Ни тени стыда. Часть первая

Глава двенадцатая. В бой!

— ...Это безумие, Викки, настоящее безумие. Молчишь? Хорошо, я сам. Эй, атаманы, мы отказываемся! Это издевательство над великим искусством блейронского камехта! И плевок в лицо нашим предкам, что придумали его законы!

— Придержи лошадей на поворотах, очкарик. Законы соблюдены. Король Волк принял вызов атаманов на судебный камехт, и атаманы выходят в круг.

— Почему не по одному?

— Потому что вызов был не на девяти разных листах, а на одном. Поставив печать Волка, твой названный брат подписался на поединок со всеми подписавшими вызов, и на их уже усмотрение «один на один» или «один против всех».

— Ну, так и выходите один на один. Вы мужчины или кто? Так и поступайте по-мужски!

— Мы и поступаем. Воздаём уважение бойцовским талантам короля Тропы. Мы не собираемся унижать Виклора поединком один на один.

Верховный Бэй захохотал. Ему вторили бандиты города, все, кто поместился в зале поединков. С Виклором была только его банда, — двадцать шесть бойцов, больше допустить в своё логово атаманы не разрешили, — и её возмущение утонуло в гоготе толпы.

Секретарь, дождавшись когда смолкнет и гогот и его эхо, предпринял последнюю попытку получить честный камехт.

— Друзья, ну... мы же оказали вам такое уважение. Прислали виру за убитого Смотрителя, аж семьдесят бочек самого дорогого вина! Бэй, не скромничай, ты же истинный знаток, — о твоём искусстве разбираться в благородных напитках ходят легенды! — ты понимаешь, что это вино дороже золота того же веса. Давайте проведём восемь нормальных поединков один на один. А когда Волк их выиграет, вы освободите девчонку, и мы... мы вместе разопьём в знак вечной дружбы между Тропой и Столицей пару этих бочек!

— От твоей лести у меня на ушах патока. Как у вас оказалось это вино, и что ещё утаила из контрабанды Тропа, мы после поговорим. Ха! Разопьём, конечно, но без твоего участия. Что-то мне подсказывает, что Виклор не выиграет этот камехт, и девочку ждёт Ночь Девяти. Хотя... королю Тропы ещё не поздно отказаться от поединка, признать свою неправоту. Давай, Волк. Для начала попроси прощения на коленях, потом будем думать.

Больше король Волк не мог молчать.

— Стоять на коленях перед мужиками — привычка вашего Ракки, ещё раз соболезнования, что пришил его любимого Смотрителя. Горячо любимого. Вплоть до царапин на спине.

Ракка готов был броситься к Волку с топором, но на его пути встал Барей Борода.

— Законы камехта священны даже для нас! Подожди несколько минут, сейчас он за всё заплатит. Поверь, убивать голыми руками намного приятнее. Главное, не вырывайся вперёд, мы должны сблизиться с ним одновременно.

Ракка пересилил злобу, отбросил топор, и, раздевшись до пояса, стал разминаться.

-Нет, не откажусь, — продолжил король Волк. — Лучше погибну в камехте я, чем во время вашей вылазки мои ребята. А вы себе же сделали хуже, воспользовавшись лазейкой в правилах. Я шёл в круг вас только покалечить, а войду убивать.

Секретарь хотел что-то сказать, но Викки властным взглядом заставил замереть слова на его устах. Затем он повернулся к атаманам, уже готовым к бою, сделал шаг вперёд, и в два движения избавился от волчьего жилета и рубахи.

Утробный рык заставил зрителей притихнуть. С трудом верилось, что на камехт вышел не оборотень. Ничего людского не было в этих звуках.

Приняв самую низкую стойку из основных, известных в блейронском камехте, Виклор стал ещё больше напоминать готового рвать и метать настоящего, просто слегка очеловечившегося волка.

Верховный, в силу почтенного возраста, не выходил на арену, хотя и подписал вызов, но даже ему стало не по себе.

— Он совсем не боится, — шепнул старик самому, как он считал, башковитому из товарищей, Барею Бороде. — Он или безумец или боец, которому нет равных.

— Да хоть и первое и второе вместе. Нас восемь против одного, — не разделил его опасений Борода.

— Бережёного Свет бережёт, — продолжал сомневаться Верховный. — Может, всё-таки стоит плюнуть на все законы и просто перебить их? Раз они сами позволили завести себя в логово.

— Нет, камехт в Блейроне больше чем камехт. Стадо должно уважать нас, чтобы быть с нами до конца. Неприятности с Тропой — не последняя головная боль. Убийца из Форкассии, видимо, погиб вместе со всеми, в гроте, но это не значит, что форкасские атаманы оставили затею отобрать наш рынок.

Сильнее Бороды в победе малой кровью над Виклором был уверен только атаман Запада, Рент Хряк, в прошлом знаменитый боец камехтов, и даже предложил:

— Эй, волчара, а где твой волчонок? Так уж и быть, разрешаем принцу поддержать короля в драке.

Викки не ответил. А Рент, внимательно осмотрев банду, которую привёл Волк, понял, что сморозил глупость. Блич не мог поддержать даже морально — он не пришёл по каким-то причинам болеть за названного брата.

Распорядитель камехта напомнил, кто с кем будет биться, и какова ставка: с одной стороны — свобода девочки по имени Фейли, с другой — признание Тропой своего поражения и выполнения всех условий атаманства. В любом случае, этот камехт должен был закончить войну, а потому распорядитель не стал медлить со словами:

— В бой!

Атаманы начали медленно приближаться к королю Волку. Никто, кроме Ракки и Рента, не выглядел бойцом: одутлые лица, пивные животы, ленивые движения. Но их было восемь.

Король Волк казался живым воплощением духа боя: пружинистые мышцы, затаённая ярость, готовность биться до конца во взгляде. Но он был один.

Если бы на этом камехте принимались ставки, во всём мире вряд ли бы нашёлся человек, согласный рискнуть в надежде на победу Виклора хотя бы медным грошиком. Даже в глазах парня с очками, самого преданного вассала короля Тропы, читалась обречённость.

Шагов за двадцать до Виклора, Безбородый забыл, что условился с Бородой не вырываться вперёд. Уж слишком много накопилось между острым языком Волка и гордостью молодого атамана, чтобы оплачивать счета в общей очереди. Издав дикий вопль, Ракка бросился на ненавистного противника.

Викки распрямился, подныривая под его кулак и выбрасывая навстречу свой. Две силы, — атаки Безбородого и удара Волка — слились в одну, и мозг Ракки ударился о стенки черепа.

Ракка рухнул под ноги поздно подоспевших на подмогу товарищей, а Виклор, отпрыгнув, насмешливо прокричал:

— Как вы воспитываете молодёжь, атаманы? Ещё не закончился траур по Смотрителю, а Ракка уже бросается на других мужчин! Верность любимым не в почёте у городских? Атаман Войт, твоей сестры уроки?

Войт не сразу получил в атаманство большой, но малонаселённый южный Блейрон, он начинал бандитскую жизнь в столице, как покровитель уличных продажных. Враги ли распустили слух, что первой девочкой, которую Войт сдавал для утех, была родная сестра, или это чудовищная правда — никто доподлинно не знал. Но что атаман Юга приходит в бешенство от разговоров на эту тему, секретом не было.

Для Войта попытка разделаться с Виклором первей остальных, закончилась плачевнее, чем для Ракки. Король Тропы не пробил ему нокаут, а перебил кадык.

— Я же сказал, что войду в круг вас убивать, а не калечить, — констатировал факт Виклор.

Банда Волка зазвенела оружием в знак поддержки. А бандиты атаманов наоборот, приумолкли.

— Больше не смейте атаковать поодиночке, — шептал Борода товарищам. — Никаких поодиночке!

— Будем лясы точить или биться? — потребовал продолжения король Волк. — Эх, какой камехт! Жаль, братец Блич не видит.

* * *

Вначале их долго водили с завязанными глазами по городу, потом спустили в какое-то подземелье. Путь был неблизким — от количества поворотов ребят стало подташнивать. Паук словно почувствовал это и подбодрил:

— Всё в порядке, волчата. Обычное дело — безопасность, забери меня тёмный дракон! Не бойтесь, атаманы примут вас в общество. За тобой, Блич, такие громкие преступления, а за тебя, паренёк, я же поклялся, замолвлю словечко. Что ты сын стражника не значит, что ты не станешь хорошим бандитом. Сердце у тебя наше, закваска воровская. Если согласен, действительно, отречься от отца, то без проблем.

— Я же сказал, — раздражённым голосом ответил кузен Ти, — я отрекаюсь не только от него, но и от всего мира так называемых честных людей. Гроша не стоит их честность после того, что сегодня произошло.

— Ти, послушай... ну, что ты говоришь? Мне страшно тебя слушать... Это чудовищно!

— Заткнись, Блич! Даже если я зарежу отца, чтоб окончательно перейти в преступники, это наше с ним дело.

— Силы Света! — вмешался в разговор Соловей. — Да как тебе в голову могло прийти зарезать того, кто жизнь дал?!

— Ты ничего не знаешь! Для него так будет лучше! Он — лишний со своей честностью в этом лживом мире!

Коридоры казались бесконечными. Особенно, если слушать, как сын делиться такими планами насчёт отца. Соловей ещё раз пожалел, что для него всё не закончилось там, на виселице.

* * *

«Королевство грёз» готовилось ко сну. Лишь за парой столиков шла игра в «лису и гуси», остальные девушки разошлись по комнатам. А в комнате, где жил принц Лар и его верный вассал Умр, происходила весьма странная сцена. Принц жеманно ходил перед рыцарем, опираясь на костыль, а рыцарь только качал головой и закатывал глаза.

— Хвала Свету, никто не видит этой дикой сцены и не слышит этих безумных слов! Я думал, что уже привык вас стыдиться, но высочество умеет удивлять.

— Не умничай. Скажи по-человечески, получается ли у меня женственная походка? Разве не видишь, я потерял покой и сон из-за той стриженной? Разве не понимаешь, что отбить у Эрет эту оригиналку, можно только, если она почувствует в мужчине что-то женственное?

— Откуда мне понимать? У меня нет ни одной оригиналки в знакомых.

— Я твой сюзерен, я приказываю тебе ответить только на мой вопрос.

— Забудьте о шашнях с продажными, умоляю! Неужели, после истории с графом...

— Повторяю. Я хочу услышать от тебя ответ только на один вопрос.

— Женственная походка? Принц, да как я могу понять, когда вы с костылём?

— Прояви фантазию.

Умр хотел ответить что-то едкое, но отвлёкся на шум в распахнутом окне. Положил здоровую руку на саблю и встал со стула.

— Мой принц... вы слышали?

— Да, листва шумит. Ничего преступного. Когда дует ветер, листья, представь себе, шумят.

— Да нет же! Словно щелчок... Пожалуй... я закрою окно.

— Не смей. Мне жарко.

Но верный вассал оставил эту реплику без ответа. Он подошёл закрыть окно, но зашатался, схватился за шею и упал.

— Умр? Что за шутки? Решил меня разыграть? Не смешно, Умр.

Принц доковылял до застывшего на полу тела, и, перевернув костылём, убедился что Умр не разыгрывает его. Из шеи рыцаря торчал дротик длиной с ладонь.

— Что за...

Получив того же вида дротик в ту же точку на шее, принц Лар осел на пол.

С дерева, залезающего своими ветками чуть ли не в дом, в комнату спрыгнул королевский сыщик Шибер Шул. Он снял с правой ладони приспособление для метания маленьких дротиков и щёлкнул пальцами.

— Ну, всё. Задание выполнено. Ох, и долго же пришлось за вами гоняться, высочество.

Мужчина наклонился проверить пульс, убедиться, что жертвы мертвы, и забрать отравленные дротики.

Того, что дальше произойдёт, Шибер даже не предполагал. Дверца большого шкафа открылась, оттуда выскочил Невилл Гласс с обнажённым мечом и одним ударом лишил сыщика-убийцу кисти правой руки.

— Всё, гнида! Больше мы никогда не услышим этих мерзких щелчков!

— Ааа! На помощь! Во имя короля, на помощь!

Невилл толкнул, ещё не понявшего, кто его атаковал и почему, Шибера к стене и крикнул:

— Ваше высочество и господин Умр! Окажите ему помощь! Я — вниз, остановить рыцарей!

Как только он ушёл, Умр «ожил» и помог подняться принцу. У Шибера глаза полезли на лоб. Словно забыв о страшной боли, о крови, которая хлестала из культи, он шептал:

— Как... как... вы же...

— Нет, мы не умерли, предатель династии! Умр, я попробую предотвратить драку.

Идея принца не вызвала энтузиазма у его спутника.

— Ваше высочество! У меня лишь правая здорова, я не смогу перетянуть культю один.

— И пёс с ним! Жизнь подонка ничего не стоит, в отличие от рыцарской.

И, не слушая возражений вассала, Лар последовал за Невиллом.

Девушки были готовы к тому, что может произойти, поэтому, когда, выломав дверь, в помещение влетели два рыцаря в полных латах и натолкнулись на ветерана стражи, молча разбежались по углам, давая возможность мужчинам разобраться.

Рыцари кинулись в бой с особенной яростью. Они ещё не понимали, почему Невилл вернулся на сторону Герцогова Ока, но помнили, как этот старик с лёгкостью достойной молодых унизил их воинское мастерство, и очень хотели поквитаться. В прекрасных латах и с отличными мечами, взяв для верности щиты — в доме Ловило ветеран застал рыцарей врасплох, но здесь имел мало шансов. Как они думали.

Опрокинув большой стол, Невилл упёрся в него плечом, и, толкая получившийся «щит», побежал на латников. Первому удалось отпрыгнуть, второй оказался припечатан к стене.

Двумя ударами, которые Невилл с трудом принял на меч, успевший отпрыгнуть рыцарь отогнал ветерана и помог освободиться товарищу. Дальнейшее не сулило ничего хорошего старому стражнику, но тут на лестнице появился принц Лар.

— Мечи в ножны, рыцари короля! Я — его младший сын, ваш принц, Лар!

Рыцари застыли. Принц очень редко показывался на родине, поэтому многие стали забывать, как он выглядит.

— Да-да, клянусь святым Гло, это именно принц Лар, собственной персоной! — подтвердил Невилл. — А негодяй, которому вы подчинялись, предатель династии.

Случись конфликт до схватки на эшафоте, всё бы кончилось миром. Но опозоренные дважды — стычкой со стариком и публичным поражением от мальчишки, латники просто не хотели верить в любой тезис, который предотвратит кровопролитие, отнимет возможность доказать самим себе кое-что.

— Да где вы видели принца в купеческих штанах? И ещё среди продажных девок. Самозванец!

А дальше они совершили самую главную и последнюю ошибку в своей жизни. Разделились. Один бросился к тому, кого обозвал самозванцем, второй остался разделаться со старым стражником.

Невилл показал удар в голову и пошёл на сближение, уронив на ходу меч и выхватив из-за спины незамеченный противником короткий клевец.

— Стой! Убить сына своего сюзерена — жуткое преступление! Не бери на душу грех! Обернись на меня, хватит и одной смерти на сегодня!

Рыцарь, уже готовый зарубить Лара, обернулся и увидел своего товарища лежащим на полу и ветерана, вынимающего, упираясь ногой, клевец из шлема — слегка погнутого после схватки с кузеном Ти. Сняв щит с руки трупа, Невилл попытался надеть его, и, убедившись, что крепления и здесь слишком малы, повесил на плечевой ремень, а клевец взял двумя руками — с острия-клюва капала густая кровь.

Жаждущий отомстить за смерть товарища латник не услышал призыва к благоразумию. Он сбежал с лестницы и вступил в бой с Невиллом. Приняв в третьем сходе клевец в щит, рыцарь обезоружил ветерана, и ему пришлось с кинжалом искать спасение в ближнем бою. Но как ни был силён Невилл, противник был сильнее, да ещё и моложе больше, чем в два раза. Без особых усилий он сбил старика на пол и поднял меч, чтобы добить, но умер сам от удара принца.

Отбросив костыль, превозмогая боль, Лар добежал до поединщиков и вонзил саблю в щель забрала.

Рана на ноге открылась. Заливая штаны кровью, Лар упал вслед за убитым рыцарем. Невилл помочь ему не мог, потому что едва дышал — бой вышел короткий, но слишком мощный для мужчины его лет. Но девушки, вынырнув из-за колонн, без страха бросились с заготовленными корпиями к раненому.

Через двадцать минут принц Лар со свежей повязкой сидел на кровати и презрительно смотрел на притихшего Шибера с перебинтованной культей вместо правого кулака. Невилл и Умр сидели по обе стороны от предателя династии и всем своим видом показывали, что готовы отрубить и вторую руку, если только он попытается выкинуть что-то скверное.

Скрипнула дверь. Девушки принесли вина и хлеба. Они выглядели смущёнными. Понятное дело, не каждый день, больше — не каждое столетие, в приют продажных заходит самый настоящий принц крови, а не выдуманный при игре в Грёзы.

Затем поглядеть на принца захотели дети, особенно свирепствовала одна девочка с забинтованным лицом, говорила, что она уже взрослая, и тыкала каким-то кольцом на пальце. Привратнице пришлось применить немного силы, чтобы её увести.

— Ну, — начал допрос принц Лар, отхлебнув вина из бутылки, — господин Шибер, как вы всё это объясните?

— А как вы объясните, что ещё живы? — с суеверным страхом пробормотал калека.

— Я объясню, — с довольной улыбкой проговорил Невилл. — Когда сорок лет ловишь ночных солдат, поневоле освоишь кое-какие их навыки. Пара дружеских объятий, и вот уже в вашем кармане вместо отравленных дротиков обычные. На всякий случай в качестве защиты — кусок выдубленной кожи, покрашенный в телесный цвет. Спасибо, ваше высочество, за то, что хорошо сыграли свою роль. И вам, Умр, тоже благодарность.

Краска досады залила лицо Шибера. А Невилл ещё не закончил.

— Запомни, никогда, никогда Невилл Гласс не предаст своих. Что, слизняк? Развесил уши, поверил в простую как дважды два подставу? Впрочем, я в твоём возрасте тоже мог попасться. Опыт — сын ошибок. Двадцать лет назад я шёл по следу Тихого Убийцы, а, в итоге, не мальчик, а уже опытный стражник, угодил в его ловушку. Это щёлк... я вспомнил! Перед каждым твоим ударом... мне долго они снились в кошмарах. Но я не помнил лица... и как я мог его помнить? Вы были в маске — да, теперь мы снова на вы. Вы, пытали, Шибер, тогда я не знал вашего имени, не ради каких-то секретных сведений, а только из удовольствия. К счастью, бойцы Ока сумели меня освободить. А Тихому Убийце удалось улизнуть. И вот, спустя двадцать лет... на вас ливрея королевского сыщика. Силы Света!.. Неисповедимы пути твои...

— И что? — прошипел Шибер. — Из бывших воров и убийц выходят прекрасные расследователи. Половина Королевского Ока имела криминальное прошлое.

— Ну, а мы тут в Блейроне люди тёмные, живём по старинке. Поэтому просвещённой политики короля не понимаем. Думаю, тот, кто к вам обратился, знал о вашем прошлом. Что заставляет предположить, что это очень влиятельный человек. Ну, а теперь вы рассказывайте. Советую, не злить меня молчанием. Ради того, чтобы вас поймать с поличным, я, возможно, пропустил самое важное событие в истории ночной стражи Блейрона. Сегодня с Девятью атаманами будет покончено. Последняя битва. Или мы их или они нас. А я тут торчу с одним слизняком... Сами понимаете, в каком я настроении. А ещё я вам должен одну пытку. Желаете немедля получить причитающееся?

— Что именно вы хотите знать? — не стал играть в стоика Тихий Убийца.

— Не изображайте дурачка, — отвесив подзатыльник, от которого у Шибера звякнула челюсть, произнёс Невилл. — Вы прекрасно понимаете, что мы хотим знать. Вы шли по следу принца Лара с одной единственной целью. Ликвидация. Кто заказал его высочество? Какой в этом прок? — Лар не имеет врагов и не претендует на престол. Даже в теории не может претендовать — у него трое старших братьев и ещё живой отец.

— Идёт игра. Очень большая игра. Вам, принц, не сочтите за обиду, всё равно не жить. Слишком крупные сделаны ставки.

— Я задал чёткий вопрос и хочу услышать чёткий ответ! — рявкнул Невилл и нажал на дважды сломанный нос Шибера пальцами. Переждав его крик, всадил в печень кулак и пнул по почкам упавшему.

— Я попросил бы вас!.. — возмутился принц.

— Не просите! — отрезал ветеран. — Иначе не умею. И не считаю нужным переучиваться.

И тут Шибер показал, как сильно его недооценили, когда решили, что калеку не обязательно связывать. С кошачьей ловкостью, однорукий вскочил на ноги, отбросил Невилла пинком в грудь, не дал себя схватить Умру и сиганул в окно. Зацепился в полёте за ветку дерева, и, повисев, спрыгнул на землю.

Лет двадцать назад Невилл бы, не раздумывая, за ним последовал, а сейчас не рискнул прыгать. Проклиная годы, он сбежал по лестнице и выскочил на улицу. Прислушался, с какой стороны хрустит гравий, и бросился в погоню.

Он бежал по ночному парку с мечом наизготовку и проклинал себя за беспечность. Такая блестящая многоходовая комбинация (спектакль с пощёчиной и переодетым в стражника трупом бандита — спектакль с предательством — рискованнейший спектакль с казнью Ти) рушилась из-за одной нелепой ошибки.

Ради этого он пропускает последний бой против армии Девяти? Чтобы вновь упустить Шибера Тихого Убийцу Шула?

* * *

— Атаманы заняты. Они примут вас после одного состязания. Пока можете утолить голод и жажду — всё на столе, — сказали гвардейцы и оставили Паука и парней, за которых он поручился, в гостевой комнате.

— Не гони тоску, ребятишки! Думаю, вас не отвергнут. Я не последний человек в обществе, чтобы атаманам было чхать на моё мнение.

Паук хотел сказать ещё пару ободряющих слов кандидатам в ночную армию, как вдруг заметил изменения, которые с ними произошли, и попятился в страхе. А Соловей начал вслух молиться и делать знамения Света.

Мальчики переглянулись и поняли, что там, в гостинице «Любимый гость», у серого мага Лигера Барьера закончилась мана поддерживать Иллюзию. Очень профессиональную Иллюзию (к счастью, у профессора завалялся рисунок с портретом Блича), но имеющую определённый срок действия, как и все заклятия.

Вместо Блича, о котором ни Невилл, ни Найрус, никто в ночной страже как не имел, так и продолжал не иметь никакого понятия где он и что с ним, перед каторжниками стоял подросток с совсем другим лицом, одетый в ливрею стражника поверх добротной кольчуги. На его плече висел щит-экю с торчащим в эмблеме Герцогова Ока арбалетным болтом, а в правой руке ждал боя потрясающей красоты меч гномской работы. Цвет волос нельзя было понять из-за шлема-шишака, но к гадалке не ходи, там и близко нет того удивительного оттенка, который отличает народ Теней.

Кузен Ти остался кузеном Ти, только теперь на нём тоже звенела кольчуга, плюс безрукавка-бригантина, наплечники, налокотники и полунаручи и на предплечье и на верхнюю часть руки. Шлемом тенир то ли пренебрёг, то ли обронил в беге по крышам. Кроме меча правосудия сын Воина Чести вооружился двумя кинжалами. Тень тенир отпустил, как только услышал скрип двери, и понял, что впереди вход в логово, поэтому Паук и Соловей гадали, кто он: просто колдун или вампир.

Герт снял щит с плечевого ремня и надел на левую руку. Кузен Ти положил меч и сделал шаг к Соловью и Пауку.

— Не пугайтесь. Это простое и честное колдовство. Всё, что ты видел, Паук, было представлением, чтобы ты привёл нас в логово врага. Я, сын Воина Чести, пришёл сюда спасти жизнь своему отцу, а не отречься от него. Спасти свою кузину Фейли. Покончить раз и навсегда с атаманами. У тебя есть выбор: или умереть сейчас — предупредить атаманов я тебе не дам. Или идти с нами и смыть кровью грехи прошлого в битве за справедливость. Или... сиди здесь и жди, чья возьмёт.

— Конечно, сидеть и ждать! К нечисти тебя, мальчик, к нечисти атаманов! Ничто меня не заставит рисковать жизнью! После того, что показал чёрный колдун.

Тенир легонько кивнул и обратился к Соловью.

— С нами ты или с ним? Да, ночная армия твои...

— К Тьме ночную армию.

— Что?

— Я сказал, к тёмной маме ночную армию! Какова ваша конечная цель? Чем всё закончиться?

Кузен Ти прищурил глаз и открыл правду:

— В этих катакомбах скрывается порядка тысячи бандитов. В идеале к утру должно быть порядка тысячи трупов.

Тенир выждал, давая возможность Соловью оценить масштабность и дерзость замысла, и добавил таким тоном, словно бы извинялся за его жестокость:

— Да, я знаю, что не на всех ночных солдатах есть кровь, но мы предупредили на всех столбах, что точка невозврата пройдена, дальше — война на истребление; дали время всем, в ком ещё сохранилась порядочность, отойти в сторону. Вынужденно дали больше времени, чем собирались — наш маг копил несколько дней ману для Иллюзии. И тем менее.

— Тех, на ком нет крови, не допускают в логово Девяти, успокойся, мальчик, — открыл Соловей. — Если найдёшь мне какое-то оружие, я с вами. Коли подохну, знаю за что.

— Первое же, которое добуду в бою, твоё, — улыбнулся кузен Ти.

Юноша наклонился поднять меч, потом передумал и подошёл к Герту. Положил ему на плечи руки и сказал проникновенным голосом:

— Герт, прости мне, пожалуйста, что тебе наговорил... ну, помнишь? Про щеночка и прочее. Ты классный парень и будешь отличным мужем для Фейли, лучшего и представить нельзя. Когда у вас родятся дети, помни, они будут не людьми и не народом Теней. Они будут тенирами, как я. Утешь их, когда они поймут, что их тень не закаляет предметы. Научи не использовать этот дар во зло, когда научатся взлетать на крыши и скалы, и прочим интересным трюкам. Пусть они будут не такими как я, лживыми и заносчивыми, а возьмут лучшее от двух народов.

Столько искренней теплоты и настоящего покаяния чувствовалось в этих словах, что у Герта невольно навернулась слеза. Отбросив щит и вернув в ножны меч, он крепко обнял тенира и дал честное слово, что давно на него не злится. А с Бличем у него тоже поначалу отношения не складывались.

— Кстати, о Бличе. Если я не выживу в бою, пообещай его найти.

Парни расцепили объятия. Кузен Ти поднял меч, положил на плечо и предупредил, чтобы Герт берёг шкуру, не лез на рожон.

— ...Основную работу должен выполнить мой меч. Не спорь. Я лучше дерусь, и я... открою тебе секрет. Я уже убивал людей.

— Я тоже, — сказал Герт, подобрав щит.

— Я слышал о твоих подвигах на крыше. Нет, братик... ты не против же, если я тебя так буду называть? Всё равно ты станешь моим родственником, когда женишься на Фейли. Так вот, братик, то, что было у тебя на крыше, и как убивал я — огромная разница. Мне будет легче. Намного легче.

— Я постараюсь беречь себя. Но не ценой твоей жизни. И не тогда, когда повстречаю Олэ Меченосца. Даже не спорь, кузен Ти, он мой.

— Это тот урод, который возглавлял штурм моего дома? Нет, Герт. Олэ убью я.

— Мальчики...

Кузен Ти и Герт обернулись и увидели, что Соловей уже вооружился, правда, ножкой от стула.

— Я знаю Олэ. И он умрёт от моей руки. С него всё... всё началось.

Кузен Ти покачал головой. Сильно же наследил в жизни этот человек, если у него столько кровников.

— Хорошо. Пусть его убьёт первый, кому он попадётся на глаза. Ну, ночная армия, ночь вашей ликвидации объявляется открытой!

Кузен Ти без страха покинул комнату и сразу же наткнулся на группу из трёх бандитов. Коридоры между помещениями логова были намного шире и выше того, который вёл из города, поэтому можно было работать мечом, не боясь задеть стен или потолка. Не дав врагам ни секунды обнажить оружие, юноша разрубил голову до нижней челюсти первому, мыском обуви в пах заставил упасть второго, и, войдя в ближний бой, пронзил грудь кинжалом третьему. Вернул кинжал в ножны, вернулся к первому трупу, и, упираясь ногой, освободил меч из тисков черепа. Тем временем Соловей добил ушибленного в пах и снял с его пояса фальчион.

Герт не ревновал, что обошлось без его участия. Больше тысячи бандитов — на гномский меч хватит.

И вдруг...

— Ти! Ты слышал, Ти? Голос Блича! Где-то совсем близко!

— Да, я тоже слышал... но... откуда раздаются звуки? И как сюда попал?

* * *

Блич был уверен, что слышал голоса Герта и кузена Ти, но так как никакого логического обоснования, что они здесь делают, голова не находила, мальчик решил, что имеет дело с обычными для пещер слуховыми галлюцинациями.

Он заметно нервничал. Ему нужно было сегодня не только убивать самому, что не вызывало никакой радости, а только тоску, но и вести в бой небольшую армию.

Только две бочки из семидесяти, — самые верхние, которые дегустировали при приёмке товара, — содержали, действительно, вино. В остальных сидели вооружённые до зубов бандиты Тропы и Блич.

Сейчас, выбравшись наружу, они готовы были ринуться за своим командиром в любое пекло. То, что в этой роли выступал пятнадцатилетний мальчик, разбойников не смущало. Для них он был не просто мальчиком, а принцем Тропы, не знающим страха и пощады убийцей по кличке Безжалостный.

Было решено от каждой банды отобрать в этот специальный отряд по одному бойцу, самому ловкому, самому умелому. Но так как в любой банде все эти достоинства в основном за вожаком, офицеры лесной армии не стали отсиживаться за спинами солдат.

Отряд специального назначения из одних офицеров, — думал Блич, подбирая им название, — офицерский спецназ что ли?

Это были не просто бандиты, а главари бандитов — люди, привыкшие повелевать, а не подчиняться. Тем не менее, Блича на тренировках они слушались беспрекословно. Мальчик знал из выписки, подготовленной Секретарём, что полководец должен принимать этот факт, как нечто естественное и само собой разумеющееся, но против воли чувствовал смущение и дискомфорт.

— Стройся!

Одно короткое слово, и шестьдесят семь мужчин занимают послушно свои места в строю. Прямо магия какая-то.

— Никто не знает, кроме атаманов и преданной им гвардии точного плана логова, но Волк помнит, что склад очень близко от арены. Сейчас идём туда, но не вмешиваемся, пока атаманы не предпримут что-нибудь из ряда вон выходящее. При условии честного камехта, даже если короля убивают, мы держим оружие при себе, он просил. Мы здесь не нанести подлый удар, мы — простая страховка на случай подлости других. Никто не должен атаковать без моего приказа... пожалуйста.

Убрав за спину колчан с теневыми стрелами и обнажив зачарованный меч, принц Тропы поправил корону (она раздражала, но Секретарь настоял, чтобы Блич для пущего авторитета её не снимал), обвёл взглядом этих людей, готовых за него умереть и подумал, правильно ли поступил, не наделав им теневых клинков. В Логово съехалось около тысячи бандитов. Словно этого мало, есть сведения, что сегодня атаманы примут в ночную армию не меньше сотни сочувствующих, потрясённых смертью Смотрителя.

Но Викки и Секретарь проявили редкостное единодушие в данном вопросе.

— Ты пойми, что с теневым оружием... наделав его в таком количестве, ты уже не сможешь, братец Блич, отболтаться от всяких слухов. А слухи дойдут до охотников! — беспокоился за названного брата Викки.

— А ты знаешь, что будет, если это оружие попадёт в плохие руки? — беспокоился за человечество Секретарь. — Да даже в нашей банде... многие праведные каторжане, получив такой соблазн, станут ужас что творить. Нет. Мы не имеем права. Теневой клинок — оружие не массового производства. Жаль, что тень поверх чар не наложишь. А то бы ты себя вооружил ещё лучше. Но только себя.

* * *

-...Кай, как можно быть таким безответственным! Это уже ни в какие ворота! Теневой меч, на минуточку, не какая-нибудь там шпилька или булавка. Спокойно, Найрус, спокойно. Выдохни. Ну... да, самое страшное на планете оружие в залоге у ломбардщика... Тёмные драконы! Самое страшное оружие и в залоге у обычного ломбардщика!

— Не у обычного, а у самого Перка Принципа. Все они мрази, но Перк мразь с принципами. Я вас заверяю, меч там месяцами может валяться, Перк его никому не продаст, будет ждать, когда я выкуплю. Ножны дешёвые, Перк в жизни не догадается, что там внутри скрывается не просто клинок, а клинок особенный... Ну, легли кости скверно! Ну, я виноват что ли?

— А кто, как не вы, Кай?! Вы сели играть в азартную игру с абсолютно случайным выигрышем. Так кого винить?

Профессор махнул рукой на вампира и занялся Заревингером, Брыком и Морэ. Белый маг сопел на кровати, бормоча во сне угрозы шуту рукокрылому, а Морэ, которого выхаживала Инге, наконец, прекратило трясти. Мальчик стал жертвой конфликта родителей — распространенная в наше время напасть.

Хмаи Поцелуем Матери сняла с него Поцелуй Отца и накормила, дав убить курицу. Как она плакала от радости, когда услышала, что теперь он умеет говорить, какие слова благодарности возносила светловласому народу. Но узнав, что здесь, в доме, спит один из магов, похитивших мальчика, когда она не согласилась отдать его за деньги, выхватила нож, и пришлось Найрусу просить бойцов Ока вмешаться. Пока они держали Хмаи, её муж наложил на Морэ новый Поцелуй Отца.

— Я люблю его не меньше тебя, но он Угроза! Такая же как народ Теней! Почему ты оставила его в живых? Ты дала клятву его убить!

— Нет, сволочь! Это ты вырвал из меня эту клятву! А потом сбежал! Как трус!

— Я ушёл спасать мир от Чумы теней, дура несчастная! Её народ покинул королевство. Когда добыча уходит из одного леса, волк ищет её в другом.

Несколько раз Хмаи и Олэ прорывались к Морэ, и тогда мальчик то впадал в оцепенение, то вставал на ноги. Последний поцелуй Олэ закончился тем, что Морэ забился в судорогах. Тогда Найрус приказал унести мальчика в комнату Инге, запереть и не пускать к нему никого из родителей.

Хмаи и Олэ опять начали поносить друг друга, а потом женщина ударила мужа. Нож, впрочем, лишь оцарапал шею — рефлексы у Олэ остались будь здоров. Меченосец выбил оружие из рук жены, как показалось её ухажёру, очень грубо. Но на повторное требование выйти и поговорить по-мужски, охотник просто ударил Брыка Хохотуна.

И вот сейчас Найрус разбирался с последствиями этого удара.

— И чего ты полез в чужую семью? Дай сменю компресс.

— Как я, лекарь?

— Глаз видит, скула не свёрнута, сечка тоже вроде неглубокая и шрама не останется.

— Он там больше рук не распускает? Никому не позволю обидеть красавицу!

Найрус промолчал. Не хотел расстраивать влюблённого крестьянина тем, что увидел, когда вернулся через час к оставшимся наедине супругам.

Нет, одежда не смята — ничего не произошло. Но и скандала уже не было. Олэ и Хмаи сидели на окне, близко друг к другу, и смотрели на луну. Найрус невольно подслушал их диалог — под флюидами бурных чувств нечеловеческая бдительность следопытки и охотника притупилась. Они говорили на родном для них языке, но время от времени сбивались по привычке странников на Единый, поэтому Найрус понял не всё, но понял главное.

-...Да, ни одного мужчины. За все десять лет. Но я уже не люблю тебя. Я люблю другого.

— Нет, не верю. Только не этот обормот с крестьянскими манерами!

— Он хороший, не смей его оскорблять. Но, конечно, не он. Другой. Сильный, мужественный, с капелькой зверя в душе, хоть и без крови оборотня в жилах. И тоже меня любит.

— Вы давно знакомы?

— Мы почти не знаем друг друга. Но разве нужно много времени, чтобы понять, что человек твоя судьба? Даже Вэр его принял с первого раза.

— Так тот пёс — это Вэр? Ровесник Морэ. Помнишь, когда я принёс тебе этого щеночка?

Олэ медленно взял в свою руку ладонь Хмаи. Хмаи не сопротивлялась.

— Зачем ты предложила всё начать сначала? Зачем тебе жертвовать своим счастьем и счастьем парня с капелькой зверя в душе?

— Ты тоже пожертвовал своим счастьем.

— Я — другое. Я сделал это ради человечества.

— Я тоже. Я хочу избавить человечество от того Олэ, который есть, и вернуть того, которого знала. Уйдём в лес, будем жить втроем: я, ты и Морэ.

— А охота на теней?

— Обойдётся без тебя. Хватит мстить им за свою мать.

— А Бешенство Морэ?

— Мы ни на шаг не отойдём от него и будем всё контролировать. Ты можешь для кого угодно притворяться циником, но я вижу, что ты устал от бесконечных убийств — загнал себя, как не загоняют лошадь. Ты истребил в себе человечность во имя человечества. Но я посажу новые всходы, согрею женским теплом, и они взойдут среди домашнего уюта. Я встречала одного интересного мальчика в лесу. Он думает, что жизнь всегда прекрасна, пока кто-то помнит про тебя всякие важные мелочи. Так вот, Олэ, я помню, почему ты ненавидишь бороду, всегда стараешься быть гладко выбрит. Глупая, но забавная история. И я помню до последней подробности.

Олэ задумался. Хмаи поцеловала его в шею, прямо в царапину, которую оставила.

— Больше никогда не смей причинять вред Морэ. Иначе я вспомню, что есть и другой способ избавить мир от того Олэ, которого я не люблю, — она похлопала по рукоятке ножа. — Не жертвуя своей жизнью и счастьем короля разбойников. Правда, прежнего Олэ этим не вернёшь, но у любых методов свои недостатки. Кстати, ты не хочешь узнать, что сейчас с твоим приёмным отцом?

— Он был мне не приёмным отцом, а просто опекуном и учителем.

Лицу Олэ вернулась суровость. Он сошёл с подоконника, а в дверях столкнулся с не успевшим убежать Найрусом.

— Господин учёный. Если хоть кто-то узнаёт об этом разговоре, или вы сами мне его вспомните. Вы умрёте. Медленно. Обещаю.

Поэтому, как ни зудело узнать, принял ли Меченосец предложение оставить охоту ради тихой жизни с женой и сыном-бесом, профессор, посещая его после визита к Брыку, этого не спросил.

— Как мой сын? — поинтересовался Олэ, закрепляя на бедре ещё один ремень.

— Судороги прошли. На нём снова оцепенение. Поцелуй Отца для мальчиков-бесов сильнее Поцелуя Матери. Боюсь, что Хмаи уже не сможет его снять. Только ты.

— Хорошо, подумаю об этом, когда вернёмся с битвы, — сказал Олэ, вставляя в получившееся крепление кинжал.

— Когда вернёмся? Олэ! Бесёнок может в одиночку решить проблему атаманов. Просто запусти его в логово, закрой дверь и заказывай тысячу гробов. Тебе не жалко тех, кто может погибнуть в сегодняшнем бою?

— А вам не жалко этого горшечника, который тоже сейчас в логове?

— С ним кузен Ти. Я тебе рассказывал. Да, тениры существуют.

— Хорошо, а всяких заложниц? Там постоянно несколько десятков пленных девушек. И, наконец, могут быть выходы, о которых не знают даже атаманы, но бесёнок их почувствует. Бесы находят выход из любого лабиринта, вы не знали? Они идут на голос жизни. В тех коридорах очень легко заблудиться. Морэ оторвался от меня, вышел другим выходом и... всё. Мы опять выпустили на волю беса. А главное...

Олэ сделал паузу и закрепил последний клинок. Теперь он походил на ходячую рекламу лавки ножей и кинжалов. Ни одного для метания, все для ближнего боя — на поясе, на бёдрах, на груди, на коленных ремнях и за сапогами. Всего Олэ нёс на себе десятка три коротких клинков.

— Меч, профессор, вы понесёте лично, и бросите мне, как только закончатся узкие коридоры.

— Не отвлекайся, Олэ. Что главное? Что?

Охотник тяжело вздохнул.

— Бес не неуязвим. Тем более, бесёнок. Я в смятении, Найрус. Я не хочу, чтобы он жил, но и очень боюсь, что он умрёт.

— Какое «умрёт»? Опомнись, Меченосец!

— Кому-то из бандитов может повезти... вот просто повезло, и всё, у меня нет сына. Чем дольше я думаю о нём, тем сильнее люблю его и ненавижу себя. Это ваша война, а не моего малыша. Скажи спасибо, что от нашей семьи хотя бы я в ней участвую.

— Тебе — спасибо?!

Найрус схватил Олэ за грудки так, что ножи на его теле зазвенели.

— За что тебе сказать спасибо?! За то, что помог взять штурмом этот дом? За то, что помог пленить мою воспитанницу? За то, что благодаря тебе мой друг сейчас у своих врагов?

Олэ жестоко улыбнулся и без труда отцепил руки Найруса.

— Это события прошлого. А в настоящем я спасаю жизнь твоему другу и воспитаннице.

— Чтобы в будущем убить их!

— Не убить, а получить право на поединок с Гулле. В латах, как я настаивал. Атаманы не выполнили главное условие и дорого заплатят за вероломство. А насчёт Фейли мы договорились. Пусть решает правитель, когда он, наконец, у этой страны появится.

— Я передумал.... Ты нам не нужен... Я арестую тебя... Мы справимся сами...

— Не справитесь. Да, вы придумали этот план без меня, но только со мной он осуществится.

— С чего ты взял?

— Коридоры очень извилистые. Вы проплутаете в них до утра, привлечёте внимание, звякая сталью, дадите время подготовить вам встречу. К тому сроку ваши посланцы, тенир и горшечник, уже будут мертвы. Воин Чести тоже. А Фейли? Кай вывел своим подарком атаманов из строя как мужчин, но надолго ли?

— И почему ты уверен, что...

— Потому что я не простой человек. Я был разведчиком на войне, и Хмаи научила меня многим секретам следопытов. Я запомнил все повороты и понял, какие были ложными, чтобы запутать, а какие настоящими. Я проведу вас очень быстро.

— Почему мы должны тебе верить? А если ты приведёшь нас в ловушку?

— Может, и приведу. А ты мне и не веришь. Ты веришь Каю.

Да, это Кай. Кай, которому пришлось и самому объясняться за внезапное исчезновение, убедил профессора поверить Олэ и принять его помощь. Они говорили почти двадцать минут. Вампир блистал красноречием и убедительной аргументацией, а у Найруса словно корова языком слизала образование, только клокотали эмоции. А когда эмоции иссякли, Найрус поверил Каю. Просто поверил. Было это ошибкой или нет — выяснится очень скоро.

— Кай не сказал, о чём вы говорили, когда он тебя нашёл.

— И я не скажу. Но разговор был длинным.

Профессор понял, что дальше смысла беседовать нет, и вышел во двор. Здесь его ждали шестьдесят три бойца Герцогова Ока и девятнадцать, включая двух грандмастеров, фехтовальщиков Пера — все, кто сейчас свободен в этом братстве от заказов. Каждый из братьев Пера пришёл биться бесплатно, хотя Найрус и мог выбить оплату их услуг. Простую стражу не привлекали (рискованно, там могут быть шпионы Девяти), кроме одного расследователя. Того, который продал Найруса Ловило, и вот теперь готовился кровью искупить вину. Найрус передал ему меч Олэ, сказал, что он будет идти сразу за охотником.

Затем, Найрус напомнил, в каком порядке они двигаются. Вначале — бойцы Ока, с кинжалами наизготовку. Как только коридоры расширяться — они берут алебарды, когда дело дойдёт до больших помещений — делают перегруппировку, и выпускают вперёд братьев-фехтовальщиков.

Осталось напутственное слово. Оно было коротким.

— Друзья, не мы начали эту войну. Не мы перешли в ней все грани. Дороги назад нет. Либо мы их, либо они нас. Да благословит Свет тех, кто прав, в этой битве.

Теперь оставалось только дождаться тени кузена Ти.

* * *

Невилл догнал Шибера уже за парком. Ой, нелегко далась эта погоня мужчине чуть за шестьдесят. Но словно некий злой дух хранил Тихого Убийцу.

Невилла сбили с ног, а когда он поднялся, Шибера опять след простыл. Везде сновали люди с факелами, а церкви били в колокола.

— Что случилось? — спросил Невилл.

— Как что? Ну, ты, дед, как с луны свалился! — зло ответил мужчина со шрамом на губе и нагрудным значком конного сержанта, разумеется (новый герцог уничтожил институт сержантерии) в отставке. — Война началась.

— А, так вы всё знаете, — облегчённо вздохнул Невилл. — Нет, сегодня война с атаманами наоборот закончиться.

— Да причём здесь атаманы?! Ты пьяный что ли? — ощерился бывший сержант-конник. — С Биффором война. С герцогством Биффор. Надоело Биффору войска столько времени у своих границ терпеть. Нервы не выдержали. Когда до короля дойдёт и верховных священников, Биффору конец, во всяком случае, его герцогу. Без объявления войны, без уведомления короля. Да такой наглости лет двести не было! Нашим бы только продержаться, пока гонцы до его величества и его святейшества доскачут.

— И что, держатся?

— А я почём знаю?

Невилл рассказал, что тоже тянул лямку сержанта у одного сеньора, назвал знамя и годы службы. Пожалел, что рано ушёл, не дослужился до земельного надела, сокрушался, что новая армия только пропивать жалование горазда, порядка, как во времена рыцарских знамён на поле битвы, нет. Приём удался. Собеседник осклабился.

— Ну... люди говорят, пока держатся. Урон, конечно, сильный понесли. Коннетабль то ли ранен, то ли уже на том свете. Но стоят, держат границу. Сложно, конечно, нашим без рыцарей. Хорошо хоть обороняются, а не наступают. В обороне копейщики повесомей, чем в наступлении.

У Невилла вдруг появилось чёткое ощущение, что и битва на восточной границе часть чьей-то сложной комбинации.

— Игра, идёт большая игра, — задумчиво повторил он слова Шибера Шула.