Ненаписанное богами

Глава 14

Маэра

Глаза щиплет от сухости и недосыпа. Веки закрываются сами собой, убаюканные изматывающей усталостью в конечностях и ровным биением сердца Аэлрика под ухом. Кончики его пальцев скользят по моим рукам, спускаются вниз по спине, чтобы затем медленно и неторопливо вернуться обратно.

Недели изматывающего стресса предшествовали моему визиту в «Багровое перо». Годами я была словно туго натянутая пружина, готовая вот-вот лопнуть. Я и не подозревала, как глубоко это напряжение въелось в мои кости, став постоянной болью, с которой просто приходится жить. Но теперь, когда его руки лежат на мне, а дыхание ласкает кожу, после ночи взаимной любви, которая растопила меня до изнеможения, — напряжение наконец уходит.

Но это спокойствие причиняет мне боль иного рода. Мы лежим так до тех пор, пока первые лучи рассвета не проникают в окно, окрашивая комнату в золотые и бледно-голубые цвета. Все начинается с едва уловимого шепота, легкого покалывания на грани моего сознания. Плечи постепенно сковывает. Дыхание становится поверхностным.

Оно подкрадывается медленно и коварно, обвивая ребра. Тепло, что дарило облегчение, тает, уступая место леденящей пустоте. Конечности наливаются тяжестью. Челюсти сжимаются. Пальцы складываются в кулаки, будто я готовлюсь к невидимому удару. Мышцы между лопатками напрягаются.

Мой разум зацикливается на списке незавершенных дел, на надвигающейся угрозе завтрашнего дня и осознании того, что этот момент был лишь временным.

— Моя Маэра. — Голос подо мной звучит глухо, и я закрываю глаза, прижимаясь к шее Аэлрика, когда его руки крепче обвивают меня. — Что с тобой?

Я не могу говорить. Горло сжимается, слова застревают под нарастающим давлением в груди. Дыхание сбивается, становится поверхностным и частым. Аэлрик шевелится подо мной — все еще теплый, настоящий — но этого недостаточно. Чувство надвигающейся утраты впивается в меня холодными пальцами, сжимая ребра.

Нет. Только не снова.

Прошли годы с тех пор, как это случилось со мной в последний раз. С тех пор, как мой разум треснул под натиском страха, а тело предало меня. Тогда мне было двадцать пять, я стояла рядом с матерью, а мои руки были испачканы кровью другого человека. Я так усердно старалась похоронить ту девушку, чтобы больше никогда подобного не чувствовать.

Но сейчас все то же самое. То же чувство потери контроля, тот же ужас, разрывающий изнутри, первобытный и невыносимый. Та же беспомощная уверенность, что я сломаюсь, и ни одна часть меня не сможет это остановить.

— Маэра, — голос Аэлрика, теперь звучащий как приказ, заставляет меня оказаться у него на коленях.

Я резко поднимаю на него взгляд. Пытаюсь дышать, чтобы успокоиться, но в груди слишком тесно, голова кружится. Я понимаю, что теряю контроль, но страх реален. Страх — это все.

— Дыши, любовь моя, — бормочет он, одной рукой поглаживая меня по спине медленными круговыми движениями, а другой обхватывая лицо.

Из меня вырывается сдавленный звук — что-то между всхлипом и судорожным вдохом — пока я борюсь, пытаясь втянуть воздух в легкие. Зрение затуманивается. Большим пальцем Аэлрик успокаивающе и терпеливо гладит меня по щеке. Он впивается в меня глазами, будто в попытке передать свою силу.

— Дыши со мной, — его голос тихий, но твердый. Наверное, именно так он говорит с младшими Альторами. — Вдохни медленно, Маэра. Вот так. — Он делает нарочно слишком глубокий вдох, чтобы я могла повторить.

Я пытаюсь, но едва в мои легкие проникает воздух, он тут же стремительно вырывается обратно, и грудь снова сжимается в болезненном спазме.

— Еще раз. — Рука скользит к моему затылку, а пальцы согревают своим теплом кожу — Вдох…

Я не смею отвести взгляд от его глаз и бури в них, которая почему-то дарит покой. Вдыхаю медленно и рвано. Воздух застревает, но в этот раз вдох получается глубже.

— Вот так, — шепчет он. — Еще раз.

Паника сжимает меня в своих тисках, отчаянно пытаясь удержать, но я заставляю себя сделать еще один вдох, а затем еще один. Давление в груди не исчезает, но ослабевает настолько, что головокружение отступает. Аэлрика большим пальцем скользит по моей щеке, стирая слезу, которую я даже не заметила.

— Я здесь, — говорит он тихо, но уверенно. — Я с тобой.

«Но ненадолго», — звучит в моих мыслях. Аэлрик, будто услышав их, сильнее сжимает мои пальцы, не позволяя отвести взгляд.

— Я всегда буду с тобой, Маэра. Даже когда я думал, что потерял тебя в этой жизни, знал, что найду в следующей. Никакой мир, никакая война, никакое расстояние не смогут нас разлучить.

Я делаю еще один вдох, глубокий и ровный. Пальцы разжимаются, отпуская его кожу, в которую вцепились. Тело все еще вымотано и дрожит от пережитого, но я больше иду ко дну.

— Вот ты где. — Аэлрик, словно почувствовав мое облегчение, наклоняется и прижимается губами к виску.

— Ты уходишь. — Его тело напрягается подо мной.

— Остаться с тобой и Бри — это все, о чем я мечтаю. Но это слишком рискованно, Маэра. Гнев Синода. Гнев богов, — он проводит рукой по лицу. — И я знаю, что там таится. Ужасы, с которыми мы сражаемся… Они за пределами понимания.

— Кхер’зенны, — шепчу я.

— Да, — отвечает он хрипло, с мрачным оттенком в голосе. — Кхер’зенны — демоны смерти, а не обычные враги, Маэра. Им не нужны ни земли, ни золото, ни власть. Им нужны мы: наше дыхание, наша кровь, сама наша сущность.

Холод пробегает по позвоночнику, и я с трудом сглатываю. Смотрю вниз, на мою руку, покоящуюся на его сердце. Почему он? Почему это должен быть именно он?

— Я сражаюсь с ними, потому что должен. Потому что, если мы потерпим поражение, ничего после не будет. Раньше я бился за память о тебе. За жизнь, которую мы могли бы прожить. За тех, у кого еще есть шанс. Но теперь, Маэра, — Аэлрик мягко поднимает мой подбородок, заставляя снова встретиться с ним глазами, — теперь я сражаюсь за тебя. И за Бри, — хватка на лице усиливается, он смотрит на меня с мольбой. — Куда бы я ни пошел, с чем бы ни столкнулся там, клянусь, ты никогда не останешься без меня. Моя сила — твоя. Моя любовь — твоя. Даже если кхер’зенны заберут мое тело, они никогда не смогут забрать мою душу, потому что она навеки твоя.

Горло сдавливает спазм. Я верю ему. Должна веритьиначе страх поглотит меня без остатка. Наши лбы соприкасаются, а дыхание смешивается в тишине.

— Тогда иди. — Мой голос дрожит, но звучит уверенно.

Его губы с силой прижимаются к моим. Этот поцелуй… поглощает меня. Яростный и отчаянный, столкновение дыхания и жара. Аэлрик прижимает меня так крепко, будто хочет сохранить мое тепло после расставания. Он оставляет свой след на мне, а я — свой на нем, чтобы ни один из нас не смог забыть.

Боги, как я могу забыть?

Я цепляюсь за него, запутываюсь пальцами в волосах, прижимаюсь ближе. Если отпущу его и позволю хоть малейшему пространству встать между нами, потеря станет реальной. У Аэлрика из груди вырывается приглушенный, звериный стон, полный невыносимой боли. Он отстраняется ровно настолько, чтобы наши лбы соприкоснулись, а дыхание слилось в один рваный ритм.

— Нам нужно поговорить о другом, Маэра, — говорит он серьезно.

— Бри, — шепчу я в утренней тишине.

— Бри, — он кивает с тревогой в глазах. — Что она умеет?

Я начинаю ковырять ногти, подбирая слова, чтобы объяснить магию в ее крови. У жителей Селенции, которые наделены даром, шанс на выживание ничтожно мал. Обычно их еще детьми сжигают солдаты. Но Бри никогда не жила в селенцийской деревне. Всю жизнь она провела в лагере повстанцев.

— Она знает некоторые вещи, — отвечаю я, пока Аэлрик переплетает наши пальцы. — Обычно это что-то незначительное. Например, когда пойдет дождь или если кто-то опоздает. Она говорит, что ветер шепчет ей.

— Как ты это скрываешь?

— Обычно она говорит об этом только со мной. И мы живем в лагере, а не в деревне, где постоянно патрулируют солдаты.

— Расскажи мне о нем. — Его пальцы сжимают мои так крепко, что я вздрагиваю, но хватка тут же ослабевает.

— Не могу, — я качаю головой. — Ты и так знаешь слишком много.

— Ты связалась с чем-то опасным, Маэра?

— Полагаю, да. По правде говоря, в лагере мы в большей безопасности, чем на любой селенцийской земле. Особенно Бри.

— Это повстанцы? — спрашивает он. — Где ваш лагерь?

— Это не моя тайна, Аэлрик, — вздыхаю я. — И нарушает наши правила. Ты ведь не потенциальный новобранец. А скорее тот, кого командир назвал бы врагом.

— Я не твой враг, Маэра, — он прищуривается.

— Нет, не мой.

— И не враг твоим повстанцам, Маэра. — В его глазах вспыхивает настоящий гнев. — Я знаю, насколько все плохо в Селенции, и я в вечном долгу перед ними за то, что оберегали тебя и Бри все эти годы. Они спасли вас от моих проклятых родителей, от моего проклятого народа.

— Они и дальше будут оберегать нас. — Я прижимаюсь рукой к его щеке в утешающем жесте. — Тебе не нужно волноваться.

Аэлрик закрывает глаза и издает сдавленный звук.

— Я всегда буду волноваться, — он склоняет голову, прижимаясь лбом к моей груди, и я обнимаю его крепче. — Бри просыпается. Слышу, как она ворочается в постели.

Я напрягаю слух, но не слышу ничего, кроме собственного сердцебиения. И все же доверяю ему и пытаюсь отстраниться, но понимаю, что он не отпускает.

— Я всегда найду дорогу обратно к тебе, — шепчет Аэлрик.

Я хочу верить ему. Мне нужно ему верить.

Но боги никогда не были к нам милосердны.