Ни тени стыда. Часть первая

Глава девятая. Дорога террора.

— ...Нет, Клинвер, нет! Мало того, что истреблять народ Теней слишком жестоко, так ещё и не решает проблему, точнее, дарит вместо неё другую.

И Найрус напомнил некроманту, — готовому, если б не раны, бежать на родину, сообщить жуткую новость, что Чума теней мутировала до формы опасной для магов, — о бесах-убийцах. У него, как учёного, нет сомнений: Бешенство теней будет поражать и потомков магов, принявших участие в охоте на светловласый народ. И если вспомнить, каких бед способен натворить бес-человек... то даже в страшном сне лучше не видеть, к каким последствиям приведёт появление беса-мага.

— ...Не забывайте. Все заклинания боевой магии, которые вы осваиваете годами, а какие-то столетиями, он будет знать в совершенстве с самого пробуждения Бешенства — окончание грудного возраста. А возможно.... Поймите, нам знакома реакция природы на уничтожение этого народа мечом, кинжалом, голыми руками, а где-то их даже сжигали на кострах, но ни разу... ни разу ни один мужчина или женщина-тень не были убиты магией. Возможно, природа среагирует на убийства через колдовство чем-то... чем-то посерьёзней Бешенства теней.

— Но это что-то... оно же будет поражать сыновей и дочерей только охотников-магов? — нехотя попытался оспорить доводы профессора Клинвер. — Можно создать особые отряды из добровольных аскетов: никаких контактов с женщинами, никакого потомства.

— Охотникам-людям не удалось подобное, одно свидетельство живёт в доме Воина Чести, — вспомнил Морэ Найрус.

— Ну, а мы сумеем! — Клинвер сделал настолько эмоциональный жест, что чуть не сполз с кровати. — В нас больше ответственности! Маги — не люди.

— Именно, маги не люди. Незапланированный ребёнок. Маги живут в десятки раз дольше. Там фактор случайности гораздо острее.

— А если маги-охотники будут сами себя добровольно стерелизовывать чарами?

— А вы уверены, что когда очень захочется, они не сумеют себе всё вернуть другими заклинаниями? И опять фактор случайности, например, ошибка с заклятием. А может произойти ещё и так. Ненависть к народу Теней, когда захлестнёт магов, как поразила королевства Угрозы, она... Солидная часть бесов, особенно их первая волна, как я понимаю, это дети не охотников, а людей, которые просто поддались панике. А теперь представьте, что маг, который не входит в отряд ваших аскетов, случайно встретил кого-то из Теней, и страх заставил кинуть огненный шар.

— Ну, уж, нервы магов по определению крепче человеческих. Я, например, с пяти лет вожусь с мертвецами.

Найрус грустно улыбнулся и напомнил решившему вступиться за честь расы некроманту, то, с чего начал речь, как он выведал истинные цели экспедиции у Лигера.

— Нет. Вам тоже ведом страх. Я сам видел.

— Но не боевым магам! — вмешался в разговор Заревингер.

Он говорил с трудом, чувствовалось, идея геноцида народа Теней ему нравится ещё меньше Клинвера, но белый маг пока не видит иного выхода.

— Господин Найрус... Ваши мысли об убийствах магией.... Всего лишь предположения. Возможно. Вы постоянно говорите «возможно».

— Да, это предположения. Но предположения учёного, которых с младых ногтей в науке. А сейчас я вас ещё больше напугаю. Итак. Победа охотников. Последний из народа Теней погиб. И? Думаете, это конец?

Чёрный и белый маг почти одновременно кивнули.

— Да ничего подобного! Природа для чего-то защищает народ Теней! Или тот мудрец небесный, о ком любят говорить в церкви.... Я не знаю, я не очень разбираюсь в религии. Но я разбираюсь в законах природы. Пока мы их не понимаем, она кажется нам хаосом. И лишь потом нам открывается, что в природе по большей части царит гармония, баланс, биологическое равновесие. Народ Теней не пришелец из иных миров, как, например, какие-то чудовища, за которыми ведут охоту в том числе и белые маги.

Заревингер дёрнул плечом при этих словах. Найрус понимал почему. Лигер говорил, что его спутник в белой накидке уже бился с чудовищами из тёмных миров. И не только Лигер. Разговор с Нейком не закончился на призыве держать себя с магами открыто.

— Если не истребить пришельца — беда, — продолжил Найрус. — Наш мир не рассчитан на таких чудовищ, для них нет здесь пищевой ниши. А народ Теней... часть нашего мира! Если они существуют столько времени, значит, давно вписаны со всеми своими напастями в общую канву мироздания!

— Вы точно ничего не путаете? — поморщился то ли от боли в ранах, то ли от аргументов профессора чёрный маг. — Канва мироздания, часть нашего мира... ведь, получается, в конечном итоге, они грозят гибелью всему живому в нашем мире. Исчезновению самого понятия жизнь.

Найрус очень хотел соврать что-то красивое, но вспомнил совет Нейка Шанса и решил идти до конца в сторону честности и открытости. Как бы им гордились сейчас Блич и Фейли с их природной верой в то, что это единственная правильная дорога.

— Да, грозят, но в наших силах, уверен... Больше! Нам просто предначертано законами биологического равновесия... или Волей Света, силой Создателя... как угодно назовите... предначертано эту угрозу остановить. Но не карательными мерами! А найти иной выход! Лекарство или способ предупреждать болезнь. Они же и сами не знают причину, почему их тень становится чумной, не понимают, когда это происходит! Люди выжили много лет назад, не перебив светловласый народ, значит, справимся и сейчас!

Найрус ещё раз, с новыми подробностями, рассказал о пропавшей книге.

— Вернёмся к моменту, когда последний из народа Теней скончался. Я не зря обещал вас напугать. Так вот, если природа так яростно отзывается на их убийства, то какой будет реакция на полное истребление? А вдруг в наказание нам придёт такое зло, от которого уже нельзя будет найти лекарство?! А что если, — голая гипотеза, но всё же, — функция народа Теней, что они своим существованием, опасным, очень опасным существованием, сами того не подозревая, сдерживают приход чего-то более жуткого? Пример. Я был в жарких странах. Там держат дома таких зверьков, мангустов. Жить с мангустом — это риск быть случайно укушенным им. Но жить без мангуста... это значит, пустить в свой дом змей. Змеями кишат жаркие страны.

Профессор вытер платком со лба пот, словно наяву переместился в пышущую жаром страну змей и мангустов. На самом деле он просто очень сильно нервничал. Найрус играл по самой высокой ставке. Если его красноречие не произведёт впечатления, всё, можно считать народ Теней вымершим. И Найрус будет главный виновник. С одним охотником его иллюзии насчёт своего дара убеждения уже обернулись бедой.

— На первый взгляд это замкнутый круг, где нас в любом случае ждёт смерть. Или от Чумы теней или от потомков палачей целой расы. Но знаете, как не проиграть в беге по кругу?.. Не входить в круг! Мы отринем террор и пойдём путём человечности... я не знаю аналог этого слова для магов... но вы же меня понимаете?

Конечно, они понимали его. Особенно, Заревингер. Нейк Шанс вспомнил этого мага, продолжив делиться знаниями о колдовской расе.

— Моё мнение, — сказал продавец заговоров, когда они уже вышли на улицу, — могу и ошибаться. Многие отмечают у магов снисходительное отношение к людям, высокомерие. Да, это есть. Но... но вспомни сколько живут на планете маги, а сколько люди? Сколько веков живёт каждый отдельный маг, а сколько человек? О серых и чёрных не скажу, но колдуны в белых накидках, думаю, относятся к нам как к детям. И мы ведь, действительно, относительно их века — дети.

Нейк остановился. С печальным прищуром человека, который потерял шанс завести семью, всмотрелся в детей, которые играли во дворе.

— Они не понимают нас, не принимают в свои беседы, смеются над нами, не вмешиваются в наши войны — мол, дети сами разберутся... но если что-то серьёзное, то....

Какой-то пьяница заорал на малышей, что они ему мешают спать и замахнулся палкой. Найрус хотел арестовать на пару дней мужчину, но Нейк разобрался народным методом.

Отбросив сломанную о спину пьянчуги палку, он утешил, подарив медную монетку, малыша, которому больше всех досталось. Найрус осмотрев плечо мальчишки, сказал, что ничего страшного, простой ушиб.

Через сотню шагов Нейк снова заговорил о магах.

— Я не коренной блейронец. На своей родине встречал как-то одного мага по прозвищу Клинок Гнева. Скажу тебе, опасный мужик — лучше не беси. Те, кто видели колдуна в бешенстве, вспоминали его, распивая эль в таверне, как последнюю сволочь. А я слушал их рассказы и мотал головой. Потому что помнил его не в приступе гнева, а обессиленным после битвы с чудовищем, которое жгло посевы и жрало крестьян. Мародёры ограбили мага, и ещё избили, прямо раненого, не могущего ответить. За что? А с досады. У мага совсем не оказалось денег, а меч, который надеялись продать... никто из мародёров не смог даже оторвать от земли. Да, магическое оружие-то, оказывается подвластно лишь предназначенному владельцу. Так вот, я бы на его месте после такого возненавидел весь наш род. А этот мужчина... через год в той же деревне появился сын убитого монстра. И вновь летали огненные шары, и вновь магический меч пил кровь чудовища...

— Это Заревингер! Он в городе! — радостно воскликнул Найрус. — Сказать, где он остановился?

— Нет, — печально вздохнул Нейк. — Не стоит. Я... я... думаешь, откуда я знаю такие подробности истории про мародёров?

Профессор молчал, но по его лицу было видно всё, что он теперь об этом человеке думает.

— Мы все не святые, Найрус. Не смотри так. Я уже давно расплатился за тот грех. Нет, Клинок Гнева не помнит меня, я был в маске. Мне просто стыдно ему смотреть в глаза.

И вот теперь, в маленьком номере гостиницы «Любимый гость» Найрус стоял перед тем, кто смог проявить человечность, даже будучи магом, нашёл в себе силы простить и забыть, и думал, как закончить разговор так, чтобы Заревингер опять показал свои лучшие качества.

— Я опускаюсь перед вами на колени. Я в ваших руках. У меня есть и личная причина желать этой расе выживания. Я люблю народ Теней, когда-то я любил одну жен... Я с малых лет дружу с ними. И... в общем, вы не только подпишите приговор целой расе, если сообщите в Пелинорг или родной магический город... но и мне. Я доверился вам, я был чист перед вами, как на исповеди. И отдаюсь целиком вашей воле.

Заревингера не нужно было больше уговаривать. Белый маг помог профессору подняться и сказал, что как бы ему ни был противен Лигер, он всё равно не сообщит муниципалиями о его чумном брате. И дал клятву своей и чужой маной.

Сложнее оказалось с чёрным магом. Клинвер долго мялся с ответом, теребил одеяло, менял позы.

— Не нравится мне... очень не нравится эта идея... но я... я тоже соглашусь. Ради Лигера. Конечно, жизнь мне спасла Крапивная Рубашка, но магия старика не дала стать калекой.

Настал черёд второй части плана. Чем конкретно могут помочь маги. Найрус, помня о неудачном опыте с Лигером, даже не заикался, чтобы колдуны приняли участие в битве с атаманами. Нет, никакого сражения. Просто поиск их логова. Где, несомненно, не только Гулле и Фейли, но и архив исследований.

Хотя, рассказ о зверствах Девяти произвёл впечатление.

— Ублюдки! — крикнул Заревингер и, отвернувшись, сделал долгую паузу, чтобы остыть от гнева. — Вот, ещё одна причина, почему наши расы так плохо контактируют, — сказал он, успокоившись. — У магов есть суд, но нет преступности. Преступности в вашем понимании. Среди нас есть негодяи, есть сволочи, есть чернокнижники, которые пустили в душу Тьму. Но я не слышал ни разу... например, о магах-разбойниках. Из того, что я знаю о народе Теней, им тяжело понять саму идею войны. Выше нашего понимания идея преступности. Во всяком случае у магов Белой фракции, не в обиду тебе лично, Клинвер.

Боевой маг задумчиво положил руку на меч и повернулся к Найрусу.

— Профессор... вы... вы уверены, что вам хватит сил в битве с атаманами?

Заревингер не сказал ничего личного, но интонацией, позой, мимикой открывался Найрусу так же, как до этого Найрус Заревингеру. Он готов был обречь себя на разбирательство Магического Трибунала, на муки совести, правильно ли поступил, вмешавшись в «ссоры одних детей с другими». Если только Найрус позовёт. Но глазами боевой маг просил этого не делать.

— Ещё не знаю как, у меня чуть больше полусотни бойцов, но я найду способ навалять уродам и без огненных шаров и магического клинка. Только поиск, белый маг, только поиск.

Заревингер взглядом выразил Найрусу признательность и убрал руку с меча.

Дверь скрипнула. На пороге появился Лигер. Увидев Найруса здесь, он чуть было не схватился за сердце, но узнав, что Клинвер и Заревингер не будут сдавать чумного мага и не покинут экспедицию, заплакал как ребёнок от счастья.

* * *

— ...Ну же, господин маг!.. Неужели опять не выйдет?

Во дворе головного здания стражи Лигер пытался повторить то же заклинание, что с чернильницей и перьями, вот только в качестве объектов теперь выступало оружие бандитов. Но каждый раз нить поиска вела в ледник с трупами. Чтобы протянуть её в логово атаманов, нужна была вещь того, кто с ними ушёл, а не пал на поле сражения. Лигер надеялся, кто-то что-то обронил, покидая дом Гулле. Но нет. Правда, один фальчион привёл в сточную канаву, где нашли умершего с перепоя татуированного мужика, а забывшего в доме Воина Чести топор другого мужчину обнаружили в леднике, но не стражи, а в центральном городском, куда свезли трупы погибших в ночь смерти Смотрителя.

Оставив Лигера продолжать попытки, Найрус обошёл здание, чтобы узнать, как дела у Заревингера. Клинок Гнева сразу признался, что не силён ни в какой магии, кроме боевой, но одно заклинание Поиска помнит.

Найрус плохо понял суть, но метафорически это звучало так: колдун спросит у солнца, где оно последний раз видело атаманов (пришлось найти в архивах стражи точные портреты).

Увы, и у Заревингера успехов не намечалось. Ещё немного поколдовав впустую, Клинок Гнева сказал, что должен срочно встретиться с Клинвером. Возможно, чёрный маг сможет со стороны оценить, что он делает не так.

Найрус показал ледник стражи, но Клинок Гнева настоял, что они с Клинвером должны поговорить наедине — без посторонних слушать, как такой молодой маг отчитывает за ошибки, будет не так унизительно.

В леднике Клинвер, чихая, сетовал, что с его ранами ему ещё и суставы не хватало застудить «для полного счастья», и пил горячий чай. Судя по тому, что мертвецы лишь дёргали руками и ногами, чёрного мага тоже подстерегла неудача.

— О, Заревингер, друг! Чаю?

Клинвер поднялся, чтобы лично поприветствовать белого мага. Но белый маг вместо того, чтобы пожать руку, выбил костыли. Падение отозвалось болью в ранах, и Клинвер закричал.

— Дружище, ты чего?! — в голосе некроманта слышалась обида.

— Мертвые крысы тебе друзья! — в гневе сказал Заревингер и не дал Клинверу подняться, наступив на грудь ногой.

— Ого. Новый подвиг Белой фракции — бить раненых?

— Такие как ты... не заслуживают благородства.

— Ты знаешь, я слышал от людей, что это глупая фраза. Один рыцарь сказал, что благородство оно или есть постоянно, безо всяких «тот не заслуживает», «этот не заслуживает», или его никогда не было. А теперь говори, что произошло.

— Что произошло? У тебя ещё есть наглость спрашивать?! Ко мне уже давно должна была вернуться хотя бы часть маны, но колодец по-прежнему пуст!

— Ну, может, стоит себя вести немного иначе? Бабушка меня маленького пугала, что мана покидает колдунов, которые плохо себя ведут.

Словно и не было никакой дружбы и братания. Вновь чёрный маг и белый ненавидели один другого. Но уважение, какое испытывают все отмеченные печатью мужества, к хладнокровию перед угрозами, пробилось в душу Заревингера даже сквозь гнев.

Заметив, что Клинвер не тушуется даже в такой ситуации, белый маг убрал ногу с груди, а руку с меча и помог некроманту подняться.

— А извинения?

— Перебьёшься! Быстро рассказывай: как умудрился поставить на меня Паразита в момент передачи маны?

— Никакого секрета здесь нет. Всего лишь поджимаешь большой палец.

— Почему я не заметил?

— Я тебя отвлёк своей блистательной улыбкой.

Чёрный маг улыбнулся. Заревингер больше не мог на него злиться. Он махнул рукой, сел за столик и попытался подогреть себе чай заклинанием.

— К Тьме твои шутки! Нет маны даже чай вскипятить!

— Ну, извини. Это было до того, как мы стали друзьями. Я тебя тогда знал только с неприятной стороны.

— Положим, я тебе верю. Но почему ты не исправился сразу, как мы зарыли топор войны?

— А вот тут проблема. Я знаю, как колдовать Паразита незаметно, но ещё не успел выучить как снимать, чтоб жертва не прочухала. А признаться лично, что на тебе мой Паразит... Извини, опасался. Ты, как успел сам заметить, далеко не образец спокойствия.

Заревингер закатил глаза.

— Ты ребёнок, Клинвер, ты просто безответственный ребёнок... Тебе вообще в голову не приходило, что рано или поздно я всё равно догадаюсь?

Белый маг протянул ладонь для рукопожатия и попросил прощения. Но на просьбу снять Паразита Клинвер замялся, а потом попросил дать слово ничего не рассказывать Лигеру, иначе, точно исключит из экспедиции и отправит скучать домой.

— В общем, у меня нет маны не то, что снять заклятие, а... сам видишь. Мертвяки едва шевелятся. Виселицу и прочие удушки ещё могу колдовать. А прочее...

— Это из-за ран?

— И да, и нет. Кровопотеря меня ослабила. Но даже с этими силами я бы заставил хоть на три минуты мертвеца подняться. Нет, после ранения... боюсь, я породил... породил одержимого.

— Я не разбираюсь в сортах некромантского дерьма, прости за грубость. Что за одержимый?

Клинвер рассказал, что когда маг, долго работавший с некромантскими заклятиями, получает ранение, то часть маны высвобождается и летает несколько дней, обычно вдоль реки. Если на реке происходит в этот срок насильственная смерть, магическое облако порождает нежить класса «одержимый».

Чаще всего одержимые гибнут в первые же минуты естественным путём. Река сжигает их, словно огонь — давний договор то ли с элементалиями воды, то ли с водяными, то ли с какой-то подводной нечистью. Он пропустил эти уроки в школе, точнее не помнит. Чтобы случился полноценный одержимый, или в первые полчаса его должен кто-то выловить из воды, или смерть должна произойти на берегу.

-...Так вот, этот одержимый и пьёт сейчас через мои раны мою ману для поддержания формы. Когда раны зарубцуются, лавочка закроется... или не закроется, но в таком случае всё совсем плохо — если перестанет хватать маны, он выпьет из меня жизнь... а может через Паразита и из тебя...

— А можно без «может»?!

— Я точнее не помню.

— Дай угадаю, господин некромант высшей категории. Ты прогулял этот урок в школе?

— Можно не так ядовито? У меня был сложный подростковый период.

— Почему был? По-моему, продолжается.

— Мы собираемся состязаться в подначках или решать проблему? В чём подлость, я не могу почувствовать одержимого, только он меня прекрасно чувствует. То есть, где он, я не знаю. Скорее всего, бродит туда-сюда по берегу.

— Город стоит на левом берегу Блейры. И через него текут три её притока, один судоходный. Можно более точные координаты для поиска?

— Нет. И... стоит ли тебе, дружище? Данный мертвяк самая опасная форма нежити после личей. Теоретически одержимый исчезнет сам, когда успокоит свою одержимость — убьёт убийцу. В принципе, это будет справедливо. Не думаю, что там в роли убийцы какая-то милая девушка или какому-нибудь доброму мальчику Свет даровал силу отбиться от разбойника. Нет. Скорее всего, один урод утопил другого, так пусть и получит своё. Тебе незачем рисковать жизнью.

— Нет, Клинвер. Это магов рук дело, и магам исправлять ситуацию, — белый маг вздохнул и сокрушённо покачал головой. — Сколько же бед мы уже принесли этому городу, Клинвер. Вначале бес, теперь... одержимый.

Но призыв «посовеститься вместе» прошёл мимо ушей чёрного мага.

— Беса выпустили не мы, а один из людей. Одержимый возник из трупа человека, убитого человеком. И после того, как меня ранил человек. Пусть, я сам виноват, а она настолько красива, что я её уже простил и... будешь смеяться, ещё бы раз хотел встретить... всё равно. Не переноси всю вину на нас.

Заревингер решил, что отправится на поиск одержимого, как только будет возможность тактично улизнуть от поисков архива. Случай такой скоро представился.

Найрус привёл магов в тюрьму, где в допросной сидел видный бандит Лам по кличке Паук. Лицо Лама было изуродовано вчерашней встречей с Невиллом Тяжёлая Рука.

Найрус помнил, как говорил с Невиллом после этого. Как угрожал уволить немедленно из Ока, если подобное повторится. Как Невилл опять защищал свою позицию. Как не сдал её, когда Найрус выяснил, что избиты ещё и стражники, за деньги Ловило отогнавшие свою карету, тем позволив купцу устроить ловушку.

А потом они вышли на улицу, увидели знак войны между Столицей и Тропой, и уже почти уволенный Невилл чуть ли не в ноги упал с просьбой оставить его — он поверил как никогда в победу и не хотел упускать возможности приложить к ней свою «тяжёлую руку».

Найрус воспользовался моментом, чтобы взять клятву ничего отныне не предпринимать без ведома начальства, доверять своему руководителю.

— Пожалуйста, без лишнего насилия, — попросил Найрус магов. — Рядовых стражников в логово приводят с закрытыми глазами. Вожаков, нам кажется, нет. Может... просто прочтёте его мысли?

— Первое, — сказал Лигер, — у меня нет столько маны. Второе, это надо было делать до избиения. Сейчас на его мыслях блок боли. Я его не взломаю, тут нужен специалист именно по магии Разума. И третье... подобные процедуры опасны для психики людей. Так что, не самый гуманный метод.

Найрус, оставив на время магов, попытался добиться правды от Паука методами психологического воздействия и получил только пару плевков.

— Ничего ты от меня не добьёшься! Даже если Тяжёлая Рука не заставил поступить неправедно, чего стоишь ты, тюфяк? Да хоть на куски режь — Паук не отречётся от атаманов! Когда закончится чехарда с цепью герцога, меня всё равно повесят, так вот, знание, что Воин Чести подох, — да, до тюрьмы дошли слухи, — а его племянницу проведут через Ночь Девяти, согреет мне душу перед смертью.

Паук с глумливым смехом открыл Найрусу такие моменты группового насилия, что он, забыв клятвы не добиваться правды грязными методами, чуть было не начал резать его кинжалом.

— Идиот! Заткнись немедленно! Мы подарим тебе жизнь, если...

— На что мне жизнь с клеймом неправедного? Нет уж, лучше умереть честно, на виселице, чем как крыса с ножом в спине за предательство. Тебе этого никогда не понять, тюфяк!

Пошли новые плевки и перечисления испытаний, которые предстоят Фейли. И Найрус сдался.

— Колдуны, он ваш. Любыми методами.

Белый и серый маг посмотрели на Клинвера. Клинвер тяжело вздохнул.

— Опять на чёрных магах вся чёрная работа.

Вид ковыляющего на костылях, всего в бинтах колдуна вызвал у арестованного вожака просто гомерический приступ хохота.

— Тюфяк... ты нашёл, конечно, кому сдать допрос! А-ха-ха! Что сделаешь, калека? Упадёшь на колени и попросишь «пожалуйста»?

Но чем ближе подходил Клинвер, тем меньше веселья оставалось у Паука. Лицо чёрного мага было бесстрастным, но это пугало больше, чем ярость Невилла или гнев начальника Ока.

Несмотря на потери, которые Клинвер нёс ежесекундно от существования одержимого, ему удалось набросить краткосрочную Виселицу. Потом Паук рухнул на пол, Клинвер встал на колени и приложил руку к его груди.

Паук дёрнулся и стал глотать ртом воздух.

— Что это? — спросил Найрус.

— Сердечное удушение. Увы, тоже короткое. Я не могу... с такими ранами колдовать долго. Можешь снять часть маны с меча, Заревингер?

Но Заревингер уже вышел, хлопнув дверью и ругаясь, что он не будет участвовать в пытках и позорить белую накидку. На улице колдун тут же поймал карету, доехал до истока Рогны и оттуда начал поиски одержимого.

Тем временем, в допросной продолжался поиск маны для пыток.

— Тогда с магического шара, господин Лигер. Совсем немного. Можно?

— Мана с магических предметов не годится для заклинаний некромантии. Я думал ты хоть в ней специалист.

— Для оживления мертвецов нет, для Могильного Глаза сойдёт. Да, я, действительно, специалист.

Клинвер не был уверен, может ли одержимый забирать через него ману ещё и с магических предметов, но очень надеялся, что нет.

Когда Клинвер вторично коснулся, зарядившись от шара для общения на расстоянии, груди вожака, Паук забился, как в конвульсиях, а затем резко застыл. Глаза его были вытаращены, а дыхание участилось.

На лице казалось бы несгибаемого бандита проступило выражение самого настоящего ужаса. Того, чего не смог добиться Тяжёлая Рука дюжиной ударов, Клинвер вызвал одним лёгким касанием.

— Что ты делаешь?

— Всё в порядке, Найрус, ему ничего не угрожает, кроме потери некоторых иллюзий. Я просто показываю все ужасы смерти. Он был уверен, что знает о смерти всё. Но всего не знают даже некроманты.

Когда Клинвер убрал руку, Паук походил не на грозного бандита, а скорее на запуганного насмерть ребёнка, как-то попавшего в тело сорокалетнего мужчины.

— Ты хочешь, чтобы это повторилось? — ледяным голосом спросил чёрный маг.

— Нет, — слабым, как у умирающего, голосом ответил бандит.

— Ты всё ещё стремишься по ту сторону? Считаешь, что лучше умереть, чем предать атаманов?

— Нет... что угодно, лишь бы ещё пожить... не попадать... по ту сторону.

— Тогда рассказывай.

Увы. Вожаков тоже вели к логову с завязанными глазами. Лишь атаманы и гвардейцы знали вход, а единственный пленный гвардеец — вожак, захваченный Гулле в гроте, — уже погиб, ввязавшись в драку с другим заключённым. А Пауку всё, что было известно, что это какое-то подземелье с множеством коридоров.

— Архив утерян навеки, — пессимистично заявил Лигер. — В городе тысячи достаточно больших зданий, чтобы скрыть подвал любой глубины и разветвлённости. Можно только исключить Речной квартал, там почва не позволяет.

Найруса покоробило, что все печали об архиве, а Воин Чести — погибай вместе с племянницей; но он сдержался — времени на упрёки не было.

— Не соглашусь.

Найрус пригласил магов вернуться обратно в головное здание. В карете профессор развернул карту города и окрестностей.

— Понимаете... Гулле мог прислать из плена свою тень. Но он этого не сделал. И Фейли не сделала. Какой вывод? Там есть мел! Много мела! И слова бандита о коридорах под землёй натолкнули на мысль... — Найрус ткнул в место на карте. — Здесь была раньше меловая пещера. Потом её засыпало. О ней забыли. Видимо, атаманы прорыли туда ход с города и.... Вот почему стража так долго и безуспешно искала логово. Оно было не в городе, а за городом.

— Хм, — сказал Лигер, — а в городе ходят слухи, что лесные бандиты объявили войну городским. В таком случае, лесным не позавидуешь. Атаманы у них в тылу.

— Нет, — отрезал Найрус. — Хода в лес, уверен, не существует, иначе Тропа его бы давно вычислила, только в город. Тут скорее ирония в том, что по всей логике Тропа начнёт брать город измором. И атаманам дополнительная досада — чувствовать, что те, кто перерезал контрабанду и дурман, ходят.... Ну, вот буквально у них над головой. Тут... скорее ассоциация, как если бы ты попал в очень глубокий нужник, выбраться не можешь, криков не слышно, а кто-то сверху всё ходит и ходит... по большой нужде ходит.

Оба мага странно изменились в лице. Найрус предположил, что такой грубый юмор режет им ухо, и пообещал себе впредь стараться шутить поизящнее.

— Ну, что? Можно атаманов брать?

— Нет, Клинвер. Начнём мы раскопки в лесу — атаманы успеют уйти

— Но искать ход из города это как иголку в стоге сена!

— Кстати, с помощью магнита или ножниц найти иголку в стоге сена достаточно просто, — профессор довольно засмеялся. — Наука, ребята, наука, — и, спохватившись, добавил: — Впрочем, и магию я тоже теперь очень уважаю.

Карета остановилась, и её пассажиры практически сразу же наткнулись на Шибера Шула и его рыцарей.

— Как это прикажете понимать?! — кричал королевский сыщик, размахивая объявлением о терроре. — Убивать, пусть бандитов, но без суда и следствия! Да кем вы себя возомнили?!

— Как это прикажешь понимать? Да кем ты себя возомнил?! Убивать своих, забыв про суд и следствие! — оттолкнув Шибера, Найрус побежал к Невиллу, скучающему возле другой кареты и трупа с раздавленным черепом.

Судя по значку на ливрее, это был дежурный расследователь, от которого Ловило и узнал, с кем ужинает в десять вечера начальник Герцогова Ока.

— Мы собирались его просто уволить! Ты... ты мразь, Невилл! Это уже не избиение, это банальное убийство!

— Это несчастный случай, — равнодушно ответил офицер по кличке Тяжёлая Рука. — Менял заднее колесо и... видимо небо наказало за предательство.

Найрус закрыл глаза и громко выдохнул.

— Пойми, Найрус, дружище. Нельзя спускать такое! Предательство... Если будем спускать такое...

— Я тебе поверил... но тебя не исправишь! — сказал Найрус, подняв веки и сверкнув очами. — Сними ливрею. Ты уволен без права на восстановление.

— Найрус! Мы же вдвоём писали объявление... политика террора.

— Мы писали, чтобы только запугать бандитов! Чтобы дать понять... забыл? И террора по отношению к ночным солдатам, а не оступившимся своим. Ливрею сними. Немедля!

— Что? Ты на поворотах-то лошадей придержи. Без меня тебя бы раздавил этот слизняк, — Невилл сделал красноречивый кивок в сторону сразу забывшего про объявление сыщика. — Борясь с грязью, нельзя не испачкаться!

— Немедленно снимай ливрею.

— Успокойся, профессор. Подумаешь, одним предателем стало меньше. Тем более, я не причём, это несчастный случай.

— Форму — на склад! Живо!

Невилл скрестил руки на груди и сменил тон на угрожающий.

— А, можно немного больше уважения к человеку, который себя всего страже отдал? Ты — без пяти минут неделя, как стражник. И будешь со мной в таком тоне разговаривать? Мало того, что тюфяк, так ещё и неблагодарный. Кто твою поганую жизнь спас, а? Видно мало тебе пощёчин купчик надавал.

Найрус не был специалистом в пощёчинах. Поэтому от его ладони во рту у Невилла не стало солёно, и даже щека лишь слегка покраснела.

Впрочем, когда до пожилого стражника дошло, что да, при всех и кто? — тюфяк позорный! — буквально за несколько секунд у него побагровело всё лицо. Свидетели из числа рядовой стражи замерли, ожидая худшего. Более расторопные бойцы Ока взяли наизготовку алебарды.

Но ничего не случилось. Невилл не обнажил меч, а стянул ливрею, бросил её под ноги Найрусу и ушёл, не сказав ни слова.

* * *

На этом берегу Рогны если кто и был чем одержим, то пьянством. Несколько раз белому магу приходилось пускать в ход кулаки — не бить же хмельных задир магическим оружием.

Старожил реки, — плешивый мужчинка, правивший новой (только с верфи!) большой лодкой, — на расспросы об ожившем мертвеце вообще рассмеялся и так убедительно рассказал о том, что на этих берегах, если забыть про пьяниц, тихо, как в полночной церкви, что Заревингер уже начал сомневаться в существовании одержимого. А уж не разыграл ли его некромант?

— Чем плохая ставка сапоги? Это хорошие сапоги! Да чтоб я сдох, если плохие!

Но охрана игорного дома была непреклонна. Проигравший всё, кроме обуви и одежды, мужчина сплюнул, натянул обратно сапоги, вернул на них золотые шпоры и пообещал, что когда вернётся отыгрываться, то на последней ставке закроет игорный дом.

— ...И тогда ты, бугай, будешь у меня мыть полы в нужниках. Да-да, полы в нужниках, не будь я Кай Велестос из рода Велестос!

Плешивый лодочник и белый маг вместе посмеялись над жертвой азарта, но Заревингера веселье отпустило, когда он понял, кого нежданно встретил.

Белый маг положил руку на меч, который уже отозвался на его гнев знакомым гудением. К Тьме всех одержимых мертвецов всех берегов всех рек мира! Сейчас Заревингера Зируса интересовала только одна нежить.

— Ну, шут рукокрылый, сейчас ты сполна заплатишь за Коричневую фракцию!

— Да я за самого себя заплатить не могу, какая уж тут фракция! — раздражённо махнув рукой, сказал Кай, и вдруг задумался. — Хм, фракция? Коричневая фракция? Ааа! Коричневая фракция!

Кай понял, что за маг несётся на него с обнажённым клинком, но вместо извинений Заревингер услышал:

— Прости, что сразу не признал, приятель. А я-то думаю, откуда запашком потянуло. А это, оказывается, аромат истинной магии!

— Порублю, кровосос! В капусту порублю!

Кай припустил от Заревингера, на бегу отпуская остроты о туалете гостиницы «Любимый гость». И когда боевой маг его почти настиг, обернулся летучей мышью.

Сколько бы отдал сейчас Заревингер за капельку маны, чтоб догнать рукокрылого шута огненным шаром. Но ману пил Клинвер через Паразита, а у Клинвера некий неведомый мертвец, поэтому только и оставалось, что продолжить пешее преследование.

Как только маг и вампир скрылись из виду, плешивый лодочник прекратил смеяться. На его лице появилось выражение человека, измученного каким-то долгим страхом.

Парусина на дне лодки зашевелилась, и из-под неё вылез человек с обожжёнными руками и шеей. Лицо его скрывала жуткая маска рогатого демона.

— Он ушёл?

— Да... ушёл.

— Молодец, что не сдал, Байки.

— Служить вам мне в радость, господин Ставрог.

— Не смеши, Байки. Какое «в радость»? Ты потерял десять лет жизни за те несколько дней, пока я живу в твоей лодке.

Слово «живу» было неправильным в отношении главаря Бесов. Это существование называется словом «небытие» или «посмертие». Но Байки Рыбак не был специалистом в некромантии, чтобы поправить Ставрога. Он был обычным пройдохой, который выловил труп в дорогих штанах в надежде, что в карманах найдётся, чем поживиться. И стал рабом живого мертвеца.

— Проклятый белобрысый нищёнок! — пустил слезу ненависти Байки Рыбак, он уже знал, кто подарил реке труп, не желавший упокоения. — Все мои беды из-за тебя! Вначале сгорела лодка, потом стражники в каталажке гноили, а теперь... Хозяин, можно я его сам убью, когда он нам попадётся?

Ставрог схватил Байки за шиворот и сказал, обдавая лицо могильным смрадом:

— С ума сошёл? Если он умрёт, просто умрёт, то я тоже превращусь в просто труп. Мысли некроманта открываются мне урывками, но я смог прочесть знания о своей сущности. И дух мой.... Я был уверен, что души нет. Смеялся над религией, один раз, даже помочился в церкви. Совершил насилие над монахиней и избил её за то, что громко кричала. Но сейчас я знаю, что душа не выдумка священников.

Ставрог отпустил Байки и добавил мягче, насколько вообще уместны подобные сравнения относительно тона мертвеца, который говорит не выпуская из лёгких воздух, а вступая во взаимодействие с маной некроманта:

— Поэтому пойми, мой дорогой раб...— Ставрог сделал паузу, и если б лодочник не был озабочен собственным страхом, то услышал бы ужас, который пропитал следующие слова хозяина. — А, значит, и остальное правда. Мне нельзя с моими грехами туда, Байки. Нельзя по ту сторону.

Ставрог трясущейся рукой достал флягу с вином, но вспомнив, что теперь ему этот способ успокоиться недоступен, в бешенстве выбросил её в реку.

— Нет, мы будем долго пытать мальчишку, а умереть не дадим. Пока мне не откроется в голове Клинвера, как делать живых мертвяков. Сделав мальца таким, я смогу его вечно мучить, и никогда не умру второй раз, успокоив свою одержимость. А пока что... пока что я недоволен тобой Байки. Я просил купить саблю для боя. А ты опять принёс железку, годную только наказывать непослушных рабов.

Байки взвизгнул, когда Ставрог полоснул ему легонько саблей по спине. Лодочник приносил, каждый раз платя всё больше денег, всё новые кривые клинки, но одержимому не понравился ни один.

— В идеале было бы найти мою любимую саблю на берегу... но её уже кто-то подобрал. Последний раз, Байки. Если сам не разбираешься в клинках, найми специалиста. Как можно было с первого раза не понять, что такое елмань? Как можно было взять такого дрянного качества сталь?!

— Я рыбак, а не воин, — скулел от обиды и боли Байки.

— Последний раз тебя прощаю. Ты уйдёшь и вернёшься с новой саблей, на этот раз отличной. И ты вернёшься. Обязательно, вернёшься. Душа есть, Байки, и твоя давно в моих руках.

* * *

Шибер Шул не спрашивал ветерана стражи, как он его нашёл. Если у человека опыт расследователя почти в сорок лет, подобные вопросы только рассмешат.

— Я пришёл дать показания на арестованного сына Воина Чести. И рассказать о тех его преступлениях, которые ещё неизвестны правосудию.

Шибер хищно улыбнулся. Лицо Невилла было бесстрастным, но королевский сыщик знал, что у него на душе творится.

— Ваши условия, Невилл?

— Можно на ты. Всего лишь одно. Суд Одного Дня. И казнь. Сразу же.

— Он ведь сын твоего друга...

— Бывшего друга. И он парень, который дорог Найрусу.

Шибер не спрашивал, в чём причина такой ненависти. Когда тебе на склоне лет после четырёх десятилетий достойной службы дают пощёчину на глазах множества свидетелей, подобные вопросы только бесят.

— Увы... Суд Одного Дня...

— Королевский расследователь вправе провести эту процедуру сам. В отсутствие герцога.

— Если его поддерживает первый или второй офицер местной стражи. Найрус тебя уволил.

Невилл зловеще захохотал.

— Тюфяк заставил меня снять ливрею, но, думаю, забыл подписать бумагу о моём увольнении. Официально я всё ещё старший офицер. Второй после тюфяка.

Шибер Шул повторил свой неподражаемый щелчок пальцами и засмеялся. А мстительный стражник продолжал делать королевские подарки королевскому расследователю.

— Мало того, я обещаю привести под петлю Блича по кличке Безжалостный. Мне известно, где он скрывается, и я знаю, как его выманить в город. Был бы благодарен, чтобы их казнили в один день.

— А мальчишка-то тебе чем насолил?

— Он воспитанник Найруса, — открыл Тяжёлая Рука. — Какая-то мистика. Все, кто дорог Найрусу, скоро начнут умирать.

— И впрямь, мистика, — сказал Шибер.

И опять засмеялся.

— И уж святое дело найти юридическую зацепку, обязывающую начальника Герцогова Ока присутствовать на казни. Ты слышал, Шибер?

Да уж, чем страшнее человек, тем более жуткие формы принимает его месть.