Ненаписанное богами

Глава 3

Маэра

Высокий мужчина с пронзительными зелеными глазами — Нирика, так он представился — не предложил сопроводить меня наверх по лестнице. Он просто заявил, что сделает это. Я последовала за ним, не сопротивляясь, и не задавала вопросов, потому что даже генерал Вортан отступил, когда Нирика приблизился. К тому же я не хотела устраивать сцену. Не хотела, чтобы сцену устроил Аэлрик. Он был буквально в шаге от того, чтобы перепрыгнуть через стол и добраться до меня.

Нирика внушает страх, но не такой, как генерал, находясь с которым я чувствую себя добычей. Напротив, рядом с ним я ощущаю себя ничтожным муравьем, которого можно случайно раздавить сапогом. Все дело в его движениях, в манере говорить, в превосходстве, рожденном не из высокомерия, а из чего-то иного. В нем есть что-то… потустороннее, энергия, которая кажется нечеловеческой.

Мама сказала бы, что я фантазирую, а фантазии опасны. Разве этот урок еще не усвоен? Разве не мои мечты стали причиной трагедии? Именно они привели меня к Аэлрику, когда мы были детьми. Именно они шептали, что с ним будет безопасно.

Нирика открывает одну из дверей и жестом приглашает меня войти, когда мы доходим до конца винтовой лестницы. Я проскальзываю внутрь и нисколько не удивляюсь, когда дверь мягко закрывается с тихим щелчком, оставляя меня в комнате одну.

Я обнимаю себя руками. Не знаю, пытаюсь найти утешение или не развалиться на части. Дрожь не отпускает.

Аэлрик.

Осматриваю комнату, чтобы отвлечься. В центре стоит резная кровать с четырьмя столбами и балдахином, задрапированная белым шелком. В дальнем углу — кресло у камина, в котором пылает яркое пламя. Несмотря на страх перед огнем, я подхожу ближе, чтобы согреться и понять, куда девается дым. Мы ведь находимся под горой. Кресло обхожу стороной. Не думаю, что уставшие и замерзшие ноги смогут потом снова удержать мой вес, если я присяду.

Аэлрик.

Черт, как же хорошо он выглядит. Эта мысль вызывает во мне злость, которая оказывается на удивление приятной.

Я хватаюсь за нее, пытаясь разжечь, как огонь в печи. Злость лучше страха. Лучше печали. Лучше горя.

Может, так поступать не очень-то разумно, но определенно эффективно.

Аэлрик не заставляет себя долго ждать, так как я была в этой комнате всего несколько минут. Он тяжело дышит, открывая дверь, будто не поднялся несколько пролетов по лестнице, а взобрался на гору. И снова меня поражает, как хорошо он выглядит. Черт побери.

Он возмужал и стал еще привлекательнее. Его темные волосы длиннее, чем в детстве. Он носит их в косе и коротко подстригает бороду. Несколько седых волосков на лице и висках придают ему благородный вид, хотя Аэлрику всего двадцать девять. Лицо и руки в шрамах. А глаза почти такие же серые, как в моих воспоминаниях — цвета пепла от угасающего огня. В них тихая сосредоточенность и глубина, говорящая о страшных вещах. О тайнах. О решимости. В нем тоже чувствуется что-то потустороннее, как и в его друге. Похоже, он — Альтор.

От этой мысли сердце на мгновение замирает, но по какой-то причине мне не страшно.

А должно быть. Воспоминания о криках, пламени и пепле всегда рядом. Я не знаю, когда они захлестнут меня снова, даже самые незначительные вещи могут спровоцировать приступ. Мама называет это «кошмарами наяву». Именно поэтому я остаюсь в лагере вместо того, чтобы участвовать в набегах.

И все же, впервые за десять лет я полностью расслаблена и чувствую себя в безопасности, находясь с ним в одной комнате.

Аэлрик застывает, словно приросший к полу. Он медленно моргает, будто каждый раз, открывая глаза, ожидает увидеть кого-то другого.

Что сказать человеку, который пытался тебя убить?

— Привет, Аэлрик. — Я выбираю что-то простое, потому что не могу больше выносить это напряженное молчание.

Он быстро моргает и делает рваный вдох, будто мой голос разрушил какое-то заклинание, и неуверенно шагает ко мне. Это слеза катится по его щеке? Конечно, нет.

— Маэра, — стонет Аэлрик, протягивая ко мне руки.

Я делаю шаг назад, пламя лижет пятки. Жар заставляет меня вздрогнуть, и он мгновенно отдергивает руку, нахмурившись от непонимания.

— Не называй меня так, — говорю я и сама удивляюсь звучанию своего голоса. Он печальный. Я не хочу быть печальной, я хочу злиться. — Не называй меня так, — повторяю шепотом.

Аэлрик единственный, кто когда-либо называл меня Маэрой.

— Я думал, что ты умерла, — с трудом произносит он. Голос звучит хрипло.

Я выдавливаю смешок. Едкий, злобный. Откуда взялась эта злость? Она была во мне все эти годы? В двадцать девять лет не следует быть такой. Я делаю глубокий вдох и выдыхаю.

Аэлрик сглатывает, его кадык дергается. По его щеке скатывается еще одна слеза. Я пытаюсь снова разжечь в себе злость, но с каждой одинокой слезой, скользящей по его лицу, это становится труднее. Он даже не стыдится этого.

— Моя мама вытащила меня, — говорю я и сразу же жалею об этом. Черт. Теперь он знает, что моя мать тоже выжила в пожаре. Я не привыкла следить за словами рядом с человеком, которому раньше рассказывала все. Губы сжимаются, прежде чем из них вылетит что-то еще.

Аэлрик дергает руками, словно не знает, куда их деть. Его приоткрытый рот выглядит комично, будто он хочет что-то сказать, но не может найти слов.

— Вытащила тебя откуда? — наконец выпаливает он, и тут, похоже, его злость находит выход. Аэлрик ходит по кругу, пока говорит, но старается не вторгаться в мое пространство. Затем взволнованно проводит рукой по волосам, растрепав аккуратную косу. Темные пряди падают на лицо, обрамляя его. — Святая Серефель, Маэра! Ты не слышишь, что я говорю? Я думал, что ты мертва! Десять лет я оплакивал тебя, как свою жену, а ты все это время была жива и здорова? И сейчас я нахожу тебя здесь, флиртующую с генералом Фараэнгарда?

— Подожди. Что? — теперь моя очередь быть сбитой с толку. Кажется, что мы не просто на разных страницах, а в разных книгах. В разных, черт возьми, библиотеках. — Моя мама вытащила меня из дома, — говорю я, возвращаясь к его вопросу.

— Маэра… Я не понимаю, о чем ты говоришь. — Аэлрик проводит рукой по лицу, глядя на меня сквозь пальцы.

Воздух становится тяжелым и удушливым, как дым в тот самый день. Я никогда об этом не говорила. Но выражение на его лице искреннее, в нем настоящая растерянность. И та боль, что живет в его глазах, говорит сама за себя. А чувство, которое всегда возникает рядом с ним, снова окутывает меня. Чувство безопасности. Чувство любви.

— Мама вытащила меня до того, как они все сожгли, — слова вырываются из меня с тяжелым вздохом.

Он замирает. На комнату опускается неестественная тишина. Неспокойная, напряженная. Как будто мы в самом сердце бури. Или перед змеей, готовой к атаке.

Медленный, ползучий ужас распространяется по его лицу.

— Твой дом, — шепчет Аэлрик.

Я резко киваю. Он закрывает глаза, но я успеваю увидеть вспыхнувшую в них ярость. Аэлрик глубоко дышит через нос, а я наблюдаю, будто со стороны, как его крепкие кулаки сжимаются и разжимаются снова.

Я должна бояться.

Но все, что я чувствую, это уверенность, что нахожусь там, где мне и положено.

Рядом с ним.