Ни тени стыда. Часть первая

Глава одиннадцатая. Достоинство.

У них был наготове запас самых глумливых шуток и самых грязных оскорблений – атаманы запретили пока распускать руки, но уж языкам бандиты, которым выпала честь пленить Воина Чести, думали дать волю. Всё забылось, когда Аркабейрам Гуллейн вошёл в круг солдат и офицеров ночной армии. Они ожидали увидеть отчаянно храбрящегося мужчину с печатью обречённости на лице, но увидели спокойный взгляд, уверенную походку, парадную форму и начищенные до блеска сапоги.

Всем своим видом Воин Чести показывал, что он их не боится. Не боится на самом деле, а не накручивает браваду, борясь с подступающим страхом. А ещё от него невидимыми, но хорошо ощущаемыми волнами исходило достоинство. С большой буквы Достоинство.

Забыв, что перед ними враг, пытки которого и мучительную смерть видели годами в сладких снах, бандиты расступались перед начальником Герцогова Ока, словно перед строгим инспектором, старались принимать позы, при которых незаметны дыры на одежде, прятали за спиной грязные руки.

Наконец, Воин Чести остановился перед Олэ Меченосцем в рыцарских доспехах и атаманом Раккой в окружении шестерых гвардейцев.

Олэ поднял забрало, и Воин Чести его узнал.

- А, чудовище! Наконец-то ты среди своих! Когда уже сделаешь татуировку и присягнёшь законам каторги?

Олэ сделал три шага вперёд и сказал так, чтобы его слышал только Гулле.

- Я не бандит. Они лишь средство на пути к цели.

- К какой цели?

- Разделаться с тобой, как часть цели истребить твой народ. Второй поединок будет в латах.

- Да хоть нагишом. Второго поединка не будет. Я пришёл к атаманам, а не к тебе. Так что… ты здесь, а не они всего лишь средство на пути к цели.

- Ты трус, Гулле!

В последнюю фразу Олэ вложил слишком много пафоса. Гулле грустно улыбнулся.

- Мы оба знаем, что это неправда. Олэ, беру назад свои слова про чудовище. Ты не чудовище. Ты просто больной человек. Очень несчастный и очень больной. У тебя там сын от голода умирает, а ты кто из нас сильнее озаботился.

- Не смей поминать Морэ!

- Смею. Ты дал ему жизнь, и не смог нести за неё ответственность. Вот ты настоящий трус, мечник. И мы оба знаем, что это правда.

Ярость захлестнула тугой волной каждую клеточку в теле Олэ. Он сразу забыл, что намеревался сразить Воина Чести в честном поединке, что иначе не сможет погасить жгучую досаду от первого поражения. Олэ, не обращая внимания, что Гулле совсем без брони, а он в полном белом доспехе, ударил его.

Будь на месте Воина Чести любой другой боец, охотник бы снёс ему голову стальным кулаком. Но Гулле успел уклониться и бросил Меченосца на землю, используя инерцию его собственного удара.

Бандиты тут же стащили Воина Чести с поверженного латника.

- Я опять оказался сильнее тебя! Я всегда буду сильнее тебя! – кричал Гулле, не делая попытки вырваться. – И, знаешь, в чём наше отличие? Мне на это плевать! Одолей ты меня в первом поединке, а тебя срази кто угодно, да хоть Найрус, я бы ни капли не расстроился! Ты знаешь мой народ, мы не лжём. Даю слово, мне очень приятно побеждать, но я не воспринимаю так болезненно поражения. Я спокойно принимаю факт, что всегда будет кто-то сильнее меня! Смирись с этим, и ты и станешь хоть немного счастливее.

* * *

Никто бы не подумал, что Гулле пленник. Да, рядом постоянно находились восемь гвардейцев при всей амуниции. Но они выглядели скорее его телохранителями, чем конвоем.

Богатый яствами стол и роскошная постель, певец с гитерном, услаждавший слух, нашлись даже какие-то книги, но Гулле не обольщался. Он знал, что изысканность обращения в первые дни плена – это такой психологический приём, тем страшнее покажутся пытки в последующие. А что пытки будут, он перестал сомневаться, когда пришёл проведать здоровье (а на самом деле убедиться насколько он крепок, какие испытания выдержит) доктор Шанкр – штатный палач нерождённых в одном борделе, которого Гулле пытался посадить, да влиятельные покровители наняли опытного защитника.

Мужчина несколько раз отсылал свою тень выйти к Найрусу или, хотя бы, найти Фейли, но здесь, несмотря на капитальные меры, которые приняли атаманы во избежание новых обвалов, всё ещё встречалось слишком много участков с открытым мелом, чтобы дозор был эффективен.

При искусственном освещении и под слоем земли, совершенно терялось ощущение времени. Гулле казалось, что прошёл один или два дня, но это с равным успехом могли быть и три, и четыре.

Наконец, Воин Чести получил приглашение на приём.

Главная зала атаманского логова дала бы фору многим комнатам дворца герцога по части убранства. Но в этой роскоши не было красоты. Никто не заботился, вешая заморские ткани на стены, подходят ли они по цвету коврам на полу. Мраморные статуи стояли в самых неподходящих для этого местах, золото и драгоценности были просто свалены в кучи. За столом, способным приютить не меньше сотни едоков, сидели всего девять человек. Разодетые в шелка и золото, но с чёрной, как воды омута, душой.

Только один Ракка был в простой одежде, лишь нацепил на руку золотой браслет.

- Приветствуем нашего достославного врага, но, надеемся, в будущем друга, Аркабейрама Гуллейна, великого Воина Чести! – подняв полный вина кубок, с пафосом воскликнул Верховный Бэй.

Впрочем, нарушать Кодекс Праведного Каторжанина атаманы не стали. Гулле усадили не за один стол с собой, а за маленький столик, стоявший так, чтобы пленник мог, не отвлекаясь от трапезы, общаться с пленителями глаза в глаза.

- Фейли. Никакого разговора, пока не увижу её, – не терпящим возражений тоном потребовал Воин Чести.

Атаманы ждали этих слов. Звонок колокольчика, и две девушки с татуировками воровок выводят Фейли из коридора.

- Дядя Гулле!

Девочка бросилась к дяде и он, не сдерживая слёз, её обнял.

- Тебя били? Над тобой совершали насилие? Тебе причиняли боль?

Получив на все вопросы ответ «нет», Гулле успокоился.

- Били, причиняли боль… Да за кого вы нас держите! – возмутился Атаман Барей Борода.

- За тех, кто придумал Ночь Девяти, – ответил Гулле, не отпуская племянницу.

- А что такое Ночь Девяти? – спросила, хлопая большими ресницами девочка-тень.

- То, что никогда с тобой не случится, если твой дядя будет благоразумным человеком, – дал туманный ответ на наивный вопрос Верховный Бэй. – А теперь вернись к себе в комнату. Проводите ребёнка. Сейчас время взрослых разговоров.

- Пожалуйста, не делайте моему дяде ничего плохого! – попросила Фейли на прощание.

- Мы этого не собираемся. Нам просто нужно очень по-взрослому поговорить, – заверил Верховный.

Она ушла. Гулле спросил, о чём же пойдёт разговор. Атаманы предложили вначале перекусить.

Гулле заставил себя есть, он знал, что впереди, возможно, пытка голодом, поэтому ему нужно запастись сил.

Трапеза была тоже психологическим приёмом. Она давала негодяям возможность тонко намекнуть на серьёзность намерений насчёт Фейли. Между едой, атаманы громким шёпотом обсуждали достоинства пленницы: нежность кожи, пышность волос, блеск голубых глаз и тонкие черты лица. Затем настал черёд настолько сальных од её фигуре и девственности, что мужчина-тень с трудом удерживался от того, чтобы не броситься на скабрезников с голыми кулаками. Ракка Безбородый на этой части представления покинул под предлогом больного зуба залу. Неистовый убийца с трудом переваривал обычай группового насилия, хоть и угрожал этим Найрусу, когда брал его воспитанницу в плен.

Набив желудки, атаманы стали держать речь. Точнее, один атаман, старый Бэй. Он повёл издалека, описал самые громкие преступления Воина Чести перед Девятью. Вспомнил, что любого из них Аркабейрам хотя бы раз арестовывал.

- …И по всей логике, мы сейчас должны с вами не делить трапезу, а смотреть ваши пытки. Но нет. Мы приняли вас по-королевски. Говорят, Воин Чести никогда не лжёт. Достойно ли вас потчевали?

- Да. Я сытно ел, и обращение было на уровне.

- Почему, Аркабейрам? Да потому, что мы умеем прощать обиды и забывать зло. Думаете, я сейчас стану пугать вас муками и угрожать племяннице?

- Да.

- А вот и нет. Я сумею убедить вас играть на нашей стороне одними доводами разума. Если бы вы знали, как я вас уважаю, Гуллейн. Будь вы каторжником, я бы сложил с себя атаманство и передал вам.

- Но я не каторжник. Я стражник. Я играю на другой стороне.

- Вы на той стороне, где интересы страны. Потому что умный человек и патриот герцогства, хотя и родились за его пределами.

- Я патриот людей, а не страны. Людям Блейрона я взялся служить пять лет назад, а не государству Блейрон. Только на этих условиях Воин Чести согласился принять Око Герцога.

- Тем не менее, люди эти живут в государстве.

- Смешно слышать от человека, который живёт в банде.

- Может, вы всё-таки дадите мне сказать до конца?

- Хорошо, говорите.

- Вы знаете, что сейчас происходит в стране. Купцы и рыцари готовы перегрызть друг другу глотку за то, чьё сословие станет правящим. Ловило – главная надежда первых. Вот только дураки не понимают, что торговому сословию впору кричать «караул!» в случае победы этого игрока. Ловило не интересуют интересы купечества, его заботят нужды исключительного одного купца. Самого себя, то есть. Он задавит конкуренцию, создаст монополию, если совместит власть денег с властью герцогской цепи. Солбар и матушка-герцогиня обещают рыцарям возвращение привилегий. Но только рыцарству невдомёк, что лишиться права умирать на турнирах очень скромная плата за отмену обязанности умирать на войне. И ещё, ни одна сторона не уступит другой без боя. И страдать будут кто? Простые люди: чомпи, ремесленники, крестьяне. Вы же знаете биографию каждого из нас. Мы никто не родились в купеческих домах или рыцарских замках. Люди от народа, как и вы, Гуллейн.

- Тем больше вам позора грабить этот народ.

- Это вынужденная мера. Как иначе подняться из грязи?.. Позднее, в учебниках обновлённого Блейрона эту пору назовут… мм…

Атаман прервал разговор, чтобы найти выписку, которую оставшийся для Гулле неизвестным умник сделал из серьёзной книги.

- А, вот! Эпоха первоначального накопления капитала. Если бы вы знали, какие богатства скоплены в этих стенах. Мы давно подумываем покончить с грабежами, разбоями и вымогательством и жить только за счёт производства. Торговля, лишь как придаток промышленности, а не как сейчас у купеческого сословия, с точностью до наоборот. Если правильно вложить деньги Девяти, то страна станет самой передовой в королевстве, а там, дальше, и весь континент будем нам завидовать. Мы дождёмся, когда купцы и рыцари ослабят друг друга и явимся третьей силой. Это случится не сразу. Придётся подождать три-четыре года. Накопить силы – Атамановы Гвардейцы только первые ласточки, дальше, мы создадим армию не хуже, чем у герцога. Подготовить толковый план захвата власти. И во всём этом нам будет сложно обойтись без своего офицера в страже. Мы отпустим вас, Гуллейн, вместе с племянницей. И вы станете нашим другом, хотя для всех вы будете оставаться нашим врагом. Мы верим вашему слову, и только в качестве символических гарантий просим назвать имена всех работающих под прикрытием – в столице их нет, но по другим городам они есть. Просим открыть важнейшие пароли и дать нам время использовать их с пользой. И, конечно, вы должны раскрыть шифр Герцогова Ока. Какие секреты между друзьями? Перехваченной документации у нас навалом, но только как её прочесть?.. Ну, Гуллейн, вы согласны?

- Нет.

- Но почему? Упрямство или есть аргументы?

- Аргументы. Первое, я не верю, что вы сможете вести честное производство. Вы привыкли решать дела, как бандиты, и будете решать, как бандиты. Второе, агенты, которых я сдам, погибнут. А я не хочу их смертей. И, конечно, немало жизней унесёт и информация насчёт паролей и шифра.

- Как нехорошо, Гуллейн. Как нехорошо… Ну, всё-таки подумайте один день. Кстати, о Ночи Девяти. Ваша племянница пожелала узнать, что это такое. Думаю, наша святая обязанность удовлетворить любопытство ребёнка. С сегодняшней ночи ей начнут рассказывать со всеми подробностями.

Гуллейн как мог постарался не выдать эмоций. Лишь промолвил:

- Если хоть один волос упадёт с головы Фейли, я замолкну для вас навеки. Вы знаете, что слово я всегда держу.

Гуллейна увели, чтобы привести на следующий день. Воин Чести опять ответил отказом.

- Ах, как жаль… как жаль… поверьте, мне, действительно, очень жаль.

Верховный Бэй ломал пальцы и качал головой. Гуллейн спокойно ждал перемены в отношении.

Короткий кивок, и к Гулле подошли четыре бандита. Треск ткани, и на пол полетел один орден, потом второй.

Гулле оставался спокоен. Это стало раздражать экзекутора. Осторожно, точно примеряясь, он отвесил Воину Чести пощёчину. Воин Чести не шелохнулся. Осмелев, бандит ударил сильнее. Жертва мужественно приняла и это испытание. Уверившись в собственной безнаказанности, бандит загоготал и смачно щёлкнул Гулле по носу, а дальше всё заняло не больше пяти секунд.

Пять секунд, и отрубленная кисть экзекутора лежит на полу, владелец фальчиона, которым это сделал Гулле, хрипит от удара в кадык, один его товарищ убегает, зажимая вспоротый живот, другой поливает все вокруг кровью из вспоротого горла.

Гвардейцы выдвинулись в сторону Воина Чести, подняв палицы. Воин Чести стал выписывать фальчионом такие фехтовальные фигуры и с такой скоростью, что бронированные бойцы поневоле замедлили шаг.

Но у Верховного были методы унять боевой пыл Аркабейрама Гуллейна.

- Гулле, или ты сейчас положишь оружие и дашь себя связать, или Фейли конец.

Когда Воин Чести оказался связан, Бэй махнул платком, и десятка два мужчин и девушек-воровок налетели на него. Они срывали с пленника награды, рвали одежду, плевались, драли за волосы, царапали, били кулаками, а когда Воин Чести упал, принялись его остервенело топтать.

- Назад! – крикнул Бэй, и толпа послушно отступила.

Воин Чести не без труда поднялся. Его лицо было в крови, а от парадной формы остались клочья.

- Вот видите, к чему вы нас принуждаете? – с казавшимся искренним огорчением сказал Верховный Бэй. – А если… очень бы не хотелось, но вы вынуждаете… если мы начнём не с ваших мук, а с Фейли?

- На этом наше общение закончиться.

- Да, вы правы. Там последний довод, его надо беречь. Подумайте ещё раз, Гуллейн. Это самое начало.

- Тут нечего думать. Мой народ не умеет предавать.

- Доктор Шанкр, он ваш.

Когда Гуллейна увели в компании довольного врача-палача, в залу вошёл Олэ Меченосец.

- Господа, почему не выполняете моё условие? Вы обещали Гуллейну право на поединок.

Атаманы засмеялись и послали Ракку, сдружившегося со Смертником, разъяснить ситуацию.

- Понимаешь, браток, – сказал Ракка, отведя мечника в сторонку. – Ситуация чутка поменялась. Заметил, трупы вынесли? Гуллейн парней положил, мы едва моргнуть успели. Ты что, серьёзно хочешь, чтобы мы добровольно вручили ему меч и позволили одеться в латы? Да он нам тут бойню устроит часа на два. Я, поверь, сам хотел его убить, да непременно один на один, а тут глянул и понял: не сдюжу.

- Я – сдюжу, – холодным голосом ответил мечник. – Мне нужен ещё поединок.

- Ну, мало ли что кому нужно. Воля атаманов, что никакого поединка не будет. И баста. Тебе… это… того… большое уважение… ну, и всё. Возвращай латы братве, и… в общем… проводят тебя.

- Так вы что… использовали меня что ли?

- Жизнь она такая. Все кого-то используют.

- Хорошо, я уйду. Но заберу с собой Фейли. Не бойся, стражникова поросль умрёт.

- Э, нет. На малую у стариков большие планы. Меня, честно, воротит от этого, но… старикам нравится, и мне приходится тоже участвовать. Через силу, закрыв глаза, но участвовать. Иногда получается придумать, как уклониться. А иногда нет.

Услышав, что ждёт девочку-тень, Меченосец нахмурился и сжал рукоять меча до хруста в костяшках.

- Передашь старикам, Смертник требует, чтобы Фейли избежала их похоти. Если хотят, пусть убьют её, но без пыток и насилия.

Ракка грустно вздохнул.

- Смертник… браток… ну… чего ты городишь-то? Какое «требует»? Кто ты, а кто они, чтобы тебе что-то требовать? Здесь у нас армия, браток, настоящая армия, даром, что ночная. А ты один. Давай, сдавай латы, и топай к гвардейцам, они тебе глаза завяжут и к выходу. Потом ещё немного по городу поводят в таком виде, ну, чтоб не запомнил дорогу… сам знаешь. Иди скорей, а то, чую, найдёшь ты проблем сейчас на свою голову.

Олэ положил руку на плечо Ракки и с чувством сказал:

- Мы с тобой сражались бок обок. Поэтому совет. Если твои старшие товарищи не передумают этого делать с Фейли, просто… не вставай у меня на пути, когда я вернусь!

И не дав Ракке ничего ответить, Олэ ушёл сдавать латы. Прежде чем он покинул логово, его ждало неожиданное послание. Гонец принёс атаманам дары от желающего подружиться с ними мужчины. В качестве главного подарка выступало изысканное вино, которое уже проверили на людях и зверях – нет, не отравлено.

И этот же человек интересовался, не покинул ли ещё ночную армию парень по кличке Смертник. Узнав, что он как раз собирается, гонец передал ему письмо. Очень короткое.

Так ты у нас теперь Смертник… Узнал о твоих «подвигах». Повесился с горя, да забыл, что дышать не умею. Стыдно за тебя, друг. Такую компанию испортил. Не ищи меня, я сам тебя найду. Поброди ночью по центру города. Надо поговорить, очень серьёзно поговорить.

Кай.

Оставив атаманов дегустировать вино Кая (что за чушь? Зачем вампир хочет подружиться? бандиты, формально, очень религиозны и не примут в друзья нежить), Олэ дал себя увести к выходу.

-…Славное вино, ой, славное! Кстати, надо бы размяться перед Ночью Девяти, братья-атаманы, а? Приведите какую-нибудь девку из заложниц!

Но ничего не получилось. У всех атаманов, кроме Ракки, не пившего вина вообще, что-то произошло с мужской силой. Она ушла, не сказав, когда вернётся.

- Этот… как его… Кай… он… подсыпал что-то в вино! Не яд, но поганое снадобье от томлений плоти! Да этот шут-самоубийца хоть понимает, кого вздумал разыграть? Он оставил свой адрес, назвался настоящим именем, и… и всё равно осмелился над нами посмеяться! Да что эта тварь, так сдохнуть мечтает?!

Что Кай Велестос уже давно формально мёртв, атаманы даже не предполагали.