Глава 17
Маэра
Солнце село несколько часов назад. Луна, полная и яркая, мягко освещает Брилин, когда та кружится снаружи у домика путешественников, раскинув руки в стороны, будто крылья фаравара.
Она подпрыгивает, издавая яростный звук. Приземлившись, сбивает кучку палочек, воткнутых ею в землю как могучие деревья. Свирепый рык тонет в смехе, а руки опускаются вдоль тела, когда Бри падает на землю и снова начинает закапывать палочки в землю. Она вся в грязи, веточки и хрустящие кусочки осенних листьев запутались у нее в волосах. Придется ей спать так, у меня нет сил таскать воду для купания.
Сегодня нам следовало бы продолжить путь к лагерю повстанцев. Пройдет еще несколько дней, прежде чем мы туда доберемся, а дел накопилось много, потому что я неделями пренебрегала своими обязанностями. Остаться в домике — эгоистичный поступок, но я не готова оставить воспоминания об Аэлрике.
Я украла это время для нас, для Бри и меня. Но даже оно не стоит на месте, и становится поздно. Уже давно пора спать, но энергия малышки до сих пор не иссякла. Возможно, она так же, как и я, не хочет, чтобы этот день закончился. Словно мы обе откладываем последнюю страницу книги, чтобы подольше насладиться предположениями.
Но в конце концов все равно нужно прочесть последнюю страницу и закрыть книгу. Всему приходит конец.
— Бри. — Она поднимает голову, а в руках полно рыхлой земли. — Пора идти спать.
— Нет, — она опускает руки обратно в попытке проявить неповиновение и продолжает копать.
Я поднимаю брови и упираюсь руками в бедра. Я всегда теряюсь, когда она вот так говорит со мной, будто я и мизинца ее не стою.
— Брилин, — повторяю я строже. — Мы играли весь день. Уже солнце село, и взошла луна. Пора спать.
— Амма, — говорит она с поучительным тоном, не отрываясь от своих ямок и веточек. — Еще не пора. Если мы сейчас пойдем, то пропустим их.
— О чем ты говоришь, Бри?
— Об Аэлрике и Кэрвине. Если сейчас пойдем внутрь, мы их пропустим.
— Бри, — мое сердце сжимается. — Они не вернутся, милая. У них есть своя жизнь в Синоде.
— Конечно же вернутся, — она закатывает глаза. — Они должны меня защищать.
— Ты ведь знаешь, что это моя работа — защищать тебя, детка.
Бри похлопывает землю вокруг одной из своих палочек, чтобы утрамбовать ее.
— Да, Амма. И ты очень хорошо справляешься, — говорит она, но в голосе слышится снисходительность. — Но Аэлрик и Кэрвин должны оберегать меня, когда начнутся настоящие битвы. Они захотят меня.
Мое сердце с силой ударяет о грудь. Это не детская фантазия, это дар Бри. Кто захочет ее? Фараэнгард? Охваченная отчаянным желанием прижать дочь к себе, я выхожу из укрытия домика, как раз в тот момент, когда с неба обрушивается холодный ветер.
— Они здесь! — Бри подскакивает, ликуя и вскидывая голову к небу, а ее палочки падают.
Сзамиранием сердца я ожидаю, что деревья начнут ломаться деревья и падать на землю, и бросаюсь к Бри, утаскивая ее с собой в домик. Но это не похоже на шторм. Черный зверь, спускающийся с небес, приземляется с мягкостью перышка, опускающегося на землю.
Но все же не фаравар привлекает мое внимание. А мужчина.
Я должна сосредоточиться на том, почему он здесь. Есть только один логичный ответ: нас обнаружили. Но мой заторможенный разум не хочет думать об этом. Он слишком отвлечен бешеным биением сердца и тем, как все мое существо тянется к нему, как каждая мысль сводится к одному.
Он здесь.
Я смотрю, раскрыв рот, как Аэлрик спрыгивает со своего зверя и широкими шагами пересекает расстояние между нами. Его взгляд прикован ко мне, сверкает чем-то диким и говорит «моя», будто он уже прокричал это с небес на спине Кэрвина, чтобы весь Фараэнгард услышал. Аэлрик не останавливается, когда доходит до нас. Одной рукой он подхватывает Бри, пока она визжит и обвивает его шею руками, а другой — притягивает меня к себе и прижимается губами.
Этот поцелуй — все. Он крадет землю у меня из-под ног, дыхание из груди и все мысли из головы, пока не остается ничего, кроме Аэлрика и силы его рук, сжимающих меня так крепко. Он целует меня с такой жадностью, в которой чувствуется разлука намного большая, чем один день.
Этот поцелуй… одновременно и победа, и война, в которой еще предстоит сразиться.
Бри хихикает между нами, и Аэлрик отрывается от моих губ, но не отпускает. Ни ее. Ни меня. Его дыхание неровное, грудь тяжело вздымается и опускается.
— Боги, — шепчет он хриплым голосом, в котором слышится нечто такое, от чего у меня перехватывает дыхание.
Каким-то образом я нахожу нить мысли и хватаюсь за нее обеими руками.
— Что ты… — начинаю я, но он перебивает, прижимая свой лоб к моему.
— Они отпустили меня, моя Маэра.
— Синод? — я округляю глаза.
— Синод. Боги.
— Но… Как? Почему?
— Я не знаю, — отвечает он хрипло.
Слова Бри всплывают у меня в голове, и я сжимаю руку Аэлрика. Наша дочь начинает извиваться и проситься на землю.
— Я хочу встретиться с Кэрвином, сейчас! — говорит она и похлопывает Аэлрика по щеке. — Поставь меня, папа.
Мы одновременно резко переводим взгляды на нее.
— Бри! Откуда ты знаешь, что Аэлрик — твой папа? — вырывается у меня прежде, чем я успеваю подумать.
— Я знаю больше, чем ты думаешь, Амма. — фыркает она. — А теперь можно, пожалуйста, встретиться с Кэрвином? Я ждала очень долго.
Аэлрик несколько секунд ошеломленно смотрит на нее, а потом запрокидывает голову и смеется. Смех заразительный, и, несмотря на мое замешательство и тревогу, уголки моих губ приподнимаются в ответ. Бри улыбается, хоть в ее улыбке и виднеется нетерпение. Он снова целует меня в лоб.
— Думаю, ты не дашь мне расслабиться, доченька, — подшучивает Аэлрик, опускает ее на землю и берет за руку. Другой он переплетает пальцы с моими, и в этот момент мы становимся единым целым.
— Брилин, познакомься с Кэрвином. Кэрвин, познакомься с моей дочерью.
Она ничуть не боится, когда мы приближаемся к фаравару. От возбуждения она буквально дрожит, перепрыгивая с ноги на ногу. Кэрвин опускает свою массивную морду, чтобы ткнуться в нее носом. Его голова ростом почти Бри, и когда фаравар фыркает, ее растрепанные кудри разлетаются во все стороны. Она смеется и обхватывает его морду руками, чтобы потереться носом в ответ.
Аэлрик наблюдает за этим, слегка озадаченный.
— Она совсем бесстрашная, — бормочет он, нахмурившись.
— Нисколько, — отвечаю я.
Кэрвин поднимает на меня взгляд, склонив голову. В этот момент Бри что-то шепчет ему на ухо, и он, развернув одно крыло, обнимает им обоих, создавая им свой островок уединения.
— Аэлрик, они…
— С ними все в порядке, перебивает он. — Кэрвин никогда не причинит ей вреда.
— Откуда ты знаешь?
— Ты доверяешь мне?
Я бросаю косой взгляд на огромного боевого зверя.
— Я доверяю тебе, — бормочу капризно.
— Тогда ты доверяешь и Кэрвину. — Его губы снова слегка приподнимаются. Аэлрик сегодня щедр на улыбки.
Я поворачиваюсь к нему, не удержавшись от соблазна запустить руки в волосы.
— Я все еще не понимаю, как ты здесь оказался.
Он прижимается к моей шее и глубоко вдыхает.
— Боги изменили мой путь. Я должен быть здесь. Они знают, что мое место рядом с тобой и Бри.
Страх сжимает сердце.
— Поверь, моя Маэра. Я бы не пришел, если бы думал, что подвергаю вас опасности. — Будто чувствуя мое беспокойство, он обнимает меня крепче.
Я хочу поверить. Боги, как же я хочу. Но страх все еще живет во мне. Мои пальцы сжимают его плечи, разрываясь между желанием удержать ближе и оттолкнуть прочь, прежде чем это сделают сами боги.
— Я не уйду, — его взгляд цепляется за мой. — Не сейчас. И никогда.
Это клятва. Это приказ. Воздух будто звенит от его уверенности, и что-то внутри наконец-то расслабляется.
Кэрвин убирает крыло, и Бри подходит к нам. Она прижимается к боку Аэлрика, словно всегда знала, что ее место именно там.
— Я рада, что ты вернулся, — говорит она, озорно улыбаясь. — И не только потому, что я наконец встретила Кэрвина.
Он снова смеется. Это звук, по которому я тосковала все это время.
— Похоже, я могу рассчитывать на тебя, чтобы не зазнаваться, Бри.
— Пойдем внутрь, — говорю я. Нам есть о чем поговорить.
— Не забудь свою свечу, папа! — кричит Бри через плечо и вприпрыжку бежит к домику. — Ты же не хочешь, чтобы твоя сумка загорелась.
Он замирает на месте, легкая улыбка сходит с его лица. Дверь захлопывается за Бри, и Аэлрик отпускает мою руку, чтобы порыться в небольшой сумке, перекинутой через плечо.
Он достает белую восковую свечу, вложенную в простой серебряный подсвечник. Некоторое время просто смотрит на нее, не отрывая взгляда от почерневшего фитиля. Выражение на его лице невозможно прочитать.
Фитиль вспыхивает, хотя рядом нет ни огнива, ни спички. От неожиданности я отшатываюсь, но Аэлрик успевает обхватить меня за талию и прижать к себе.
— Что это значит? — спрашиваю, не в силах скрыть тревогу в голосе.
Его глаза светятся, но не страхом, а осознанием. Это взгляд человека, который наконец понял свое место в мире. Будто проверяя, он резко дует на свечу. Пламя колышется, но не гаснет.
Аэлрик улыбается мне, а отблеск свечи окрашивает его лицо тенями и оттенками золота.
— Думаю, это значит, что теперь я повстанец.
— Не думай, что все будет просто. — Я притягиваю его ближе, и он хрипло и прерывисто выдыхает. — Моя мать тебя ненавидит. К тому же, она будет твоим командиром.
Аэлрик снова смеется, и его смех такой легкий.
— Твоя мать, пожалуй, единственное существо страшнее кхер’зеннов, — шутит он, но все же наклоняется, ставит свечу на землю и берет мое лицо в ладони, медленно приближаясь губами. — Но нет такого боя, который я бы не принял ради тебя, моя Маэра. Я проведу каждый миг, стараясь быть достойным тебя и Бри. И, надеюсь, со временем она это увидит. — Он улыбается совсем как мальчишка. — Кроме того, я воин Альтора. Любой военный командир будет рад заполучить меня и Кэрвина.
Я фыркаю от смеха, но в этот момент его губы находят мои, и все исчезает. Все тревоги о Синоде, о Бри, о повстанцах растворяются.
Боги могли украсть у нас прошлое, но история продолжается. Незавершенная. Ненаписанная. Неизвестная. И прекрасная, потому что она — наша.
Какие бы битвы ни ждали нас впереди, мы будем сражаться вместе.