Ненаписанное богами

Глава 8

Аэлрик

Перед глазами все залито красным цветом. Нет. Это огненная пропасть адов Лако, куда я и отправлю этих подонков. Со смертоносной точностью, отточенной десятилетиями непрерывных войн, я спрыгиваю со спины Кэрвина и бросаюсь на ближайшего. Он ближе всех, потому что пытался подобраться к Маэре. Из моего горла вырывается нечеловеческий рев. Это ничтожество что-то лепечет, моля о пощаде, когда я подхожу. Единственная пощада, которую я могу ему даровать — быстрая смерть, и то лишь ради нее. Маэра слишком добра для насилия. В детстве она не могла даже смотреть, как забивают свиней, и мать отправляла ее в лес собирать ягоды в такие дни. Мой меч быстро и эффективно пронзает его грудь, и я уже направляюсь к другому. Тому, в которого Маэра уже пустила стрелу. Он хватает дубину здоровой рукой и замахивается с дикой силой. Крупный мужчина, одержавший немало побед в бою, но только не в этот раз.

Я перехватываю дубину, и сжимаю ее в руке до тех пор, пока она не рассыпается в щепки. Его глаза расширяются от шока, прежде чем в него вонзается обломок собственного оружия. Пока я добираюсь до третьего, он уже мертв — раздавлен тяжестью атаки Кэрвина. Тот, как всегда, использовал деревья с убийственной точностью. Нужно будет поблагодарить его за то, что двоих он оставил мне. Позже, когда смогу говорить нормально.

Я вытираю кровь с меча о тунику старика. Не хочу, чтобы Маэра ее видела. Впервые с тех пор, как мы с Кэрвином уловили запахи и звуки драки, я позволяю себе замедлиться. Оборачиваюсь, чтобы найти ее. Мое дыхание резкое и пропитано яростью. Если бы мы опоздали всего на несколько минут… Боги, даже думать об этом не могу. Маэра все еще сидит на земле. Прошло, наверное, всего несколько секунд с момента, как Кэрвин приземлился на поляну. Я действовал быстро. Наши взгляды встречаются, и мы застываем на мгновение, которое наполнено отголосками насилия и невысказанными претензиями. Воздух между нами потрескивает от недосказанности. Как и вчера ночью, когда я увидел ее.

Маэра первой срывается с места, отводя взгляд. Ее дыхание становится неровным. Она разворачивается, будто собирается бежать.

— Маэра, — Ее движение вырывает меня из транса, и я подхожу ближе. — Что, черт возьми, ты делаешь в Плачущем лесу одна?

— Я не…

Но я израсходовал терпение, полагая, что она мертва.

— О чем, блядь, ты думала?! — Я трясу ее за плечи.

А потом целую ее, потому это единственное, что остается, кроме как снова встряхнуть ее. Мои губы прижимаются к ее губам в отчаянной попытке унять бешено бьющееся сердце, убедить себя — разум, тело и душу — что она жива. Что она в безопасности.

Я быстро отскакиваю назад, успевая перехватить кинжал, свистящий в воздухе, прежде чем он вонзается в мое плечо. Святая Серефель, какой же я идиот. Обернувшись, я уже готов метнуть кинжал обратно.

— Нет! — кричит Маэра и хватает мою руку в тот самый момент, когда ее маленькая копия врезается в меня.

— Отстань от моей мамы!

Я отступаю, сердце сжимается от шока и горя — конечно же, у Маэры есть семья. Удары девочки, точно попадающие мне по голени, едва ощущаются.

— Он друг, детка, — шепчет Маэра успокаивающие слова, поднимая маленькую взрывную девчонку. — Он мой друг, который пришел помочь. Он не делал мне больно.

Друг. Я отрываю взгляд от них, осматриваясь в поисках отца девочки. Где он? Где он, черт возьми, раз позволил им бродить здесь одним?

Меня снова захлестывает ярость, на этот раз из-за безымянного, безликого мужчины, который украл мою женщину и завладел жизнью моей мечты. Но при этом даже не удосужился быть рядом, чтобы защитить свое драгоценное сокровище от богов.

— Мы в безопасности, — повторяет Маэра. Когда слова наконец доходят до девочки, она взрывается рыданиями и опускает голову на колени матери. Маэра беспомощно смотрит на меня, пока ее дочь всхлипывает.

— Мне было так страшно, Амма, — шепчет она, и осколки ее страха разбивают мне сердце.

— Нам нужно увести ее отсюда, — шепчет Маэра, кивнув в сторону тел, лежащих на земле.

Верно.

Собираюсь уже убрать кинжал в ножны, как вдруг взгляд цепляется за рукоять. Она украшена гладкими розовыми речными камнями. Пальцы скользят по гальке. Это кинжал, который я сделал в подарок для Маэры, когда мы были детьми.

— Как… — останавливаюсь, удивленный тем, как хрипло звучит мой голос.

Маэра каким-то образом перекидывает лук за спину, держа при этом на руках девочку, которая цепко обвивает ее словно плющ ствол дерева. Я убираю кинжал за пояс. Этот вопрос оставим на потом. Сейчас нужно увести их отсюда.

Маэра с широко раскрытыми глазами смотрит на Кэрвина, а перепуганная девочка прижимается к матери. Наверное, сейчас не лучшая идея сажать их на спину фаравара, чтобы увезти прочь.

Я издаю тихий свист, и Кэрвин подходит спокойно и бесшумно, что на него очень не похоже. По своей природе он достаточно агрессивное существо, но, кажется, понимает, что мы пытаемся произвести впечатление.

— Спасибо, — я поглаживаю его по шее.

Кэрвин тихо ржет. «Пожалуйста». Затем трясет гривой. «Какой план?». Он слишком большой, чтобы передвигаться через лес, промежутки между деревьями очень узкие.

— Я отведу их в лагерь на ночь, — говорю я. — Держись рядом.

Кэрвин снова ржет и косо смотрит на меня. Я понимаю это послание абсолютно ясно. «Не облажайся».

Я толкаю его, но бесполезно. Подобное не сдвинет его даже на ширину паучьей лапки. Он фырчит. Придурок. А потом с идеальной смертоносной грацией расправляет крылья и взмывает в воздух.

Маэра завороженно смотрит на Кэрвина. Рот приоткрыт, голова запрокинута. Я пользуюсь ее замешательством, чтобы просунуть руку под колени и без труда поднять ее вместе с ребенком.

— Аэлрик, нет! Мы слишком тяжелые! — тихо вскрикивает она.

Закатив глаза, я бегу по лесу. Девочка перестает плакать и смотрит на меня из-под темных локонов. Святая Серефель, это словно видеть Маэру двадцать лет назад. Я едва не спотыкаюсь, но удерживаю равновесие, заставляя себя смотреть вперед, не отрывая взгляд от мелькающего пейзажа.

— В той стороне есть хижина для путешественников. — Маэра, видимо, убедившись, что я даже не запыхался, перестает протестовать и указывает на запад. — Именно там мы собирались остановиться на ночь.

Не говоря ни слова — я все еще не доверяю своему голосу — меняю направление и бегу в ту сторону, куда она указала. Девочка становится смелее. Ее взгляды задерживаются на мне все дольше, прежде чем она снова прячет лицо в потертую тунику матери. Но я по-прежнему стараюсь не смотреть на нее в упор. Не знаю, для себя или для нее.

Место мы находим менее, чем за час. Маэра указывает дорогу, хотя требуется не так уж много времени, чтобы понять, что она ориентируется по меткам на деревьях.

Хижина так искусно замаскирована, что кажется, будто лес добровольно согласился укрыть ее. Густые, колючие кустарники с низко свисающими ветвями скрывают ее от посторонних глаз. Листья и шипы сплетаются в непроходимый барьер, отпугивающий случайных прохожих. Деревья, плотно сомкнувшиеся вокруг, будто образуют стену, создавая укромный уголок тени, где и прячется хижина.

Я придерживаю ветви, освобождая Маэре и ее дочери путь. Она берет девочку за руку, продвигаясь вперед. Едва мы выходим из деревьев, малышка тут же срывается с места, будто хорошо знает дорогу. Мои мысли вновь возвращаются к тому, во что ввязалась Маэра.

— Бри! — зовет она. — Подожди. Сначала нужно убедиться, что здесь безопасно.

Девочка резко останавливается и поворачивается, смущенная улыбка расплывается по ее лицу.

— Прости, Амма, — говорит она и смотрит на меня с ожиданием. — Ты проверишь?

Я пытаюсь найти слова. Сказать, что всегда буду заботиться о ее безопасности просто потому, что она дочь Маэры. Но слова застревают в горле. Я молчу, не отрывая взгляд от ее лица.

Она так похожа на Маэру. Темные, непослушные волосы, озорная улыбка, бледная кожа и высокая, худощавая фигура — все это напоминает Маэру в детстве. Она — идеальная копия женщины, которую я люблю, за одним лишь исключением. Если у Маэры глаза цвета морской воды, сияющей на солнце, то у Бри они серые, как небо перед бурей.

Точь-в-точь как мои.

Из легких вырывается весь воздух, будто меня обрушили ударом молотом на ринге, или я свалился с Кэрвина в море.

Я не могу отвести взгляд от нее — от этого ребенка, от этого совершенного маленького человека, о чьем существовании я не подозревал до сегодняшнего дня. Горло сдавливает от попытки вымолвить слова, но ничего не выходит. Руки сжимаются в кулаки от нахлынувшего чувства вины, а внутри что-то первобытное и ужасное скручивает меня.

У меня есть дочь.

Я тот самый ублюдок, который оставил их одних, без защиты. И не только сегодня, а в течение последних десяти лет. Осознание этого давит на меня с такой силой, что колени подкашиваются. Никогда прежде я не терпел неудачу в чем-то подобном, в чем-то столь важном. Я не знаю, что делать: воззвать к богам в гневе или пасть на колени в молитве.

Маэра касается моей руки. В ее глазах, блестящих от невыплаканных слез, читается понимание, но в то же время и страх. Она сжимает мою руку в утешении, но отрицательно качает головой. Безмолвный ответ: «Наша дочь не знает».

Бри, моя дочь, поворачивается, склонив голову, и наблюдает за нами. Я пытаюсь прочистить горло, но такое чувство, будто когти дрэйгота рвут его изнутри. Отвернувшись, прохожу мимо, прежде чем они увидят мои слезы. Моей дочери сегодня не нужны новые травмы.

— Я проверю, все ли безопасно, — выдавливаю я.

Хоть это я могу сделать. Убедиться, что они в безопасности. Я всегда буду это делать.

Но шепот следует за мной, когда я вхожу в маленький домик, пока проверяю каждый угол и шкаф. Он все плотнее обвивает меня, заставляя чувствовать себя натянутой до предела тетивой, дрожащей под тяжестью чего-то неизбежного. В груди скручивается напряжение, которое не отпускает ни на миг. И все же этот шепот преследует меня…

«Никаких отвлекающих факторов».