Я нашел его спокойствие почти таким же обескураживающим, каким был его кипящий гнев. Затем эти глаза обратились на меня.

— Тюремщик, — сказал он, — ты принес мне Камень?

Сиззи окружили его, бормоча что-то, не в силах отвести взгляд. Неда заговорила с ними на их родном языке & указала на татуированную шею Шаггата.

— Она говорит правду, — сказал Герцил. — Наш корабль должен был доставить Шаггата на Гуришал, чтобы он снова повел свою толпу против вас. Нас было меньшинство на этом корабле, но мы с самого начала сражались с их коварным планом.

— Никто не сражается со мной, — сказал Шаггат. — Люди & боги, мурты & демоны: все они — мои орудия. Я использую их & ломаю, как мне заблагорассудится. Как я сжег заживо армию короля Морлаха & заморил голодом его войско, сохранив только дочерей на радость моему легиону, так будет & в этом королевстве. И вы, мечтающие противостоять мне, противостоять своему Живому Богу, будете страдать первыми & дольше всех.

Я увидел, как во взглядах сиззи зарождается вера. Вера, ярость & что-то еще, что я пока не мог определить. Они держались на расстоянии. Когда Неда заговорила с ними, они быстро покачали головами.

— Вы приближаетесь к Гуришалу, — сказал безумный король, — но я лечу перед вами. Я уже прикоснулся к своему народу, разбудил его гнев, убил малодушных, вознаградил смелых. Я есть там, в каждой деревне & в каждом городе. Тебе не сбежать от меня, тюремщик. Весь Алифрос принадлежит мне.

Я прочистил горло:

— Послушайте, коммодор, я полагаю, что этот человек должен быть в ваших руках...

Жесткошеий оборвал меня, его голос был странным & тонким:

— Он называет вас тюремщиком — это что-то вроде надзирателя, да? Все это время вы тайно держали этого монстра. Это правда. Ваша порочность превосходит наши самые смелые представления о вас.

— Пришел холод & темнота! — внезапно прогремел Шаггат. — Мой гнев вызвал их & поглотит вас.

— О, заткнись, это не твоих рук дело, — сказал я.

Глаза Шаггата все еще были прикованы к моему лицу.

— Я давно не видел тебя на коленях, — сказал он.

— Ты никогда этого не видел, старая трюм-швабра.

— Тюремщик, — сказал он, — я собираюсь раскроить тебе череп, пригвоздить тебя, корчащегося, к земле колом, вспороть тебе живот & влить обжигающий...

Неда испустила орлиный клик. Она высоко подпрыгнула, развернувшись в воздухе, как храмовая танцовщица, &, опустившись на землю, вонзила свой нож ему в грудь.

Шаггат слегка кашлянул, демонстративно закрыл глаза & замертво упал вперед. Раздался грохот — он вывихнул челюсть.

— Партха, дело сделано, — сказала она.

Герцил первым пришел в себя, прыгнув между Недой & сиззи. Я не знаю, чего он ожидал, но их реакция ошеломила всех, кроме Неды. Они побежали. Даже командир бросился к двери с неприкрытым страхом в глазах. Только тогда, спустя столько времени, я осознал силу культа Шаггата. Эти люди всегда ненавидели его & все, за что он выступал. Они все поклялись бы своими бабушками, что он давным-давно умер — такова была официальная версия их веры. Но они все еще его боялись. Они все еще думали, что он может быть богом или дьяволом. Они ожидали, что нас всех убьют прямо здесь, в хлеву.

— Стойте, стойте! — проревел Герцил. — Клянусь Невидимым, которого вы почитаете, проявите мужество! Он был человеком, не более того, а теперь он мертв!

Солдаты уже были за дверью. Но Жесткошеий поднял руки & схватился за дверной косяк, как будто сдерживая себя грубой силой. Мгновение он боролся там, затем резко повернулся & уставился на труп.

— Ваша сестра убила Шаггата Несса, — сказал Герцил.

Мужчина дрожал, обливаясь потом. Я не думал, что он когда-нибудь обретет свой голос. Но, наконец, он посмотрел на меня & заговорил.

— Забальзамируйте его. Сейчас, очень быстро. Вы можете это сделать?

— Мы справимся, — сказал я.

— И нож: не чистите его! Его кровь, его кровь должна остаться там & высохнуть.

— Я пошлю за гробом.

Жесткошеий развернулся к Неде, что-то прошипел, & Герцил со свистом вытащил Илдракин. Но этот мужчина не угрожал ей. Низко наклонившись, он коснулся ее ног. Неда изумленно моргнула & заставила его подняться.

Я больше не вытянул слов на арквали из Жесткошеего; он был слишком потрясен, чтобы использовать наш язык. Но несколько часов спустя за чашкой селкского вина (Шаггат уже покоился в уксусе, запечатанный нож Неды — в ящичке) Герцил объяснил, что произошло.

— Она подарила им его смерть, — сказал он, — но также & его тело. Его ни с чем не сравнимое тело, со всеми его татуировками, родимыми пятнами & легендарными шрамами. Мзитрини десятилетиями пытались искоренить культ Шаггата, капитан. Но как вы докажете, что человек мертв, не имея его трупа? Теперь, когда он у них есть, они верят, что наконец-то смогут искоренить веру в этого безумца & исцелить свою веру. Конечно, все это не будет иметь значения, если мы не одержим победу в Гуришале & не снимем проклятие Роя.

— А что насчет Неды?

— Они уже называют ее Ассасином & говорят о ней как о святой.

Герцил выглядел немного неуверенно, & я сказал ему об этом. Он задумчиво улыбнулся.

— Мне нравится эта девушка, вот & все. Я бы желал другой судьбы & ей, & ее брату, если уж на то пошло. Они оба видели достаточно неприятностей.

Она ему нравится, вот это да! Рин, благослови их обоих, хотя, скорее всего, из этого ничего не выйдет. Неда Паткендл все еще слишком похожа на мзитрини, а Герцил любит, чтобы его женщины были маленькими. Не больше восьми дюймов.

— Но ведь тебя гложет что-то еще, ага? — спросил я.

Через мгновение он кивнул:

— Я должен был увидеть своего старого мастера, — сказал он.

— Что, ты имеешь в виду Отта? На гауптвахте за Зеленой Дверью & все такое?

— Я должен был сказать ему, Фиффенгурт. О том, что сделала Неда. Всю свою жизнь Сандор Отт мечтал уничтожить Мзитрин. Он разработал блестящий план: снова разжечь огонь культа Шаггата, прямо перед войной. Но теперь, похоже, все его усилия приведут к прямо противоположному. Он, возможно, оказал им величайшую услугу — единственный из всех арквали в истории.

— Ты сказал это Отту, так?

— Не ради злорадства. Мне просто нужно было, чтобы он увидел, чем все закончилось.

— Что он сделал? — спросил я.

Герцил задумчиво отхлебнул вина:

— Назвал меня предателем, как всегда. Потом сел & заплакал.

Четверг, 25 тиала.

Сбываются мои худшие опасения: киль треснул во второй раз. Я слышу скрежет, треск, чувствую дрожь в кильсоне, когда мы поднимаемся на гребень. Я не знаю, провалился ли ремонт в Масалыме, или штормы Неллурока сломали «Чатранду» какую-то другую часть позвоночника. Возможно, именно поэтому его корма низко опущена? Кто может сказать? В этих водах нет никакой надежды на проверку, не говоря уже о починке. Мы должны просто молиться, чтобы его силы не иссякли до окончания миссии. О, дорогая Серая Леди, мы униженно вас просим.

Пятница, 26 тиала.

Масло в лампе на исходе. Мы замерзаем, блуждаем ощупью в темноте, как люди-кроты. Жесткошеий хмурится & расхаживает по кубрику. Он в странном положении: окружен врагами в родных водах своей империи, сопровождает корабль, спущенный на воду, чтобы уничтожить его народ, охраняет труп, который мог бы исцелить их разногласия, борется со своими врагами против общей гибели.

И это еще не все. Сегодня в пять склянок мы проплыли мимо островка размером не больше замка & формой напоминающего сломанный зуб. Сиззи бросили на него один взгляд & снова начали бормотать. Пазел подслушал & доложил мне: они знают эту бесплодную скалу & не понимают, как мы можем находиться рядом с ней, не столкнувшись с патрулями.

Несмотря на поврежденный киль я поставил все паруса, & мы оставили позади другие корабли нашей флотилии — все, кроме собственного судна Жесткошеего & военного корабля «Ночной Сокол» с Дарабиком за штурвалом. Но где же мы находимся? Жесткошеий отвечает на мой вопрос пристальным взглядом, как будто я не заслуживаю того, чтобы мне говорили. Затем он стискивает зубы & говорит:

— Недалеко от Гуришала. В нескольких днях он него, на самом деле. Должно быть, они распустили охрану широкого периметра, чтобы добавить больше кораблей к битве у Головы Змеи. Но внутренняя стража все еще нас ждет.

Возможно, но его люди все еще со страхом смотрят вдаль. А сегодня ночью на севере были видны странные огни: яркие вспышки, оранжевые & зеленые. Мне они показались смутно знакомыми.

Суббота, 27 тиала.

Еще один черный рассвет, еще один день в морях без солнца. Ни земли, ни звезд. Среди мужчин ни разговоров, ни улыбок, ни аппетита. Фелтруп & Марила листают страницы Полилекса в поисках какой-то помощи, которую я не могу себе вообразить. По словам Паткендла, Таша сидит в своей комнате лицом к стене, ее лицо сжато в яростной сосредоточенности. Леди Оггоск молится на квартердеке.

Короче говоря, отчаяние, а у капитана Фиффенгурта нет особого иммунитета. Но когда этим вечером я вернулся в свою каюту, я нашел под подушкой подарок, & пишу о нем здесь. Это символ — источник надежды — &, возможно, предложение мира. Я знаю, кто его принес, хотя к нему не прилагалась карточка. Это большая голубая жемчужина.

Воскресенье, 28 тиала.

Еще один проблеск неба: в милях к западу & удаляющийся. Была ночь, но море заливал слабый лунный свет. Скольких уже убил Рой? Сколько людей дрожат под ним, ожидая конца? И животные: пожалей обезумевших от страха существ, убегающих от корчащейся массы наверху & никогда не спасающихся. А теперь я гашу эту лампу; мой запас масла тоже израсходован.

Понедельник, 29 тиала.

Я встал на квартердеке (слегка наклоненном к корме) & произнес речь об икшель. Мы не знаем сколько осталось в живых (кроме Энсил & Майетт), сказал я им, но мы должны проявить терпение, если они появятся снова. Мир умирает, сказал я, & у меня есть основания думать, что они тоже это знают. Давайте будем практичны, сказал я. Возможно, мы обнаружим, что они помогут нам в последний час.

Не блестящая речь: мне не хватает дара Роуз заводить команду. По верхней палубе пронеслись бормотания.

— У них талант топить корабли, капитан, — проворчал кто-то.

Кого, по-вашему, вы взялись поучать, черт бы вас побрал? чуть не закричал я, собираясь рассказать им об «Аделайне», моем утонувшем дяде & его трехлетнем ребенке. Вместо этого я просто отпустил их, предупредив, что человек, причинивший вред икшелю, ответит передо мной.

Полное фиаско. Если Талаг предлагал мир или помощь с этим подарком в виде жемчужины, теперь шпионы предупредят его, чтобы он держался на расстоянии. Я слабый капитан & дурак.

Среда, 1 фреала.

Ужас, ужас. Очень хорошо, пусть это произойдет. Аннабель, ты хранительница моего сердца; я закрываю этот дневник до тех пор, пока снова не обниму тебя, в этом мире или в следующем. Мы добрались до Гуришала, но мы не первые. Корабль Макадры здесь, охраняет вход в пролив Наконечник Стрелы, а демон скорчился на горящих обломках патруля мзитрини. Они ждут. Они провоцируют нас приблизиться.

Глава 35. ПОСЛЕДНИЕ ДЕЙСТВИЯ

— Просто принеси его, Герцил.

Таша бросилась вниз по Серебряной Лестнице, ни разу не оглянувшись. По ее тону Пазел понял, что она ожидает, что ей подчинятся. Он и Нипс помчались за ней, пробиваясь сквозь толпу моряков, спешащих к своим постам. Перекрывая грохот барабанов и крики офицеров, Нипс сказал:

— На этот раз она права. Мы все хотели, чтобы она выпила вино, спаслась от яда. Она сказала, что может наступить день, когда нам снова понадобится Нилстоун. Что ж, настал тот самый день, приятель.

Как раз перед тем, как они оказались на лестнице, Пазел почувствовал, как Нипс схватил его за руку. Смолбой пристально смотрел по правому борту на темные очертания Гуришала. Или, скорее, над ним.

— Клянусь Ямами, приятель, это звезды!

Сердце Пазела подпрыгнуло при виде этого зрелища: десять, нет, двенадцать звезд, изысканно нормальных, невыносимо прекрасных, на клочке голого неба. Через мгновение глаза Пазела смогли различить край бреши, круглой и неровной, в ткани Роя.

— Это большая дыра, — сказал он. — Думаю, больше ста миль.

Нипс серьезно посмотрел на него:

— Большая... если только это не все, что осталось. Если только остальной мир уже не находится под Роем.

Пазел недоверчиво фыркнул. Затем он снова посмотрел на щель и вздрогнул. Нипс мог быть прав. Но если эта дыра длиной в сто миль — все, что осталось, то почему она оказалась здесь, так близко от них? Мог ли Рой избегать Гуришала по какому-то инстинкту? Пазел вспомнил, как Рой выпрыгнул из Реки Теней в сердце Леса в тот момент, когда Арунис выпустил его в мир. И здесь, на Гуришале, река снова выходит на поверхность, прежде чем хлынуть в царство смерти. Мог ли этот портал испускать какую-то силу, которая отталкивала Рой прочь? И если да, то какое влияние она может оказать на Нилстоун?

Но он знал, что с такими вопросами придется подождать. Они с трудом спустились по Серебряной Лестнице на верхнюю орудийную палубу. Где-то в толпе командир мзитрини кричал:

— Откуда эта паника? Мы — три военных корабля, а этот один, и он не может маневрировать, стоя спиной к утесам! Неужели маукслар настолько смертоносен?

Нипс и Пазел прошли сквозь невидимую стену и помчались по наклонному коридору в кормовую часть к большой каюте. Большинство их друзей уже были там. Таша направилась прямиком в свою каюту, оставив дверь приоткрытой.

— Макадра! — пронзительно закричал Фелтруп. — Она такая же мерзкая, как и ее братец! Но неужели она такая же безмозглая? Может ли она быть слепа к мерзости над нами?

— Нет, — сказал Рамачни со скамейки у окон галереи, — но, возможно, она верит, что с Нилстоуном в руках она сможет просто изгнать Рой. Если это так, то она заблуждается. Рой близок к тому, чтобы проглотить Алифрос, как змея проглатывает яйцо. Теперь на него не подействует никакое заклинание.

— Но как им удалось так быстро починить «Голову Смерти»? — спросила Марила. — Им нужны были две мачты, для начала.

— Им не нужно было действовать слишком быстро, — сказал Киришган. — Разве ты не понимаешь, Марила? Чародейке нужно было только выбрать момент получше, чем у нас, чтобы нырнуть в брешь в Красном Шторме. В конце концов, он слабел. С каждым днем ожидания она могла рассчитывать на то, что достигнет этой стороны раньше, а не позже. «Голова Смерти», возможно, провела месяц в какой-нибудь защищенной гавани в Диком Архипелаге, вырезая и устанавливая эти мачты, и все же прибыла значительно раньше нас.

— В любом случае, они быстро расправились с патрульным кораблем Мзитрина, — сказал Болуту. — И, кто знает? Возможно, они отогнали фанатиков Шаггата вглубь страны, если таковые были поблизости.

— Или завербовали их, — сказал Нипс.

Пазел подошел к окнам галереи. Пролив Наконечник Стрелы. Это был огромный фьорд, широкий в устье, но сужающийся по мере того, как он пронзал высокие скалы юго-западного Гуришала. А прямо в устье фьорда стоял сам Наконечник Стрелы: поистине чудовищный камень размером с пятьсот «Чатрандов». Очевидно, когда-то он являлся частью Гуришала, потому что был таким же высоким, как утесы. Но бушующие волны размыли камень, в результате чего основание стало намного тоньше, чем верхушка. Стрела балансировала на своем наконечнике.

Он подумал о словах сестры. Камень, который должен упасть, но не падает. Место, куда уходили умирать Старейшины Веры.

И он знал, что с вершины Наконечника Стрелы за ними наблюдает маукслар. Демон перелетел туда, сжимая в руках недоеденного матроса-мзитрини, когда горящий патрульный корабль, наконец, затонул. Его можно было отчетливо разглядеть в подзорную трубу, но не невооруженным глазом. «Чатранд» находился в четырех милях от Стрелы, и Фиффенгурт удерживал их здесь до тех пор, пока они не выберут свой следующий ход. Однако Пазел мог видеть «Голову Смерти». Она стояла на якоре под этим массивным камнем, словно искушая судьбу. Они никак не могли войти в пролив, не столкнувшись с ней.

Появился Герцил и сразу же направился в комнату Таши. Пазел и остальные последовали за ним. Таша открыла наружную дверцу потайного шкафчика. Бутылка вина из Агарота стояла на полке рядом с Полилексом. На ее кровати лежали две половинки стальной коробки Большого Скипа и перчатки из Уларамита. Таша посмотрела прямо на Герцила и протянула к нему руку.

Герцил неохотно передал ей серебряный жезл. Нипс был прав: у них не было другого выбора, кроме как готовиться. Таша уже дважды использовала Нилстоун и выжила. Еще раз, и со всем этим будет покончено: с вином, ядом, искушением.

Таша повернула ключ в круглой скважине, затем взялась за ручку и сильно дернула. С металлическим скрежетом железная плита скользнула в комнату.

Все вздрогнули: Нилстоун пульсировал, пылая энергией, так яростно, что походил на горящий костер. И все же тепла не было. Пазел прикрыл глаза ладонью. Было ли это потому, что они были так близки к своей цели, так близки к Реке Теней, так близки к царству смерти? Тянулся ли Нилстоун к земле, из которой пришел?

Таша вернула ключ Герцилу и надела перчатки.

— Что ты собираешься делать, Таша? — спросил Фелтруп.

— Показать Макадре Камень, — сказала Таша. — Если она уберется, я ее отпущу. Но если она направит в нашу сторону хотя бы одну пушку, я так сильно ударю по «Голове Смерти», что ей нечего будет чинить.

— Увы моим братьям на борту, — сказал Болуту. — Я полагаю, некоторые из них служат только из страха или голода.

— Как солдаты повсюду, — сказал Киришган. — Но, леди Таша, выслушайте меня. У Макадры есть мощные подзорные трубы и еще кое-что, более мощное, чем трубы. Все они направлены на нас. Я не думаю, что вам следует показывать ей точное местоположение Нилстоуна.

— Киришган прав, — сказал Пазел. — Вспомни «Обещание». Она хочет забрать Камень, а не опустить его на морское дно. Возможно, это единственная причина, по которой она не...

Его прервал вой: вопль крайнего ужаса, донесшийся с верхней палубы из пятисот глоток.

— Началось, — сказал Герцил, бросаясь в большую каюту. Остальные последовали за ним. Через окна галереи Пазел увидел, что с корабля Макадры поднялся шар красного огня. Он летел к ним, медленнее пушечного ядра, но все еще очень быстро, освещая черное подбрюшье Роя.

— Прочь, прочь от окон! — завопил Фелтруп. — Таша, зови своих собак!

Нипс стоял на скамье у окна. «Слезай оттуда, идиот!» — закричала Марила, дергая его за руку. Нипс яростно отдернул свою руку.

— Смотрите! Этот шар не попадет в цель. Он пройдет в миле от нас. Если только...

Огненный шар с визгом пронесся мимо «Чатранда» по левому борту. Раздался грохот и ослепительная вспышка. Буквально ослепительная: Пазел на ощупь продвигался вперед, не видя ничего, кроме раскаленных добела звезд. Когда к нему вернулось зрение, он увидел, что кто-то распахнул дверь в читальную комнату, из которой открывался вид на левый борт. Через дверной проем он увидел объятый пламенем корабль Мзитрина. Казалось, шар взорвался у него на корме.

Корабль был опустошен. Его ахтерштевень раскололся надвое. Палубы выше ватерлинии были превращены в пыль; квартердек рухнул в ад внизу. Море уже хлынуло внутрь сквозь разбитый корпус.

О, боги. Все эти люди.

На корабле было двести мзитрини.

— Теперь мы знаем, что случилось со всеми этими патрулями мзитрини, — сказала Марила.

Таша посмотрела Пазелу прямо в глаза. Ее лицо было застывшим, во взгляде не было ярости. Она сняла селк-перчатки, позволив им упасть на пол.

Он почти остановил ее, почти сказал Подожди — но как он мог? Следующей целью должен быть «Ночной ястреб». Чего именно им ждать?

Они последовали за ней обратно в каюту. Таша взяла бутылку со своего стола и встала перед пульсирующим Нилстоуном. Затем она сорвала пробку, поднесла бутылку к губам и выпила ее досуха.

Ее взгляд смягчился. Она опустила бутылку и передала ее Мариле. Во внезапной тишине Пазел услышал, как Фиффенгурт отдает приказы о спасательной операции. Таша положила руку себе на грудь.

— Я... вылечилась, — сказала она. — Яд исчез. Я это чувствую.

Пазел с облегчением ее обнял.

— И, если я еще раз прикоснусь к Камню, я умру.

Чувство обреченности, охватившее Пазела в следующие несколько минут, было не похоже ни на что, что он мог вспомнить. Осадок вина из Агарота сделал свое дело, но не подарил Таше последнего мгновения бесстрашия. Она никогда больше не воспользуется Нилстоуном — во всяком случае, не как Таша. И теперь они беспомощны. У Макадры есть оружие, с которым они не могли тягаться, и маукслар в придачу. Пазел взглянул на Нипса и увидел отголосок своего собственного стыда. Они никогда не признавались в этом, но рассчитывали, что Таша их спасет, еще раз.

— Никому ничего не говорите об этом, — настойчиво сказал Герцил. — Пусть люди надеются: если они перестанут это делать, нам конец.

Они запечатали Нилстоун в шкафчике и вернулись на верхнюю палубу, которая погрузилась в хаос. Восемь или десять спасательных шлюпок уже были в воде, и матросы изо всех сил гребли к кораблю мзитрини, уже более чем наполовину погрузившемуся в воду.

— Резко влево, Элкстем, подведите нас к ним сзади, — крикнул Фиффенгурт. — Мистер Кут, «Ночной Сокол» следует за нами с подветренной стороны! Где ваш треклятый сигнал?

— Уже, капитан. Они не послушались, вот и все.

— Проклятый богами старый дурак! — взревел Фиффенгурт. — Он хочет, чтобы его людей тоже убили? — Затем он увидел Ташу и закричал: — Поднимайтесь сюда, Мисси, и покажитесь своему отцу! В эту самую минуту он наблюдает за нами через подзорную трубу. Махните ему уходить, ради Рина, прежде чем Макадра выстрелит в «Ночного Ястреба». Еще одна лодка нам сейчас не поможет.

Все еще пребывая в шоке, Таша взобралась по лестнице. Она взяла у Кута сигнальные флажки и подала его сигнал Прекратить и отойти, ее движения были резкими, лицо ничего не выражало. Но «Ночной Ястреб» остался на месте, пушки наготове, вооруженные люди на палубе.

Тем временем первые спасательные шлюпки уже подходили к кораблю мзитрини. Длому плыл впереди них, выискивая раненых и ослабевших, подтаскивая их к лодкам. И вот теперь приблизился сам «Чатранд». Джервик стоял рядом с бригадой с носилками. По корпусу змеились складные лестницы.

Затем «Голова Смерти» выстрелила снова.

— Прикрывайте, прикрывайте нос и корму! — взвыл Фиффенгурт.

Огненный шар поднялся с корабля Макадры. Но и в этот раз целью были не они.

— Это для «Ночного Ястреба»! — крикнул Кут.

Все произошло так быстро. Огненный шар полетел в сторону «Ночного Ястреба». Таша вскрикнула, и, если бы Пазел услышал этот звук, у него бы разорвалось сердце. А затем раздались взрывы — восемь, двенадцать, шестнадцать пушек, — прогремевшие из кормовых иллюминаторов военного корабля Арквала.

Всего в нескольких ярдах от «Ночного Ястреба» огненный шар распался. Его пламя распространялось дальше, расходясь, как вода, по обе стороны корпуса. Но он не взорвался. Он был разорван в клочья, и «Ночной Ястреб» вышел из короткой огненной ванны — по-видимому, невредимый.

— Что случилось? — крикнула Энсил с плеча Герцила.

— Я расскажу вам, что случилось, — сказал Фиффенгурт. — Картечь! Адмирал зарядил картечью свои кормовые орудия и разнес этот треклятый снаряд на части! Желудок Рина, он крепкая старая птица!

Однако «старую птицу» не нужно было больше уговаривать уйти. Пока Таша плакала от облегчения, паруса «Ночного ястреба» поднялись и наполнились ветром, и военный корабль начал скользить прочь от берега.

Пазел повернулся лицом к Наконечнику Стрелы и маленькой угрожающей фигуре, которая была «Головой Смерти». Один корабль отброшен, другой сгорел. А судно Макадры даже не пошевелилось.

На квартердеке появился капрал Мандрик.

— Капитан, — сказал он Фиффенгурту, — мой сержант советует нам тоже отступить. Подойдите к Гуришалу откуда-нибудь еще, доставьте оттуда Нилстоун на берег и перенесите его по суше к этому смерть-порталу, где бы он ни находился.

— Нет, Мандрик, мы не можем отступить, — сказал Рамачни. — Ты что, забыл, как Дасту насмехался над нами в самом начале? Как он сказал, что даже те, кто изучал Гуришал и жил здесь, никогда не слышали об этом портале? У нас нет времени на поиски, на то, чтобы пробиваться вверх по утесам и через горы, не говоря уже о сражении с нессарим. Сегодня темнее, чем вчера. Завтра, возможно, наступит полная темнота. И помни, что Макадра тоже должна действовать, прежде чем Рой убьет нас всех. Я не думаю, что она позволит нам уплыть.

Рамачни по очереди посмотрел на Герцила, Фиффенгурта и молодых людей. Пазел посмотрел в его черные глаза, глубоко вздохнул и кивнул.

— Капитан... — сказал он.

— Побереги дыхание, Паткендл, я понимаю, — сказал Фиффенгурт. Затем он повысил голос до рева: — Мистер Элкстем, разверните нас, пожалуйста. Фегин, Кут, по своим местам и зажгите запалы на орудийных палубах. Итак, джентльмены: мы идем вперед или идем вниз.

Корабль сумасшедших, подумал Пазел, и тем лучше для него. Матросы, возможно, лишь смутно представляли себе, что они надеялись сделать в проливе Наконечник Стрелы. Но они знали цель — стереть это отвратительное облако — и знали, что они все погибнут, если потерпят неудачу.

Он и Нипс помогли установить бизань-марсель. «Чатранд» аккуратно развернулся, несмотря на покачивающуюся корму, и поплыл прямо к «Голове Смерти». С расстояния в четыре мили казалось, что они могут войти в пролив Наконечник Стрелы с противоположной стороны большой скалы, полностью минуя Макадру. Но это только показало бы чародейке, что ей нечего бояться — и блеф, мрачно отметил Герцил, может оказаться их единственным шансом.

— Но есть ли у нас этот шанс? — прошептал Нипс Пазелу, затягивая пояс с мечом, который он только что пристегнул к своей талии. — В прошлый раз Таша стояла здесь с Нилстоуном в руке, и Макадра ее видела! Это так же верно, как то, что Рин вызывает дождь.

— Я знаю, — сказал Пазел, наполовину вытаскивая свой меч из ножен. — Возможно, это никого не обманет, но мы больше ничего не можем сделать, разве что вывести на палубу Ташу, размахивающую тыквой.

Смолбои стояли на баке, глядя прямо перед собой. Таша согласилась оставаться внизу до тех пор, пока не закончится битва. Как и должно было случиться, скоро: «Чатранд» набирал скорость. И вот, наконец, «Голова Смерти» тоже расправила паруса. Макадра не собиралась быть прижатой к скалам. Она поплыла им навстречу.

Теперь между кораблями было три мили. Фегин дунул в свисток, расталкивая толпу глазеющих пассажиров третьего класса внизу. Леди Оггоск стояла одна у грот-мачты, сильный ветер трепал ее волосы и шаль. Рефег и Рер, в кои-то веки, уже были на палубе и расхаживали взад-вперед, дыша как быки. У кого-то хватило предусмотрительности (и смелости) разбудить их. Ниривиэль описывал круги над головой.

Пазел оглядел палубу:

— Где твоя жена, приятель?

Нипс подскочил и пристально посмотрел на него.

— Питфайр, что с тобой такое? — спросил Пазел. — Разве ты не женился на ней? Разве ты этого не хотел?

— Не говори ерунды. Конечно. — Но в голосе Нипса прозвучала горечь, глаза были сердитыми. Через мгновение он сказал: — Если бы ты должен был умереть за кого-то... нет, забудь. Если бы ты должен был умереть рядом с кем-то, ты уверен, что знаешь, кого бы ты выбрал?

— Да.

Уверенность Пазела нисколько не помогла его другу:

— Что ж, рад за тебя, черт возьми, но я не так... неважно, ты не можешь... о, черт возьми, треклятые боги.

Нипс закрыл рот. Две мили. Пазел пошел к Герцилу и одолжил у него подзорную трубу. Солдаты-длому толпились на палубе корабля Макадры и плотно стояли на такелаже.

— Это может быть десантное подразделение, подобное тому, с которым мы сражались на мысе Ласунг, — сказал Герцил. — Один из способов захватить «Чатранд», не потопив его.

— Я думаю, мы узнаем, — сказал Пазел, — если они начнут нырять в море. Но это не то, о чем я беспокоюсь. Наша корма опустилась ниже, чем когда-либо. Если они нападут на нас сзади, кто знает, насколько быстро мы потонем? И причиной этого не может быть трещина в киле — мы бы уже потонули, если бы киль треснул по-настоящему. На самом деле у нас нет ключа — мы не знаем, почему это происходит.

— У меня есть ключ — или, по крайней мере, предположение, — сказал Рамачни. Пазел подпрыгнул: он не слышал, как подошел маленький маг.

— Тогда скажи мне, — требовательно сказал он.

— Позже, Пазел. Прямо сейчас я должен попросить тебя вспомнить о часах. Часах Таши. Если нам придется эвакуировать этот корабль, не оставляй их здесь. Помни, что они принадлежали моей госпоже.

— Это хорошая причина оставить их здесь, — сказал Пазел.

— Пазел, — укоризненно сказал Герцил.

— Многое пошло не так, как надеялась Эритусма, — сказал Рамачни, — но это не значит, что она действовала без причины. У нее всегда была причина.

Пазел отвел взгляд. Ему было невыносимо думать об Эритусме. Она была здесь, даже сейчас, душа в душе Таши. И она могла бы спасти их, отмахнуться от «Головы Смерти», как от комара. Но этого не произошло. Стена, которую никто не мог увидеть, потрогать или объяснить, преградила ей путь, и теперь они стояли одни.

— Мы возьмем их, Рамачни, — сказал Герцил.

— Хорошо, — сказал маг. — А теперь я, пожалуй, пойду своей дорогой.

— Что? — закричал Пазел. — Ты уходишь сейчас, во имя гноящихся Ям? Снова покидаешь нас?

Рамачни просто смотрел на него, не мигая. Затем раздался крик: «Демон, маукслар! Он поднялся в воздух!»

Пазел обернулся. Он мог видеть это, движущееся пятнышко в полумраке, летящее к ним с вершины Наконечника Стрелы. Когда он снова поискал Рамачни, маленькая норка исчезла, а черная сова поднималась в небо над «Чатрандом», направляясь к далекому врагу.

— Я треклятый идиот, — воскликнул он.

— Но мы почему-то тебя терпим, — сказал Герцил.

Маукслар приближался с ужасающей скоростью. Пазел мог видеть широкие кожистые крылья, глаза-лампы, мерцающее свечение огненной слюны. Сова, которая была Рамачни, казалась все меньше и меньше по мере того, как две формы сближались.

— Движение на «Голове Смерти», — сказал Герцил, снова приникая к подзорной трубе. Затем его голос перешел в предупреждающий вой. — Длому в воде! Они ныряют, ныряют десятками! О, Денетрок, прячьтесь! Они целятся из Плаз-пушек!

Предупреждение разнеслось по кораблю. Раздались проклятия и крики ужаса, но никакой паники: мужчины оставили эти эмоции позади. Пазел и Герцил стояли на месте. Над ними маукслар выплюнул огромный сгусток жидкого огня прямо в Рамачни, но какая-то невидимая сила, призванная магом, разделила огонь клином по обе стороны от него, и сова полетела дальше.

Маукслар сделал плавный поворот. Рамачни тоже повернул в ответ, но было слишком поздно: существо пронеслось мимо него, устремляясь к «Чатранду». Позади него закричал Нипс:

— Очистите палубу, очистите треклятую палубу! Демон собирается нас сжечь!

Внезапные вспышки из «Головы Смерти». Пазел и Герцил бросились ничком, когда до корабля долетел грохот пушек. Но за ним не последовало ни огня, ни пушечного ядра, ни горящей смолы. Пазел перевернулся лицом к небу.

О, боги.

Рамачни нырнул, сокращая разрыв. Прямо на глазах у Пазела он добрался до маукслара, расправил свои черные крылья — и превратился в эгуара.

Маукслар закричал. Огромная черная рептилия схватила его челюстями и когтями, и они оба закружились в воздухе. Никакой огонь, демонический или какой-либо другой, теперь не мог причинить вреда Рамачни. Он рвал когтями и зубами своего врага, безжалостный и смертоносный. Но он не учел силу нырка маукслара. Падая, они продвигались вперед. Люди кричали и бежали в поисках любого укрытия, которое могли найти. Два существа ударились о палубу, как бомба, прямо за полубаком.

Огонь и обломки повсюду. Ванты и тросы лопнули; баркас был раздавлен, как яичная скорлупа; бизань-мачта рухнула в море. Два врага ревели, катались, извивались — немыслимая корчащаяся масса пламени, клыков, когтей и крови. Моряки бежали, спасая свои жизни, бросаясь в люки и даже перепрыгивая через борта. Пазел, Нипс и Герцил стояли, прижатые к бушприту. Внезапно Пазел вспомнил слова мага в Стат-Балфире, после убийства акул: Вы не должны зависеть от меня, если дело снова дойдет до сражения.

Именно это они и делали. Но как они могли помочь? Одни только пары эгуара были настолько сильны, что люди падали без чувств с высоты тридцати футов.

Сражающиеся существа подкатились к поручням левого борта, разнеся их вдребезги и едва не свалившись в волны. Затем маукслар оторвался от Рамачни и прыгнул на полубак. Его хвост схватил одного моряка и ударил его о фок-мачту, затем обвился вокруг другого и начал сдавливать.

Герцил посмотрел на Пазела со странным блеском в глазах.

— Ты неплохой ныряльщик, Паткендл, — сказал он.

— Что?

— Докажи это еще раз. Задержи дыхание.

Он сделал большой глоток воздуха и бросился в атаку. В ужасе Пазел понял, что должен найти способ сделать то же самое. Он сделал круг влево. Маукслар плевался огнем в Рамачни, все еще находившегося внизу, на главной палубе, но его хвост, казалось, обладал собственным разумом и злобой — тот самый длинный смертоносный хвост, который сбросил Большого Скипа с моста через ущелье Парсуа. Матрос попытался ударить по кольцам, но они затянулись, сдавив ему грудь. Хвост отпустил его и начал искать другую жертву.

То, что он нашел, было Илдракином. Герцил опустил темный меч по сверкающей дуге, глубоко вонзив его в плоть.

С адским воплем маукслар обратил свои свирепые глаза на Герцила. Истекающий кровью, но все еще быстрый, как змея, хвост обвился вокруг пояса воина, высоко поднял его и швырнул на палубу. Даже тогда Герцил продолжал сражаться, нанося удары единственной свободной рукой.

Рамачни, улучив момент, начал втаскивать свое слоновье тело на полубак. Маукслар отшвырнул Герцила и с шипением повернулся к настоящему врагу. Пазел увидел свой шанс. Он перепрыгнул раз, другой через хлыстообразный хвост. Как раз в тот момент, когда маукслар пригнулся, чтобы прыгнуть на эгуара, Пазел нанес удар вниз своим двуручным мечом и пригвоздил хвост демона к палубе.

Выпад маукслара потерпел неудачу. С криком отпрянув, он вырвал меч Пазела из доски палубы, отбросил его в сторону, как мелочь, и расправил крылья.

Рев. Эгуар набросился на него. Крокодильи челюсти вцепились в змееподобную шею демона. Когти разорвали крылья, затем ухватились за туловище существа. Челюсти сомкнулись. С потоком черной крови шея маукслара отделилась от тела. Голова продолжала сопротивляться, кусаясь и огрызаясь, пока Рамачни колотил ее о полубак. Наконец красные глаза потемнели, и существо затихло.

Пазел упал на четвереньки, давясь рвотой. Все, кто остался в живых на баке, с трудом дышали. Эгуар посмотрел на опустошенный корабль, сгоревших и умирающих людей. В последнюю очередь его взгляд обратился к Пазелу. Затем он прыгнул на него.

Пазел был сбит с ног. Существо приземлилось почти на него, его ядовитые пары — как удар в живот. Зрение Пазела затуманилось. Рамачни, подумал он. Ты убиваешь меня. Почему?

Чудовищный треск разорвал воздух, за ним последовал хлопок и свист оборванных канатов. Фок-мачта упала и ударилась о спину эгуара.

Ноги существа подогнулись. С мучительным стоном он сбросил с себя мачту — та упала рядом с Пазелом. Из эгуара текла кровь, черная кровь, которая шипела там, куда падала. Один раскаленный добела глаз скользнул по Пазелу, Герцилу, Нипсу, по всему разрушенному кораблю. Затем эгуар перепрыгнул через поручень правого борта.

Пазел попытался встать, но не сумел. Он пополз, обжигая себе руки и колени. Затем над ним навис Герцил, хрипящий, окровавленный с головы до плеч. Пазел почувствовал, как воин поднял его и, пошатываясь, побрел прочь. Два самых ужасных языка, которые навязал ему Дар, — языки эгуара и самого демона — бурлили в его мозгу:

Я никогда (ИТАПРИГАЛ кодекс ненависти сердце-кровь горящий пожиратель жизни) не произнесу другого (ИМРУТРИГОРХИДИШ царство проклятия кодекс боли) слова (КУРМАСИНДУНИК девять Ям девять логовищ девять разбивающих души богов среди них Арунис пожиратель миров убить справедливость убить нежность утренние горы минералы реки леса насекомые океаны ангелы новорожденные надежда) до тех пор, пока я (кодекс страданий) жив.

Герцил дал ему пощечину:

— Дыши, парень! Выведи этот яд из своих легких!

Пазел ахнул и резко выпрямился. Битва продолжалась. С «Головы Смерти» все еще доносились выстрелы, но теперь и «Чатранд» открыл огонь из своих собственных носовых орудий. Вдоль поручней стояли турахи и обычные моряки — и мзитрини, кстати, клянусь Рином — с пиками в руках, готовые отразить десант длому. Они вглядываясь вниз, в волны, выглядя ранеными и усталыми. Сколько только что было убито?

Он осознал, что все его тело превратилось в один мучительный зуд. Он обернулся и увидел рядом с собой Нипса, вонючего, покрытого рвотой. Просто отвратительно.

— Стой спокойно.

Кто-то начал обливать его морской водой. Почувствовав себя сильнее, он поднял глаза и увидел Свифта и Сару́, своих старых противников, с беспокойством смотрящих на него сверху вниз.

— Со мной все в порядке, — сказал он.

Братья посмотрели на него с некоторым смущением.

— Да, Мукетч, я так и думаю, — сказал Свифт. Они наклонились и помогли Пазелу подняться на ноги.

Гром орудий «Чатранда» оглушал: Фиффенгурт бросил все, что у них было, в носовые батареи. Но «Голова Смерти» все еще приближалась: Пазел мог видеть ее белые паруса, маячившие над обломками бака.

— Сколько длому атакуют? — проревел Нипс в ухо Свифту.

— Много. Сотни.

Сотни? Пазел посмотрел на защитников корабля, растянувшихся вдоль поручней. Где его собственный меч? На поиска не было времени: в путанице снастей он нашел абордажную саблю, рукоять которой все еще была измазана кровью человека, который ее уронил. Затем он протолкался к поручням.

Море было полно длому, плававших так, как умели только длому. Самые быстрые уже были рядом с качающимся корпусом «Чатранда». «Голова Смерти», находившаяся всего в миле, стреляла из своих обычных орудий, стреляла целеустремленно. Но происходило что-то странное: все выстрелы были безнадежно короткими. Некоторые из защитников «Чатранда» отложили свои пики и принялись шарить по палубе в поисках других инструментов.

— Что происходит? — крикнул он.

На него взглянуло чье-то лицо: Мандрик:

— Разве ты треклято не видишь, они...

БУМ.

Огромный огненный шар поднялся с корабля Макадры. «О, повесьте меня на Небесном Древе!» — прорычал Мандрик, когда они бросились под поручни. Огненный шар взвизгнул, затем взорвался — в двадцати ярдах от «Чатранда». Пламя лизнуло корпус, но в пределах его досягаемости не осталось ничего, что могло бы гореть.

Кроме длому в воде.

Пазел посмотрел на Мандрика и остальных, стоявших рядом с ним: они держали в руках веревки и спасательные жилеты. Длому дезертировали с корабля Макадры.

Все смотрели вниз. Море выглядело пустым. Затем на поверхность всплыла черная нога. Затем тело без головы.

— Эта ведьма, — сказал Мандрик. — Она не хочет потопить нас и потерять приз, но она не против убить своих. Она только что убила треть своей треклятой команды.

Глаза Болуту, стоявшего рядом с турахами сияли.

— У них почти получилось. Мы могли бы поднять их на борт. — Он посмотрел на Пазела с внезапным удивлением. — Среди них селк.

— Селк? — спросил Пазел. — Селк на борту «Головы Смерти»?

Крики с противоположного борта. Замешательство, затем дикая настойчивость, тычущие пальцы, смех. Длому всплывали на поверхность на дальней стороне «Чатранда». Защищенной стороне. Почти все нырнули вовремя, чтобы избежать огненного шара, прошли под брюхом «Чатранда» и поднялись невредимыми.

Пазел бросился к дальнему поручню. Нипс был там, впереди него, и манил к себе:

— Пазел, смотри!

Он перегнулся через поручень. Среди двухсот или около того темнокожих, сереброволосых длому выделялось одно бледно-оливковое лицо. Это была Нолсиндар.

Нолсиндар!

— Макадра не убила всех на «Обещании», — сказал Нипс. — Она взяла пленных. И это означает...

— Олик! — воскликнул Болуту. — Принц Олик!

Вот он, суровый и безмятежный, как всегда, помогает раненому длому ухватиться за складную лестницу, которую кто-то только что с грохотом спустил вниз по корпусу.

Пазел едва мог поверить в то, что видел: арквали и мзитрини, помогающие длому (и одному воину-селку) выбраться из волн.

Появилась вторая лестница. Оказавшись на палубе, длому без приглашения преклонили колени в знак капитуляции. Некоторые целовали ноги людей. Принц Олик, одним из последних выбравшийся из воды, тоже опустился на колени.

Сержант Хаддисмал выступил вперед.

— Ваше Высочество, — сказал он, — капитан Фиффенгурт только что отдал приказ. У вас есть свобода передвижения по кораблю, но эти моряки управляли лодкой, которая дважды на нас нападала. Мы должны связать их, по крайней мере, до тех пор, пока не закончится сражение. Нас слишком много раз обманывали.

— Тогда свяжите и меня, — сказал принц.

— И меня, — сказала Нолсиндар. — Никто из этих людей не является офицером. Они служили, как рабы, на «Голове Смерти» и рисковали своими жизнями, чтобы освободить нас с гауптвахты, где нас держали и пытали. Некоторые прыгнули за борт и поплыли к песчаному берегу в проливе Наконечник Стрелы. Те, кого не убила Макадра, бежали в горы, преследуемые свирепого вида мужчинами с татуированными шеями.

Нессарим, подумал Пазел.

Длому протягивали свои запястья.

— Свяжите нас! — говорили они. — Свяжите нас, заприте под замок. Только не отсылайте нас обратно к ней, обратно к Белой Вороне. Лучше умереть, чем вернуться!

Что-то, всплеск боли, заставило Пазела обернуться. Грот-мачта была снесена: «Голова Смерти» попала точно в ее центр одним из снарядов с горящей смолой, которые она использовала во время погони вдоль Красного Шторма.

— Древо Небес, какая разница, на нашей они стороне или нет? — сказал Сару́. — Их все еще достаточно, вооруженных этим треклятым оружием. Просто взгляните на этот корабль.

— Он прав, Ваше Высочество, — сказал Мандрик. — Вам следовало попытать счастья на берегу. Мы разбиты, а она все еще идет вперед.

— Мы не разбиты, — произнес резкий, высокий голос.

Это был Фелтруп. Пазел обернулся и увидел его, стоящего на плече капитана Фиффенгурта. И рядом с ними, между ее собаками...

— Таша Исик, — строго сказал Герцил, — ты обещала оставаться внизу.

— До тех пор, пока это имело хоть какое-то значение, — сказала Таша. — Но уже не имеет, не сейчас. Макадра не дура. Она знает, что я бы использовала Камень, чтобы спасти «Чатранд», если бы могла. И, если дело дойдет до сражения... что ж, я убила ее брата. Могу убить и ее.

— Нилстоун пока не у Макадры, — сказал Фелтруп, — и, значит, у нас все еще есть козырь для игры.

— Клянусь правдой Рина, — сказал Фиффенгурт. — Она повредила наш такелаж, а не корпус. Может, мы и погибнем в воде, но мы треклято далеки от того, чтобы утонуть. Приказ изменен, сержант. — Он махнул рукой в сторону длому. — Им не нужны кандалы, им нужны мечи в руках. Все по местам!

Экипаж помчался обратно на свои посты. Те длому, которые были в состоянии это сделать, вскочили и закричали о своей готовности сражаться.

Пазел обнял Ташу за плечи и посмотрел на сокращающееся пространство между судами. Палуба корабля Макадры представляла собой месиво из огней, механизмов, вооруженных длому, облаков дыма.

— Нолсиндар! — Киришган поднял с колен свою соплеменницу и тепло обнял. Но глаза Нолсиндар были печальны.

— Люди храбры, — сказала она на языке селков, — но если Белая Ворона приблизится, все пропало. Ее корабль полон убийц и безумцев. Они с помощью огня выгонят команду с верхней палубы и убьют их внизу с помощью баллонов с газом. Все выжившие будут разорваны на части атимарами или просто оставлены тонуть, как только она возьмет Нилстоун и разобьет корпус.

— Мы едва можем двигаться, — сказал Киришган. — Как нам помешать ей приблизиться?

У Нолсиндар не было возможности ответить, потому что в этот момент прямо над головой прокричала хищная птица. Ниривиэль, конечно. Они подняли глаза: сокол сидел на грот-мачте, наклонившись вперед и пристально глядя на «Голову Смерти». Затем он закричал: «Клянусь троном Арквала! Это он!» и помчался стрелой к кораблю Макадры.

— Что это было? — спросила Таша. — Что, во имя Питфайра, он увидел?

Киришган прищурил глаза:

— Там что-то есть... маленькая птичка, я думаю. Но она летит так, словно ранена. Да, это то, к чему стремится Ниривиэль.

Затем оба селка вздрогнули.

— Слишком поздно, — сказала Нолсиндар. — Птичка упала в море. Если только... отлично! Ваш сокол ныряет лучше, чем орел-рыба. Он схватил маленькую птичку в свои когти.

Пазел смутно увидел возвращающегося сокола. Затем его глаза ослепили несколько одновременных вспышек, исходящих от «Головы Смерти». Три огненных шара взмыли в небо. Но что это была за атака? Один шар поднялся так высоко, что попал в Рой, где бесследно исчез. Два других, не попав в цель, взорвались над пустым морем. Последовал пушечный залп, но он тоже был беспорядочным.

И тут Пазел понял почему.

«Голова Смерти» тонула.

Рев боевых машин, вопли страха и ярости. Некоторые из тех, кто управлял ужасным оружием корабля, все еще пытались стрелять по «Чатранду». Раздалось еще больше диких пушечных выстрелов, даже когда «Голова Смерти» погрузилась еще глубже.

Питфайр, что с ней происходит?

Постепенно безумие на «Чатранде» улеглось; его команда стояла как вкопанная. Быстрее всего тонула корма «Головы Смерти». На верхней палубе дрались длому, одни стремились на нос, другие — на корму. Внезапно, благодаря большей численности или еще большей панике, напиравшая на нос толпа одержала верх, и все длому помчались на нос. Но изменение веса привело к катастрофе. На следующей волне носовая часть с грохотом опустилась, и море хлынуло через орудийные порты.

Палуба была залита водой. Некоторые длому поплыли к Гуришалу; многие просто исчезли в бурлящем море.

— Они готовились взять нас на абордаж, — сказала Таша. — Они в доспехах. Боги смерти.

Ни одна фигура не плыла к «Чатранду».

Пазел никогда не видел ничего подобного. Их смертельный враг потерпел поражение. Корабль размером с «Чатранд» утонул ровно за десять минут.

Подошел Герцил с Энсил на плече.

— Как это произошло? — спросила Таша своего наставника. — Нам так и не удалось даже поцарапать ее, так?

— Только не через эту броню, — ответила Энсил. — Я не могу догадаться, что пробило в ней брешь, но это железо, вне всякого сомнения, ускорило ее погружение.