– Иветт, это слишком опасно. Я ценю твоё намерение, но, прости, нет. И это не обсуждается.
– Обсуждается, – спокойно возражаю я. – Во-первых, я привидение, тебе меня не остановить. Во-вторых, я могу быть полезна. Что ты станешь делать, когда против тебя применят руны?
– Справлюсь.
Угу.
– Лайс, а ты знаешь, в чём суть использования рун?
Он хмурится, но ждёт объяснений.
– Помнишь, я рассказывала, что руны – это искусственные ментальные конструкты? Ежедневно жрецы и их ученики медитируют, отдавая им свои силы.
– Иви, ты хочешь сказать, что против меня применят мощь, копившуюся годами?
– Именно так. Поэтому я пойду, Лайс.
Лайс засомневался, сомнения ясно видны в его взгляде, но Лайс всё ещё не соглашается. Довод резонный:
– Иви, тебя узнают.
Я улыбаюсь.
Неужели Лайс забыл, как я изменила наряд? Ритуальное одеяние обволакивает серый туман. Миг, и туман впитывается в ткань, и когда он исчезает, на мне уже обычное тёмно-песочное глухое платье, приличествующее простолюдинке. Я дополняю платье узким кружевным воротничком, манжетами и узким поясом. Вместо туфель на ногах появляются сапожки. И в довершение я создаю короткую дублёнку.
Лайс, глядя на меня, морщит нос. Согласна – смена одежды проблему не решает. Я усмехаюсь, подхожу к зеркалу, ловлю в отражении взгляд Лайса и… Добавить роста легко каблуками, а толщины – вещами, поэтому я становлюсь ниже на полголовы, меняю контуры фигуры – буду тощей палкой без намёка на формы. Я меняю цвет волос, причёску. Черты лица тоже плывут, я делаю скулы шире, а нос длиннее, заостряю подбородок. От меня прежней остаются одни глаза, но и их я меняю.
– Говоришь, узнают?
– А меня можешь изменить? – деловито уточняет Лайс.
– Нет. Внешность даётся телом, а душа после смерти некоторое время помнит, какой была при жизни. Кто-то помнит дольше, кто-то утрачивает связь с прошлым почти сразу.
– Обойдёмся без лекций, – грубовато обрывает меня Лайс.
Я послушно замолкаю. Я нутром чую, что Лайс не хочет меня обидеть, просто он на самом деле волнуется, но скрывает и ради меня старательно излучает уверенность в себе и в победе. Беспокойство прорывается не самым приятным образом, и отнестись с пониманием – лучшее, что я могу сделать.
– Если скажем, что мы пара, и хотим пожениться вопреки разрешению родителей, сойдёт?
– Вполне.
Лайс смотрит на меня с сожалением.
– Если я останусь, я не буду в безопасности, понимаешь?
– Прости…
Почему он просит прощения за то, что не может меня защитить? Так странно, но так правильно…
Лайс подаёт мне руку, и мы вместе выходим из дома.
– Может быть, нам стоит пойти не в храм? – тихо спрашиваю я.
От одной мысли, что Лайс может из-за меня погибнуть, мне дурно. Если бы я только могла вернуться в прошлое, я ни за что не пошла бы к Лайсу, я бы сразу обратилась к учителю. Но…
– Куда же нам идти, как не в храм?
– К нотариусу. Я дам показания, нотариус их засвидетельствует.
– Пфф! Где ты видела нотариусов, заверяющих заявления привидений?
Что верно, то верно – таких нет.
– Иветт, я справлюсь. Я прекрасно знаю, что делать. Сестру я вытащил. И потом, скорее всего, в ближайшее время жрецы попытаются уничтожить весь храмовый архив. Я хочу добраться до документов, пока не стало слишком поздно.
Я виновато опустила голову. Если бы я не вмешалась, у Лайса не возникло бы проблем.
– Иви, это я поступил неоправданно, – Лайс откуда-то знает, о чём я думаю. – Я пошёл на поводу у своей ненависти, вместо того, чтобы действовать с умом шаг за шагом.
Что ещё сказать?
Мы оба ошиблись. Ценой ошибок стал смертельный риск и… наша встреча. Я узнала, что за маской высокомерного щёголя скрывается надёжный защитник. Думаю, Лайс тоже увидел меня в ином свете.
Небо на востоке посветлело. Тучи за ночь разошлись, и небо над нами сияло россыпью ярких звёзд. Листья кружатся на ветру, но в ночи не рассмотреть их цвет. От луж разлетаются брызги.
Я крепче вцепляюсь в локоть Лайса, и Лайс отвечает крепким пожатием.
Идти не долго. Я указываю путь между домами, и вскоре мы выходим к святилищу. Я успокаиваю себя тем, что обоих нападавших Лайс убил, сообщить о его участии жрецам было некому, а я внешность изменила, так что жрецы не должны заподозрить плохого, хотя пара беглецов, желающих немедленно пожениться – это, увы, необычно и неизбежно привлечёт нежелательное внимание.
Мы поднимаемся по ступеням. Я поднимаю глаза к небу. Возможно, я в последний раз вижу звёзды. Так красиво… Так жаль прощаться с этой красотой… Нет, долой упадническое настроение, иначе перед генералом стыдно.
Лайс толкает дверь, пропускает меня вперёд. Мы входим в холл, и дверь с гулким ударом захлопывается за нашими спинами. Храм встречает нас полумраком и огнями свечей. В жаровнях тлеет уголь. Лайс щурится, вглядываясь в переплетение колонн и декоративных стенок, а я кошусь на гардеробный закуток. Я почти уверена, что давешняя девочка будет дремать в углу, но её нет.
– Нам бы раздеться, – подсказываю я.
Лайс не спорит, и мы проходим в закуток.
Я с трудом удерживаюсь от соблазна проверить ментальный фон. Трону ментал – наверняка наткнусь на охранку.
В гардеробе возникает проблема. Я не могу снять дублёнку, и мне нужно либо идти в алтарный зал в верхней одежде, что неприлично, либо надеяться, что странное исчезновение моих вещей останется незамеченным.
– Снимай, – решает Лайс.
Я развеиваю дублёнку, избавляюсь от обуви и оставляю видимость толстых носков – самое то для горожанки среднего достатка. Лайс одобрительно кивает, разувается, прячет сапоги под нижнюю полку, а на неё небрежно бросает своё пальто так, что одна пола свешивается до самого пола, а рукава ложатся высоким горбылём. Теперь можно подумать, что моя дублёнка погребена внизу.
Держась за руки, мы выходим в зал, и я невольно льну к Лайсу. Страшно…
Храм пуст, безлюден. Конечно, ночью и не должно быть иначе, но всё же. Я ориентируюсь хитросплетениях перегородок лучше и веду Лайса к главному алтарю. Наши шаги разносятся по храму, наше появление возмутило ментальный фон, но никто не выходит, и мы беспрепятственно доходим до алтаря.
У стены неприметный ящик, и я беру из него палочку благовония, опускаюсь на колени перед алтарём:
– Те, кто ушли, и те, кто никогда не жили, души и духи, тени и светы, с добрыми намерениями я делю с вами Дом.
Лайс вторит мне, тоже берёт палочку благовоний, зажигает от свечи, ставит и негромко повторяет:
– Те, кто ушли, и те, кто никогда не жили, души и духи, тени и светы, с добрыми намерениями я делю с вами Дом.
Дымок поднимается к потолку.
За нашими спинами раздаются приглушённые шаги.